***
Прошел почти год их знакомства. Отношения между ними развивались, наверное, обыкновенно, как у всех влюбленных молодых людей.
Отпуск Ромки полетел как секунда. Он с каждым днем все более влюблялся в Лёльку. Нет, все не так. Не с каждым днем, а с каждой секундой, каждым мгновением. И не влюблялся, а жил ею. Влюбился он в ту секунду, когда увидел ее насмешливые глаза. А дальше происходило узнавание, угадывание ее, себя в ней, ее привычек, ее характера, ее лица, складочек ее тела. Они жили рядом, вместе и параллельно.
Ромка постоянно одергивал себя: стоило ему остановиться, как он переходил в созерцательное состояние и просто любовался Лелькой. Он мог бы часами смотреть в ее глаза и не уставал, мог любоваться грацией ее движений, тактом и гармонией ее отношений с людьми и не насытился бы. Лёлька не позволяла. Она начинала дурачиться и подтрунивать. Ромка первое время пытался настоять на своем (это с Лелькой то), но потом понял несуразность своего дурашливого поведения. Лёлька не вещь и не объект поклонения, она живой человек и личность. Любоваться собой как нефритовой статуэткой, как произведением искусства позволяют только пустышки. Лёлька не такая.
Как только Ромка понял это, как только понял причину ее протестов, так сразу успокоился и естественно изменил и стиль общения с Лелькой. Он старался превратить все время которое он проводил с ней, в непрерывный, нескончаемый экшен – кипучая деятельность, множество событий, поступков, действий. Лёлька в движении это еще круче и нет надобности просто пучить влюбленные коровьи глаза. Какие гармоничные движения, бесподобная пластика, а следовать за движением ее мысли, сопереживать вместе с ней, угадывать ее эмоции, ее намерения и желания! Что еще нужно для счастья?
Ромка каждый день узнавал в ней и о ней что-то новое. В том числе он понял, что ее ирония - это в подавляющем большинстве способ смягчения напряжения, обстановки, обстоятельств, но ни как не подшучивание, подтрунивание над человеком, его слабостями. Над обстоятельствами – да! Над личностью – никогда! Никогда это не было смехом над кем-то или чем-то, это было приглашение изменить точку зрения. Если посмеяться над проблемой, то она исчезает.
-Иди сюда, милая!- он усадил Лёльку рядом с собой,- будем решать!
-Ну ты же знаешь, как все получилось! Ну Ромка, ну улыбнись! Все так удачно складывалось. Складывается.
В институт я не стала и документы отдавать из-за ноги. Мама договорилась, что меня примут в местную газету рассыльным - внештатным корреспондентом. Первые же два номера с моими материалами попали на глаза шефу из областной газеты и мне предложили у них поработать местным корреспондентом. Мой шеф меня вызвал и буквально в приказном порядке, заставил отдать документы в наш филиал университета на заочное отделение. Так я стала студенткой, даже вступительные экзамены не сдавала. Ну а потом работа, работа и еще раз работа. В редакции хвалят.
Я им показала школьные заметки, так они направили их на конкурс "Молодые голоса России". Одновременно несколько моих проблемных материалов в газете срочно добавили в сборник местных авторов "Родимый край".
Все так бесподобно, как мороженное. Я сначала подумала, что кто-то меня усиленно протежирует, уж больно все на сказку о золушке похоже. Имела по этому поводу разговор с мамой (папка вне подозрений как жена цезаря). К своему удивлению обнаружила, что нет тут постороннего вмешательства, по крайней мере, со стороны родных. Это обрадовало и напугало одновременно. Я боюсь загордиться!
-Тебе это не грозит.
-Ну, Ромка, хватит, я с тобой серьезно. Я не хочу менять свои взгляды на жизнь. Не в плане, что не нравятся мне перемены или я консерватор, сноб. Просто, просто… Ну просто, я не знаю. Вал событий так захлестнул, что мне надо немного повременить, утрясти впечатления от перемен. От возможных перемен. Я боюсь заплыть не туда. Стоит только отпустить контроль, позволить подленькой мыслишке гнездышко свить: я умная, я талантливая, я хорошая, я репортер от Бога, как остальные личности моментально отдаляются, из людей начинают превращаться в людишек. В букашек. В винтиков. В удовлетворителей твоих потребностей. В мелочь, путающуюся под ногами и мешающую творить, мне великой. Я не буду такой, не хочу, не сдамся.
-Да кто ж тебя заставляет? Успокойся! Раз уж ты говоришь об этом, раз ты видишь эту опасность, значит все в порядке.
-Правда, ты так считаешь?
-Ну конечно, это же очевидно!
-Вообще-то я знала это, но хотела еще раз убедиться. Спасибо тебе. Я страшно не люблю таких зазнаек.
Но вопрос или проблема наверное в другом. Жизнь моя категорически изменилась. Если раньше я была просто послушной девочкой: выучи уроки, приберись, приготовь ужин, участвуй в концерте – есть, то теперь я на другой ступени, я перешла на другой уровень. "Когда мы можем встретиться? А если завтра? Я бы хотела выяснить почему прорвало трубы, ведь по документам проведен капитальный ремонт? Почему в милиции зарегистрировано за последний месяц 15 случаев побега из интерната? У вас детей бьют?"
Сейчас я не просто выполняю чьи-то поручения, я стала другой личностью по статусу. Как корреспондент я могу и обязана принимать меры чтобы принудить людей к некоторым действиям. Дать интервью, предоставить информацию. Никто не хочет отвечать на неудобные вопросы. А мне, чтобы выполнить задание, необходимо предпринимать не всегда приятные для других действия. Иными словами оказывать воздействие, а если быть точным то заставлять людей. Это насилие! Нет?
-Нет! Будь они поприличней, то не нарушали бы и не злоупотребляли! То есть они сами себя и загнали в такую ситуацию. Не ты причина их бед, а они сами.
-Насилие от этого не перестает быть насилием.
-Ты уверена, что не ошиблась с профессией? К чему такие декадентские страдания? Если справедливое и полезное действо по выволакиванию подлецов за ушко да на белый свет, на обзор честных людей вызывает у тебя такие эмоции, то нужно ли это? Для тебя, для других? Бросай профессию или перейди на страничку "домоводство", "наш сад"! Талантливо и интересно можно и там писать.
Лёлька сморщила личико в попытке не засмеяться.
-Что ты?
Вместо слов Лёлька выдала бульканье, всхлипы, судорожные движения в попытке руками зажать рот, все тщетно в конце она сдалась и залилась заразительным задорным смехом.
-Лёлька, получишь!
-Прости, прости. Я представила как шикарно изменится твоя последняя фраза, если изменить ударение в слове.
-Каком слове,- непонимающе протянул Ромка,- о чем ты?
-Писать. Писать, писать, писать,- повторила Лёлька тоном Раневской. Она вскочила со скамейки, закружилась словно в вальсе. Прокрутилась перед Ромкой, зацепила газон и оказавшись за скамейкой остановилась, пытаясь поймать равновесие уперлась на плечи Ромки, обняла его наклонив голову так, что ее пышные волосы упали вниз и куполом накрыли их обоих, защекотав его по щекам, по носу, по губам. Лёлька приблизилась к его уху и прошептала, разделяя слова на слоги.
-Ром-ка. Я тебя о-бо-жа-ю.
Поцеловала его в щеку, склонилась с другой стороны,- я тебя люблю.
Поцеловала в губы, вернее в уголок губ. Ромка приподнял руку чтобы ее поддержать, но она уже выпрямилась, обогнула скамейку, поймала его руку, взяла в ладони и положила себе на колени.
-Спасибо тебе, родной! Конечно я все понимаю. Но прости глупую женщину, я сомневаюсь, мне хочется не то что проверить, а вроде бы как озвучить мои мысли. Так они становятся более правильными что ли, весомей.
Ты ведь это все знаешь! Я и писала тебе,- губы чуть-чуть, только намеком дрогнули (а было ли ее веселье всего несколько секунд назад) и звонила, и приезжала к тебе. Ты все знаешь.
Дело не в этом. Все дело в этом транше. Окончательно стало известно только неделю назад. Я и приехала, без тебя решать не хочу. Буржуины выделили несколько стипендий для области для обучения молодых сотрудников газет в престижном и очень известном университете. Это шанс. Предлагают мне. По сути я единственная из молодых, кто действительно работает реально в газете. Остальные путевки уже заняты детками из областных. Если я откажусь, то быстро найдут кому отдать ее. Правда редактор сказал, что разговаривать со мной после этого будет только на "Вы"! Не смейся это самое жестокое наказание на что он способен.
-А варианты есть какие-нибудь, свободный график или еще что либо?
-Нет, Ромчик. Я бы сама так хотела. Только обучение два года по университетской программе, потом годовая стажировка в крупнейших холдингах мира. Вот здесь можно будет выбирать: или телевидение или пресса, но обязательные командировки по всему миру. Глупые буржуины – это не наказание, а приключения.
-Три года.
-Не говори так мрачно, у меня сейчас сердце разорвется.
-Лёлька, что-то мне подсказывает, что ты уже приняла решение?
-Я люблю тебя!
-Меня после выпуска направят в гарнизон. Там придется еще два года без тебя.
-Я все равно люблю тебя.
-Я тебя знаю, ты талант, ты гигантище, мне не кажется фантастическим вариант, что ты так проявишь себя, и тебе предложат работу у них там?
-Что тебя беспокоит: мой возможный профессиональный рост или жизнь без меня?
-Не будь жестокой. Ты же знаешь, что офицеры заключают контракт и минимум пять лет я буду должен отработать, вернее отслужить. Но с учетом того, что наша подготовка идет по спецкурсу, то вполне вероятна подписка о невыезде за пределы страны лет так на 20!
-Я люблю тебя!
-Хватит Лёлька, вопрос серьезный сейчас мы решаем нашу жизнь, мы планируем и строим будущее. Надеюсь не надо объяснять, что я очень хочу чтобы ты была счастлива, чтобы достигла высот в профессии, чтобы реализовалась. Но в варианте твоей поездки за границу нет меня. Не может быть. Обстоятельства сильнее нас. Не может в принципе быть так, что и я: офицер спецподразделений и ты: известный журналист, прошедший школу иностранных пищалок о демократии и работающая на них. Прости, может быть слишком резко, но резать надо быстро и решительно, иначе процедура грозит превратиться в пытку. Да?
-Согласна.
-Ну?
-Что?
-Я же сказал, что мне кажется что ты уже приняла решение!
-Нет!
-Нет?
-Нет! Я не приняла решение!
-Это неправильно!
-Я знаю!
-Ты меня любишь?
-Ромка!!!
-Я хочу попросить тебя. Подумай хорошо. Мы с тобой до этого предложения - это одно, и мы с тобой после его - уже совсем иное. Оба этих состояния никак не связаны между собой. Общее только я и только ты. Мы. Я приму любое твое решение. Я все равно буду любить тебя независимо от того создадим ли мы семью, будем ли вместе жить и растить детей. Я хочу, чтобы на твой выбор не влияло ни присутствие меня в твоей жизни, ни наши отношения, ни наши еще недавние совместные планы. Ничего. Ты можешь пожертвовать карьерой ради нас. Но если для тебя это нечто большее чем просто карьера, чем любимое дело, больше чем профессия, то будет нехорошо. Может быть нехорошо. Ты всю оставшуюся жизнь будешь помнить об упущенной возможности. Может и не упрекнешь ни себя, ни меня, даже слова не скажешь, даже внутренне не позволишь себе и думать об этом, но заноза останется. Поступать надо правильно!
-А правильно для вас товарищ курсант быть сейчас в наряде и наводить порядок, а не шляться незнамо где и с кем. Встать! Смирно!..
***
Ромка и Лёлька так увлеклись разговором, что не заметили приближение дежурного по училищу.
Вообще-то ничего особо страшного не произошло, но неприятности были возможны. В том числе самые нежеланные в данной ситуации для Ромки: новые наряды вне очереди, запреты на увольнение в ближайшие выходные. И то и другое для него в сложившейся ситуации было крайне нежелательно. Лёлька не может, как жена декабриста, сидеть в гостинице и ждать пока он отслужит наряды и получит возможность поговорить с ней.
Какой все же козел!- подумал про себя Ромка.
Если быть объективным, то так оно и было. В училище, как и в любой военной организации, вся жизнь строилась по приказу и на основе строгой дисциплины. В конце концов, какая же это армия, если приказы не выполняются, а обсуждаются.
Ромке очень нравилась старинная притча по этому поводу:
Пришел к правителю военноначальник и подал трактат по военному искусству.
-Трактат хороший, но теория - одно, а практика - другое! Не мог ли бы ты показать свое искусство на практике?!– предложил правитель,- какое тебе нужно войско?
-Любое!
Тогда в насмешку дали гарем. Военоначальник разбил женщин на два отряда, построил их во дворе дворца. Назначил двух любимых наложниц командирами над отрядами. Объяснил, где право, где лево и что такое кругом.
Стал отдавать команды. Первый раз не получилось – разнобой. Полководец объяснил все еще раз и показал, и снова команда не выполнена, но получилось еще хуже: офицеры смеялись, повторяя команду, а солдаты ее не исполнили: кто повернулся налево, кто направо, а кто и вовсе сел на траву.
И в третий раз было то же самое. Кто виноват? Полководец не виноват, он несколько раз повторил свое объяснение. Солдаты виноваты? Нет, не виноваты. Не получилось потому что офицеры отдавали команды таким образом, как будто имелось ввиду что ее можно не выполнять. Виноваты офицеры. Отрубить им головы!
Князь воспротивился, - все, хватит говорит. Я вижу, что ты хороший полководец!
-Нет, нельзя, досточтимый - если враги прознают что у тебя такое войско, что не подчиняется приказам, то непременно на тебя нападут и держава твоя погибнет.
Поставили других офицеров, и стало получаться.
И солдаты, и новые офицеры поняли, что приказ не выполнить нельзя.
-Еще многому следует научиться, но уже сейчас я готов идти в бой.
Князь только рукой махнул.
Ромка вспомнил и первые дни своего пребывания в училище: после зачисления сразу начался курс молодого бойца. От гражданской вольняшки сразу пришлось отказаться. Ромка ничего – от привык и к дисциплине и самодисциплине, иначе не смог бы и спортом и в музыкой заниматься да еще и в школе не двойки получать. Он легко влился в армейскую действительность, а вот некоторым пришлось тяжко. Если воспринимать приказ как форму насилия над личностью, то в армии делать нечего.
В первый же день после зачисления в казарму пришел старшина. Он выдал постельное белье, приказал заправить кровати, навести порядок. Порядок навели быстро. Кровати выровняли. Ждут час, два, три. Никто не приходит и не проверяет, старшины нет. Кто-то прилег на кровати поспать – делать то все равно нечего.
Появился старшина.
-Ядрен Матрен! Раскудрыт твою через коромысло! Почему порядка нет? Почему кровати не заправлены. Пять минут. Чтобы все блестело как у кота лысина. Проверять лично буду. Сокрушу!!!
По дороге зацепил рукой но крышке общей вешалки – полетела пыль, старые конспекты, журналы с красотками, пробки и много чего еще. Никто не догадался проверить там. Вывалил из ближайшей тумбочки все содержимое на кровать. Хмыкнул – плюшки копите, тараканов разводите.
-Пять минут. Время пошло.
Если утром все кинулись наводить порядок: кто ведро принес, кто пыль протирал, кто выравнивал – все вертелось и крутилось, то теперь ничего не получалось. Одни легли опять – зачем убирать, если скоро обед, а старшина все одно мусор найдет. Ведь прибрались же, были уверены что навели идеальный порядок а старшина одним движением руки показал каково действительное состояние дел. Другие начали спорить – мол они утром искали швабру, приносили воду, пусть теперь другие побегают, а их очередь - отдыхать.
Старшина появился так же внезапно как и в прошлый раз но не через несколько часов и даже не через 5 минут, что сам и отвел, а через три с половиной. Вместе с ним были командиры взводов.
-Так вы забили! Вы Родину не любите! Вы подчиняться не хотите, вам порядок не нужен! Дальше шла, как говорилось в одном фильме, непереводимая фольклорная лексика. В несколько этажей. Вплоть до четвертого, где находилось расположение Ромкиной роты.
Позвучала команда на наведение идеального порядка с вощением полов, для чего нужно всю мебель и кровати вынести. Понеслось! Металлические двухэтажные кровати не разбирая (старшина запретил) потянули на выход. Старшина орет, - хоть один угол на лестничных маршах отобьете, будете сегодня еще и лестницу красить. Кровати расставлять на плацу по той же планировке как и в кубрике. Бегом, бегом. Скоро обед. А зачем по планировке? Ведь выносят чтобы освободить место для вощения полов. В принципе можно наверное было бы и не выносить, а составить здесь же на этаже в коридоре или на половине кубрика? Робкий ропот и бубонение, но к старшине со своими гениальными мыслями как облегчить жизнь никто не решился подойти. Где-то в глубине сознания мысль, что это так надо.
Еле успели: кровати расставлены под номерами, выровнены по нитке, заправлены, уголки отбиты острее бритвы. Все довольны – справились и успели. Быстрее бы день закончился, слушать старшину уже не очень хочется, скорее бы занятия, овладевать наукой побеждать, бить врага, управлять техникой, но не слушать его истошные вопли.
Построились, ушли на обед. Успели съесть только суп, если кто успел. Прибегает дневальный – шестая рота на выход, построение на плацу перед своими кроватями.
Старшина темнее тучи.
-Кто разрешил уйти на обед не сдав работу? Туча на лице старшины подкрепляется грозовыми облаками на небе, начинает накрапывать дождь.
-П-А-чему кровати не сориентированы так как в казарме? Какая команда была? Поставить так как в расположение! Какой чудак на букву "М" догадался поставить кровати вдоль маршевых полос? И почему кровати так и не заправлены должным образом: горбятся, собраны волнами и вообще почему бардак? Немедленно привести все в порядок.
А дождик все каплет и каплет. Байковые одеяла набирают влагу. Старшина орет что на них придется спать, ни одного другого одеяла из каптерки выдано не будет. Бегом, раздолбаи.
Курсантик ушастенький (как медкомиссию прошел?) запутался в сапогах. На пару размеров больше, сам старшина и выдавал, чтоб нога не прела и для портянки место осталось.
-Ты что недоделанный, своим видом пугать противника собрался? Его не внешним видом побеждать надо, а слаженной и четкой работой, чтоб не один, а все вместе и дружно. Команду выполнять надо, а не критиковать. Как ты командовать будешь, как требовать исполнения, если сам не можешь подчиняться!?
-Стоять! Вы что, с ума посходили, почему бардак такой, почему одеяла на асфальт сброшены, почему две кровати сцеплены и упали на бок? Зацепились! У тебя самого ничего не зацепилось? Ах, еще и прищемилось! Так вы не способны упорядочить свое хаотическое движение даже на таком участке, вы не можете решить простейшую задачу по выравниванию и заправке кроватей! Строиться! Будем учиться групповому взаимодействию. Лучше всего подходит строевой шаг, а еще лучше строевой бег. И в экипировке. Приготовиться к марш броску. На ужин точно не успеем, поэтому от каждого взвода выделить по человеку и бегом на склад, получить сухпай. Бегом!
Прибежали к складу без пятнадцати. Прапорщик - начпрод уже замок вешает,- нет, не могу. Мне еще до КПП идти, как раз рабочее время закончится, да и начкару он уже склад почти сдал, осталось опечатать и сдать ключи, так что приходите завтра. Приходите и все вам будет дадено и выдано и распоряжение зам по тылу на выдачу пайка не забудьте. До свиданья. Кругом, я сказал. Объяснять мене что ты сегодня кушать хочешь будешь мне завтра. С документами. Потом видно пожалев добавил: дурачки, жрать вам все равно не дадут, да и после марш броска не полезет, а ящики с сухпаем с собой и туда и обратно тащить придется. Так что еще потом и спасибо ему скажете.
А рота уже построена и ждет. Объясниться не дали, экипироваться не разрешили, поставили в строй и все побежали. Пацаны косятся: мало того что бегут не как все с выкладкой, так еще и сухпая не принесли. А дождь идет. Уже не каплет, а идет.
Прибежали под самый настоящий ливень, ноги еле волочат.
Хорошо что дежурный по роте отдал команду собрать одеяла с плаца и занести в расположение.
Снова аврал, теперь уже по затаскиванию кроватей обратно. Разбирать нельзя – потеряете или не соберете. Занесли. Одеяла мокрые, старшина выдал несколько утюгов стали сушить, в бытовке натянули веревки развесили влажные одеяла под вентиляторами.
Бригада побежала подкрашивать лестницу – поотбивали все таки, вторая пошла на усиление наряда – солдатские кирзачи оставляют чудовищные черные полосы на всей лестнице: надо отмыть.
Наконец высушили, заправили, выровняли, подкрасили, отмыли, построились. Старшина проверил.
-Дерьмо! Никуда не годно, будем тренироваться.
Всеобщее уныние, но на протесты сил уже нет.
-Завтра.
Вздох облегчения.
-К вечерней проверке приступить!
Вздох разочарования. Куда люди деться то могли, все здесь!
-Разговорчики.
Поверились, доложили. Отбой.
Легли в три часа. В пять подъем.
К концу недели было более тридцати рапортов на отчисление. После плотных бесед с руководством большинство осталось. И как-то очень быстро курсанты достигли понимания чего от них хотят и что их ждет. Но были и такие, что уехали служить в армию.
Ромка, как и все, первое время возмущался кажущейся глупостью, несуразностью происходящего, идиотизмом или даже прямым издевательством команд, поступков и действий командиров. Но очень скоро пришло понимание, что вот такие шоковые методы отнюдь не имеют цель унизить или оскорбить. Совсем наоборот: тут цель благая. Кто точно знает, что не сможет жить в такой среде в таком режиме, имеет возможность вовремя уйти из армии, поменять профессию.
Но как "Отче наш" каждый будущий офицер и командир должен знать, что основа армии это приказ, и выполнение этого приказа, и подчинение ему. Приказ не сам по себе, не приказ ради приказа, а способность соединить волю многих людей для решения единого, уверенность в том, что задача будет выполнена. Не всегда командир имеет время или возможность растолковать подчиненным смысл распоряжения. Но время не ждет, каждая секунда на счету. Задание должно быть выполнено иначе под угрозу становятся жизни многих людей, судьба задания, операции, войны, государства.
Приказ на атаку! Что делать командиру – поднять людей в бросок. Так положит же всех и приказ не выполнит. Послать одного бойца, чтобы подавил огневую точку, пусть даже броском на амбразуру, как Матросов. Столько жизней будет сохранено и приказ выполнен. Но надо этого Матросова выбрать и быть уверенным, что не испугается, не отступит, выполнит приказ. Погибнет. И потом жить с этим сколько тебе отведено. Это ты послал его на смерть. Его кровь на тебе.
Даже ругань и мат имеют значение. Если в бою, в противостоянии враг оскорбит тебя и ты начнешь сердиться, нервничать, обижаться? Какой из тебя боец? А в современных конфликтах еще с древнейших времен противники старались опорочить друг друга, выставить начальников идиотами, запугать, обмануть и т.д. в общем: информационная война.
Если хочешь командовать, сначала научись подчиняться, тогда может и получится из тебя командир.
Эти истины уже не надо объяснять выпускнику. Все это понимали и старшекурсники и в том числе офицеры училища. Понимали они и то, что жизнь не стоит на месте, а молодым да задорным помимо овладения искусства побеждать надо бы и другие вопросы порешать. Например, обзаведение семьей. В тайге не очень-то невесту найдешь.
Поэтому на некоторые шалости курсантов командиры смотрели не то чтобы сквозь пальцы, но и не очень придирались. В конце концов они и сами: кто давно, а кто не очень были в этой же шкуре курсантской.
