***
Неожиданно его глаза встретились с её глазами. В проеме окна второго этажа виднелась голова девушки
Это чудо, наваждение, взрыв, это как решение задачи. Это тот момент, когда понимаешь, что вот он, вот этот случай, который должен был произойти, не мог не случиться, который ты ждал быть может много лет. Он пришел, он наступил. Еще ответа нет, ты знаешь что еще считать и считать, но уже уверен - решение найдено и оно будет правильное, это как у рыбака поплавок дрогнул, ты еще не успел натянуть леску, не почувствовал тяжесть рыбины, ее сопротивление, но уже предчувствуешь королевский улов.
Он был мимолетным, этот взгляд, можно даже сказать что и не смотрели они друг на друга, просто их глаза на какую-то долю секунды, не прекращая своего движения, встретились в некой точке пространства. Скользнули и прошли дальше. Каждый по своим делам, подчиняясь воле хозяина.
Ромка смахнул, внезапно обильно проступившие, капельки пота со лба. Вот это да! Она сидит у окна! Красивая. Окна второго этажа забраны решеткой. Сквозь арматурные прутья, видно как ветер шевелит ее челку. Стрижка не длинная и не короткая. Волосы то ли светло-русые, то ли темная блондинка, а может и крашенная, издалека не очень видно, тени от листвы набегают на лицо, создавая постоянно меняющийся рисунок, танцуют. Одета в какую-то кофточку розовую с цветочками. В руках книга или журнал. Скорее книга, журнал так не держат. Вот она склонила голову, вчитываясь в текст, оторвалась, смотрит на улицу, взгляд скользит сквозь листву.
Ромка настолько увлекся разглядыванием незнакомки, что пропустил момент, когда они снова встретились глазами и оба с любопытством принялись рассматривали друг друга. Как только он понял, что попался, то ужасно смутился. Совсем не потому, что он совершил или хотел сделать что-то предосудительное. Вовсе нет. Он сразу же проникся симпатией к незнакомке. Было и в ее взгляде да и во всей внешности что-то такое, за чем угадывается что-то прекрасное и доброе. Очень, очень хорошее. Он чувствовал это и не хотел чтобы она предположила в его поведении что-то предосудительное, поэтому сконфузился и непроизвольно наклонил голову. Руку поднял к лицу. Может чтобы поправить волосы, может чтобы протереть глаза от несуществующей соринки, только ничего не вышло. В руке была мороженка, на жаре весьма подтаявшая и утратившая былую крепость, поэтому, когда Ромка непроизвольно махнул рукой, на лице оказались остатки этой мороженки.
От случившегося конфуза Ромка еще больше расстроился, еще больше смутился. Было в этом что-то детское, несуразное. Когда он снова глянул в окно, то незнакомка была все еще там. Она смотрела на него и улыбалась, а в глазах играли искринки. Можно было бы сказать, что она хохотала одними глазами. Темными, огромными. Ромка улыбнулся в ответ и развел руками, - вот ведь что приключилось. Тогда ее глаза не выдержали, брызнули светом и сама она захохотала, залилась звонким, переливчатым смехом.
Боже, какой прекрасный смех,- подумал Ромка. Он по достоинству оценил тактичность девушки. Она не стала смеяться сразу, не позволила себе, хотя он мог представить, как комично выглядел. Мало ли как незнакомый человек поведет себя в ситуации, когда он понимает, что глупо выглядит. Может ему неприятно выглядеть смешным или у него нет чувства юмора. Но когда она увидела, что Ромка сам смеется над собой, то позволила рассмеяться. И смех у нее при этом был необидный, а очень веселый.
Он снова посмотрел на нее, попробовал платком убрать остатки мороженки, заранее предчувствуя, какая сладкая и липкая будут кожа. Увидев его напрасные попытки девушка махнула ему рукой раз, второй. Первый раз это означало не занимайся ерундой, прекрати, сделаешь только хуже, второй – заходи ко мне, я помогу.
Ромка поднял брови, - ты уверена, ты действительно хочешь помочь? Она повторно махнула рукой, уже нетерпеливо, - да заходи же!
