Гехелин и Мелихов

Максим Запальский
 ;- Нобелевскую премию по физике получили английские ученые за открытие вихревых переходов, - сообщал диктор по новостной программе телевидения.
 ;- Последние исследования генетиков подтвердили наличие в генотипе ирландцев славянских корней, - продолжала его напарница новостную ленту.
 Венедикт Андреевич - известный автор, исследователь литературы, Шолоховед и преподаватель со вздохом выключил телевизор.
  ;-Эх, никаких идей, если бы мне с помощью вихревого перехода проникнуть в душу самого Михаила Александровича, понять, о чем он думал, у нас же с ним общие русские гены, - мрачно пошутил про себя писатель, усаживаясь за компьютер, разминая пальцы и наливая в рюмку виски.
;На прошлой неделе эту бутылку ему подарил знакомый священник, поздравляя с днем ангела: " Это вам для вдохновения, я сам его сделал". - Произнес батюшка, вручая подарок.
 Мыслей не было, но, как ни странно, в неведомых глубинах души Венедикта Андреевича что-то стало ныть и подрагивать, обычно он так ощущал приход вдохновения, обещавшего плодотворную бессонную ночь. Положив кисти рук на клавиатуру, писатель задумался.
 ;Его давно волновали две тайны, спрятанные в человеке: чудо языка и загадка таланта.  Когда родилась дочь, счастливый папаша часто разговаривал с младенцем и был потрясён её понимающей ответной реакцией, их диалоги стали для него откровением и радостью. Эта кроха, ничего не знающая и не умеющая, реагировала на его замечания, шутки, страшилки и уговоры гораздо внимательнее и точнее, чем студенты литинститута, где он вёл спецкурс.
         "Язык - это тайна, которой  обладают  люди. И интересно разобраться, закладывается ли он в наших генах или  даётся свыше? А может быть нам дано в детстве понимать все языки, а потом забывать ненужное? Или вдруг у младенцев есть дар некоего сверхязыка или первоязыка, пропадающий со временем?  А если они знают главное и единственное слово, которое вмещает в себя все, а взрослые потом бьются всю жизнь, чтобы его вспомнить? Понимала бы меня дочь, если бы я разговаривал с ней по-ирландски?" - размышлял  писатель, чувствуя сразу грусть и радость от неразрешимости вопроса. 
 Талант же, как ещё давно заметил Венедикт Андреевич, подобен живому существу и требует, чтобы его кормили и поили. Дарования возрастают, питаясь практикой, и цветут, поливаемые интересом.
 Когда-то писатель успешно закончил Бауманку и поступил в аспирантуру. Его кандидатская была связана с теорией колебаний, и дифференциальные уравнения, составленные им для расчетов, являли предмет гордости молодого ученого. Однако после первых писательских опытов интерес к науке заглох, а вслед за этим завяли и способности. Он даже перестал понимать свои же собственные формулы. "Откуда приходит и куда уходят способности? Как появляются открытия и создаются шедевры? " - задавался вопросами бывший аспирант, забирая документы из деканата.
 ;Встрепенувшись и сделав глоток из рюмки, Венедикт Андреевич хрустнул пальцами:
- Ладно, если Шолохов не хочет, чтобы я стал им, то пусть он станет мной, - произнес писатель, косясь на виски, устанавливая шрифт и корректируя рамку редактора.
Что-то треснуло в комнате после этих слов, словно выстрелил стартовый пистолет, и пальцы наперегонки побежали по клавишам.
Когда в душе писателя дрожало вдохновение, он без разбега набирал сразу несколько абзацев или даже страниц и лишь затем корректировал текст, и исправлял ошибки, порой и сам удивляясь написанному. Так было и на этот раз, но подняв глаза, он с досадой понял, что вдохновение ушло в пар. Экран глумливо светился абракадаброй, в рассеянности автор оставил активной латиницу в своём ноутбуке.