Не случайно появилась здесь в тенистой аллейке за училищем скамейка. И не случайно название среди курсантов ходило: место для поцелуйчиков. Из дежурки хорошо было видно и лавочку и все что на ней происходит. Допустим, нет у курсанта увольнительной или вот как Ромка стоит он в наряде: можно переговорить с любимой на лавочке, договориться о встрече. Получается что вроде бы и не на месте, но вроде и самохода нет и разрешить вопросы можно. Многие дежурные не привередничают, если нужен им человек, достаточно открыть форточку и крикнуть.
Что для молодого тренированного тела двухметровая ограда – шелуха. Два мощных прыжка, толчок на последнем и вот уже тело перенесено на законную территорию, туда, где и должно было находиться.
-Иванов!
-Я-сь!
-Почему здесь, а не в расположении, что делаешь?
-Так мусор выносил, наряд сдавать скоро (или Петрова искал, или за Сидоровым старшина послал).
-Мусорка ж в другой стороне!
-Так я и территорию одновременно проверил!
И он, и офицер оба всё понимают; перепалка обычно заканчивается угрозой самому всё проверить и только.
Но, как говорится в рекламе, не все перцы одинаковые. Есть и другие кадры из другой жизни из другой породы, навроде этого усача. Зацепил он Ромку не из служебного рвения и не из вредности. Наплевать ему на всех и на вся, кроме себя. Здесь тонкий расчет. Нужно заиметь какой-нибудь плюсик к моменту сдачи дежурства. Придет завтра генерал на службу, станет принимать дежурство, а он ему докладывает: происшествий серьезных не случилось, есть мелочь – дежурный по роте вместо того чтобы руководить нарядом и готовиться к сдаче покинул расположение, блукал неизвестно где, пока доблестный дежурный по училищу его не выловил. Неизвестно что на уме у бойца было, может в самоход вознамерился, может еще что похуже, но благодаря умелым действиям дежурного, его настойчивости и бдительности, возможные негативные последствия пресечены на взлете.
Молодец,- скажет генерал, хороший офицер, благодарю за службу. А своим заместителям скажет, обратите внимание, не засиделся ли, может на повышение пора выдвигать?
Есть и еще плюс теперь можно спокойно завалиться спать и давить харю всю ночь, вместо того чтобы проверять караулы и бдеть службу. Зачем, нарушение уже добыто и докладывать генералу есть о чем?! Лафа. Ромка для него как манна небесная.
Но и Ромка понимал все эти нюансы, в том числе был осведомлен о скверных привычках этого усача. Не видать ему повышения, ни за что.
Курсанты отплачивали ему той же монетой. Во время его дежурства, вернее, когда утром генерал появлялся на своей законной территории, вдруг загорался мусорный бак и всю территорию затягивало едким дымом (а коммунальщики отказывались наотрез вывозить горелый бак – огонь мог вспыхнуть снова, но уже в машине) так что вонь стояла долго. Бывали случаи, когда незнамо как на плацу в аккурат напротив центрального входа появлялось мазутное пятно, которого невозможно было вывести достаточно быстро и прочие неприятные мелочи. За "усачом" у руководства плотно утвердилась репутация служаки, но дурака, который с дуру может что угодно сломать. Лучше бы он ничего не делал.
Ромка начал неспешно подниматься, при этом он не поворачивал лицо в сторону дежурного, более того корпус развернул спиной к нему, а голову пригнул вниз, и чтобы спрятать лицо в тени и попробовать выхватить боковым зрением местонахождение дежурного. Он твердо решил не влипать, а достать его или догнать усач ни за что не смог бы. Вот он зацепил взглядом его ноги, спина все еще оставалась расслабленной, но пружинящая энергия уже покатила по ногам. В следующее мгновение он уже будет в зоне недосягаемости. Лицо его усач не видел, поэтому Ромка должен сделать всего-то малость: скачек через забор и всё. Пока усач будет оббегать и строить наряд, Ромка поднимется в расположение и отдышится и форму при желании сможет поменять, потом попробуй докажи что это именно он там был. И не был совсем, а очень даже порядок наводил. А пацаны не сдадут, это точняк, тем более этому козлу!
-Меня не знаешь, приставал, знакомился,- Ромка успел это шепнуть Лельке и уже совсем было отправился в полет, но был подло подбит на самом взлете.
-Стоять, Роман. Убегать бессмысленно. Я знаю твое имя – девушка слишком возбужденно тебя называла. Что вы здесь делали?
-Вот извращенец.
-Согласна, козел!
Роман и Лёлька в полголоса перебросились фразами. Они стояли вплотную друг к другу и сказанное не было понятно усачу, но то что они переговариваются он уловил.
-Хорош базлать. Шушукаются они.
Он обходил скамейку, а Ромка все так же отворачивался, он пока что не сдался, его только тормознуло знание его имени. Принципиально это ничего не меняло, все равно оставался шанс отбрехаться. Тем более, если Ромка убежит, то усачу самому будет не выгодно поднимать шум: застукал курсанта в самоходе, но задержать не смог. Вместо благодарности за бдительность от мог получить нагоняй - возможно, и уж точно - насмешки.
-Убегать бессмысленно. Сейчас я медленно пройду в дежурку и подниму книгу нарядов. Сразу и станет ясно кто у нас такой шустрый в суточном наряде под именем Роман, бегает незнамо где, вместо того чтобы службу тянуть. А убегать от меня нет никакого резона, поскольку увидев вас, голубков я запер центральный вход на замок. Убежишь – я проведу проверку и все равно вычислю и поймаю. Но будет хуже. Отвечать придется. Это тебе не с прошмандовками по лавочкам тереться, трепак ловить. Смирно боец! Повернуться ко мне!
Ромка уже сам поворачивался к нему и не выполняя команду, а сам по своему импульсу и намерению. Его разум еще не среагировал, он еще не успел возмутиться, даже внутренне. Слова усача были настолько возмутительны, что даже не оставляли места для протеста. Ромка повернулся чтобы мочить. Он выбирал как ударить: в пах, чтобы его такие красочные образы соединились с его болевыми переживаниями, в морду, чтобы нос превратился в хрюкающее-шмыгающий пятак на много дней, или в вонючий рот, чтобы брызнуло зубами? Этот дегенерат посмел пусть не прямо (что Лёлька якобы такая), но все же очень неуважительно отозваться о женщинах, тем более в присутствии Лёльки, явно цепляя ее. Все эти мысли скакнули молнией в мозгу Ромки, за миллионную долю секунды. О последствиях он и не подумал (почти наверняка отчислят, и если не посадят – не по всамделешнему, а на губу, то еще хорошо) да и просчитывать последствия он не стал. Обидеть Лёльку! Как посмел! Порву!
-Ромка не сметь! Сядь!
После фразы усача Ромка успел только повернуть корпус и поднять голову, а Лёлька или почувствовала, или угадала его намерение и опять в своей реакции опередила его.
-Вы, мужчина, наверное бабу толком оттрахать не можете, а все туда же с рассуждениями. Ваш крючок наверно такой манюсенький, что комплексуете наверное сильно и усы свои холите для компенсации моральной!
Усач поднял дыбом свою щетину под носом и ринулся к Лельке, наверняка имея намерение ударить. Поднял уже руку.
Лёлька не шелохнулась, понизив голос почти до шепота, ясно, четко разделяя слова проговорила,- имею разряд по карате, крушу кирпичи. С одного удара пару зубов высажу. Гарантирую.
И набрав полную грудь воздуха громогласно:
-Пидар!!! А-а-а!!!
Немая сцена как в ревизоре. Ромка никак не ожидал, что в словарном багаже Лёльки есть и такие слова. Дежурный был явно просто ошарашен отпором и труханул, шмякнулся на мягкое место рядом с Ромкой.
-Рот прикройте, оба,- она внезапно рассмеялась,- ну и рожа у тебя, Шарапов!- Ромке.
Так же резко оборвав смех, она повернулась к дежурному, молниеносно переместилась вперед. Тот инстинктивно подался назад, даже приподнял руку, вроде как загораживаясь от бешенной бабы, но ее движение было настолько быстрым, что даже Ромка, знавший о ее способности к подобного рода выкрутасам не заметил ее движения, а уж усач и подавно. Лёлька одной рукой схватила в захват кисть усача и потянута вверх, одновременно резко наклонилась вперед, так что ее голова оказалась на уровне его живота. Со стороны могло показаться, что она хотела боднуть или откусить чего-то усачу. Инстинктивно дежурный вжался еще дальше в спинку, Лёлька же с усилием прижала его руку себе к щеке, а тот в панике с вытаращенными от неожиданности глазами вырвал свою руку из захвата. На щеке Лёльки моментально стали наливаться три параллельные багровые полосы. Она выпрямилась.
-Слушай сюда, малохольный! Под ногтями у тебя частицы моей кожи. Даже если ты очень хорошо помоешься, если под корень срежешь или даже вырвешь свои когти, то следы моего эпителия на твоих руках все равно останутся. Факт. Любая экспертиза по направлению полос подтвердит, что это не я сама себе лицо располосовала, а некто другой. И этот другой некто, срисован множеством прохожих, которые подтвердят что ты приставал ко мне, я отбивалась и кричала, а этот доблестный курсант защищал мою честь от грязных посягательств такого чудовищного гада как ты. Посадить тебя конечно же не получится, поскольку насилия у тебя - монстра по отношению ко мне - трепетной и беззащитной лани не состоялось, но нервы помотаю и уж конечно карьеру поломаю. Устраивает такая перспектива?
Похоже, что даже при желании усач не смог бы и словечко вымолвить, он озирался по сторонам, вероятно ловя взглядом тех, кто его будет в суде опознавать, потом пялился на растопыренную клешню, возможно размышляя: а не отрубить бы, чтобы уничтожить улики? Не будь ситуация настолько трагичной и напряженной, Ромка непременно рассмеялся бы.
-Резюмирую,- продолжила Лёлька,- влип ты, ханурик по самые нихочу.
Ромку ситуация стала веселить, из проблемы, усилиями Лёльки, превращаясь в фарс, он уже совсем спокойно и расслаблено расположился на скамейке и приготовился наблюдать за дальнейшим развитием событий.
-Мои условия: сейчас мы расходимся и по возможности делаем вид, что ничего этого не было.
Лёлька не успела договорить, а дежурный уже усиленно тряс головой в знак согласия.
-Я не закончила. Естественно никаких телодвижений в отношении Романа быть не должно, ни сегодня, ни когда-либо еще, вплоть до его выпуска.
Снова судорожные движения головой. Его нахождение здесь, казалось, начинает раздражать Лёльку, это чувствовалось по изменению ее интонации.
-Сейчас я иду в травмпункт снять побои, а потом в милицию и пишу заявление о нападении и попытке изнасилования.
Испуганный взгляд.
-Если мои условия будут нарушены, то немного успокоившись, ну, например, через пару дней я смогу вспомнить, что нападение на меня было в районе училища. Это я напрочь сейчас забуду, наверное из-за пережитого шока, а потом память может и возвратиться. Вероятно, смогу и опознать нападавшего! Наверняка, опознаю! Понятно?
Кивок головой, но уже какой-то мерзко пренебрежительный. Вероятно он уже успокоился и понял, что в принципе ему ничего не грозит.
-Договорились?
Кивок головой и презрительно опущенные уголки губ, может быть это означало что я вас так презираю, что и говорить не считаю нужным. Как же быстро подлецы приходят в себя!
-Хотя нет!
Испуг, вроде бы уже потонувший, снова как поплавок вскочил в его глазах. Она явно игралась.
-Я с засранцами не договариваюсь, а ставлю условия. Пока Роман, жду тебя после сдачи дежурства часа через два у себя, не опаздывай.
И легкий кивок в его сторону, ободряющая улыбка – ну прямо королева.
-На всякий случай ставлю в известность, что мой папа - высокий чин в облпрокуратуре.
-Не опаздывай,- еще раз Ромке.
Развернулась и плавно покачивая бедрами направилась в сторону остановки.
Ромка посчитал, что больше здесь смотреть нечего и встречаться взглядом с усатым ему совсем не хочется. Он подхватился с лавочки, перемахнул через ограду и побежал к казарме. Внутренне усмехнулся – он знал множество щелок как проникнуть внутрь казармы помимо главного входа. Какая наивность, он видите ли замок повесил! Идиото, облика аморале. Но какова Лелька! Люблю!
***
Приближалась буря. Одинокий голубь оторвался от ветки и принялся набирать высоту.
Он сидел и кружил возле лавочки давно. Это было его место. Когда пришли Ромка с Лелькой он подобрался поближе и якобы случайно прогуливался рядом. Он знал, что очень часто перепадают кусочки пирожка, семечки, печенье, стаканчик от мороженки тоже пойдет. Потом пришел третий и они не сидели, а все скакали вокруг лавочки. В такой ситуации приближаться опасно, могут затоптать, а резкие движения руки могут означать что в него что-то кинули. Лучше подождать в сторонке и попировать потом.
Когда девчонка стала скакать и кричать, голубь поднялся на ветку от беды подальше. Вообще-то голуби не могут хватать ветки лапками, но дерево было старое, ветки толстые, а улетать от пищи не хотелось. А сверху видно все. Но приближается буря и надо улететь и укрыться, а улетать не хочется.
Другие птицы давно попрятались. Птицы и вообще животные заранее чувствуют непогоду. И голуби спрятались – они первые. Тяжелой птице при сильном ветре тяжелее приходится - порыв может крылья сломать, шквал бросить на дерево, на стену, расшибить о землю. И вороны тоже попрятались. Хоть и крылья у них пожестче и посильнее они, но со стихией не поспоришь. Последними исчезли воробышки. Мелкие и юркие, быстрые и стремительные: исчезли все, нет никого. Только одинокий голубь на ветке.
Но вот и он, подчиняясь своим внутренним предчувствиям понял что дальше оставаться опасно, поднялся с ветки и принялся набирать высоту. Люди тоже закончили свои дела, все трое пошли в разные стороны. Наступило казалось бы самое удобное время – лавочка свободна, можно поживиться, но голубь набирает высоту. Вот он на уровне верхушек, а внизу расползается треугольник: девчушка в веселенькой одежде бодро идет, прискакивает к остановке, молодой в пятнатой одежде и с ножом на поясе перелетел через забор (может он птица, что так летает, люди так не могут, а он перелетел). Сейчас он идет к большому дому с множеством окон. Походка мягкая, пружинистая, плывущая (может он не птица – ведь крыльев нет, тогда он кошка, только кошки так ходят). Третий стоит - у него большая и плоская фуражка, на нее так приятно гадить (пару раз попал) на одежде кожаные ремни. Расстояние между ими все увеличивается, треугольник становится все больше и больше. Голубь все выше, вот уже кроны деревьев заслоняют от него то одного, то другого, их трудно одновременно удержать в поле зрения, да голубю это и не надо, он птица. Он символ, но символом его сделали люди. Только люди.
Если б его мозги могли аналитически мыслить, то он очень переживал бы из-за того, что позарился на неизвестно что, на фикцию, на возможность сыто пожрать, а теперь все плохо.
Ветер, особенно наверху, переходит в сильный. Ну еще немного, еще пару взмахов и все закончится: он нырнет под козырек старого дома, опустится на балку и окажется на чердаке, среди своих. Еще взмах, он уже сложил крылья чтобы спикировать вниз, теперь расправить и одновременно хвостом сделать подныр под козырек, под нависшие листы шифера. В этот момент разогнанный по тоннелю улицы шквал с ревом бьется о старое здание и бросает голубя на стену. Чуть-чуть, не хватило до спасительного чердака, мгновения. Но еще не все потеряно. Бывало и круче. Шквал пролетел, а внизу, у земли, остановленный деревьями, столбами, тумбами ветер почти совсем не чувствуется. Голубь пикирует, приходит в себя, у земли выравнивает полет и делает насколько натужных взмахов. Несколько перьев потеряно, пара маховых сломаны, но ничего, еще немного взмахов и конец мучениям, можно будет спокойно прийти в себя. Но перья сломаны, полет уже не такой плавный, движения не точны. Голубь подлетает к срезу, пробует повторить маневр и это ему удается. Почти. Сломанные маховые перья не держат, он не рассчитал расстояние и цепляет стену, заваливается набок. Но это ничто, это не катастрофа, даже пришибленный он за пару взмахов долетел бы, но новый шквал срывает его с полета, и бросает на ветку. Хрясь. Наверное крыло сломано. Голубь падает на землю. Здоровым крылом еще старается взмахнуть, но второе не работает, поэтому получился перевертыш. Взлететь не получается. Он остановился и сложил крылья. Это тоже еще ничего - может там не перелом, а вывих. Нужно немного покоя и он восстановится и будет летать. Непременно. Только переждать.
Кот в подвале давно заметил пташку. Вообще-то голубь для котенка великоватая добыча, но этот раненый! Кот из глубины подвала запрыгнул на вентиляционное окно и с любопытством осмотрелся. По крайней мере последняя и неудачная попытка полностью произошла на его глазах. Зрачки сузились, хвост трубой, захлестал себя по бокам.
А ветер гнет кроны деревьев. Внизу еще относительно тихо, только завихрения закручивают и подымают вверх листву, бумажки, пакеты, пыль и кусочки мусора. Но вверху уже все очень серьезно. Резкие шквалы ветра рвут облака, сбивают, сгоняют грозовые тучи. По верху, по кронам рванули порывы ветра свежего, крепкого. Полетели вниз сломленные сухие ветки, отмершие кусочки коры, листья. Резкие, переменчивые порывы заставляют ветки гнуться в ритме, как будто кто-то машет ветками-руками прощаясь или может провожая кого-то, что-то. Прошел шквал, ослаб напор и ветки пошли назад, но основная напруга ветра не спадает, поэтому листики на ветках трепещут, шелестят, играют бликами. Сама ветка выпрямляется, возвращается на место, перестает колебаться и трепетать, а листья наоборот бешено трясутся на веточке, угрожая оторваться и улететь. Новый шквал и все наоборот: ветки скачком улетают вперед по ветру, начинают трепетать и дрожать, бешено биться под чудовищной напругой и карабкаться назад, возвращаясь на место, а листьям не под силу противостоять такому напору, они все направлены только вперед, строго по направлению ветра. Затрепещут они только если напор ветра хоть немного ослабнет. Получается двойное волнообразное движение, колебание. Ветки относительно спокойны – листья кувыркаются, листья ровные – ветки хлещут.
На какую-то секунду вокруг наступила полная неподвижность. Словно и не было только что свистопляски. Кругом полная тишина. Даже промышленные шумы приглушились. Не ухает сваезабиватель, не воют сирены в порту. Обычно резкие и звонкие щелчки колес трамвая на стыках перешли на уровень шелестения. Ни крика птиц, ни гудков машин. Ничего, тишина.
Кот выгнул спину, выбирая место на асфальте, куда спрыгнуть с окна.
Тяжелая капля с размаху шлепнулась в, на мгновенье успокоившуюся, пыль. Раздался не резкий, приглушенный шлепок. Кругляшки уже не пыли, а грязи фонтанчиком, следом от взрыва снаряда взлетели вверх. Рядом упала другая капля, такая же крупная и брызгучая. Потом еще, еще. Время между падениями катастрофически уменьшается, нарастает гул: пшс-с-ссс. Вот уже и почти невозможно различить, отделить падение одной капли от другой. По асфальту побежали первые робкие ручейки с мутью, с пеной и мусором.
Голубь отковылял под крону ближайшего дерева, кот передумал прыгать вниз.
Ветер, вроде бы притихший, пришибленный вертикальными струями, набирает силу, подвывает, задувает. Снова начинает швыряться шквалами и неистовствует. Вертикальное падение капель, а лучше сказать уже струй невозможно. Ветер сносит их, старается порвать, понести горизонтально, бросить на листья, на стены, на окна. Шум и свистопляска.
Голубь пытается найти место где не заливает. Тщетно. Кот, спасаясь от брызг перебрался в глубь подвала, но дерево, за который спрятался голубок не упускает из виду.
-Подождем.
Ученые до сих пор не могут точно сказать: могут ли животные мыслить или вся их жизнь это всего лишь инстинкты. Может кот облизывается в нетерпении и предвкушении пиршества и Охоты. Может голубь переживает, что так глупо влип в сантиметрах от дома. И надо же было с высоты как пижону высматривать как расходятся в разные стороны Он, Она и Оно. Все случилось так как случилось. Впереди еще конец дождя и многое еще чего.
***
Ромка немного задержался. Прибежал к Лельке мокрый и запыхавшийся. С началом бури прошлось срочно проводить аврал. Суточный наряд быстро пробежал по помещениям и проверил окна. Успели не везде: кое-где водой залило аудитории и спальные помещения, четыре окна разбито. Вот и все потери; для гигантского комплекса зданий – общевойскового училища это совсем немного. Естественно действующему суточному наряду пришлось задержаться – убирали воду, стеклили окна, поэтому пересмена прошла немного позже.
Ромка не стал дожидаться ни транспорта, ни ловить такси, он хотел как можно быстрей увидеть Лёльку, побежал – всего-то до гостиницы пара кварталов. Она конечно же проявила железную выдержку, но все таки женщина! Вдруг нервы не выдержат и она начнет рвать и метать, наделает глупостей.
Усача он не боялся. Боле того, он был уверен, что и в случае конфликта его и Ромки, пусть даже и с битьем морды он придумал бы выход. Но какова Лёлька! Вот боец! Как быстро сориентировалась и приняла такое неожиданное решение, что сам фактор неожиданности в ее действиях из сопутствующего элемента превратился в оружие, в самостоятельный аргумент.
Усач ошалел. Его не видно было и не слышно. Вернувшись в дежурку он заперся в комнате отдыха и не показывал носа. Но это и к лучшему. Без его вмешательства, глупых и суматошных команд, наряды по объектам и этажам быстрее навели порядок, а развод нового наряда на службу провел помощник дежурного.
Ромка был уверен, что никому и никогда тот ничего не расскажет, поэтому и спешил успокоить Лёльку. Наверняка она сильно переживала из-за случившегося.
Но он ошибся. Лёлька была спокойна как слон и основное беспокойство ее было в том, что Ромка пришел промокший до нитки. Она раздела его, одежду развесила сушить, а Ромку принялась поить горячим чает. Даже в гостиничном номере она умудрилась создать почти домашний уют.
Ромка потянулся к ней было, но она мягко его остановила.
-Что-то мне подсказывает, что в самое ближайшее время к нам в номер начнет ломиться горничная, проверить, например, наличие кипятильника или закрыта ли форточка или еще что-то.
Когда минут через пятнадцать в номер действительно вломилась горничная (она даже стучать не стала), то не стала утруждать даже поисками предлогов для ее внезапного появления в номере.
-У вас все нормально!?
Оглядела номер, но большее внимание уделила кровати: заправлена и без следов нахождения на ней. Хотя Ромка и был в полураздетом состоянии, но на плечи накинут Лёлькин плед, его одежда развешена на душке кровати, на плечиках из шкафа, на стуле.
-Накапляли здесь, все мокро и не убраться, только бардак разводить.
Речь только отдаленно напоминающая русский, по большей мере это декларация намерений. Она была неправа – перед просушкой Лёлька хорошо выжала Ромкины вещи и те капли, что все же стекли на пол она тут же и протерла, так что пол был даже не влажный а идеально сухой. Ромка собирался открыть рот, чтобы оборвать хамку. Вообще-то он страсть не любил ругаться, а тем более с таким типом мурлонов – минимум интеллекта, но навыки вышибания денег усвоены и отточены до совершенства. Ясно было, что ее внезапное появление и наезд преследуют одну цель: застать их врасплох, уличить и шантажировать. Можно просто выгнать – тоже результат неплохой в плане самоутверждения. А чаще всего дело заканчивается передачей некоторой суммы в необъятные карманы служебного халата. Нечо трахаться, не публичный дом.
Его желание остановить хамку было как знак признательности Лёльки: в очередной раз она уберегла их от неприятностей, а так же тем, что сегодня она уже и так сильно поработала. И сделала ту работу, которую в общем-то должен делать мужчина. Да, она справилась великолепно, но какой-то червячок сверлил Ромку: девушка бьется, а ты что? Даже хаму в рожу не заехал! Его любимая защитила их от всех неприятностей, а ты где был? И сейчас хамло наглючее унижает, не видя настоящей причины к чему придраться и просто хочет спровоцировать скандал, ты и сейчас промолчишь?