Между ними было не больше десяти-пятнадцати метров. Конечно, если крикнуть или просто повысить голос, то все услышишь, ведь достаточно близко, но ни он ни она не захотели этого. И вправду, зачем слова, и так все понятно!
Вход в подъезд находился с другой стороны здания, поэтому Ромка направился к торцу дома, по пути размышляя над происшедшим. Сказать, что он влюбился было бы неправильно. Как можно – они не сказали друг другу ни слова! Да и видели друг друга всего несколько секунд, может минуту. Но постоянно с ним было то ощущение, когда его глаза случайно встретились с ее. Он конечно волновался и переживал. Не за себя. Он умел общаться с женщинами и в их присутствии не терялся, как это было когда он был подростком. Он переживал, что действительность обманет его, он получит не совсем то, что ожидал, что хотел.
Это трудно объяснить, что человек хочет. У каждого - наверняка свое. Но ожидание чуда не покидало его всю сознательную жизнь. Это адреналин, это способность и возможность чего то нового. Это возможность случиться и способность встретить это в лицо. Это как новая игрушка в детстве. Это как состояние счастья. Это что-то удивительное, это как будто ты на вершине мира, ты чемпион, ты победитель, ты властитель мира. Это прекрасное светлое чувство обратное зависти.
Вот, например, есть богатый человек, ездит на крутой тачке и ты знаешь, как он работал, как добился успеха и осознаешь, что если будешь много работать, то добьешься успеха и будет у тебя и дача и тачка. То есть то, что у тебя сейчас в кармане не так много денег, это в принципе ничто: если есть желание, если поставить пе6ред собой такую цель, то можно получить то, к чему стремился. Хочешь стать чемпионом – пожалуйста, только тренируйся до седьмого пота и выбери правильный (твой) вид спорта, хочешь стать известным писателем, художником – пожалуйста. Весь мир на ладони. Пьянящее ощущение мира на ладони. Я могу если захочу, все возможно: чудо, счастье, радость могут придти в любую секунду, в любое мгновенье, за любым поворотом.
Он взлетел в парадное, перепрыгивая через несколько ступенек, споткнулся, но сгруппировался, устоял, успел подумать,- хорошая координация, встал перед дверью. Пригладил короткий ежик, восстановил дыхание. Готов. Поднял руку позвонить. Стоп.
Что-то здесь не сходилось, что-то тревожило его.
Снова пригладил ежик, провел рукой по подбородку – рука липнет. Не стереть. Сейчас умоюсь. Мысли как скакуны. В долю секунды полгалактики.
Что же не так? Он привык владеть ситуацией, а как же будешь владеть, если не понимаешь: что происходит! И все равно: не то. Он просто не понимал что не то, но что-то не так.
***
Дверь внезапно открылась.
-Заходи, не мнись.
Девушка сделала приглашающий жест. Наверно она встревожилась что Ромки так долго нет и пошла, вернее поехала проверить не перепутал ли гость подъезды. Не знала она, что Ромка не перепутал бы – учили.
Ромка облегченно вздохнул. Только взглянув на девушку, он понял, что именно его тревожило. Вот оно - что не так, вот оно. Вот что казалось необычным и странным: девушка сидела в инвалидном кресле, потому и голова её в окне находилась ниже чем должна быть, вот что смутило Ромку.
-Ну что,- она запнулась, пристально глядя в его лицо, стараясь подобрать определению его выражения лица,- растерялся, нет озаботился! Не бойся на шею бросаться не буду, хотя и могла бы. Девушка резко встала и сделала шаг по направлению к Ромке.
Тот инстинктивно протянул ей навстречу руки, чтобы поддержать. Если чуть ранее его лицо и выражало удивление или изумление, то теперь он совершенно ошалел.
-Иш ты какой прыткий,- она оперлась на его руку, и не поймешь то ли восхищаясь его быстрой реакцией, то ли полагаясь на него, а может просто отодвигая руку от своей талии,- не бойся,- повторила,- пошли, провожу в ванную. Сбросила стопор с замка и потянула Ромку за собой.