 Творческий трепет перешел в стон, а в душе, казалось, что-то с грохотом опрокинулось. В досаде Венидикт Андреевич даже не мог припомнить только что написанного, а восстанавливать по буквам у него не хватало терпения. Осушив рюмку до дна и вдруг вспомнив, как когда-то в юности, играя в баскетбол, он спас игру, попав мячом в корзину через все поле, писатель скопировал абракадабру в переводчик и напряг интернет, запустив программу. Экран замелькал вспышками и, казалось, задрожал, как будто пропавшее творческое вдохновение человека теперь перешло на него, опять раздался треск, смерч из букв прошелся по монитору и, осыпавшись внезапным буквопадом, собрался в строчки. Вглядевшись Венедикт Андреевич понял, что это старинная Кельтская сага о пятнистой корове, заканчивающаяся словами: "Но я, записавший эту историю, сам едва верю, в происшествия, описанные здесь, и не знаю, что дальше стало с удивительным воином. После всего случившегося его ничего больше не держало на земле, Он пережил все возможное и невозможное, победил все уловки демонов и пришел в свой дом опустошённым. И только одна дочь побежала к нему навстречу".
  По коже писателя побежали мурашки и ему вспомнились последние строчки великого романа: "Он стоял у ворот родного дома, держал на руках сына… Это было все, что осталось у него в жизни, что пока еще роднило его с землей и со всем этим огромным, сияющим под холодным солнцем миром".
 ;Замерев и, как будто, опасаясь кого-то спугнуть, Венедикт Андреевич осторожным движением пальцев листал страницы, читая ирландскую сагу, затем, повинуясь неясным догадкам, нашел в новостях информацию о нобелевских лауреатах и об открытиях генетиков. Покрываясь испариной, он внимательно и долго вглядывался в непонятные слова, а его седеющие волосы, как наэлектризованные, поднялись антеннами, будто улавливая мысленные волны.
- Это просто мистика какая-то, не может такого быть! – воскликнул, наконец, мастер и замер, размышляя и невидяще глядя в клетчатую раму окна. А там, словно отражая вспышки догадок и состязание мыслей в голове писателя, облака с заходящим солнцем затеяли удивительную игру. Облачная тьма пыталась объять и поглотить солнечный свет своей мрачной утробой, но как только захлопывались косматящиеся челюсти туч, яркие лучи неизменно прожигали и лопали пополам наседающую небесную хмурь. В последней нижней клетке окна светило вновь вырвалось из разверзшегося тучного чрева и, выиграв партию, ферзем скрылось за горизонт подоконника, одарив Венедикта Андреевича закатным бордовым целованием. Словно проснувшись от этого солнечного поцелуя, писатель встрепенулся и, загибая пальцы, по Фандорински начал расставлять по полкам свои выводы:
- Так, Мелихов из Тихого Дона и Гехелин из Ирландской саги - герои схожих судеб. Это раз. Теперь мне понятно, что Шолохов был знаком с Ирландским эпосом и взял в качестве прототипа Мелихова героя из "Пятнистой коровы", как когда-то Шекспир для прообраза Гамлета использовал героя скандинавской «Саги об Амлете». Два. Похоже, я сделал открытие в шолоховедении. Три!
 Не выдержав внутреннего напряжения, шолоховед вскочил и быстро заходил по комнате, сверкая глазами и ероша антенны волос. Почти выкрикивая, он продолжил логическую цепочку:
- У Русских с Ирландцами общие гены и, значит, общие предки. Четыре. Есть какая-то возможность посредством этих вихревых переходов связываться со своими далекими родственниками. Пять. Шолохов знал, как соединиться с автором саги. Шесть. Я пока не знаю, но тоже каким-то образом соединился. Семь.
 ;Внезапно от порыва ветра со звоном распахнулось окно, пыльный вихрь кометой влетел в комнату, разметал бумаги, лежащие на столе, и, скинув на пол, разбил стоящий на самом краю пустой стакан.
В следующее воскресенье Венедикт Андреевич после службы подошел к знакомому батюшке и, поблагодарив за подарок на именины, поинтересовался, как делалось самодельное виски. Священник с удовольствием поделился опытом. Напиток был изготовлен методом тройной перегонки по старинному ирландскому рецепту.
 ;...В тот же вечер в Ольстере, известный писатель и исследователь древних Кёльтских саг, сэр Бенедикт Эндрин, выключив новости, сел за компьютер, налив для вдохновения рюмку русской водки из бутылки, подаренной ему накануне настоятелем кафедрального собора.
 Закатное солнце, пробивая тучи, наполняло кабинет вечерней палитрой.