Он уже раскрыл рот, на самом деле он не знал что скажет, но был полон решимости хоть здесь-то быть полезным Лельке! Святая наивность! Именно ответа и ждала, извините за выражение, присутствующая дама. Любого, чтобы достойно ответить. Достойно, естественно в собственном понимании.
-Роман, тебе не холодно?
Ромка проглотил уже готовые вырваться слова (какие не важно, главное хлесткие и доходчивые, на уровне интеллекта получателя). Он удивленно посмотрел на Лёльку, она только укоризненно покачала головой и снова повернулась к горничной, она так же стояла посреди комнаты, подперев руки в бока.
-Дождь закончился. Какая сильная буря была!
-Да уш,- горничная была явно озадачена. Обычно в таких ситуациях клиенты или начинают в ответ хамить или разговаривают извиняющимся тоном, что, в общем-то одно и тоже – хамишь, значит виноват, извиняешься, точно виноват. А здесь, ну как чувствовала, что с этой пигалицей будут проблемы, ничего непонятно. Ответила как-то неясно, но не хамит, что же делать? Пойду ка лучше проверю кавказцев, те сразу плотят, может и девочек закажут, у нее есть на примете, и ей крохи перепадут. Ну ее к черту, эту придурошную.
-Я пошла.
Ромка видел как почти незаметно дернулась щека у Лёльки. Он неоднократно видел, как точно так же приподнимались у нее кончики губ, прищуривались глаза, смешно топорщился носик перед тем как она взорвется смехом, но она стоически удержалась. Только он заметил ее реакцию.
Ромка непроизвольно залюбовался ею. Стоя рядом с этой кобылой, которая явно считала себя хозяйкой положения, она, хрупкая и элегантная, сложившая руки на поясе (но не в бока – как агрессию, а просто на пояс), стала центром, лидером контакта.
-Да, пожалуйста! Роман тоже скоро уходит, можете не беспокоиться. Я помню, вы предупреждали о посетителях.
-Смотрите!
-Да, правильно.
А что правильно, по мнению Лёльки, и куда собралась идти мигера?
Когда дверь за ней закрылась, Ромка и Лёлька еле продержались несколько секунд, пока не затихли шаги по коридору, перед тем как беззаботно рассмеяться.
-Ты чудо. Я сегодня узнал как ты можешь резко разговаривать с хамами, оказывается могут быть варианты.
-А зачем кричать и ругаться, если можно обойтись без этого. Лучшая победа – это предотвращенный бой – Конфуций.
-Правда? Что-то я не помню у него такого!
-Ну или что-то подобное. Это ведь не столь важно. Я не собираюсь воевать со всем миром, да и кое-кто тоже уже не Дон Кихот! Не так?
Ромка только пожал плечами, хотя намек понял. Сейчас он подумал о другом: в принципе он боец, его воспитывают, готовят к войне, бою, схватке, учат, как побеждать, как крушить врагов. Хотя гибкость он в принципе не отвергал.
-Зачем драться, если в принципе это ничего не меняет и можно обойтись без крови. Кстати тебе большое спасибо!
-За что?
-Ты мне очень помог, не будь тебя я бы ни за что не решилась так напасть на усача, ты был моя моральная поддержка. Но с другой стороны,- она хитро улыбнулась,- это именно ты подтолкнул меня на такой демарш.
-О-па!
-Я думала, ты порвешь его как тузика.
-У тебя поразительной глубины словарный запас!
-Будешь смеяться, ничего рассказывать не буду.
-Не обижайся, я тебе очень благодарен, в первую очередь за то, что ты есть у меня.
-Опять ты про это, не дави на меня, я должна ехать.
-Если ты решила, то что же нам обсуждать - толочь воду в ступе?
-Я не хочу рубить и ставить тебя перед фактом. Это наша жизнь. Не моя и не твоя по отдельности, а наша общая. И решение должны принимать мы вместе и за нас. Я знаю ты меня любишь и я тебя люблю. Это решение про нас и для нас.
-Лёлька,- он подошел к ней, обнял, поцеловал, пригладил волосы. Лёлька, Лёлька, Лёлька. Вдохнул с ума сводящий запах ее волос.
-Пора мне, могу опоздать на проверку. Сегодня нельзя.
-Да, я понимаю. Ромка, я буду еще два дня, потом поеду домой. Заявку надо отправить до среды. Ты придешь завтра?
-Конечно. Я рад любой минуте с тобой.
Он, уже выходя из номера, задержался на секунду,- Лёлька, ты обратила внимание, что ты сказала: заявку надо отправить до среды. Не ответ дать, не принять решение, а отправить. Я хочу, чтоб ты знала, что приму любое твое решение, не сильно ломай голову, я всё равно тебя люблю.
Он ушел.
Лёлька осталась у окна и смотрела как он спешит по влажному асфальту к остановке.
По коридору проходили парни, затеяли толкотню, возню. Это местная футбольная команда вернулась с выездных матчей. В конце недели будет матч. Если поле не просохнет, то из удовольствия и игры это превратится в купание в грязи. Это они и обсуждали. Будет бой. Много борьбы и мало красоты. А можно ли развести эти понятия? Матч ведь все равно будет, все равно будет борьба! А красота будет или нет? Борьба - это красота?
***
Ромка сбежал со ступенек дома молодого специалиста. Лёлька, приехав в город, не стала мудрить, просто посмотрела по справочнику где можно остановиться как можно ближе к училищу и нашла это заведение. Старое здание, годов пятидесятых. Скуластые проемы окон с порталом из четырех колонн при центральном ходе. На нижних этажах жили молодые специалисты, приехавшие по распределению или по контракту на работу на металлургический комбинат, а половину третьего этажа администрация, для улучшения финансового положение, отвела под гостиницу. Почти все номера забронировали на весь сезон торговцы с рынка (узбеки, кавказцы, вьетнамцы), но Лельке повезло, так как накануне местное УВД проводило на рынке операцию по отлову нелегальных мигрантов и несколько комнат китайцев, молдаван и грузин освободились. Правда было неясна такая избирательность, вероятно до остальных нелегалов очередь дойдет во время следующего рейда.
От ДМС к остановке шла прямая улица (вообще-то переулок с десяток домов). Вплоть до самой остановки ни поворотов, ни изгибов, поэтому Лёлька еще долго смотрела, как Ромка обходит лужи и приближается к платформе.
Ромка остановился у знака остановки. Он развернулся лицом к ДМС и посмотрел туда, откуда только что пришел. Ему показалось, что в одном окне он увидел женский силуэт. Посмотрел направо, откуда должен прийти трамвай – ничего. Посмотрел налево, где находилось училище. Он вообще-то мог пробежаться, но времени было еще достаточно, а расстояние в четыре остановки все же расстояние.
Это только отговорка: когда бежал к ней, то метры и секунды остались не замеченными. Ему просто хотелось побыть ещё, хоть немного где-то рядом, где-то в районе.
А вообще он любил нагрузки: пробежаться, чтобы ветер в лицо, чтобы почувствовать сопротивление воздуха, как он расправляет грудь, наполняет легкие. Потаскать железо, рывком поднять вес и почувствовать себя победителем, ощутить приятную усталость в руках.
Он бы все равно побежал. Он привык в ситуации, когда ему нужно принять решение, когда перед ним стоит серьезная проблема, немного погонять кровь по жилам. Это помогало ему сосредоточиться. Ритмичность движений приводит мысли в порядок, отбрасывает лишнее, второстепенное и, как правило, приходит верное решение.
Ромка и сейчас бы побежал, но, когда он пришел в номер к Лельке, она заставила его скинуть все промокшее и принялась приводить в порядок: одежду развесила для просушки, теплым полотенцем растерла Ромку и спину и руки и ноги. Ромка как мог помогал ей, но вот с носками произошел конфуз. Ромка так сильно их выкручивал, что нитка полезла. Применять их можно было теперь очень ограниченно – например самое удачное решение: выкинуть. Ромка все равно хотел надеть их: добежать да казармы можно, а там у него есть замена, но Лёлька настояла чтобы он взял ее. Они на пару перебрали то, что у нее было, да вот незадача - все было очень маленькое. В конце Лёлька нашла не нитяные, а синтетические носки, они хоть и с трудом, но налезли. Все бы хорошо, да вот только носки все же очень плотно сидели на ноге, а кроссовки от воды немного разбухли и получилось, что нога Ромки получила излишнюю свободу. Не болталась, а скорее елозила внутри обувки.
Пока он шел к остановке, дождик опять принялся накрапывать. Мелкие капли били о поверхность оставшихся луж. Расходящиеся круги – следы капель накатывали друг на друга, скрещивались, превращались в решетку, исчезать не успевали так как новые капли вызывали новые кольца. Он немного постоял, ожидая трамвай, а когда принял решение что подождет еще, то от мороси зашел в телефонную будку. Она стояла немного сбоку и Ромке был виден всего угол здания вдалеке, зато хорошо просматривались рельсы в обе стороны.
Дождь пошел немного сильнее, однако повтора бури не приходилось ожидать. Земля стала блестящей как глянец. Пошла пара минут. Дождь то переходил в настоящий с каплями и шелестом по листьям, то почти прекращался. Иногда капли исчезали и влага попадала на землю в виде взвеси. Капли были настолько мелкими, что не различались глазом, только подставив руку или лицо можно было почувствовать их наличие.
Расстояние между рельсами и пятачок перекрестка - выложен брусчаткой. Луж здесь не было – вода стекала с брикетов гладкого отполированного камня и просачивалась в промежутки между ними. Ровный и приглушенный свет струился по улице: взошедшая луна, уличные фонари, их совместный свет разбитый мириадами мельчайших капелек и отраженный от луж, от листвы, от брусчатки создавали ровное приглушенное свечение. Параллельно с трамвайными путями идет дорога. Странно, но справа и слева от остановки покрытие асфальтовое, ровно как и аппендикс переулка к ДМС. На месте же их схождения оставался пятак как заплешина свободного покрытия. Может тяжелые грузовики разбили и растащили тяжеленными колесами положенный здесь асфальт, может при производстве ремонта или при прокладке дороги асфальта не хватило именно на этот пятачок, но тем не менее в этом месте лежала голая брусчатка. Ромка не знал точно, но вроде бы говорили, что такие дороги укладывали немецкие военнопленные после войны, когда расплачивались за ошибки и поражение своих генералов.
Сейчас в этом пятаке отражался блин луны такой огромной до неправдоподобности, что были видны на поверхности все кратеры и океаны и отраженный свет плавал по нависшим проводам и уличных фонарей и контактной сети трамвайной линии. Чуть выше нависла громадная ветка. Похоже буря надломила ее, но не оторвала и теперь она угрожающе нависала над проводами. Завтра будет работы у коммунальщиков,- мелькнула мысль у Ромки.
***
Наконец вдали загрохотал на стыках трамвай. Ромка повернулся в сторону его появления и дыхнул на стекло будки. Она моментально запотела, но уже на следующем вздохе белесина исчезла, Ромка снова дыхнул, теперь уже специально и с усилием, чтобы запотело большей площади пятно.
Все повторилось так же: пятно хоть и большего размера появилось всего на мгновение и уже на вдохе Ромки на стекле уже ничего не было. При следующем выдохе Ромка попробовал что-то написать на стекле, но к его удивлению ничего не осталось. Все исчезало бесследно. Загрохотали раскаты грома, блеснула молния. Ромка попробовал написать: ле - исчезло и с новым выдохом: лю - исчезло, ро – исчезло.
Его эксперименты прервал наконец то подъехавший трамвай. На стыках рельс время от времени взрывались фонтанчики искр – неплотный контакт.
Ромка улыбнулся: к удаче – на месте вагоновожатого сидела комсомолка Аннушка. Это была единственная в городе вагоновожатая негритянка. Дитя фестиваля молодежи и студентов. Мама ее перебралась сюда из Москвы в начале шестидесятых. Несмотря на годы у нее была пышная кудрявая шевелюра, слегка на выкате глаза и самое главное: молочной белизны зубы и белые же глазные яблоки. Конечно, она была метиской - мама то из русаков, но по внешности от мамы у нее почти ничего не было – все атрибуты негроидной расы налицо, зато шикарное чувство юмора: остановки она иногда не просто объявляла, а пропевала, иногда пару строк из частушки добавляла или придумывала смешной комментарий.
-Остановка роддом, хорошо деткам в нем. Следующая колбасный цех, для пиршества и плотских утех.
-Мужчина в шляпе, разбудите даму рядом, ей выходить на следующей остановке.
Она была всеобщей любимицей, можно сказать местной достопримечательностью, даже приезжие, как Ромка, например, очень быстро про нее узнавали и считали удачей проехать в ее вагоне.
Если строго следовать классику, то Аннушкой была та, что разлила масло и из романа не ясно была ли она комсомолкой, но народная молва закрепила за этой добродушной и веселой женщиной именно это прозвище.
Все получится. Ромка знал, что если проблема кажется неразрешимой, то решение приходит совершенно необычное и, как правило, очень простое. Потом удивляешься – ну так это же было так очевидно, почему сразу в Голову не пришло!?!
Главное с Лелькой все хорошо. Все получится. Он накручивал себя почти как перед финальным поединком.
Шаг вперед. Воздух, разреженный озоном почти искрился. Нога на скользком булыжнике поехала, Ромка махом руки поймал равновесие. Надо поаккуратней – нога в утягивающем носке плохо держится в кроссовке.
Небо над головой раскололось надвое, воздушная волна ухнула по перепонкам так, что защекотало в носу.
Ух ты. Редко такое бывает. Ромка однажды в детстве в лесу, когда собирал грибы встретил мужичка. Обычный такой лесовичок с полной корзинкой грибов и торбой за плечами с малиной. Начиналась гроза. Ухнуло порядком. Молнии разрывали небо, но дождя еще не было. Мужичок поставил на пенек корзинку, сбросил торбу и остановился приподняв голову к небу.
-Смотри,- предложил он Ромке.
В просвете между деревьями полоснуло молнией. Мужичок начал громко и вслух считать.
-Раз, два, три,..
Ухнуло, раздался треск и наконец их оглушило граммовыми раскатами грома.
-Вот-да, ядрен Матрен. Мужичок внимательно посмотрел по верхушкам крон на небо на деревья.
-Минут пятнадцать, ну двадцать и хлестанет ливень. Пора домой выбираться. Еще можно успеть.
Заметив недоуменный взгляд Ромки пояснил, одновременно надевая торбу и беря в руки корзинку – Ромка помог закинуть лямку.
-Скорость света и звука разная, следовательно чем больше промежуток времени между тем как ты увидел молнию и тем когда до тебя дошел звук грома, тем дальше ты находишься от грозы. Ветер почти на нас, немного наискосок дует, и не очень сильный, время между громом и молнией около трех секунд. Следовательно гроза от нас в километрах в 20-25. я так думаю Симоново урочище мочит. Еще минут 20 и нас зацепит. Не хош промокнуть до нитки – поспешай. Ну, пыхнули?
И больше не останавливаясь, он "пыхнул".
Ромка вспомним этого мужичка, с которым даже познакомиться не успел. На улице ни души, ветер гнет ветки и разрыва между молнией и громом нет, они разрываются одновременно. Значит центр грозы здесь.
Оглушающий грохот, так что кожей ощущается качек воздуха, прямо переставляющий стену воды-воздуха-дождя на несколько сантиметров и одновременно неоново-взрывная вспышка, поджигающая, уничтожающая все тени и слепящая глаза. Даже не порыв ветра, а моментальный сдвиг куска неба в сторону, новый грохот. Дождь не стал идти сильней, но вот такие колебания воздуха, так что кажется, что не деревья движутся, а дома колышутся.
Трамвай сбросил скорость. Ромка остановился, пропуская его, побежал оббегать сзади, чтобы заскочить в заднюю дверь. Новая вспышка. Надломленная ветка под напором стены воздуха качнулась, со скрипом, с щелчками, с треском медленно пошла вниз. Новая вспышка.
Ромка уже почти добежал – у конца вагона он притормозил, зацепился рукой за заднюю сцепку чтобы не проскочить. Все, теперь поймать равновесие и еще пара шагов: зайти за зад, по ступеньке в заднюю дверь, и поехали. Но нога у Ромки снова поехала, соскочила с покрытия, попала во внутренний зазор. Рельсы для трамвая немного отличаются от железнодорожных, да и на переездах, на перекрестках, на остановках их утопляют вровень с поверхностью, чтобы ездить и ходить было удобно. Но зазор все равно остается – хочешь - не хочешь, для ребра на трамвайном колесе все равно необходимо расстояние. Вот туда-то и съехала нога Ромки. Ступня под весом тела почти забилась в щель, кроссовок провернулся и оказался полу-сбоку, полу-сверху. Ерунда, вывиха или растяжения не было. Ромка успел среагировать и перенес основной вес тела на другую ногу. Сейчас все поправится. Можно в трамвай и так заскочить, а уже там перешнурует злосчастный штиблет.
Ветка под порывом ветра догнулась до контактной сети, в месте ее соприкосновения полетели искры, раздался треск – это она окончательно оторвалась от ствола и легла поперек проводов, те еще больше заискрили, взорвались снопом искр, провода спружинили, подкинули ее вверх. Комель завернулся вдоль проводов и начал опускаться. Щелчок, треск. Вспышка молнии. Ромка не успел освободиться от капкана как на него повалилась ветка: сначала мелкие веточки с мягкой и влажной листвой, потом покрепче, хлещущие и царапающие. Ромка бросил руку вверх и поймал наиболее крупную, чтобы отвести от глаз. Новый треск, вспышка и молния бьет именно в ветку, в провода. Вольтовая дуга пронизывает пол неба, упирается в ветку на проводах, проскакивает Ромку и уносится в глубины земли, растворяясь, прячась, исчезая. Всё, нет больше страшной силы, ее время кончилось. Будут другие, но этой больше нет. Всё.
Ромка подброшенный страшным ударом перелетел через линии и скатился по другую сторону путей, там где асфальт заканчивается и начинается трава. А имеет ли это значение теперь?
Вагоновожатая, прихватив с собой чудовищного вида металлическую загогулину, вышла из кабины, подошла к хвосту сцепки, посмотрела на лежащую поперек путей здоровенную ветку. С надеждой глянула на остановку, в салон второго вагона – некого попросить на подмогу, тяжко вздохнула и руками в брезентовых рукавицах потянула ветку с путей. Утром уберут, а сейчас ни ей, ни другим мешать не будет.
Мама Чоли (комсомолка Аннушка) осмотрелась,- вроде бы бежал паренек в светлой куртке, но не видно нигде. Может не на трамвай бежал, а домой спешил. Еще раз глянула - нет нигде, вздохнула, подняла монтировку и мерно покачивая тяжеленными бедрами пошла к голове состава, на свое место. Лязгнули двери, со стуком закрылись, заскрипели на повороте диски колес, застучали на стыках, заискрились контакты. Все замерло. Буря утихла. Мелкие капли еще падали в лужи, но уже пришла тишина.
***
Резкая боль, молния не вне, а в тебе, вспышка в глазах, кажется что вся голова светится изнутри. Свет настолько яркий, что не видно вообще ничего кроме этого света. Это всё что он чувствовал когда молния прошла сквозь него.
Его тело согнулось, скрутилось, сжалось (чем сильнее ток, тем резче и сильнее сокращаются мышцы), его подбросило в воздух, отбросило на пути прямо спиной на железный рубец, протащило по откату, он перекатился на грудь и замер.
Сознание он потерял мгновенно и ничего не чувствовал, однако перед тем как уйти в область молчания он понял что с ним произошло, успел почувствовать дикую вспышку боли, ощутил какую то необычную свободу и легкость и последним в его ускользающим сознании мелькнуло,- а как же Юля, как она ребенка вырастит?
Все. Тишина, молчание. Спокойствие. Покой.
***
Ветка сирени бьется в стекло. Муха лениво летает? Что-то гудит! Далеко. Звуки негромко в сознанье вплывают.
Белый потолок в комнате. Действительно муха. Но она сидит неподвижно, значит гудеть не может! Нет не муха. Кажется это пятно какое то или кусочек штукатурки отвалился. Плохо видно. Может след от пули? Откуда здесь пуля? Стреляли? Что за бред! Где я?
-Слава Богу, он пришел в сознание!
Вокруг началась суета и шум, и движение.
Ромка попробовал повернуть голову, но ничего не получилось. Что-то мешало. Вроде бы жесткий корсет на шее. Наконец его глаза немного привыкли к слепящему свету. Он начал различать предметы достаточно четко и в поле его зрения попало лицо – мама.
-Мама, ты как здесь?
-Лежи, не вставай,- она положила ему на грудь руку,- лежи тебе нельзя вставать. Лежи пожалуйста.
Очень скоро появился и доктор, еще кто-то кого Ромка не видел, но чувствовалось по походке, по шуршанию одежды, по тонкому аромату косметики, что это молодая женщина, вернее просто женщина. Точно что женщина. Вообще вся комната оживилась, наполнилась движением, суетой, суматошными действиями, всхлипываниями (мама), сморканием (она же), переставлением стульев, двиганием их, шуршанием одеждой – жизнью.
Слава Богу, Слава Богу,- повторяла мама, она присела слева от Ромки, как можно ближе к нему и он ее хорошо видел. Она взяла в руки его левую и повторяла, повторяла.
-Мама, ну что ты, я здесь.
В поле зрения Ромки попал мужчина в белом мятом халате и безупречно отутюженной, накрахмаленной белоснежной шапочке.
-Так, так. Прекрасно. Я знал, что молодость возьмет города. Я знал. Все прекрасно.
Пока он говорил, точнее сказать приговаривал, он осмотрел Ромку – оттянул веко на одном глазу, на втором. Потрогал шею под нижней челюстью. Попросил открыть рот, поднять правую рук, левую.
-Хорошо, прямо замечательно.
Он немного отодвинулся от Ромки, поискал стул, ему тут же кто-то подставил, кто - Ромке не было видно. Доктор сел так, чтобы Ромка видел его лицо.
-Ну, герой давайте знакомиться. Меня зовут Александр Викторович, среди коллег Александр Великий. По какой причине заслужил такое прозвище из скромности промолчу. И не будем распространяться. Да. Как вы себя чувствуете?
Ромка не успел ответить, собрался с мыслями, набрал воздуха…
-Прекрасно, прекрасно!
Ромка улыбнулся.
-Ну, что я вам говорил, просто замечательно.
Кажется, доктору было весьма любопытно не то, что скажет Ромка, а как он реагирует на окружение. А Ромка реагировал хорошо. Доктор видел, что тот понимает обращенные к нему слова, реагирует на них, да и чувствует себя в целом неплохо.
-Все нормально, доктор. Слабость немного, кружит, да голову не могу повернуть. Операция недавно закончилась? Да?
Ромка с трудом выговаривал слова. Наверно отхожу от наркоза,- подумал он.
-Вот видите, все изумительно. А что вы помните молодой человек?
-Все помню. Я возвращался от Юли, это девушка моя, невеста. На остановке подвернул ногу и упал. Еще молния рядом ударила, кажется я потерял сознание. Операция сложная была? Ну конечно сложная, иначе как мама успела бы приехать! Лёлька, ты где, покажись!
Он попытался приподняться и повернуть голову, чтобы охватить взглядом закрытый для него кусок палаты.
-Лежи, лежи.
Доктор и мама вдвоем положили ему руки на грудь, удерживая на кровати.
-Ты посмотри какой шустрый и столько женщин ему нужно одновременно! Ты уже определись пожалуйста.
-Ложись, лежи спокойно сейчас я все тебе объясню и все покажу. Я вижу что по-другому просто нельзя иначе ты мне все отделение разнесешь и из кровати выпрыгнешь.