-Лёлька, перестань баловать,- в проходе показался мужчина, явно отец девушки,- не обращайте внимание, молодой человек,- обратился он к Ромке,- она любит ставить в тупик людей и смотреть как он из этой ситуации выберется. Ничего личного, просто развлекаловка, сколько раз ей говорил, что это неправильно и в некотором роде даже жестоко, балует. Жулька!
Он рассерженно, вроде бы как с показным гневом махнул рукой. Собрался уже вернуться в комнату, но вновь повернулся к Ромке.
-А ногу она подвихнула когда показала подростку как надо лихо соскакивать с велосипеда, а не покоряя Эверест, как рассказывает своим подругам.
Лёлька возмущенно фыркнула,- папа!
-В качестве компенсации ты просто обязана напоить молодого человека чаем.
-Ага, а ты будешь его пытать про политику или расспрашивать как она, современная молодежь? И какая же еще компенсация, за что? А?
Она задорно повернулась в сторону Ромки, как бы проверяя на чьей он стороне и приглашая в союзники.
-Дудки, чаем напою, но у себя в будуаре!
-Жулька!!! Отец был готов взорваться от возмущения, вот только не понятно, что его так поразило: место проведения встречи или исключение его из этого процесса.
Было очевидно, что весь его гнев, возмущение – демонстрационные. Слова, интонация, мимика, жесты соответствуют сказанному, но его выдают глаза, они "смеются", показывая доброго и порядочного человека, выказывают иронию. Как у дочки,- отметил "молодой человек".
Переступив порог, Ромка неприметно огляделся. Очень чисто, но краской не пахнет, значит чистота здесь не после ремонта, а поддерживается постоянно. Кем же, если Лёлька хромает? Кстати, как ее все же звать: сначала была Лёлька, потом Жулька. В первый раз, когда отец ее так назвал, можно было подумать, что это шутка, но он уже дважды ее так определил. Или все-таки не имя? Загадка.
В прихожей телефон, на стене картина. Ромка продолжил скрытый осмотр - рамка заводская, а вот сам холст явно не репродукция. Уж не папа ли балуется! Обстановка не кричащая и не кичливая, нет дорогих и вычурных вещей. Все гармонично и в приятных тонах – чувствуется что подбирался и цвет обоев и мебель и статуэтка у телефона. Вся атмосфера располагающая и гармоничная. Ромке даже на секунду показалось, что он сам является частью этой прихожей, настолько все здесь было продумано и удобно.
Наверно соседке приятно приходить за щепоткой соли,- почему то подумалось Ромке. Хорошие люди.
Его не оставляло ощущение, что у него вроде какая то особая роль в данной ситуации. То есть: дочь с отцом продолжают, пока что еще ему непонятную, игру, но при этом они заинтересованы в его присутствии. Возможно в роли арбитра, вероятного союзника или просто зрителя, но при этом ни он, ни она не делают никакой попытки потащить его на свою сторону или хотя бы вовлечь в разговор.
Пора брать инициативу в свои руки и включиться,- подумал он,- но аккуратно. Ну что ж поиграем и мы.
-Я бы хотел,- начал он и неопределенно взмахнул рукой, вроде бы по направлению к ванной, там, где она могла находиться.
-Ну вот, мы болтаем, молодой человек страдает и обтекает,- укоризненный взгляд в сторону дочери и одновременно приглашающий жест Ромке в сторону ванной.
Ай, как сказал!
-Простите нас,- Лёлька-Жулька опустилась в кресло, ее взгляд, обращенный на Ромку помягчел, ирония или что-то там еще, исчезла.
-Нет, нет и нет, это моя вина, посему я настаиваю, чтобы загладить Жулькину шалость молодой человек остается ужинать вместе с нами.
Ромка не удержался и улыбнулся - вот это обороты: моя вина, а заглаживать шалость дочки.
-А молодой человек с хорошим чувством юмора, ты не познакомишь нас,- он обратился к дочери.
-Папа, погоди. Дай человеку умыться. Да в общем-то и я незнакома.
-Как!,- испуганный возглас, как будто королева прибыла на бал голой,- кошмар, я в смятении, я поражен, я потрясен, я..,- он в очередной раз резко оборвал свою тираду и уже совсем другим тоном произнес,- я настаиваю на полноценном ужине, не отвертеться молодой человек!