-Мамаша, ты посмотри какой у тебя сынок, прямо бешенная энергия. У тебя замечательная мама,- повернулся снова к Ромке,- любимица всего отделения, а какие пирожки она готовит!
-Какие пирожки, когда?
-Ладно, пошутили и хватит. Давай поговорим серьезно, тем более ситуация у нас тобой, брат, ой как серьезная. Лежишь ты у нас уже почти месяц!
-Как месяц, не может быть!- Ромка недоверчиво поглядел на доктора, может пошутил, может ослышался?
-Лёлька, ты где, да покажись же, месяц!!!
-Так, или ты лежишь спокойно или я приказу привязать тебя!
Доктор не сердился, но тон его перестал быть шутливым. Глаза за толстыми стеклами очков посерьезнели, лицо выражало серьезную озабоченность.
-Нет здесь твоей Юли,- Ромка почувствовал как сжались руки мамы,- сейчас ты будешь лежать и слушать! Понял? Не надо ни вставать, ни звать! Просто лежи и слушай. Информации много, поэтому тебе переваривать ее придется долго. Я тебе все как есть расскажу, ты доказал чтобы хлопец крепкий и не сломаешься, а потом отвечу на все твои вопросы! Ты понял, на все вопросы.
Он дождался когда Ромка кивнет и продолжит.
-А пока слушай! Слушай внимательно и не перебивая. Я тебя не обманываю, мне нет на то причин, только слушай, какой бы необычной или неправдоподобной тебе ни казалась информация. Так дело быстрее пойдет. Договорились?- улыбнулся, наверное чтобы смягчить эффект от своих слов или просто приободрил.
Ромка еще раз кивнул, что-то действительно непонятное происходит и доктор уж больно серьезен. Нет, только представить месяц! Не надо его запугивать – не из пужливых. Давай говори, послушаем!
-Тебе повезло. Родился даже не в рубашке даже, а в дюжине или в пиджаке, как минимум.
По обстоятельствам умереть ты должен был раз пять. Обрати внимание,- доктор поднял палец вверх,- не мог бы умереть, а должен был. Но видно небеса в тот день только тобой занимались: протащило, пронесло, отвело.
Ну, первое: ты как поскользнулся, просто-напросто под колеса мог залететь, но это я даже считать не буду. Эта опасность умозрительная и в расчет не идет.
Далее: прямое поражение током от молнии в грозу. Люди гибнут, если просто под деревом укрывались, а в тебя прямо как из лука шмальнули и ничего. При прямом попадании молнии от человека не то что головешки, просто кучка пепла остается – хоронить нечего. Но тут есть варианты и вот тут твое везение или защита твоя, как угодно сработали. Понимаешь, электрический ток может пойти через твое тело по-разному: например проскочить все внутренние органы. В этом случае человек цел, видимых травм нет, а при вскрытии все внутренние органы поражены. Снаружи: обугленный пятак – куда молния вошла и выходной такой же, где в землю пробило. Но бывает, что выходного нет.
Ромка почувствовал как снова напряглись руки мамы.
-Бывает молния как бы обволакивает тело и с учетом того, что температура в дуге под миллион градусов, то потом и собирать нечего. У тебя же произошел третий, крайне редкий вариант. Молния прошла по поверхности твоей, вокруг тебя, скорее по одежде. Отсюда и ожог внутренней слизистой горла: говорить больно?– Ромка кивнул – ты ее просто вдохнул, не всю конечно, доктор улыбнулся одними очками, если можно так сказать.
Повезло тебе и в том, что курточка твоя из натурального материала и джинсы – чистый хлопок. Они сработали как изоляторы. Влага от дождя осела сверху, не успев промочить насквозь, вот и проскочил разряд в основном по поверхности тебя, вернее по твоей одежде. К тому же похоже, перед ударом молнии ты упал или запнулся и обувка у тебя слетела. То есть стоял ты на голой земле, а вероятней на рельсе.
Тут приходится только гадать, что хорошо а что плохо. Ты стоял на рельсе, сверху упала ветка, она перемкнула верхнюю контактную сеть с землей, то есть электричество по тебе уже пошло, и тут же в тебя бьет молнией. Может молния пошла по проводам, может еще что. Гадать не будем, если уж ты жив остался, то значит это счастливое для тебя стечение обстоятельств.
На этом твои везения не окончились, а можно так сказать только начались. Насколько я знаю вагоновожатая тебя не заметила, а убрав ветку из под носа уехала. Зато девушка в окно смотрела на бурю и увидела тебя и то, что что-то не так. Она прибежала на остановку и нашла тебя. Юля зовут или Лёлька?
Не дожидаясь ответа, продолжил:
-Следующее твое везение в том, что наша скорая с вызова возвращалась – бурей стекло выбило и ребенку руку порезало. В аккурат мимо остановки ехали. Девчушка их остановила и заставила тебя забрать. Да, представь себе, заставила.
-Лёлька,- улыбнулся Ромка.
-Ты к тому времени не дышал и сердечко не билось. Фельдшер и не захотела возиться, говорит нечего машину марать, да и ребенок порезанный с родителями в машине, мест нет, вызывай труповозку. Не знаю, что там девушка говорила и как убеждала, но тебя привезли, а фельдшерица с водителем сели заявление писать в милицию на её хулиганские действия.
-Лёлька!!!
-Ты прямо погляди-ка на этого весельчака, я ему рассказываю как он умер, а он заливается прямо. Веселится. Ты вот что, потом девушку обязательно найди и отблагодари. Она тебя спасла, это точно.
Ромка все не мог понять, почему доктор говорит о Юле как об отсутствующей! Ведь она же рядом? Но перебивать, помня наставления доктора не стал.
-Следующее твое везение в том, что дежурили опытные врачи и хирурги, а не новички какие-то. Они то тебя и вытащили – провели реанимационные мероприятия, сердечко запустили, задышал ты. Провели операции. Всего тебе за месяц сделали четыре операции.
-Я так долго…
-Да, да, почти месяц ты у нас. Все это время ты был без сознания, лежал в реанимации. А самое главное везение знаешь в чем? Нет, не знаешь! Сейчас скажу. Повезло тебе со мной! Что я за тебя взялся. Не веришь что это главное твое везение? Так я тебе расскажу!
Идет операция, звонит мне жена и говорит, что в наш юбилей свадьбы мог бы и не опаздывать. Представляешь, я забыл на собственный банкет прийти! А когда она узнала, что еще немного надо задержаться, то предупредила или я за 15 минут не нарисуюсь, или она с любовником с Гагры уедет.
Вы поглядите-ка смеется, у меня семейная драма, а он смеется,- он с деланным трагизмом обратился к окружающим.
-Молодец Ромка, если есть чувство юмора, то ничего не страшно. Юмор это хорошо, тебе пригодится относиться к миру теперешнему с юмором.
Сегодня ты в себя пришел. Молодчик! Я верил, что ты меня не подведешь. Скажу тебе честно, не все мои коллеги поддерживали мой оптимизм, да и дежурной бригаде, к твоему сведению, пришлось объяснительные писать глав врачу: почему реанимировали заведомо не жильца, тратили время, медикаменты, лекарства, отказывали в помощи другим больным и так далее. Молодец, не подвел ни меня, ни их. Кстати за девушку не переживай, фельдшерица потом немного остыла и на спасительницу твою заявление подавать не стала, порвала. Так что пока все хорошо, все идет так, как я предполагал и даже лучше.
Но вот на этом приятные новости заканчиваются и начинается самая проблема. Не пугайся. Катастрофы нет, но есть проблемы и проблемки с которыми мы, я думаю, сообща и справимся. Согласен?
Ромка кивнул.
-Вот, подайте-ка,- он потянулся и ему передали толстую папку с документами, карточками, снимками. Выбрав несколько он отложил их на одеяло и стал по очереди показывать Ромке.
-Вот смотри,- повернул Ромке фотографию,- это твоя спина. Вот шейный отдел позвоночника, вот здесь, видишь точка? Это входное место, куда молния вошла. Далее вниз кожа бурая – обожжена. Поражение прошло и по поверхности – по коже и внутри по позвонкам. Чего больше всего я боялся, так это того, что спинной мозг будет поражен, но вроде бы пронесло. Дышишь самостоятельно, руками двигаешь. Организм восстанавливается. Но есть проблема.
-Вот смотри,- он взял в руки рентгеновский снимок, повернул к Ромка и пальцем ткнул в середину снимка.
-Это позвонки поясничного отдела. Сам позвонок представляешь? Это такая блямба, почти круглая, внутри дырочка, где проходит канал спинного мозга, а вот сзади есть такие остистые отростки как плавники у рыбы или лучше сказать как у динозавров гребни. Представил? Так вот, когда ты упал, то повреждений почти нет, синяки не в счет, но вот на втором поясничном позвонке произошел надкол. Основная масса остистого отростка сломилась, но без смещения. Тут проблем нет – не беспокоить, поменьше двигаться, не давать нагрузку на спину и забудешь, что и было у тебя такое. Но вот здесь,- он поднес снимок поближе к Ромке,- смотри, вот он подлец, видишь?
Ромка ничего не рассмотрел, но не хотел огорчать хорошего человека и кивнул.
-Вот здесь откололся малюсенький фрагмент отростка и при падении ты его сам, своим весом вогнал в спинной мозг. Что это значит и какие последствия будут или могут быть – не знаю,- он развел руками.
-Я мог во время операций достать его, но не решился, побоялся. Понимаешь, Роман, если он цепляет проводящие пути, то если его потревожить, то малейшее повреждение может привести к самым серьезным последствиям. Вот ведь в чем проблема: если молния повредила тебе спинной мозг, то выводы какие – ты инвалид, ходить самостоятельно не сможешь и тело ниже повреждения чувствовать не будешь. Следовательно эту занозу надо немедленно доставать, пока не пошло воспаление. Но не было у меня уверенности что спинной мозг поврежден. По тестам вроде бы не реагируешь ты на раздражители, но что-то мне подсказывало, что не все так однозначно. Если не возражаешь, то мы сейчас с тобой все и выясним, в рамках возможного.
Ромка кивнул, почему то перехватило горло.
Доктор встал, откинул одеяло с ног.
-Так, так, так. Замечательные ноги, просто прекрасные. А попробуй-ка пошевелить пальцами!
Ромка попробовал потянуть стопу, двинуть пальцами – ничего не вышло.
-Но ведь ты чувствуешь ноги?- доктор с надеждой посмотрел на него.
-Кажется, да. Холодно, вроде как ветерком обдало.
-А давай вот так попробуем,- доктор концом ручки провел по подошве.
Нога не дернулась, но Ромка сказал,- да, чувствую.
-Кажется или чувствуешь? А? А ну-ка попробуем так,- он достал иголку и распорядился,- закрой глаза. Что я сейчас делаю?
-Кажется провели по подошве.
-А сейчас?
-Кажется укололи в стопу.
-А сейчас?
-Кажется колете в тыльную часть стопы.
-Кажется, кажется,- передразнил доктор. Он вскочил на ноги и встал у спинки кровати,- ему видите ли кажется! Конечно колю! Это прекрасно,- он забегал по палате, снова остановился у кровати,- а я что говорил! Это победа, безусловно победа. Вы хоть понимаете, что это значит? И сам же ответил – нет! А это значит, что спинной мозг не поврежден, и он передает импульсы, но как-то не по-настоящему. Правильно я осколок не трогал и ни кому не давал. Импульсы есть, а нога не двигается – парадокс! Что-то блокирует прохождение. Не понимаю, органических повреждений нет. Замечательно. Знаете, какой вывод из всего этого? Не знаете, а я знаю, и не смейте со мной спорить.
Никто даже и не пытался. Ромке не очень понятно было что же вызвало такое живейшее воодушевление доктора.
-Так, слушайте меня внимательно. Сейчас разработаем план действий на период восстановления и лечения.
Он обвел всех взглядом, словно ожидал возражений. Никто из присутствующих не пожелал возражать.
-Итак, по пунктам: первое – молодой человек жив, а это главное. Второе, но не менее важное – молодой человек адекватен, сознание четкое, не спутанное, говорить тяжело, но это мелочи, это последствия ожога, это пройдет. Важно, что нет повреждения головного мозга – перед нами не овощ - простите Роман - и не умалишенный. Это замечательно. Далее – мы убедились, что повреждения спинного мозга так же нет. Вернее я не могу сформулировать характер повреждения и как следствие не могу ни назначить правильное лечение, ни принять решение по сколу: удалять, не удалять, трогать, не трогать. Не знаю! Я и раньше вел консультации, все, более менее нормальные доктора осмотрели Романа, к тому же звонил и в Москву и в Дели и в Берлин, со всеми друзьями консультировался. Пока результат отрицательный, в плане что никто не может предоставить достоверную информацию – редчайший случай. Но мы не сдаемся, мы продолжим работу, тем более на одного бойца у нас прибавилось! Ведь я могу на Вас рассчитывать, Роман?
Мать до боли стиснула руку Ромки.
-Ну что ты, мама, конечно на меня можно рассчитывать.
Все посмотрели на маму Романа. Странно, доктор спрашивает Романа, а он отвечает матери. Стало заметно, что костяшки на его руках побелели – так сжала их материнская рука.
-Вот и ладненько,- доктор оттолкнулся от спинки кровати, за которую тоже крепко держался. Значит, решаем так: пока понаблюдаем, но, думаю завтра или послезавтра переведем в обычную палату. Отдельной вам наверное не надо – в общей и веселей и подаст кто, в смысле поможет, можно и словом перекинуться, в общем веселей. А если честно, то отдельных то и нет. Те, что в наличии - заняты. Лады? Теперь по правилам поведения: двигаться категорически запрещаю. Помните, что пока не ясна природа поражения мы связаны по рукам и по ногам. Малейшее движение может спровоцировать смещение скола и предугадать последствия невозможно. Сейчас прогноз оптимистический – чувствительность не утеряна, значит нам есть за что бороться, только прошу и требую убедительно – не вставать, то есть не пробовать это сделать, все равно это невозможно и никаких физических упражнений. Молодые тяготятся вынужденной неподвижностью и стараются её преодолеть, им кажется, что если они прикованы к кровати то это навсегда и жизнь закончена и как следствие пытаются поддерживать форму – выполняют физические упражнения, тренируются. Все запрещаю! Понял Рома? Пока! Придет твое время, когда тебе необходимо будет приводить себя в форму. Но это время наступит когда мы будем знать что сделать со сколом. Все! Готов ответить на любые вопросы!
Пауза весьма непродолжительная.
-Хорошо, вопросов нет. На сегодня прощаюсь, думаю вам нужно пообщаться и поговорить. Встретимся завтра на обходе. До свиданья.
Следом за доктором вышли все. Осталась только мама.
-Мама, мне показалось что здесь была Лёлька?!
-Нет, сынок, то была другая…медсестра.
***
Новая информация с трудом укладывалась в голову. Это точно как в новой квартире: все непривычно, где какая вещь неизвестно, найти невозможно, а начинаешь искать одно, очень нужное, так находишь другое, то что искал вчера, а сегодня оно тебе и ни к чему. В общем раздрай, дискомфорт, неудовлетворенность и раздражение от невозможности свести все воедино, упорядочить и обрести точку опоры. Ты все еще живешь прошлым, устоявшимися отношениями, находишься в привычной тебе системе координат и отношений, но всё уже изменилось, ты не можешь вернуться в прошлое, не можешь пройти из своей комнаты, допустим в туалет прямо по коридору. Это просто невозможно. В новой квартире нужно повернуть, спуститься, развернуться или что там еще, не важно, только тогда попадешь в искомое помещение. Так, как было в прошлом не повторится, необходимо привыкать и жить в новой реалии.
Месяц, целый месяц! А как же экзамены? Он пропустил сессию, как теперь решить вопрос, может генерал разрешит индивидуально сдать? Но для этого надо на ноги сначала встать.
Целый месяц пропустил. Встать не проблема, надо сначала изучить материал, а тут без консультаций преподавателей не обойтись. Если генерал разрешит, то они проведут с ним занятия и сам он конечно напряжется, но ухватит, наверстает. Вот только как правило отпуска преподавателей как раз на межсессионку приходятся, так что большинства их не будет. На лето в училище в основном строевики остаются: начальники курсов, командиры рот, взводов. Они же набор проводят, и курс молодого бойца для успешно сдавших экзамены. Да к тому же он немного торопит события – еще надо встать, а когда это будет пока что сплошной туман. Но доктор обнадежил. Пусть звонит, консультируется, да делает же что-нибудь. Не может же Ромка здесь вечно валяться.
Пройти курс заново? Остаться на второй год! Но что-то не припомнит Ромка чтобы это когда-нибудь было в военном институте! Нонсенс.
Остается лежать и ждать. Ждать, подчинившись обстоятельствам и лежать по требованию доктора.
Мама рассказала, что Лёлька не отходила от него первые дни, потом приехал ее отец, она проговорили целую ночь в сестринской, а на следующий день она уехала.
Мама видела, как она утром, после прихода врача, можно сказать, зажала его в ординаторской, но ответа на ее вопросы он дать не смог. Когда придет в себя Ромка – неизвестно, прогнозу не подлежит, случай уникальный, аналогов нет, сравнивать не с чем. Может в следующую секунду он откроет глаза, а может через день, неделю, год. Надо ждать.
В общем-то это был ее единственный вопрос, но доктор сказал даже больше чем она спрашивала. О характере повреждения сказать ничего нельзя – физиология работает нормально, но вот нервная система, психика. Будет ли парализован – неизвестно, будет ли психически здоров – неизвестно. Сможет ли вернуться к прежней жизни – неизвестно, но скорей всего нет. Остается только ждать и надеяться на молодой, цветущий организм.
-Все может измениться в любой момент. И, простите за жестокость медика, и в сторону улучшения, и в сторону ухудшения. Иными словами смерть возможна, хотя в случае с Романом маловероятна.
Лёлька проплакала весь день, перед отъездом попросила прощения у матери. Та сказала ей, что она ни в чем не виновата и прощать ей Лёльку не за что, более того она ей благодарна за жизнь сына и как мать будет теперь молиться за нее как за дочку. Обе разревелись и ночным поездом Лёлька уехала.
Роман чувствовал, что мать что-то не договаривает, но событий было много и он не мог сконцентрироваться, отвлечься от нахлынувших проблем и разложить ситуацию по полочкам, иначе он сразу же обратил бы внимание на некоторые недомолвки и оговорки матери, а иногда и медсестер. Он решил, что это относится к его состоянию – может положение немного хуже чем ему рассказали чтобы его не огорчать, чтобы руки не опустились. Но от этого он просто отмахнулся. Он знал себя и был уверен, что если проблема будет зависеть от его настойчивости, упорства, воли, то это вовсе и не проблема, он сломает ей хребет.
Милая мама, это мелочи. Он все преодолеет, никто не остановит его, все будет хорошо.
Да где же этот доктор, пусть звонит, консультируется, да делает же что-нибудь!
-Делай, да делай же что-нибудь. Не сиди сиднем!
***
Пошли недели длинной, однообразной, монотонной суетой.
Скучно не было. Все дни были наполнены массой событий. Сдача анализов, процедуры, физиотерапия, массаж, уколы, прием таблеток и прочее, прочее. Кожа под жестким корсетом на пояснице чесалась и ныла.
В промежутках между такими днями, вспышками энергии, свежего воздуха, и как праздник с суетой, бестолковщиной и надеждой – приезд светил. Они смотрели, задумчиво хмыкали, потирали (трогали, чесали, теребили) подбородок (лоб, затылок, ухо, нос, бороду) себе. Просили повернуть Ромку, осматривали спину, стучали молоточками (пальцами, ручками, фонендоскопами) по ногам, ступням его. Расспросы, изучение рентгеновских снимков, МРТ, результаты анализов, тестов и в конце разведение руками – незнамо.
Ромку перевели опять в отдельную палату, поскольку при таком наплыве посетителей места в стандартных не хватало. По распоряжению главврача ему отвели холл, где раньше как бы красный уголок был, но телевизор все равно не показывал, а кроссворды разгадывать или посидеть с родственниками больным и выздоравливающим можно и в других местах. От коридора отделили холл ширмами, рядом с кроватью Ромки поставили кушетку для мамы.
Жизнь стала вписываться в накатанную колею, становиться обычной. Такая жизнь.
Прошел месяц после того как Ромка пришел в себя.
Два.
Три.
Четыре.
-Хочу домой! Остричь бороду! Мама, принеси бритву!
Взрыв произошел когда в очередной раз пришел Александр Викторович с сообщением о приезде новых гостей.
-Все, хватит, не могу больше, не хочу видеть их: ни вздохнуть, ни двинуться, ни перевернуться, ни лечь, ни встать! Жить хочу!
Мать кинулась к нему, протягивая руки.
-Ромочка, что с тобой, что случилось, успокойся!
-Бритву,- рявкнул Ромка. Никогда в жизни он не повышал голос на мать, а тут, как коней, понесло галопом.
-Все хорошо,- доктор остановил мать, развернул за плечи и подтолкнул к коридору,- идете, погуляйте милейшая, это всего лишь нервы. Я поговорю. Ничего страшного не случилось. Он укоризненно посмотрел на Ромку, как бы спрашивая,- ну что ж ты брат подводишь?
Ромка быстро взял себя руки. И в правду – зачем кричать, все в жизни можно сделать не повышая голоса. Крик – это слабость, это бессилие, это неспособность решить проблему другим способом. Кричат дети, они не могут, не научились решить свои беды другим путем. Кричат слабые – они сдались, крик для них как последняя попытка утопающего.
Кричат и сильные, например когда подымают бойцов в атаку. Но там другой крик и другие люди: сильные и здоровые. Не как Ромка сейчас.
Все, Ромка успокоился и без вмешательства доктора.
-Роман!!!
-Не надо доктор, я в порядке. Все равно спасибо вам, идите, успокойте маму.
Руки яростно сгребли простыню, загуляли желваки на скулах. Секунда, расслабление.
-Все хорошо, я в порядке. Точно в порядке, не волнуйтесь.
Все произошло мгновенно и во многом случайно. Доктор пришел и сказал о скором приезде гостей. Все это обычно. Но сказано это было упавшим тоном – может просто устал доктор после ночной смены. И это ничего. Но когда говорил, то прятал взгляд, старался не встретиться глазами с Ромкой. Он, казалось, и сам не очень верил в успех. Это и вызвало такую реакцию Ромки. К чему все эти встречи, консилиумы, коллоквиумы, совещания, если все только разводят руками и никакого продвижения вперед.
Когда Ромка очнулся, пришел в себя, он верил что все скоро наладится, он встанет и вернется к прежней жизни. Он подымется! Этому способствовали и слова доктора, поэтому при утреннем туалете он предложил матери не сбривать бороду,- вот встану, так сразу и подстригусь и побреюсь. Доктор такой умница: с того света вытащил, а на ноги я сам встану.
За четыре месяца его щетина превратилось сначала в бороденку, а теперь и совсем уж в окладистую бородищу.
Как былинный богатырь лежал он, гости в первую очередь замечали его кудряшку, потом его блестящие глаза, расстреливающие посетителей надеждой. Чтобы как то сгладить первую реакцию от увиденного, гости предпочитали перед тем как перейти к осмотру сначала пошутить по поводу бороды. Ромка теперь был наверное специалистом по фольклору в отношении бороды. Он терпел. Вернее это его мало трогало, так как основное для него было встать, а так хоть козлом назовите, ему все равно. Борода это символ его немочи, рано или поздно он ее покромсает!
Время шло, продвижения вперед не было. Никто не мог подсказать верное решение.
Ромка воспринял отведенный взгляд доктора как отступление, как потерю союзника, как сдачу позиций. Он – не согласен! Он не допустит поражения.
Но настойчивость и упрямство это не одно и то же. Стойкость и негибкость - не одно и то же. Ромка не был ни упрямцем ни конформистом. Он был стойким оловянным солдатиком. Его желание встать подавило все остальные эмоции, желания, стремления. Его жизнь превратилась в один вектор: как встать, когда встать, что поможет, что сделать.
Но жизнь, даже в критических ситуациях не перестает быть жизнью, то есть многообразием во множестве проявлений, в событиях, фактах, людях их желаниях, стремлениях и прочее, прочее.
Приходили его товарищи по институту – поддерживали. Приходил кадровик, объяснил, что пока его отчислили по болезни. Вот это "пока" осталось за рамками сознания Ромки. Ну пришел кадровик и ладно. А что означает "пока": потом, когда выздоровеет его восстановят, или отчислили по болезни, а потом, когда прояснится ситуация его комиссуют по другим основаниям, изменят формулировку, статью? Что? Пока не это главное.
Он знал, что мама уволилась с работы. Что пробовала оформить досрочный выход на пенсию. Она частенько в течение дня отлучалась и объезжала областные органы. Ромка краем уха из ее разговоров по телефону с отцом, переговоров с чиновниками, советов с врачами, обсуждением с сестрами и другими родственниками улавливал, что она готовит оформление опекунства над ним, как постоянная сиделка, как сопровождающее лицо. Он все это слышал, но это проскакивало мимо его сознания не останавливаясь и не оставляя следа. Главное встать! Когда это произойдет? Все хлопоты мамы окажутся не нужны. Ведь он встанет. Кто-то сомневается??? Кто?
Он вернется в институт. Кто-то сомневается?!
И вот сегодня этот опущенный взгляд врача сыграл роль последней пушинки, что нарушает равновесие и полка падает, лавина срывается, канат рвется. Все. Конец. Старый мир рухнул. Все изменилось. Надо жить по-новому, надо начинать все заново с новой точки отсчета! Он инвалид!
Несите ножницы, дайте бритву. Я готов. Я не сдался. Но жизнь сильнее меня. Я не буду прятать голову в подушку, не буду убегать от действительности, не буду прятаться. Мир большой и он не добрый и не злой, а такой как он есть. Я готов.
Ничего это сказано не было, но доктор мудрый. Он все знал и так. Он знал, что творится в душе у Ромки. Он все понял.
-Я еду домой.
Доктор ничего не сказал, только мотнул головой соглашаясь. Он взял стул, подставил ближе к кровати, сел, внимательно посмотрел в лицо Ромке, как бы сверяя свои внутренние представления с тем что увидел и прочитал на лице Ромки, снова кивнул.
-Хорошо. Другие ломаются раньше. Молодец, герой! Молодец. Я совершенно искренне говорю. Мне намного проще с тобой все будет порешать. Не думай, что я тебя приободряю. Ты действительно молодец и я в тебя верю.
Помолчал. Сгорбленные плечи словно придавили его вниз. Ромка посмотрел на него другими глазами, заново рассматривая его лицо, добрые и мудрые глаза, смешные кудряшки седых волос на бакенбардах – не успел побриться,- мелькнуло у Ромки. В своем вечно мятом халате и неизбежно безупречной шапочке он сейчас показался Ромке гномом из сказки или звездочетом из фильма. Он улыбнулся над чудаковатым стариком со смешными приговорками и оборотами речи из прошлой, дворянской жизни.
-Нет, вы посмотрите на него, он опять смеется. И над кем смеется? На до мной смеется! Вы жестоки в своем неисправимом оптимизме! Надо же!
Из-за шторки осторожно выглянула мама и тихонечко, как на сеансе в кинотеатре на свое место – на кушетку присела.
-Не буду водить козла на поводке, буду говорить! Хотели прямо!? Отлично! Я прошу, останьтесь пока до приезда профессора. Надежды конечно мало, уж столько светил побывало, да к тому же он не медик, вернее не совсем медик: он психолог-психиатр, но попытаемся. В любом случае глупости не скажет, а вдруг! А!!!?- он осмотрел присутствующих, переводя взгляд с Ромки на мать.
-Попытка не пытка. Далее, я прекрасно понимаю насколько мучительна для молодого человека ситуация вынужденного бездействия. Вот здесь ситуация остается на прежних позициях. Пока я не знаю в чем причина твоего нынешнего положения, что делает скол в твоем спинном мозге, какие последствия могут быть, я не могу принять решение о том, что же мне сделать с ним. Следовательно операции не будет. Не будет!- с нажимом повторил он,- не просите, это обсуждаться не будет ни при каких условиях.
-Далее, снимки показывают, что ни воспаления, ни нагноения скол по-прежнему не дает, следовательно, оснований его трогать нет. Уверяю вас, что природа мудрее нас и если бы там были проблемы, то организм немедленно среагировал бы. Это основная причина почему я не буду его трогать. Сразу предупреждаю, что обращаться к другим врачам бесполезно. Случай у вас, милейший, архиуникальный и чрезвычайно сложный. Любой врач, даже если и решится взяться за вас, непременно обратится ко мне за консультацией. А я категорически против и к тому же я в авторитете у своих коллег и вес имею даже в столицах. Разрешения на операцию не дам. Не из упрямства и не из вредности и ни по каким другим причинам. Не дам. Я точно знаю, что шанс вернуть вас к нормальной жизни есть, на том стою и портить вам жизнь и сам не стану и другим не дам.
Вам надо изменить отношение к самой жизни, к самому своему теперешнему состоянию. Планы о военной карьере, о войне, о битвах и подвигах на поле брани следует отставить. Тогда вам легче будет принять действительность. В одном я точно уверен и настаиваю на этом: у вас шанс есть. Я не могу даже предположить сколько усилий, сколько времени и что конкретно потребуется для выздоровления, но это точно как то, что солнце взойдет на востоке и не позднее чем завтра.
Не буду больше вас утомлять, это в принципе все, что я хотел бы вам сказать сегодня. Приношу извинения за то, что стал невольным провокатором такой нервной вспышки, но в принципе, простите за цинизм врача, нам часто приходится делать больно, чтобы потом было хорошо. Сегодня я не планировал делать больно, так получилось. Но это точно к лучшему.
Он поднялся, ободряюще улыбнулся маме, кивнул Ромке и покинул их временный приют.
-Не теряйте надежды!
***
Новый день и новый осмотр не принес никаких изменений, но бесполезен не был. Оба доктора и Александр Великий и приезжий профессор (они кстати были большими друзьями и даже немного похожи друг на друга) осмотрели Ромку. Он снова послушно ложился на бок, показывал швы и шрамы. Они щупали и стучали по ногам и колдовали над снимками.
Все было так же, но оправдывая, специализацию, профессор меньше чем другие гости уделил внимание снимкам и шрамам, зато очень серьезно осмотрел ноги и еще более серьезно и обстоятельно расспрашивал Ромку. Вопросы были самые разнообразные: и из детства и юности и про увлечения, и про то какие фильмы нравятся, и какие книги читает.
-Сейчас, а в юности?
Ромка сначала пытался уловить ход мыслей профессора, к чему он клонит или чего добивается. Совсем запутался, вернее понять ничего не мог и перестал ломать голову, просто честно отвечал на поставленные вопросы.
Закончив расспросы, профессор отошел вместе с Александром Викторовичем, пару раз прошелся с ним по прямому коридору отделения, потом вернулся к Ромке и заговорил:
-Понимаю в каком вы состоянии, поэтому предварительные мысли и замечания я Вам сейчас представлю. Повторяю: только предварительные и только замечания, поскольку до выводов здесь, в вашем конкретном случае, еще очень не близко. Потом, мы с Александром Викторовичем, вашим, так сказать опекуном все подробно обсудим и разберем, а сейчас предварительные заметки, с вашего позволения на полях, так сказать.
Итак, в большинстве моментов у нас разногласий нет. Позиции или идентичные или очень близкие с Александром Викторовичем. Ну в рамках разумного, конечно же. Вы ведь знаете, что у нас разная специализация, и хирургия с психиатрией очень слабо стыкуются, но все же точки соприкосновения есть.
Что я могу вам сказать по объективным данным? Уникальный случай, безусловно. В моей практике точно не было. Но и по мировым, так сказать, анналам ничего подобного не припомню, следовательно опираться не на что. Но не все так печально. Есть косвенные факторы, которые позволяют нам находиться в районе сдержанного оптимизма.
По порядку: состояние ваше более чем удовлетворительное. Если не брать в расчет ситуацию со спиной и ногами, то выздоровление идет семимильными шагами. Сами вы в прекрасной форме, ни депрессии, ни психоза, ни повышенной возбудимости. Если не принимать во внимание во многом случайный, так сказать эксцесс,- Ромка виновато улыбнулся,- то и придраться не к чему.
Далее, очень хорошие у вас ноги и это основной фактор оптимизма, по крайней мере, с моей, как психиатра и психотерапевта, точки зрения. Понятно, что не красоту их я имею в виду а нечто другое. Вот приглашаю Вас посмотреть и самим убедиться. Давайте откинем одеяло.
И Ромка и мама и доктора дружно стали рассматривать ноги Ромки.
-А, посмотрите на эту красоту,- он обвел взглядом победителя собравшихся. Только Александр Викторович неопределенно хмыкнул, остальные промолчали, а Ромке как то неуютно даже стало быть предметом рассмотрения.
-Вот, смотрите,- профессор раскрытой ладонью шлепал по воздуху над ногами Ромки,- вижу недоуменные взгляды и чувствую, что требуются комментарии. Так?
Спросил и сам же начал отвечать,- поясняю. Вы сколько времени находитесь в лежачем положении? Полгода? А что с ногами? Ничего! Вы посмотрите! Ничего!
Пока было непонятно что же вызвало такой живейший интерес у профессора, что необычного он увидел в ногах Ромки.
-По-я-сня-ю,- по слогам проговорил профессор,- ноги в таком виде, что будто только что молодой человек прогулялся и прилег. Согласны?
Все закивали головами, но это было скорей данью энтузиазму профессора, нежели оценкой ситуации.
-Нет, ничего вы не понимаете. Что происходит с ногами когда ноги устали, повреждены, инфекция, ушиб? Правильно, они опухают!
Никто с профессором не спорил, не возражал, не поддакивал и не соглашался. Просто по той причине, что пока что не ясно было куда он клонит, но его прямо брызжущий оптимизм и удовлетворенность заражала присутствующих и все без исключения сдержанно улыбались, ожидая пояснений.
-А что происходит если нарушена иннервация конечностей, ну например когда из-за травмы перебит нерв? Прерывается связь с головным мозгом, от мышц не поступает информация – хорошо им, плохо, может питания им подкинуть. Кровь, следовательно, и не поступает, вернее поступает, но не так интенсивно и не в том объеме, что нормально необходим. Нагрузки на конечности нет, следовательно и принудительного питания от притока крови нет, вот и сохнут конечности. Ведь так? И предлагаю вновь взглянуть на эти ноги, честно сказать еле сдерживаюсь чтобы не назвать их ножками, но памятуя, что принадлежат они мужественному человеку, наступаю на горло своей песне!
Итак, что вы видите? Нет, я спрашиваю вас, вы что-нибудь видите подобное на опухоль или дистрофию? Вот то-то же, и не смейте спорить со мной,- он повернулся к Александру Викторовичу, иначе устрою выволочку на ученом совете, так и знайте.
Александр Викторович шутливо поднял руки сдаваясь, хотя он и ни слова против не сказал.
-Хватит профессор, разбит на собственном поле, сдаюсь.
-Ну, не преувеличивайте,- профессор победив всех своих воображаемых оппонентов резко бросил шутливый тон, стал серьезен и сосредоточен.
-Я, пожалуй, присяду.
Сел не на стул, прошел к кушетке и там вытянул вперед ноги.
-На этом приятное и понятное заканчивается. Ноги, как вы сами убедились не опухли и нет следов потери тонуса и веса. Следовательно скол не вызывает воспаления, в этом я полностью согласен с Александром Викторовичем. Да и на снимках и при осмотре это все видно. Вместе с тем не прервана полностью чувствительность. Хотя больной не может управлять ногами но и говорить о потере связи ЦНС и ПНС с ногами нельзя. Почему это происходит, в чем причина такой ситуации, к сожалению, я не могу сказать. Очень надеюсь, что ответа у меня нет только сейчас.
Возможны варианты: давайте Александр Викторович вместе поразмышляем. Итак, есть помимо ясно установленного поражения в спинном мозге, еще и поражение в головном мозге. Пожалуйста не спорьте, это только гипотеза и мне самому она не нравится, тем более подтверждений этому я не нашел. Судите сами, молодой человек демонстрирует хорошую память, отличную реакцию на слова. Мы можем провести эксперимент: дайте Роману иголку с ниткой и он вденет ее без особого труда, я уверен. Следовательно центры равновесия и управления движениями не повреждены. Согласитесь, что не может быть в принципе такого нарушения, при котором мозжечок перестанет управлять ногами, но по-прежнему посылает сигналы рукам!
Вот и без яростного спора мы с вами, коллега, отвергли этот вариант.
Следующая ситуация: поражение спинного мозга в месте травмы таково, что нервные импульсы не проходят и не руководят работой нижних конечностей. Но ведь сохранена кожная чувствительность. Пациент,- не обижайтесь Роман, мне просто привычней так говорить, да и Вы, наверное, не будете спорить, что Вы пациент. Пациент, то есть Роман, чувствует холод и тепло, реагирует на уколы. Это можно было бы списать на вегетативную нервную систему или на шалости блуждающего нерва, но как объяснить тогда четко выраженные мышечные реакции? Это когда ногу на ногу кладут и молоточком стучат, а она дергается,- пояснил профессор специально для Ромки и мамы. Конечно, ноги у Романа не дергаются, но реакция есть и очень четкая, спутать невозможно. Вы согласны?
Александр Викторович кивнул,- вне всякого сомнения.
-Так что же? А вот ответа у меня нет. Есть еще несколько вариантов, но я уверен они здесь явно не подходят. Например: больной считает что получил травму которой нет, но он считает что она есть и он не может из-за не ходить и представьте, действительно перестает двигаться. Это психиатрия, но явно не ваш случай. Есть и более экзотические. Их я даже теоретически рассматривать не буду. С вашего согласия.
Последние слова он сказал гораздо тише чем говорил ранее и углубился в размышления. Все так же молчали, размышляя каждый о своем, но в целом о ситуации с травмой.
Наконец профессор встрепенулся, поднялся с кушетки.
-Можно рассмотреть вариант комплексного поражения: часть органики, часть убеждение? Как Вы на это смотрите, Александр Викторович? Или проходимость сигналов нарушена только в одном направлении? Туда идет, а обратно нет, или наоборот. А что, очень элегантная версия, вы не согласны?
Он подхватил доктора под руку и потянул за собой, на выходе повернулся к Ромке, кивнул, попрощался с мамой и скрылся за ширмой.
Очень экспрессивный и необычный профессор. Только бы помог!
***
Вскоре Ромка перебрался домой. Ему показалось что дома будет лучше, что перемена обстановки сдвинет ситуацию. Куда? Он уже не знал что лучше. Кажется не инвалид: все работает, но двинуться не может, и нельзя. Молодая энергия бурлила и клокотала. Здоровый организм не только привыкший к большим нагрузкам, но, скорее, нуждающийся в них яростно протестовал.
Положение между двумя стульями – здоров, но двигаться нельзя - казалась Ромке настолько тягостным, что иногда он ловил себя на мысли что хочется выть. Это не был поэтический образ. Ему действительно иногда хотелось запрокинуть голову и во всю мощь легких выдать долгий, протяжный наполненный тоски и отчаяния вой.
Представив, как среагируют больные и персонал он один раз засмеялся, в другой раз еле успел оборвать себя и со стороны показалось что это у него просто зевок такой странный получился. Мощный и энергичный, резкий. Санитарка, что убирала у него в этот момент, даже остановилась и восхищенно проговорила:
-Воз силушки-то у тебя – непременно подымишься. Я тебе говорю,- она махнула на Ромку рукой в черной резиновой перчатке.
Её лицо расплылось в умиротворенной улыбке.
-Вот мой Ванечка по утрецам в былое время перед этим, ну…Вот так же рычал. Проснется, потянется и вот так заурчит, холера. Ох, и вспомнить-то что осталось!
Она вдруг резко переменила тон,- спился, скотина. Слова как удар хлыста. И глыщет, и глыщет, свинья. Ирод, окаянный. Тряпка с размаха летит в ведро, подымая фонтан брызг. Дальше, уже не глядя на Ромку и вероятно забыв о его присутствии, продолжает яростно бить словами и столь же ожесточенно выкручивать тряпку.
-Порвет,- подумал Ромка,- была б голова Ирода – свернула бы точно. Везде одно и тоже: губит белянка людей: и семьи, и судьбы.
Санитарка приговаривая и жалуясь самой себе вышла.
-Вот, скажи кому, смеются! А как прожить? Тысяча зарплата в месяц, квартплата шестьсот. На что жить? А ребенка в школу! А лекарства, а сама в платье седьмой год хожу, а сволочь пьёт.
Ромка слышал, как санитарка всхлипывает где то рядом, шмыгает носом и растирает сопли по лицу. Дикая ярость на неведомого врага вспенила кровь. Он почти физически ощутил, как будто он взлетает над кроватью, завис под потолком и уже стал непроизвольно искать на кого обрушить всю свою нерастраченную энергию, девятивальной стеной вздыбившуюся ярость.
-Что с вами, Анна Степановна?- голос врача, кажется реаниматолог.
-Ничего.
-Что-то случилось?
-Ничего. Вот мыла, швабру, будь она неладна, на ногу уронила, зашибла.
-Что ж Вы так неосторожно? Пойдемте в смотровую, я повязку наложу.
-Нет, нет, не надо, уже прошло.
-Пойдемте, Вы же почти медик,- мягко, как уговаривают ребенка проговорил врач,- Вы должны знать, что на ушиб надо давящую повязку наложить и холод, иначе распухнет нога и к концу дня Вы и ходить не сможете. Пойдемте!
-Нет, что Вы, из-за меня отвлекаться, не надо! Да что Вы! Прошло все уже, и мыть мне надо. Спасибо, не надо, все прошло.
А мгновение спустя уже совершенно иным тоном:
-И чо пристал, сказала не надо. И ходют, и ходют, грязь разносят. Щас пойду главврачу пожалуюсь и уволюсь! Вишь, ходят здесь, и нечего меня жалеть.
Ромка медленно разжал кулаки. Что это было с ним? Он готов был кинуться на любого попавшего и сокрушать?
Внезапный и немотивированный взрыв ярости серьезно напугал его. Он стал повнимательней к себе присматриваться, ловить свои ощущения, эмоции.
Он заметил, что если он не думает о чем то конкретном, то непроизвольно тоска подкатывает и из горла начинал рваться звук.
Пару раз Ромка не успевал перехватить его, поэтому он придумал суррогатный выход: после первого мгновения, когда понимал что сейчас он начнет выть, он подавал челюсть вперед и издавал звуки, похожие на мурлыкание.
Проходило немножко натянуто, но все же это было гораздо лучше чем вой.
Однажды на него накатило когда рядом с кроватью сидела мама. Он забулькател, заурчал, замяукал. Она удивленно посмотрела на Ромку:
-Чего это ты?
-Так,- Ромка постарался придать голосу безразличие,- вспомнил детский стишок:
Мяу, мя, кричат котятки,
где они?
Играют в прятки
Ищет мама, не найдет!
Кто их скушал?
Кашалот.
-Смешное стихотворение. Кто это, Агния Барто? Не припомню, я тебе такого не читала.
-Роман Калюжный, кажется!
Мать посмотрела, но ничего не сказала. Может и поняла – больно уж фамилия детского поэта на ассоциации тянет.
Всё, хватит, скорее домой.
Перед самым отъездом к нему пришли профессор – он задержался в городе по каким-то своим научным делам, и Александр Викторович.
Профессор присел рядом с кроватью.
-Ну-с как себя чувствуете?
И не дождавшись ответа:
-Прекрасно, прекрасно. Я, в общем-то, к Вам по делу. Простите назойливого старика, но отпустить Вас вот так просто не могу. Да, не могу,- добавил он с напором, хотя никто и не возражал.
Ваш случай, безусловно войдет в анналы. Насколько я знаю, Александр Викторович готовит статью в толстый журнал. Посмотрим, посмотрим. Я думаю, находясь здесь, под присмотром, под наблюдением было бы лучше и проще собирать фактические данные. Я, кстати, мог бы устроить помещение Вас и с мамой конечно в столичную клинику! Нет?
Вы только не посчитайте, что наш интерес распространяется только на научную работу, на публикации и все прочее подобное, и Вы интересуете нас, простите как экспонат. Вовсе нет. Я со всей ответственностью заявляю, что в больнице мы более подготовлены к самым неожиданным поворотам и развитию событий. Может так сказаться, что скол двинется, и Вас нельзя будет транспортировать. Возможны и другие варианты.
Если этот ваш порыв вызван эмоциями, то убедительно прошу вас передумать.
И мама и все присутствующие посмотрели на Ромку. Он с трудом заставил себя не кивнуть сразу же, иначе могло показаться что он просто упрямится и его решение действительно импульсивное. Он действительно не хотел и не мог оставаться.
Маме тяжело. Она не только мать, но и супруга, хранительница очага. Отцу тоже тяжело – сколько можно жить на бутербродах? Ромка был уверен, что ни отец, ни мать его никогда и ни в чем не упрекнут, он сам этого не хотел. Он не желал тянуть одеяло на себя и становится для самых близких ему людей центром вселенной. Он и так был для них дорог, так же как и они для него, но жизнь требует смены приоритетов. И он решил так.
Был и другой мотив, скорее именно он был основным и главным, вернее наиболее раздражительным.
Клиническая больница располагалась совсем недалеко от института. Звуки развода долетали даже если форточка была закрыта. При хорошей погоде было слышно даже, как курсанты приветствуют начальника на построении.
-Здра-жеел-тов-ген-аал!
А при любой погоде - будь то ветер, дождь – всегда, на каждом построении слышно оркестр. Сначала сквозь посторонние шумы пробивался барабан: бум, бум, бум в ритм шага. Потом, прислушавшись, сначала угадывая, а потом и на самом деле различая звуки оркестра. Ромке иногда казалось, что он даже может различить прохождение своей роты. Последняя шестая рота последнего курса. Они закрывали прохождение торжественным маршем. После их прохода музыка замирала. Замирало и сердце у Ромки. Он лежал здесь в больнице и был там, на плацу вместе со своими пацанами. Еще на первом курсе их старшина научил как правильно делать набойки и теперь самый четкий, самый звонкий шаг был всегда у шестой роты.
Сначала Ромку эта незримая связь поддерживала, но затем, когда кончились каникулы, когда его сокурсники разъехались по частям и гарнизонам, когда пришел кадровик с направлением в окружной госпиталь всё изменилось.
-Приказом номер такой Вы отчислены, после окончания лечения здесь, Вам надлежит пройти аттестационную и медицинскую комиссии для определения Вашего дальнейшего нахождения в составе вооруженных сил.
Вообще-то кадровик не был ни сволочью, ни козлом. Он делал свою работу. Он обязан был это сделать. И если быть честным, то он как мог старался смягчить казенные обороты извиняющимся тоном. Но не слова и обороты рвали сердце Ромки. Он не нужен. Он выпал из обоймы. Теперь он ни на что не способен. Можно пускать пузыри, можно надувать щеки, грозить кулаком, убеждать себя в чем то, но все кончено.
Первое время ребята со взвода регулярно прибегали, делились впечатлениями. Но очень часто их посещения обрывались неловким молчанием, даже на самых вроде бы невинных местах. Вот Сергей рассказывает как на дискотеке познакомился с шикарной девчонкой и они отплясывали до упаду. Вот Мишка делится впечатлениями об отборочных соревнованиях, он занял призовое место и поедет на округ. Вот Андрей… Какую бы тему они не затрагивали неизбежно давящим камнем рано или поздно повисало неловкое молчание. Неловкое от того, что они вдруг понимали, что то, о чем они рассказывают, может быть неприятно Ромке и расценено как намек. Они понимали, что Ромка всё понимает правильно и не считает это конфузом и намеком, но именно ситуация когда все всё понимают и была катастрофой. Они начинали бояться начать разговор на любую тему, чтобы вот так на излете, на самом интересном месте, когда все начинают беззаботно смеяться, увлеченно блестеть глазами и хлопать друг друга по плечу, по колену и забывают о состоянии Ромки, расслабляются и раз… Все кончено.
Невозможно было обойти эту закавыку. Ромка был лидером в коллективе, он был заводилой, спортсменом, отличником, организатором и все дела не обходились без него. В любом деле теперь, без него он всё равно присутствовал.
Это был кошмар и ребята все реже и реже приходили, сами искали предлог чтобы не прийти, не наведать его. Сам Ромка тоже был не слишком огорчен, если его друзья не приходили. Он все понимал. Но самый кошмар происходил теперь утром, во время развода, построения и прохода института по плацу. Если раньше это была ниточка, связывающая Ромку с его прошлым, и как все еще казалось настоящим, то после неутешительных прогнозов лечащего врача и приезжих светил, это стало кошмаром, это превратилось в еще одну занозу, которую с каждым ударом в барабан загоняло в мозг Ромки и разрывало сердце.
Бум, бум, бум. А Ромка представляет свою роту. Свой взвод, свой строй и свое место в нем, которое теперь занято другим. Он встать не может. Почему – никто не знает. Кто помочь ему может - неизвестно. Что делать - не знает никто. Да и шестая рота теперь не его. Родные пацаны разъехались, теперь последними идут нынешние старшекурсники.
-У-у-у-р-с-м-мяу. У кота была собака. Он ее бил и попу продал.
Все не могу, домой!!!
Ромке не надо было никому ничего объяснять. Таких или схожих судеб случалось великое множество. И профессор и Александр Великий пропустили через себя не одного такого Ромку. Как настоящие мужики, как правильные люди и врачи они хотели помочь. Для того и пришли.
Ромка посчитал, что выдержал достаточную паузу после вопроса доктора, еще раз отметил про себя, что объяснять что-либо докторам не имеет никакого смысла, поскольку они знают о таких ситуациях заведомо гораздо больше его и ему могут про его состояние больше рассказать, вероятно для того и пришли. Он еще раз оглядел окружающих и спокойно кивнул.
-Да, я все взвесил. Уверен, что мое решение не ошибка, считаю, что так будет лучше для всех. И для меня тоже.
-Иного ответа от Вас и не ожидал,- профессор кивнул. Ну что ж решил, так решил. Вкратце давайте еще раз пройдемся по узловым точкам: что с вами и каков характер поражения мы не знаем, далее - какова роль осколка, сидящим в вашем позвоночнике, мы не знаем. Основной метод лечения на настоящем этапе, как это ни смешно звучит – наблюдение. Все это было известно и без меня.
А вот дальше прошу убедительно прислушаться к моим словам. Вы человек грамотный, наверняка в вашей учебной программе нашлось место и для психологии и для медицины. С учетом специфики профессии, конечно.
Ромка кивнул.
-Так вот, уверяю вас, если оценивать количество знаний, которые человечество накопило к сегодняшнему дню, то мы можем совершенно определенно сказать, что они, эти знания, мизерны. Мы не знаем и миллионной части сущего. Не случайно Аристотель делил вселенную на две части: макрокосмос – это то, что вокруг нас: рядом и до самых далеких звезд, и микрокосм – это человек. Он точно так же непознаваем и бесконечен как и макрокосм.
Я почему Вам все это рассказываю – есть желание чтобы Вы не отмахнулись от моих слов и не посчитали за чудачество старика, я призадумались и приняли к сведению и как руководство к действию. Кто знает, может это вас вытащит из теперешнего Вашего состояния.
О чем это я, ах, да. В некоторых разделах психологии рассматривается один уникальный прием, называется он визуализация. Это такой прием, при котором только представлением можно тренировать мышцы, отрабатывать движения. Вот например на тренировке спортсмен многократно поднимает груз – в результате растет мышечная масса, организм привыкает к длительным и большим нагрузкам. Или многократно повторяет прием. В этом случае включается мышечная память. Организм нарабатывает стереотип действий, мышечных движений. При этом происходит еще одна замечательная вещь – из программы действий выключаются центры анализа, что позволяет значительно сократить время на выполнение необходимого движения.
Вот, к примеру драка с участием обычных людей: один наносит удар кулаком в лицо другому. Человек видит это, его мозг обрабатывает полученную информацию, принимает решение, допустим уклониться вправо. Следует команда мышцам тела переместить человека вправо, человек начинает перемещаться. Даже если человек молод и у него хорошая реакция, все равно это очень долго. Именно по этой причине большинство бытовых скандалов без синяков и прочих подобных повреждений не обходится. Поверьте мне как медику.
Далее, та же ситуация, но с участием подготовленных людей: спортсмен, милиционер, работник спецслужб. У них отсутствует центральная часть рассмотренного мною процесса. Они не анализируют ситуацию, они реагируют. В реальном бою: будь то ринг, татами, подворотня или окоп - нет времени на размышления и победит тот, кто быстрее среагирует. Отсутствие этапа анализа говорит не об ущербности этих людей! Совсем нет, это говорит о том, что их нервные сигналы идут от глаз в голову и далее к мышцам по другим, более коротким путям, что обеспечивает им преимущество и победу.
Вам, как человеку военному и спортсмену, должно быть понятно о чем я говорю. Ведь так?
-Да, но пока не совсем понятно, зачем мне это.
-Не торопитесь, в этом нет никакой причины, поскольку мы у самой цели. Прием визуализации позволяет натренировать человека, сделать все то, о чем я Вам сейчас рассказывал без реального напряжения. Надеюсь, Вы не забыли, что Вам категорически противопоказано давать любую нагрузку на спину и позвоночник. То есть Вы можете поддерживать себя в должной форме без реальных физических упражнений. Представьте, что вы напрягли мышцы ног - и они будут работать! А работать Вам надо и пусть Вас не успокаивает то, что Ваши ноги пока в хорошей форме. Почему так? Увы, и на этот вопрос у нас нет ответа. Поэтому полагаться на везение, на волю случая, на свою особенность нельзя. Счастье надо ковать самому. Представляйте как Вы тренируетесь, напрягаете мышцы. В любом случае вреда от этого не будет, а польза возможна несомненная. Видели как лётчики перед полётом на земле проходят фигуры, которые потом выполнят в воздухе. Это и есть визуализация. Выглядит смешно, но ведь Вы не считаете что взрослые и оч-чень серьёзные люди будут бессмысленной ерундой заниматься?
Если у Вас есть вопросы, то готов ответить. Если возникнут в будущем, то связь можно поддерживать через Александра Викторовича, или звоните напрямую. В любом случае, я уверен, что это не последняя наша встреча.
Итак, не прощаюсь, до свиданья.
Профессор поднялся, раскланялся, поцеловал руку маме Ромки и ушел.
-Какой хороший человек, ты согласен, Рома?
-Да, мама.
***
Новая жизнь дома мало отличалась от уже накатанного режима в больнице. Отличия были незначительными. Мама снова устроилась на работу, но уже на полставки, а в гости больше заходили родственники, а не доктора и однокурсники.
К предложению профессора Ромка отнесся со скепсисом, но все же попробовал заниматься визуализацией. Ему показалось это очень похожим на нечто виртуальное и как следствие бессмысленное, не имеющего весомого практического применения. Вроде как компьютерная игра. Очень сильно переживаешь, нервничаешь, дергаешься, а в результате ничего: все твои герои, на чьей бы стороне ты ни бился или вместо кого бился, исчезают после нажатия кнопки. Можешь пройти миссию до конца, а можешь в любой момент клацнуть – результат тот же. Да и не серьезно это, как то по-детски.
Как кошмар – совершенно некстати он вспомнил Лёльку и их поход на пляж. Всё хорошо закончилось, но осталось чувство неудовлетворенности, неправильности происшедшего. Как замечательно было бы вернуться туда и всё сделать гораздо лучше, правильней что ли. Неужели теперь это его будущее – жить воспоминаниями? Хоть волком вой, его деятельная натура требовала деятельности, поступков, движения. Увы.
С ногами всё было в порядке: не сохнут и не опухают. Как человек военный и исполнительный он все же изредка пробовал заниматься тренировками. По большей части это происходило по просьбе мамы. И если честно, то выход из создавшейся ситуации он не связывал с этими манипуляциями. Каждый день он начинал с надежды. Надежды что произойдет какое-то событие, что-то изменится, появится волшебник в голубом вертолете и с лицом Александра Великого. Что? Он ждал. Он перебирал в уме события, информацию, слова докторов и все искал и искал точку опоры, от чего можно будет оттолкнуться и сдвинуть ситуацию с точки замерзания. Но дни сменялись днями. Затем дни стали переходить в недели. Потом дни стали сменяться ночами, бессонными и бесконечно длинными, но ничего не происходило и ничего не менялось.
Не менялось в состоянии Ромки. Но в его жизни все же происходили некоторые изменения. Лёлька, после того как узнала, что он пришел в себя, присылала ему еженедельные письма. Можно было конечно перезваниваться, но это было слишком дорого. Можно было переписываться по мылу, но Лёлька постоянно переезжала с места на место, выполняя задания редакций, да и сама она считала, что для корреспондента и репортера крайне важно уметь излагать свои мысли на бумаге. Частенько она присылала и видеоролики с видами мест где она была и в конце обязательно ее видеопослание.
Регулярно заходил и Сергей Артемьевич. Он неожиданно очень крепко сдружился с Мишкой – его другом детства. Это он перехватил у Ромки Марину. Навещала его и Марина. Сначала Ромке показалось странным, что они приходят по отдельности, но потом все стало на свои места, они стали появляться вместе, Михаил затевал яростные споры с Сергеем Артемьевичем, а Марина помогала маме на кухне. Потом они все собирались и вели светские беседы или дурачились или просто смотрели телевизор. Почти как настоящая семья.
Не хватало только Лёльки. Ромка страстно желал ее увидеть. Очень соскучился, но вместе с тем исподволь, неявно, но очень настойчиво в его душу стал пробиваться страх: а нужен он ей?
-Был бы не нужен, не писала бы, и так часто.
-Может это сострадание, она его просто жалеет?
-Того, кого жалко – жалеют, калечного - оберегают, немощному - помогают, а Лёлька общается с ним как с равным, как будто ничего не произошло.
-Она далеко и не видит тебя, только и всего. Как только встретитесь, все изменится.
-Лёлька сильный человек, она не станет лукавить и обижать недомолвками ни себя, ни его. Тебя.
-А что ты может дать ей? Калека сужает мир свой до размеров комнаты, а те, кто с ним рядом неизбежно следуют за ним, уменьшая и свой. Это неизбежный процесс. Хочет инвалид или нет, но он становится для близких центром вселенной и все свои действия, поступки, жизненный уклад они обязательно будут подстраивать под него, то есть уменьшают.
-Я никого не привязываю.
-То, что не просишь ничего? А зачем ты ей нужен? Допустим, мать до конца будет за тобой горшки носить! А она? Зачем нужен ты ей?
И так без конца по кругу, до изматывания, до крика. Разговоры сам с собой. Попытка в чем-то убедить, переспорить. Но спорить с собой бессмысленно, а победить и вовсе невозможно, поскольку и с той и с другой стороны ты сам.
Спасали Михаил с Сергеем Артемьевичем. Когда сходились два милиционера: один старый пенсионер, второй молоденький выпускник вышки, было что послушать, тем более накал споров иногда достигал точки кипения.
Мишка закончил обучение на год раньше Ромки, распределился в родной город и теперь был завсегдатаем в доме Ромки вместе с красавицей женой.
-Сволочи и козлы. И не переубеждайте меня. Когда служил в армии, то наш старшина любил повторять присказку: "куда солдата не целуй, везде жо…". Так и здесь, тот контингент, с которым нам приходится иметь дело в лучшем случае просто непорядочные люди, а все больше сволочи и уроды. Моральные конечно.
-Что-то Вы больно резки в своих суждениях. Молодому возрасту присуща некоторая резкость в взглядах, но нельзя же так: всех под одну гребенку и в одно стойло с одним клеймом.
-Я все понимаю. Вот, например, когда мы пришли в милицию, то инспектор из кадров нам раздал анкеты. Там, среди прочих был и вопрос: почему вы хотите работать в милиции? Я честно ответил, что желаю помогать людям, защищать их, оберегать от преступников. Потом я и у ребят спрашивал, так ни один не сказал, что пришел карьеру делать, звезды получать, или что другой работы у них в поселке нет. Все пришли для того, чтобы делать людям добро. А как вы мне скажите добро делать, если эти самые люди мало чем от гавнюков отличаются от которых мы их защищаем, следовательно ими самими и являются?!!
Вот приведу пример, буквально вчерась был на объяснении у прокурора. Есть семейка у меня на участке. Муж пьет, жена с ним борется. Сама справиться не может, поэтому привлекает милицию, то есть меня. Приходит на опорный, пишет заявление, что он такой и сякой житья не дает. Я ей объясняю, что житья не дает это абстракция. Нет в кодексе такой статьи и ничего я ему не могу сделать ни штраф, ни на сутки отправить, ничего. Только поговорить, пристыдить, провести профилактическую беседу.
Хорошо,- говорит проводи, но так чтобы не пил.
Поговорил – пьет. Она строчит жалобу моему начальнику на меня, что я мер не принимаю. Хорошо что начальник человек опытный все эти нюансы понимает и выговорами и приказами о наказании не бросается, но мне на вид поставил крепко, чтобы внимательней с людьми работал.
Это совсем еще не конец истории. На днях прибежала, видно уже совсем достал ее, говорит,- всё, мочи нету, напишу заявление, и чтобы строго наказали. Раньше-то как: пришел я, если товарищ относительно трезв, то его я в принципе из родного дома забрать не могу, даже на беседу, даже на опорный. Если выпивши, то здесь возможны варианты. Допустим, жена написала заявление что он бил ее, то здесь возможно будет уголовное дело, если просто скандалил, шумел, ругался, возможно будет мелкое хулиганство и завтра ему встреча с судьей, а тот ему определит сколько суток или какой штраф. Возможен еще вариант поместить его в вытрезвитель до прояснения мозгов. Но в любом случае необходимо заявление от потерпевших, то есть в данном случае от супруги или соседей. Она же заявляет: писать ничего не буду, вы его заберите и попугайте.
Я хоть и недавно в милиции работаю, но уже слово "попугайте" это порядком достало. Похоже что все несчастные жены его используют для определения того что они хотят в отношении своих благоверных выпивох. Доводы что нет такого вида воздействия, и что милиции не пугало, не срабатывает – грозят и пишут жалобы что не принимаем меры.
Так вот, в этот раз она была полна решимости дойти до конца. Говорит,- забирайте, пишу заявление. По-правде сказать в этом случае я не обрадовался, а наоборот принялся ее отговаривать. Муж смертельно пьян, не то что кулаками махать, он и голову от сундука поднять не мог. У них в прихожей, у самой двери стоит сундук, наверное прапрабабушки. Даже не верится что в наше время можно так бедно жить. Муж нашел силы только в квартиру заползти и уснул, положив руки и голову на этот сундук.
Кажется достал он её или уж больно сильно напугал, но в этот раз она и заявление написала. Делать нечего подхватили мы его под руки с сержантом ППС-ником, потянули. На лестничной клетке он немного пришел в себя, посмотрел налево, посмотрел направо, узрел, что ведут-несут его два милиционера, и резко так превратился из мешка с отрубями в очень активного товарища. Он одним движением оттолкнул нас. Надо признаться, что мы немного расслабились, поскольку ну никак не предполагали такой прыти от упившегося почти до бессознания. Он же, освободившись от захвата, резво так побежал вниз но лестнице, наверное намеревался скрыться в толпе. Я, конечно, утрирую, поскольку напомню: еще секунду назад он был вообще никакой. Можете представить, что более-менее удачными у него получилось освободиться от нас, потому что – не ожидали, сделать первый шаг по площадке и пройти первую ступеньку. Все остальное пространство до нижнего этажа я бы обозначил перекатыванием. Замечу при этом, что все это время заявительница стояла за нашими спинами, так как вышла в коридор открыть входную дверь и выпустить нас с грузом. И на площадку тоже вышла. То есть видела все прекрасно, что не трогали мы его, не били, не пинали, не толкали с лестницы.
Угадайте, что в ее заявлении в прокуратуру было написано? Не надо, я сам скажу. Милиционеры пришли, можно сказать ворвались, его бедненького пытались увести с собой, а он не был пьян, просто сильно устал и поэтому крепко спал, и она противилась этому, но злодеи ради галочки, что бандита поймали, его выволокли и еще избили, чему свидетельствуют многочисленные синяки и ушибы.
Каково,- он поднял протестующее указательный палец вверх. Ведь она же все видела. Она настояла чтобы мы его забирали, она точно знала как он сам упал и что мы пальцем его не трогали.
Мишка выдержал драматическую паузу.
-Ну, что вы на это скажете,- он обвел всех присутствующих взглядом, а вопрос адресовал Сергею Артемьевичу. Какое коварство и верх непорядочности.
-А ничего не скажу, обычная история. И в мое время точно так же поступали.
Он потер переносицу двумя пальцами.
-Вот Вы возмущаетесь ее непорядочным поведением, а мне скажите, что должен был сделать прокурор, когда ему поступает заявление на милиционера о том, что тот того-то избил, то есть совершил уголовное преступление?
-Ну, возбудить уголовное дело,- несколько нерешительно, растягивая слова ответил Мишка.
-Правильно! Что ж ты так нерешительно говоришь, ведь ты же юрист с высшим образованием! А возбудил?
-Нет.
-А почему? Может он так сильно милицию любит?
-Нет,- теперь ответ быстрый и решительный,- он так кричал и так ругался!
-Вот видишь! Что-то здесь не стыкуется. Хочешь знать что?
Мишка закивал, не сказать что торопливо, но на его лице отчетливо читалась усиленная работа мысли. Казалось он начал понимать, что в своих рассуждениях о человеческой природе он что-то упустил.
-Я полагаю, что дело было примерно так. Муж был страшно напуган таким развитием событий. То есть раньше жена терпела и сопела, максимум на что она решалась, это пригласить участкового, то есть тебя "попугать" его. А ты приходил и уговаривал его вести себя хорошо, ведь так? В этот же раз все завертелось серьезно, она даже заявление написала на него. Отсюда следует, что ее терпение подошло к концу и если срочно что-то не предпринять то возможны два варианта. Первая возможность – он не меняет своего поведения: пьет, а когда жена возмущается, то бьет ее. В этом случае скорее всего его ждет тюрьма. Не хочется! Вторая вероятность – он бросает пить и жизнь налаживается. Все хорошо, хэппи энд. Этого кстати и добивается жена. Это лучший выход, но маловероятный.
-Почему же,- в разговор вступила Марина, которая вместе с мамой рассматривала Ромкины детские фотографии. Вы критиковали Мишу за чрезмерную категоричность взглядов, но как мне кажется, сами придерживаетесь если не аналогичных, то очень близких взглядов.
-Немного не так, я поясню свою позицию немного позже, а сейчас, с вашего позволения, продолжу рассуждения.
Итак, поднять руку на женщину, на мать твоих детей, на жену может только слабый человек. А для того чтобы бросить пить, изменить свою жизнь, совершить поступок в конце концов надо иметь волю, быть сильным, быть личностью. Следовательно муж избрал более легкий путь – оставить все без изменений: пить, гулять дебоширить и чтобы ничего за это не было. А как этого добиться?
-Совершенно верно! И мама, и Марина одновременно произнесли это, все вместе и рассмеялись
-Можно разными способами, но как привило слабые люди, они же и туповатые. Конечно, прижатые к стенке зачастую проявляют чудеса изворотливости, но обычно их действия примитивны и предсказуемы. В этой ситуации лучший выход, по их разумению, это угрозы и шантаж. Обратите внимание я говорю: "как правило", "они", то есть во множественном числе и обобщая. То есть, Михаил, Ваш случай не уникален и Вы еще не раз окажетесь в подобных ситуациях, как и я прошел через это.
Самые распространенные варианты: как ты могла, ты меня не любишь, я от тебя ухожу. Вот как раз пример изящной изворотливости, если конечно можно применять такое словосочетание, любой здравомыслящий человек поймет, что тот, кто любит, не будет бить, не будет оскорблять, но женщины ведутся на это, покупаются на самую дешевую приманку.
Мама оторвалась от фотографий и иронично посмотрела на Сергея Артемьевича. Марина головы подымать не стала, но явно расслышала что он сказал, это видно было по тому как неожиданно ярко пунцовым цветом стали наливаться ее уши.
-Что-то душно здесь! Может форточку открыть, нет лучше не надо, а то Ромку просквозит, я пойду попью. Никому ничего не надо принести?
Наверное никто не обратил внимание на ее суматошность, только Ромка подумал,- неужели действительно душно?
-Я умаю, Сергей Артемьевич, тут дело в неизбывной женской любви. Женщина никогда не анализирует. Она просто любит или просто борется за будущее своих детей, как в Мишином случае. Имеет ли это большое значение?
-Не берусь рассуждать про женскую психологию, я просто анализирую ситуацию исходя их своей служебной практики и жизненного опыта.
Далее. Я предполагаю, что угрозами или посылами муж оказал воздействие на супругу и она пошла в прокуратуру, возможно и под присмотром мужа. А вот дальше пошло не совсем так как он планировал. Одно дело написать кляузу, а совсем другое подать официальное заявление. Для не юристов поясню, что в стандартной форме заявления есть графа, где указывается, что заявитель предупрежден об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных сведений. Вот тут игры и кончаются.
Не важно, что они там мямлили, может о том, что не хотят портить жизнь и сажать молодого парня, что передумали, что они не такие садисты, но хотят справедливости и чтобы наказали и их больше не трогали. Не важно это, главное они заявление не подписали, а если бы и подписали, то правда все равно проявилась бы. Заявление ведь о том что она желает сдать мужа, написанное накануне, осталось?
Мишка кивнул.
-Да и неискушенный человек вряд ли сможет долго врать и изворачиваться, так что скорей всего жена на первом же допросе минут через пятнадцать разревелась бы под точными вопросами следователя и дутому делу про милиционера-садиста пришел бы закономерный конец.
Следовательно все хорошо и никакой реальной угрозы для тебя не было, но все это я рассказывал не для разбора поведения супругов. Вот ты мне скажи,- он повернулся к Мише.
-Мог прокурор на основании письма или устного заявления закрыть тебя в камеру, отстранить от должности, да и еще кучу неприятностей сотворить?
-Мог,- Мишка ни секунды не задумывался.
-А почему не сделал? Ведь если поразмыслить, то ему только все возможные дивиденды светили. В городе про него начнут говорить как о принципиальном человеке.
Сергей Артемьевич стал загибать пальцы,- перед своим руководством имел возможность отчитаться за успешную борьбу с оборотнями в милицейской службе. Далее, дать развернутый материал в местную прессу, а это уже очень хорошая заявка на формирование отличного имиджа борца за права с очень хорошими перспективами карьерного роста или политических амбиций на будущее.
-Мог?
Михаил снова кивнул
-Но ведь ничего это не сделал!
-Да перестаньте Вы. Я и не говорил что прокурор маразматик или сволочь. Мои слова о непорядочности и коварстве людей относились в первую очередь к этой семейке и им подобным.
-Да, я помню. Но хочу вам заметить, что в одной книжке прочитал, что плохих людей в принципе нет, есть люди, на которых нам не хватило нашей душевной мощности.
Чтобы не думал ты, что напоролся вот на таких особенных, я с позволения наших дам, расскажу историю, что случилась со мной в самом начале моей милицейской карьеры.
Мама и вернувшаяся Марина собирали альбомы и рассыпавшиеся фотографии.
-Почему же Вам нужно наше разрешение?
-Прошу прощения, но в моей истории будут присутствовать некоторые пикантные подробности. Ничего вульгарного, но милиционеру, как и медику очень часто приходится быть посвященным в самые сокровенные, глубинные, тайные моменты личной жизни людей. Иначе помочь не возможно. Особенности профессии.
Нет возражений? Итак, начну. Дело происходило в начале восьмидесятых, когда еще и парткомы функционировали и с моралью было построже. Работал я, как вы, надеюсь, помните, на Урале. Там и темнеет рано и снега много, а дело происходило именно в канун нового года. При обильных снегопадах и нас дороги чистят грейдерами: такой бульдозер и косым ножом, когда он проходит, то по краям дороги остаются такие откосы – увалы снега.
Вот едем мы в начале смены - это около пяти вечера, смотрим, что на одном таком увале лежит что-то. Сумерки, темнеет. Далековато, но ясно видно что это что-то розовое и аппетитное. Сначала предположили, что возможно кто-то потерял молодого поросенка – готовились к праздничному столу, подвыпили или просто из сумки выпал.
Когда подъехали поближе, то увидели, что никакой это не молоденький поросенок, а хрюшка в возрасте: женщина около тридцати пяти лет и в сильном подпитии. Видимо потеряв силы она не удержалась на ногах, да и упала. Упала так, что ноги ее остались на дороге, туловище через увал оказались по ту сторону гребня, а на самом его верху красовалась самая пикантная часть женского тела. Еще раз простите дамы. Ветерок был не очень сильным, но все же достаточным и юбочка женщины завернулась ей на голову. Трусиков не оказалось – почему, об этом мы узнали позже, так что кверху, в самое небо была устремлена красивенькая, аппетитная, розовенькая попка.
Ну посмеялись мы немного – новогодние приключения начались для женщины совсем как фильме "Ирония судьбы или с легким паром" чуть пораньше и тоже на почве выпивки. Погрузили ее в вытрезвительскую машину. Это обычный ГАЗ-он с металлическим кунгом и скамейками вдоль бортов внутри. На скамейках есть вязки, чтобы чересчур пьяные клиенты на колдобинах на падали.
Вот привязали ее, поехали. Дороги зимние, трясет, она и выпала из вязок. Мужики никогда не вываливались, а она вывернулась. Или потому что пластичная очень была, или из-за того что так сильно выпила, а может просто потому что женщины намного гибче, но вывернулась. Мы остановились, снова ее посадили и подвязали – один ни за что бы не справился, поехали дальше. Она снова выпала. Остановились посмотрели. В первый раз она сползла, и вязки у ней под подбородком оказались, второй раз сажали ее повыше и она вперед завалилась – вязки оказались ниже талии, а она головой уперлась в пол. Поэтому, посовещавшись решили так: есть опасность, что вязки или горло сдавить ей могут или если вниз головой наклоненная поедет может захлебнуться рвотой – простите дамы - удерживать ее все время сопровождающему на такой дороге нет никакой возможности. От качки еще и ударить может о стенки – будут синяки, поэтому, учитывая, что до отдела осталось минут 7-10 ехать, решили ее на полу оставить. Полошили аккуратно, одежду подоткнули и поехали.
На дороге бросает, она елозит по полу, сержант ей только юбку успевает поправлять. Напомню что дело в декабре и на Урале, а она лежит почти на голом металле. Когда выгружать стали, то выяснилось, что за остаток дороги она успела описаться – еще раз дамы, пардон.
Вероятно на этом дело и закончилось бы. Времена дурости высокого начальства почти прошли. Старые работники рассказывали, что в свое время была инструкция, что всех помещенных в вытрезвитель стричь наголо. И стригли. В том числе и женщин. Как они бедолажки потом выкручивались? Как всегда у нас благими намерениями творятся самые немыслимые дела. Представьте, что учительница возвращается из ресторана и ее развезло. Или директор музея, или актриса! Это безобразие продолжалось до тех пор, пока несколько попавших и остриженных женщин не покончило с собой. Инструкция была отменена.
Но вернемся к нашей истории, тем более там свою красу не власти показали, а так называемый народ. Через несколько дней вызывают весь наш наряд в полном составе, да еще с командиром взвода в прокуратуру. Сначала зашел в прокурорский кабинет командир взвода и мы могли оценить, даже через двойные двери, силу прокурорского голоса.
Не буду рассказывать все перипетии, отмечу только что проблема сводилась к следующему: когда женщина вернулась утром домой, то ее муж законно поинтересовался где она была? Отбрехаться ей удалось. Но отсрочка продолжалась недолго, точнее до ночи. Когда муж потребовал исполнения супружеского долга, то выяснилось, что выполнить жена его не может. Она разревелась и пришлось колоться, но пояснить что была у любовника естественно она не могла, поэтому родилась версия следующего содержания: милиционеры задержали ее когда она возвращалась от подруги, захотели ее изнасиловать, но она сопротивлялась отчаянно, и её избили в том числе пинали в область половых органов.
Далее прокурор четко обозначил перспективу: сейчас в течении часа она пройдет экспертизу со всеми вытекающими для нас последствиями. Далее следовал вопрос, который можно обозначить как риторический: что имеете сказать в свое оправдание?
Мы оправдываться не стали, а рассказали честно как всё было. Прокурор вызвал своего заместителя, чеченца, кстати, по национальности, и поручил разобраться. Надо отдать должное тот разобрался быстро и координально. Мы еще сидели в коридоре в прокуратуре, как появился разгневанный муж, он посмотрел на нас - как кипятком ошпарил. Честное слово после такого рассказа своей жены, о том что с ней менты-козлы сделали, я бы тоже не питал романтических к ним чувств, то есть к нам. Не важно.
Да, он принес заключение эксперта, что у гражданки в области половых органов обнаружены кровоподтеки с такой-то локализацией и таким-то сроком образования. Зам прокурора их тут же направил женщину на повторную экспертизу, а в постановлении на ее проведение указал дополнительный вопрос: каков характер получения данных повреждений. После соответствующих исследований дан был ответ, что повреждения получены от термического ожога. Попросту говоря от того, что неверная женушка энто место отморозила.
Потом зам прокурора дал ознакомиться с нашими объяснениями мужу, а для доходчивости пояснил, что к чему, чтобы у товарища не сложилось мнение, что он выгораживает милиционеров из чувства корпоративной солидарности. Одновременно растолковал, что бить жену не стоит. Если простить не может, пусть разводится, если может то пускай живет. Его дело. Однажды она его обманула, когда стала изменять. И дважды обманула, когда не сказала правду. И трижды обманула, когда выставила в дураках перед милицией и прокуратурой. Но бить и мстить нельзя, иначе он сам станет подследственным.
Это была их точка зрения, прокуратуры. Тогда я был очень доволен и благодарен что они так быстро и просто разобрались с нашей проблемой.
-А что сейчас у вас другая точка зрения?
-Конечно, иначе я не стал бы вам об этом случае и рассказывать. Вот вы сами как думаете, почему эта женщина так поступила? Почему она стала наговаривать на милиционеров? Только прошу не давайте этических и моральных оценок. То, что поступок ее подлый и так понятно. Я вас о другом спрашиваю: что она хотела получить в итоге, чего добивалась?
-Очевидно, что она хотела уйти от ответственности, в смысле кары мужа, осуждения родственников, может детей, что разбила семью и так далее.
-Да конечно, но не это мне кажется главным. Как она представляла себе следующую жизнь? Что должно было произойти или не произойти?
-Наверное она хотела оставить все как есть.
-Вот именно всё как есть. Когда человек сыт, тогда он думает о развлечениях. Если у нее был любовник, значит у нее все было относительно хорошо. Дом, работа, семья. Ей захотелось поразвлечься, может муж был скуп на ласковые слова, может ей еще чего-то не хватало. Но это уже не имеет большого значения. Вся эта благополучная жизнь закончилась и она оказалась перед выбором а что же делать: сказать правду и все разрушить или попытаться разрешить проблему по-другому. То, что это другое бьет и очень сильно по другим людям, возможно не сразу до нее дошло, а есть некоторые инфантильные люди до которых доходит только их боль, их страдания и переживания, а до других им дела нет. Всё же мне кажется, что главным мотивом ее было стремление спасти семью. Может не обидеть мужа, может не осиротить ребенка или что-то подобное.
Сейчас, когда прошло столько лет, когда я успокоился и не так возмущен ее поведением, когда я видел многое и мне есть с чем сравнить и чем поразмыслить, я, почему то не могу вот так резко, в черно-белом цвете рубануть - неправа и все тут. Я смотрю на самого себя и вспоминаю те 7-10 минут, когда мы её везли на голом обмороженном металле.
Если оправдывать себя, то я сделаю это великолепно: она сама виновата, что упилась до свинячьей степени, виновата в том, что вместо семейного очага болталась с любовником. Но эти доводы не в счет.
-Это почему же, ведь все правильно!
-Никак нет. Оправдать себя, обвиняя другого нельзя. Не потому нельзя, что это невозможно, а потому нельзя что если мы хотим по совести, то ссылка на другого человека ни как не обеляет тебя. Он плох, и поэтому я хорош – бессмыслица полная.
-Но ведь есть и аргументы про вас, то что вы спасли ее например от обморожения или даже смерти.
-Совершенно справедливо. Да, мы ее подобрали и она осталась жива, здорова. Можно даже продолжить: мы ее аккуратно привязали чтобы не поранилась, мы останавливались и терпеливо ее усаживали чтобы не задушилась на вязках и не захлебнулась в рвоте. Прям слово, щас слеза прошибет от умиления какие мы хорошие и замечательные аки херувимчики.
Но все эти замечательные доводы моментально разбиваются о единственное возражение: помимо всего хорошего были и те самые 7-10 минут, когда мы дружно решили: «и так сойдет». Конечно, возиться с пьяной женщиной, которая как кисель и на человека, не то что на женщину совсем не похожа, просто омерзительно. Поверьте мне на слово. Вам навряд ли придется испытать это сомнительное удовольствие, а вот Михаилу скорей всего придется. Мы отступили от должного. Мы должны были выполнить в полном объеме свои обязанности и не выполнили. С того самого момента, как она попала в наши руки, мы стали нести за нее полную ответственность и не важно кто перед тобой и в каком виде. Если не справляешься, если не можешь преодолеть брезгливость, то надо менять профессию.
Мы решили пожалеть себя, и в итоге женщина получила ожог в самом интимном месте. Не наше дело судить и осуждать. Задача милиции совсем в другом, ты сам сказал: защищать и помогать. А судить, для этого есть суд. Предъявлять претензии и обвинять - это дело прокуратуры. Мы же дали слабину. Мы позволили себе взвешивать на весах: вот она в скотском состоянии, а мы такие хорошие помогаем ей, ничего не случится если немного на железяке поваляется. В целом мы сделали хорошее дело, но на этом светлом и блестящем диске правильного и действительного хорошего появилась манюсенькая червоточинка, которая все то, что мы сделали для этой женщины, затемнила.
-Не слишком ли вы строго к себе, Сергей Артемьевич? Почти как про каплю дегтя.
-Нет, нет, нисколько. Профессия милиционера достаточно специфическая, она очень похожа на работу медика. Здесь так же достаточно часто и с кровью и грязью, дерьмом в прямом и в переносном смысле приходится заниматься, и боль причинять сначала, чтобы потом было хорошо. Если брезглив, если не можешь преодолеть себя, то менять профессию надо. Представьте что будет, если стоматолог будет тянуть как можно мягче или брезгливо морщить нос от запаха изо рта, а хирург вправлять вывих бережно.
Есть несогласные?
Несогласных не оказалось, но Сергей Артемьевич все равно привел пример.
-Вот, пожалуй аналогия из милицейской практики. Задержали наркомана с большой дозой. Надо возбуждать и садить. Но пришла мать – один сынок, а она больная, ухаживать не кому, характеризуется хорошо и вообще простите его. Пошл навстречу матери, не стали садить: составили административный протокол, направили материалы на комиссию, на товарищеский суд. Все довольны! А через месяц в ломку он мать и замочил за 50 рублей что не хватало на дозу. Это был такой случай, а если присмотреться, то подобное свершается повсеместно. Не так часто, но есть. Возникает вопрос, а стоило ли проявлять мягкотелость или необходимо было поступить так как предписано. Разные случаи: и женщина на металле, и не остановленный жестко наркоман, но результат один – плохой.
Вот я наконец и подвел вас, в первую очередь конечно Михаила к тому вопросу, который хотел бы задать.
Обвел взглядом.
-Я спрашиваю Вас, Михаил: все ли вы сделали в своем случае, когда доставляли пьяного.
-Конечно,- Михаил ответил быстро и решительно. Что вы имеете в виду? Не так убедительно беседовал, не переубедил или может еще что ни будь?
-Мне кажется я понимаю к чему клонит Сергей Артемьевич,- Марина взяла голос, но тут же засмущалась под направленными в ее сторону взглядов. Она улыбнулась, набрала в грудь воздуха, решилась:
-Я думаю, Миша должен был во чтобы то ни стало удержать пьяного мужа, чтобы он не свалился и не ударился. Тогда бы не было повода писать на него заявления, и не было бы никакой опасности. Ведь он, наверное, мог и шею свернуть! Да?
Она посмотрела на Сергея Артемьевича, ожидая поддержки.
-Молодец Марина,- Ромка хлопнул ладонью по одеялу. Я сам лежу, и у меня такое ощущение, что я что-то упускаю, какую-то важную деталь. Ну, Мишка,- он призывно протянул руку к Михаилу,- Сергей Артемьевич сегодня проговорил это: ты несешь ответственность за тех, кого приручил!
Все засмеялись. Ромкина шутка разрядила атмосферу.
-Если задержал кого-то, то несешь за него ответственность. То есть должен был предвидеть различные последствия, в том числе - что он может побежать, испугаться…
-Согласен,- Мишка замотал головой и продолжил перечисление Ромки,- он мог достать нож, оружие, попробовать сбросить вещьдоки: ту же наркоту, оружие. А ведь на лекциях нам преподаватели говорили об этом. Да уж,- он задумчиво протянул. Я должен был об этом помнить и не вспомнил.
Он осмотрел всех присутствующих.
-Это не расхлябанность, не лень. Просто по телевизору, в детективах бандиты злобные и…ну, их сразу видно. Я не был готов к тому, что зло может выглядеть обыкновенно, как обычный человек. Я должен был это предусмотреть и учитывать, и не сделал этого.
-Должен был сделать и не сделал,- Ромка задумчиво, сам себе в полголоса повторил. Ему показалось что весь этот разговор имеет отношение не только к милицейской работе друга. Что это нечто большее. Посмотрел на Марину и неожиданно встретился с ней взглядом. Она, смущаясь, отвела взгляд и зарделась. Ромка тоже от неожиданности заморгал, перевел взгляд на Мишку, на Сергея Артемьевича,- совсем как я тогда на Лёльку.
Что же произошло, почему такая неловкость и тут же сообразил в чем тут дело. Марина просто его разглядывала! Так иногда бывает в автобусе или в общественном месте. Ты думаешь, что тебя не видят и внезапно встречаешься глазами с тем, кого разглядывал. Конфузясь отводишь поспешно взгляд, но от этой поспешности становится еще более неловко, как будто ты признаешь, что не просто так смотрел, а имел какие то неприличные мысли и понимаешь, что так же может подумать и тот, что тебя подловил. Одним словом кошмар и с трудом дожидаешься остановки или поспешно уходишь.
За весь вечер и Ромка смотрел на Марину, так же как и на всех, и она тоже, и ничего необычного в том не было. Сейчас же она стала его разглядывать не как собеседника, а как кого?
Сам себе задал вопрос и сам же на него ответил:
-Калека, калека, калека. Она смотрела не него как на ущербного, потому и засмущалась.
Он сжал простынь в кулаке, скрипнул зубами. Быстро осмотрел комнату.
Ух, пронесло, все увлечены разговором и не заметили его реакцию
Так, все хватит, спорщики, давайте пить чай. Мариночка, пойдем, поможешь мне.
-Я тоже,- подскочил Мишка!
-Нет, не надо, мы сами управимся. Сиди Миша, развлекай разговором. А мы сейчас. Пойдем Марина.
***
-Простите меня, простите.
-Да за что же тебя прощать.
-Я люблю вашего сына. Я даже с мужем помирились, хотя дело уже шло к разводу, чтобы иметь возможность видеть его. Чтобы был предлог приходить к вам как жене его друга.
-Что же ты, детка, натворила!
-Я знаю, простите меня. Я не могу так дальше, я хочу чтобы Вы знали. Я его сразу заметила на дискотеке и очень хотела с ним познакомиться. Но все как-то по дурацкому получилось. Миша хороший. Он добрый и заботливый. Смешной, но не люблю я его.
-Зачем же ты вышла за него?
-Не знаю. Так вышло. Ромка даже не смотрел на меня. А Миша... Миша ни на шаг не отходил и такой заботливый был. Нет не был, он и есть хороший и замечательный, это только я виновата.
-Пойдем, нас ждут.
***
Ромке, как заноза, засели слова Сергея Артемьевича и Мишки: "должен был и не сделал". Может он тоже не видит чего-то очевидного, того, что на поверхности. Не хотелось бы ему быть в таком положении. Может он должен что-то был сделать? Поэтому и в таком положении сейчас находится? Бред какой то. Ты, Сигизмунд Абрамович,- Ромка назвал себя именем услышанным при первой встрече у Лёльки,- ты Сигизмунд Абрамович начинаешь хвататься за соломинки! Сдаваться нельзя! И думай, думай,- зло оборвал сам себя.
Вот и женщины пришли. Мужчины приставили к кровати Ромки стол, принялись помогать женщинам накрывать. У Марины глаза припухшие. Конечно жалеет его. Хоть волком вой. Может профессор придумает чего ни будь. Скоро должно придти письмо от Лёльки – она единственная отдушина. Не хочу чтобы жалели. Только Лёлька держится с ним так, будто ничего не произошло. И мама какая-то потерянная. Устала? Расстроилась? Конечно устала! А чего радоваться. Жалко что Лёльки нет. А чтобы изменилось? Ему конечно будет веселей, а рядом еще одна несчастная женщина.
Да и ему веселей ли? Вон Сергей Артемьевич ему книжки приносит: все чтиво для развлекаловки, и будто бы случайно: Джек Лондон "Любовь к жизни". И мама старается его нагружать: просит чтобы письмо сестре – его тетке написал, будильник настроил, еще по мелочи что либо сделал. Ее хитрости он сразу раскусил – не хочет чтобы он себя ненужным себя почувствовал. А ненужный он и есть. Сам ничего не может. Совсем ничего. Как пупсику, в далеком детстве, мама ему попку подтирает.
Ромка снова до боли в пальцах сгреб постынь в жгут.
Все хватит. Мужик он или не мужик. С завтрашнего дня начнет тренировки. Но надо незаметно, чтобы мама не заметила и не стала беспокоиться.
Так жить больше нельзя!
Какие замечательные и прекрасные люди его окружают: и мама, и Мишка, и Марина, и Сергей Артемьевич; он не может их подвести. Они верят, что он встанет, хотя и не говорят об этом и еще более открещиваются от самой возможности рассуждений про это. Он это знает, он не может их подвести и он обязательно встанет.
Ромка улыбнулся и оглядел всех с признательностью во взгляде.
Мама тоже улыбнулась, у нее отлегло от сердца: все хорошо прошло. Ромка кажется ничего не заметил и о всех этих перипетиях не знает. Сначала ей показалось что он обратил внимание на припухлые глаза Марины, на её растерянность, пронесло.
Улыбнулся и Сергей Артемьевич. Хорошо, сверху лежит томик Лондона. Хорошо? Что же он все простыни мнет? Мнет и улыбается. Может спина болит? Не похоже. Попробую принести что-нибудь из йоги. Белиберда для русского человека конечно, но может отвлечет его на время или подтолкнет к чему ни будь толковому. Лёлька ничего не пишет, только отзванивается. По телефону ничего понять толком нельзя. Голос бодрый, про Ромку спрашивает, хотя сама с ним все время разговаривает и пишет ему. Хорошо бы в глаза ей посмотреть, тогда бы многое стало понятней. Ничего, ладно, подождем.
Улыбнулась Марина,- слава, Богу он не заметил ничего, не заметил ее неловкости, не замечает ее влюбленных взглядов. Сколько раз ругала себя, дуру, чтобы не расслаблялась и коровьи глазенки не выпячивала. Ну, соберись же. Ему тяжелей всех. Он так страдает. Но она ему поможет, она его вытащит. Она сильная, она сможет. Поможет маме, поможет Ромке. Только бы не заметил. А эта коза пусть по белу свету гуляет если ей нет дела до Ромки, до его Ромчика. Любовь моя!
Может и маме не надо было говорить? Нет, нельзя. Женщина, а тем более мать все равно почувствует. Это мужики деревянные, не прошибешь, а женщина она больше сердцем, оно у нас большое. Все равно она все сама бы поняла. Как хорошо, что все прошло без проблем.
Улыбнулся и Миша. Хорошо что Ромка прикован к кровати. Он конечно желает ему только добра, но пусть лучше лежит и набирается сил. Такое положение Ромки позволяет Михаилу быть рядом с Мариной, видеть ее. То, что Ромка прикован, позволяет ему не терять друга. Не может же он предъявить ему претензии за то, что увел жену тогда, когда он прикован. Он не хочет терять друга. Он не хочет быть ему врагом. Маринка коза. Вот глупые бабы, вечно им жалеть кого-то надо, иначе и счастья вроде нет. Путь его пожалеет. Как чувствовал что на Ромку западет, потому как увидел, так не отпускал от себя ни на шаг, начиная с дискотеки. И почему все бабы от него без ума? Ромка конечно не специально, но что же теперь ему, Михаилу делать, если его Мариша тоже в него влюбилась. Ромка не виноват, он точно знает, он палец о палец не ударил, чтобы увести у него жену. А кто тогда виноват? И что делать теперь?
Вот, дрянь, какая же жизнь жестокая штука.
***
Ромка отложил книгу. Кажется Мишка принес её. Вот что называется: век живи и век учись. Никогда он и предположить не мог, что у Джека Лондона есть фантастические романы. Это стало для него откровением.
Сначала Ромка подумал что это обычный роман Лондона в его стиле – борьба с обстоятельствами, борьба за счастье, за достоинство, борьба человека за то чтобы не стыдно было сказать что ты человек, что ты не сдался и не сломался.
Ромку заинтриговало название романа - двойное и необычное: "Смирительная рубашка (странник по звездам)". Действительно начало романа было интригующим и похожим если не детектив, то очень близкое к остросюжетному, лихо закрученному действию. Там герой попадает в жестокую американскую тюрьму и вступает в противоборство с непорядочным тюремщиком. Тот хочет сломить героя и для этого применяет жесточайшую пытку: заключенного закутывают в смирительную рубашку, при этом так ее стягивают, что тяжело даже вздохнуть. Вернее рубашку стягивают так, что дышать то и невозможно. Грудная клетка не распрямляется, кислород не поступает в легкие, в кровь. Человек, подвергнутый такому воздействию, не только испытывает физическую боль, но еще у него начинаются от кислородного голодания галлюцинации. Редко кто выдерживает такие экзекуции. Были случаи и смерти, но герой не сдается, он находит выход в том, что вводит себя в аутогипнотическое состояние и странствует по разным временам в телах различных людей. Был он и в первобытном племени, и в древнем Иерусалиме, и в теле моряка, выброшенного на необитаемый остров без растительности и живности.
Ромка не был поклонником фантастики в чистом ее виде, ему не очень нравились всякие там бластеры, киборги и прочая белиберда. Этот же роман Лондона и фантастикой в полной мере и назвать не было бы справедливым. Почти все как в жизни: подлость, достоинство, отвага, их противостояние и немного, совсем чуть-чуть, вымысла. Порой жизнь более вычурна и намного причудливее, чем вот такое, незначительное допущение.
Но самое главное этот роман Лондона подтолкнул Ромку на конкретные действия. Конечно, предпринять что-либо он и сам решил, но этот роман так эмоционально подстегнул Ромку, что он чувствовал крылья у себя за спиной. Все, работаем!!!
Начались ежедневные изнуряющие тренировки. Ромка начал с самого простого: если нельзя напрягать спину, если ноги ему не подчиняются, то надо нагружать руки. Он начал делал жимы руками вверх с табуреткой. Попросить маму принести ему гири или гантели нельзя было и подумать, это было бы слишком очевидным, поэтому он и принялся применять то, что было под рукой. Пробовал сначала стопки книг поднимать, но они слишком легкие были и все время рассыпались. Ромка было вовсе перешел на табуретку, но потом все равно вернулся к книгам – да, они намного легче, но чтобы удержать стопку в руках и чтобы она не рассыпалась приходилось прилагать усилия на кисти рук и при этом ни на мгновение нельзя было терять концентрацию, иначе книжки норовили по подлому так рассыпаться в руках. Кроме того, Ромка пару раз уронил табуретку, на шум прибегала мама и было проблематичным правдоподобно объяснить почему это вдруг мирная, никому не мешающая табуретка вдруг оказывается лежащей в другом углу комнаты.
-Что случилось, Рома?
Голос у мамы испуганный и озабоченный. Она явно беспокоится о том, нет ли у сына нервного срыва, и бедная табуретка стала первой жертвой взрыва ярости.
-Ничего, мама.
Ромка улыбается, пытается как можно естественнее изобразить безмятежность. Надо подпустить немного озабоченности – упала табуретка, ай, яй, яй, могла сломаться, шум напугал маму, но ничего, все в порядке, не стоит беспокоится, мама. Слишком беззаботный тон может навести на мысль что здесь что-то нечисто и кое-кто пытается скрыть кое-что. Что?
-А что ж, сынок, табуретка валяется?
-Да не беспокойся, подвинуть немного хотел, чтобы поближе была, книги удобней класть, зацепил ее неудачно, вырвалась из руки, откатилась, оттого и шума много было. Ничего не случилось.
-Что же меня не позвал, Рома!
-Да не хотел из-за мелочи беспокоить.
-А почему бутерброды не поел?
Мама подставила табуретку поближе к кровати, села рядом.
-Рома, прекращай!
-Я не понимаю мама!
-Не понимаешь?
-Нет.
-Нет?
-Ну, перестань, мама, меня стыдить, мне кажется я снова маленький мальчик и что-то нехорошее натворил: вазу там разбил или с уроков сбежал.
-Прекрати, Ромка – ты за всю жизнь разбил всего одну вазу, когда играл в ратников и рубил тевтонцев. Ваза, надо сказать, была чудовищная и если бы это не был подарок, ее давно стоило бы выкинуть, так что разбив ее, ты избавил меня от вечной проблемы: как ее поставить так, чтобы она была менее заметной и не мешалась. Честно сказать, я была тебе страшно благодарна, что ты ее грохнул. А уроки ты вообще никогда не прогуливал.
-Правда, мама? У меня как гора с плеч!
-Прекрати,- мама смеется, но голос становится громче и строже,- ты сам прекрасно знаешь, что ни разу не пропустил ни уроки, ни тренировки. У нас ведь был уговор.
-Ах, да, конечно. Но я имел в виду вазу!
-Вазу мне не жалко, я уже сказала.
-Зачем же так ругала, калечила неокрепшую детскую психику.
-Ругала потому, что с врагами биться надо на поле боя, а не в собственной квартире, и прекрати переводить разговор, ты прекрасно понял о чем я спрашиваю. Почему не кушаешь?
-Ну, мам, не хочу!
-Ромка!
-Честно не хочу.
-Все, буду пороть!
-Ма!
-Никаких, "ма" не знаю. Если хочешь поправиться, то должен хорошо есть. Не будет сил, наступит уныние духа. Понял!
-Понял.
-Ты говоришь формально, без оптимизма, как долг отдаешь.
-Понял! Ну, мам, хватит, я буду хорошо есть, только сейчас не хочу.
-Ромка, посмотри на меня! Ты думаешь, что меня можно обмануть! Я тебя родила, первые годы ты все время был у меня на руках, или ты думаешь, что можешь чем-то меня удивить, что я чего-то не видела или не знаю о тебе? Или какашки в 20 месяцев другие чем в 20 лет?
-Ну все, все, хватит, мама. Я уже кушаю, всё кушаю. Буду удобрения давать сколько скажете. Вот смотри,- Ромка взял самый большой бутерброд и за два укуса отправил в рот.
-Не спеши, подавишься.
-Я всё съем,- говорить было почти невозможно, Ромка дурашливо вытаращил глаза,- вот, вот,- он пихал в рот не уместившиеся куски.
Дожевывая, он потянулся за вторым бутербродом.
-Я же позавтракал, хорошо поел, а ты еще и фрукты приносишь и бутерброды, и сладости.
-Поел ты плохо, не спеши, дурашка,- она положила ему ладонь на голову, пригладила волосы как в детстве. Пойду принесу тебе чая запить, а то и в правду подавишься.
Когда дверь закрылась, Ромка с трудом и отвращением протолкнул последний кусок в горло и облегченно вздохнул,- уф-ф, пронесло. Кажется не обратила внимание. Надо быть осторожней, иначе в следующий раз не удастся так легко отбрехаться почему это у него табуретки летают, и бутербродами не отделаешься.
На подоконнике показался голубь. Он долго приноравливался прежде чем сесть, все у него не получалось – он соскальзывал и не мог зацепиться на скользком жестяном подоконнике. Взмахи крыльев были слишком резкие, с хлопком и сам он как-то боком подлетал, утыкался на стекло, отскакивал, но снова подлетал, цеплял лапками неудобную поверхность. Наконец ему удалось удержаться на поверхности, он смешно поворачивая головой смотрел на Ромку то одним глазом, то другим.
-Что брат, и тебе несладко? Как то странно ты летаешь, похоже пацаны из рогатки крыло подбили или может лапки зимой подморозил, теперь не можешь цепляться.
Ромка внимательно посмотрел на черную бусинку глаза голубя, периодически закрываемую белесой пленкой.
-А, что? Это идея! Надо попросить маму чтобы открыла окно и держала его так постоянно. Ох, и заживем мы с тобой, брат! Я тебя подкармливать буду, да и выкинуть кое-что можно будет в случае чего. Спасибо, голуба за поддержку и помощь. Надо еще немного покачаться. Рука потянулась к табуретке, но он вспомнил и быстро отдернул ее – сейчас же мама придет и чай принесет.
Ух ты, снова чуть не напортачил, надо собраться и не расслабляться.
***
Дальше дело пошло гораздо быстрее.
Ромка очень быстро восстановил силу рук. Бицепсы крутыми, упругими шарами перекатывались под кожей. Теперь он был уверен, что ни за что не выпустит из рук табуретку. Он брал ее за самый кончик, иногда тремя или даже двумя пальцами: сжимал кольцо большим и указательным пальцем, и размахивал табуреткой направо и налево. Иногда он специально делал чрезмерно энергичные махи, чтобы инерция движения руки с грузом табуретки была как можно больше, чтобы остановиться приходилось очень сильно напрягать весь плечевой пояс и руку. Мышцы вздувались, пот проступал на лбу, но Ромка усталости не чувствовал и не ощущал: только радость. Он вновь прочувствовал знакомые с детства ощущения напряжения, преодоления, нагрузки и усталости. Ему было не тяжело, а наоборот радостно и бодряще. До одури, до онемения кончиков пальцев он изматывал себя напряженными выкрутасами, но эта усталость приносила ему только удовлетворение собой. Время было постоянно занято поиском все новых движений.
Ромка прекрасно знал свое тело и каждый раз пытался найти такой вариант, новый и интересный, чтобы в этом новом движении были задействованы новые мышцы. Их должно быть все больше и больше, как можно больше.
Щеки его порозовели, аппетит тоже улучшился. Мама не могла на него нарадоваться. Вероятно она считала что это результатом ее профилактически-воспитательной беседы и открытого окна, которое теперь никогда не закрывалось. Знала бы она куда направлялись большинство плюшек и бутербродов.
У Ромки появилось новое развлечение: он пытался приручить голубя. Тот, как на смену, прилетал каждое утро. Ромка пытался с ним разговаривать и заманить в комнату, но голубь упорно оставался только на узеньком карнизе, изредка вставал на бортик рамки окна, но всегда оставался на границе комнаты и улицы и внутрь не заходил.
С голубем они нашли быстро общий язык, если можно так сказать. Ромка стал называть его Лёликом. Во-первых он имел совершенно дурашливый вид когда пытался рассмотреть что происходит в комнате: поворачивал голову разными сторонами, дурашливо кивал головой, да и сам был каким то несуразным и неловким, совсем как Лёлик из "Бриллиантовой руки". Да и имя было созвучно с Лёлькиным. Ромка поставил себе задачу: к ее приезду на каникулы иметь какой-нибудь успех. Обязательно.
Ромка теперь пытался специально ограничивать себя в еде. Если раньше это было просто нежелание проходить через неприятную и унизительную для него процедуру, то теперь он всерьез стал опасаться поправиться. Нагрузку он себе давал серьезную, но задействованы были только его руки. Как спортсмен он знал, что такой перекос может дать совершенно неожиданные результаты: например пузяка начнет расти или в некоторых местах появятся жировые наросты.
Друзья и знакомые не оставляли его, а Сергей Артемьевич принес инвалидное кресло – то самое и пояснил:
-Пусть это будет для тебя раздражитель и одновременно стимул. Когда ты впервые переступил порог нашего дома, то Жулька так же передвигалась при помощи его. То есть я бы хотел чтобы ты постоянно помнил, что это инвалидное кресло всего лишь ступенька к твоему возвращению. Это никак не конечная цель. Доктора же говорили тебе, что могут сделать операцию, извлечь осколок и можно было бы приступать к строительству нового бытия для тебя – жизни инвалида, перемещающегося в пространстве с помощью коляски. Это не обидно и не оскорбительно. Многие люди рождаются или становятся инвалидами, но это не говорит об их ущербности. Они становятся ущербными, если только сами становятся на такую позицию. У тебя совершенно иная ситуация. Не потому что ты лучше их, а потому что иная; ты иной, и ситуация у тебя - иная. Будь сильным и возвращайся. Смотри на это кресло и постоянно держи в голове, что ты сначала должен перебраться в него, а потом и встать. Одновременно это кресло будет напоминать тебе, что ты не один и можешь смело на нас рассчитывать. Договорились?
-Разумеется.
-Вот и великолепно. Будем надеяться что прогноз медиков оправдается и ты встанешь, ты победишь недуг, ты справишься с обстоятельствами. Еще я тебе книжку по йоге принес. Может что и полезное вычитаешь для себя. Держи.
-Спасибо.
-Спасибо потом будешь говорить. А сейчас постарайся встать, это даже не тебе нужно, это нужно твоей матери, это нужно нам всем, кто верит в тебя. Не подведи нас. Но помни, как бы мы в тебя не верили, как бы не стремились тебе помочь, встать можешь только ты. Это только в твоих силах. Не подведи нас.
-Не подведу.
***
Тело наливалось упругой силой. Ромка был уверен, что многое ему теперь по силам. Самое главное он доказал (в первую очередь самому себе), что все возможно.
Но не случайно говорят, что жизнь напоминает зебру: полоска темная, полоска светлая. Восстановив силу рук, он неизбежно пришел к той грани, где после ясных и четких целей и столь же четких способов их решения появляется нечто, что нельзя ни сформулировать, ни определить, ни описать.
Что делать дальше?
Ничего не происходит и не меняется! То, о чем врачи предупреждали - о возможных изменениях, ничего не происходило. Когда они произойдут, каковы они, какие последствия вызовут, может ли сам Ромка влиять на них, на сроки их наступления или это воля случая и обстоятельств?
Что делать, какие перспективы? Его тренировки с визуализацией становились все более длительными и напряженными. Не мог же профессор глупость посоветовать. Но все так же как и в начале, Ромка не чувствовал никаких изменений, ничего.
Он не только не чувствовал их, но вероятно их и не было.
Если нет продвижения вперед, тогда что? Что дальше? Снова, со всей очевидностью назревал вопрос, самый главный и самый важный и ответ на него, казалось, должен был дать сам Ромка и ни кто иной.
Ромка смотрел на инвалидную коляску и пытался, как древний японец, найти точку опоры и начать движение. Странная позиция и не имеющая выхода: давать нагрузку на позвоночник нельзя, потому что может быть хуже. Одновременно сесть в кресло и продвигаться вперед нельзя именно по этой причине, но пока не двинешься вперед, то продвижения и не будет. Замкнутый круг. Что дальше?
Ромка взял в руки последнюю книгу, что принес Сергей Артемьевич, полистал. Все странное и необычное, непривычное. Ромка немного насторожился – это известный прием в психологии. Говорятся непонятные, околонаучные слова и слушающий проникается невольным уважением и доверием к таким словам. Цель такого воздействия, по крайней мере, в психологии благая: обойти блокировку сознания и постараться напрямую воздействовать на мысли, мотивы, эмоции человека, то есть побудить его к необходимым и правильным действиям.
По такому же принципу действуют и тоталитарные секты. Там вообще все примитивно до безобразия, поскольку основная цель практически любой такой секты это выбивание денег у адептов. А как это сделать, как побудить человека добровольно отдать кровно заработанное? Как принудить человека к тому, чтобы тот свое добро использовал не на своих детей, их образование, здоровье, их будущее, на нужды людей в конце концов, а отдал секте (руководителю, вождю, просветленному, богу на земле, воплощенному и т.д.)?
Все очень просто. Давайте объявим высшей целью нечто великое, а путь к достижению этого обставим различными непонятностями, туманными фразами, вычурной терминологией, необычными и желательно красочными ритуалами, а если тебе что-то непонятно, то значит ты еще не прозрел, не просветлел, не проникся. Может ты что-то утаил от секты? Какие-то деньги, ценности? На похороны оставил! Вот это и мешало тебе просветиться! Давай неси скорей, бегом, пока еще не поздно. Надо успеть!
Без всякого сомнения Сергей Артемьевич не ставил перед собой никаких иных целей иначе как поставить на ноги Ромку. Но все же как то с опаской поглядывал Ромка на книгу, на страницы, в конце концов не Сергей Артемьевич же её написал. Как говорится благими намереньями…
Ну давай, посмотрим. Как правило на первых страницах в книгах и учебниках основа, что же тут пишут, посыл, а далее развитие. Вдоль осевой линии человека от головы, по позвоночнику – Ромка заинтересовался – и до копчика идут поочередно точки сбора энергии: на самой макушке расположена сахасрара, ниже, на лбу, где индусы рисуют красную точку – аджна чакра. Дальше вниз: на горле вишуддха чакра, потом анахата, на животе манипура.
Манипулировать, вертеться,- отметил про себя Ромка. Если центр тяжести близко к животу, то вертеться, выполнять гимнастические упражнения гораздо легче. Что дальше: свадистана, и самая последняя в районе копчика – муладхара. Точно, то, что там, это муладхара. Всему харэ, мура. Мура, харэ.
Что-то не лезет в голову. Наверное йога не для русского человека, только фанаты ей у нас занимаются. Вроде бы и отзывы шикарные и мастера йоги такое завернут, что дух захватывает, но не приживается это на нашей земле. Что русскому хорошо, то немцу смерть,- почему то всплыло в голове. При чем здесь немцы?
Отложил книгу. Ладно, потом посмотрим и разберемся. Пока что книга не вызывает доверия. Может и действительно там великие истины написаны, но не для него это, или пока не для него.
Прилёг, бесконечно вращая одни и те же вопросы устало прикрыл глаза, сквозь дрёму увидел как на подоконнике примостился голубь. На стене приползла муха. У, зараза. Эта сволота все утро его донимала – прилетит, нажужжит, нащекочет, отвлекает и раздражает, но больно шустрая попалась, поэтому никак не удавалось ее зацепить. Ромка сопеть начал, но этот монстр, вроде бы улетевший, тут как тут. Чтобы не упустить момент, пока эта гадость малоподвижна, Ромка запустил в нее первым попавшимся предметом под руку. Это оказалась книжка про йогу Сергея Артемьевича.
Все же зацепил он ее, не убил, но прихлопнул. Теперь она на полу у стены бешено жужжала, стараясь перевернуться и взлететь.
Собаке собачья смерть,- злорадно подумал Ромка и поискал чем бы ее добить. Ничего подходящего не было. Книги остальные в стопке тяжелые, если запустить, то шуму много будет, мама опять перепугается. Звать её-то же не хотелось. Из-за какой-то мухи беспокоить человека, она и так устает, возится с ним как с дитятей.
-Что ж ты, Лёлик, пользу не приносишь? Залетел бы внутрь, муху прихлопнул, а то всё снаружи сидишь, да плюшки выпрашиваешь.
Внезапно в прихожей зазвонил звонок. Ну вот, все и разрешилось. Кто-то проведать его наверное пришел. Сейчас зайдут, попрошу зверя добить и книгу поднять.
-Дожился, даже муха ему не под силу,- иронично подумал Ромка,- ну почти не под силу,- поправил сам себя. Еще на что-то сгожусь, ведь попал, точность и реакция есть.
В прохожей было слышно как мама открыла дверь, послышались голоса ее и Сергея Артемьевича.
-Вот зараза, сколько бед от тебя,- Ромка погрозил почти поверженному противнику кулаком.
Что же делать? Нехорошо получится, если Сергей Артемьевич увидит, что его книга валяется, может что угодно подумать. Человек он умный и, конечно же, не посчитает что это знак неуважения к нему лично, это точно. Хуже если посчитает что у Ромки бзики, истерика, паника, депрессия. Надо как то выйти из ситуации! Позвать маму? Нет. Не пойдет, скорей всего зайдут оба одновременно. А если мама то же самое подумает! Сказать, что случайно из руки выскочила? Нет, плохо, то летающие табуретки у него, то книги-вертолетчики.
Книга, ударившись о стену спружинила и отлетела приземлившись недалеко от кровати. Что если попробовать самому ее достать, или хотя бы под кровать запихнуть? Это идея!
Ромка перекатился на бок – этот прием он уже освоил хорошо, тело он контролировал прекрасно и был уверен, что никаких подвижек на позвоночнике не будет. Он снял с табуретки чашку с чаем, поставил на пол. Быстрей, быстрей. Взял табуретку за самый конец ножки и постарался зацепить книгу – немного не хватило, сантиметров пять, семь всего то.
Ромка подвинулся на самый край кровати, повторил попытку. От спешки табуретка качнулась, он еле успел среагировать и не допустил чтобы она со всего размаха грохнулась об пол. Уф, пронесло, но все равно не хватило. Он подвинулся еще. Немного замер, ловя равновесие, одновременно прислушался. Сергей Артемьевич с мамой прошел на кухню, только крикнул в комнату,- привет Ромка, сейчас придем, подожди немного, у меня сюрприз.
-Хорошо, проходите, я не сплю.
Ромка еще подвинулся, потом еще немного, замер. Теперь он лежал на боку, при этом корпус почти полностью висел над полом, ноги с другой сторону кровати. Левой рукой он уперся в пол, совсем не испытывал напряжения. Вот теперь он точно достанет книгу. Правой рукой он подхватил табуретку и потянулся к книге, чтобы зацепить ее и подтянуть к себе. Вот еще немного.
Муха истерически закрутила круги, словно почувствовала угрозу, наскочила на книгу, облетела к стене, там забузила. На подоконнику послышалось шевеление, стук лапок. Ромка повернул голову,- спакуха, Лелик! Сейчас всё исправлю, достану эту злосчастную книгу.
В этот момент больничная кровать – ее выделили Ромке для скорейшего восстановления, качнулась на роликах и покатилась.
Если бы он не думал о том, что нельзя поднимать шум! Если бы он просто сполз, стек, плавно опустился бы на пол! Ели бы он не отвлекся на Лелика! Если бы…
Но случилось то, что случилось. Без всяких если бы. Ромка постарался словить равновесие, левой рукой оттолкнулся, стараясь забросить тело на ускользающую кровать. Это только придало ускорение кровати, она поехала еще быстрей. Правой рукой он постарался смягчить стук табуретки о пол. Стукнула все же, зараза! Не успел ей помочь себе, упереться двумя руками, смягчить. В конце концов что такое для здорового, молодого человека упасть с высоты полметра. Для здорового. Если бы он не пытался спасти безнадежную ситуацию!
Он шмякнулся всем левым боком о пол. Осколок сдвинулся, свет померк. Все! Тишина.
***
Дальнейших дней и ночей для Ромки не было, он их не ощущал. Они были для его родных и близких. Череда непрерывных, нервных, суетливых событий, тревоги и ожидания, ожидания и надежды. Просто ожидания.
Местный военком чудом выбил вертолет и Ромку за два часа доставили в знакомый уже корпус института, еще через четыре часа он лежал в своей палате в реанимации.
Операция закончилась удачно. От удара скол двинулся и пробил спиной мозг полностью, поэтому держать его на старом месте, опасаясь, что может произойти нечто плохое, не имело смысла. Худшее уже случилось. Скол, этот отросточек в миллиметр толщиной и длиной в семь двинулся, его без лишнего пиетета и опасений удалили. Дальше пошел восстановительный период. Все как обычно.
Необычным было то, что прошло время действия наркоза, прошло еще несколько часов, прошла ночь, а Ромка не приходил в себя. Его состояние нельзя было назвать комой. Скорее подошло бы определение – разновидность летаргического сна.
Как бы то ни было, Ромка не приходил в себя. Казалось, он просто спит и если очень надо, то можно прикоснуться к его руке, позвать и он откроет глаза. Но нет. Проходили часы, дни, недели, но ничего не происходило. Не менялось только то, что с ним, но то, что вокруг, завертелось с усиленной энергией.
Приезды светил пошли по новому кругу. Александр Викторович все время повторял, что Ромка не устает его удивлять и в будущем его именем назовут новое явление в медицине. Может это и было любопытно и познавательно, но как и прежде приезжие увлеченно слушали, осматривали Ромку, кивали головами и удивленно разводили руками. Если раньше не было объяснения почему нет паралича ног ниже травмы, то теперь не могли найти ответа почему Ромка не приходит в себя и как обозначить его теперешнее состояние, как долго оно продлится и можно ли каким либо способом спровоцировать, подтолкнуть Ромку к пробуждению.
Опять полнейшая неизвестность. Мама осунулась. Ей пришлось окончательно рассчитаться на работе и она снова перебралась в больницу. Она отговорила Лёльку прилететь. Все равно ничего не изменилось бы и она не смогла бы помочь Ромке и даже просто поговорить с ним, было невозможно.
Зато Марина все же решилась на перемены, ухнула как в колодец: она развелась с Мишкой и перебралась в областной центр. Нашла хорошую работу, устроилась с жильем. В первый раз она пришла в больницу и скромно сидела в фойе, ожидая, когда мама пройдет мимо. Дождалась и попросила разрешения изредка приходить к Ромке.
-Он ведь без сознания. Ты не сможешь с ним поговорить.
-Я знаю. Позвольте мне. Пожалуйста.
Мама присела рядом с Мариной, устало сложила руки. Только глаза не упавшие, не потухшие, а скорее озабоченные. Вот еще одну проблему надо решать; отложить нельзя, перепоручить другим невозможно.
-Конечно, приходи, я думаю ты знаешь что делаешь и чего добиваешься. Только прошу: не навреди Роме, не сделай ему больно.
-Конечно, да. Да.
Мама хотела добавить, пояснить, что не хотела чтобы больно было Ромке и Юле. Но не сказала. Почему? Она и сама не смогла бы пояснить. Вероятней всего спешила и не было времени разбираться в этих тонкостях, пояснять и комментировать. Не до того, когда столько забот, когда не решено главное: Ромка еще не пришел в себя. О том, что хотелось бы еще чтобы он и встал, так далеко она не заглядывала. Если хочет Марина помогать – конечно, пусть приходит, помогает. Хуже, наверное не будет.
-Ромка, вернись!