А молодой человек был настолько заинтригован, что был предельно благодарен этой странной парочке, что избавили его от необходимости искать предлог подольше остаться в квартире и продолжить знакомство с ними. С ней.
Лёлька лихо крутанула колеса коляски, пролетев расстояние чуть больше пары метров, резко развернулась у ванной, толкнула дверь и приглашающим жестом показала внутрь, сама при этом посмотрела прямо в глаза Ромке как бы задавая вопрос: заметил как лихо я управилась!
Ромка до сих пор просто улыбающийся, не удержался, рассмеялся в голос.
-Что? Ну что,- ее огромные синющие глаза требовали ответа.
-Нет, ничего. Просто я не знаю вас: ни тебя, ни отца, в этой квартире не более пяти минут, у меня такое ощущение, что мы знакомы долго-долго.
-Давным-давно,- машинально поправила она, осознав, что вырвалось с языка, быстро глянула в глаза Ромке, поняла, что он не обиделся и по-девчоночьи, по-детски в кулачок прыснула.
Ромка снова расцвел в улыбке:
- Вот по этому.
-Полотенце в шкафчике, можешь воспользоваться моим на вешалке, оно розовое с мишкой, мыло, лосьон, крем на стойке, как умоешься иди на кухню, это налево. Ужинать мы планировали чуть попозже, поэтому мне надо немного помочь, чтобы быстрее приготовить. Ты ведь не возражаешь? А то на папу надёжи мало и помощник он не очень.
-Лёлька!- возмущенный крик отца откуда-то из глубин квартиры,- я всё слышу!
Лёлька снова крутанула свою коляску и помчалась по коридору,- ага, а кто мамину вазу грохнул!- уже в летящем движении со спринтерской скоростью по трехметровому коридору крикнула она.
-Ну… А позвольте, какое отношение это имеет к готовке?
-А кто торт на дне рождения уронил! А? А кто…
-Ну все-все, молчу, молчу и не вмешиваюсь, хотя при госте могла бы и не распространяться, но я все равно настаиваю, что в некотором роде я мог бы принести пользу. Ну, чисто теоретически.
-Хорошо,- Лёлька опять прыснула,- если только чисто теоретически.
-Да, я настаиваю на такой трактовке: чисто теоретически, и после небольшой паузы,- хорошо сказал! Чисто теоретически,- снова повторил, смакуя фразу.
***
Ромка посмотрел на свое отражение в зеркале.
Вот, дела,- подумал. Какие чудные люди. А девчонка просто супер. Честно сказать рассмотреть ни лица, ни внешности, подробно не успел, а вот характер – ураган. Супер!
Он попробовал представить ее, одновременно смывая с лица следы мороженки.
Волосы русые, мягкие, собраны в конский хвост на затылке. Пушистая челка, отдельными частями упирается на густые бархатные ресницы. На висках прядки, закручивающиеся вниз по щекам, уши открыты и эти прядки при малейшем движении перекатываются, играют светом, меняют позицию, все время отвлекают, заставляют переводить взгляд с волос на открытую ушную раковину, потом на щеку, на тонкую изящную шею, снова возвращаться к завитку.
Нос с небольшой курносинкой. Губы припухлые, уголки приподняты вверх, а при улыбке обнажаются невероятной белизны ровные зубы. Минимум косметики. В целом лицо очень красивое. Ничего сверх выдающегося или экстраординарного по отдельности, но все вместе создавало такой ареол гармонии и красоты, что можно было только восхищаться этим совершенным творением природы и снова и снова вглядываться в эту необычность и стараться раскрыть секрет почему и чего здесь такого привлекательного. Обыкновенный рот, глаза, волосы. Всё как у всех: привычное и обычное, но все вместе они давали невероятный, потрясающий результат. Супер!
То же самое с одеждой: одета в стильные брючки и свободный из натурального хлопка топик. Ничего обтягивающего, но вместе с тем любое движение натягивало одежду то там, то там, и появлялась округлость бедра, плеча, груди, и всё это исчезало уже в следующую секунду, следующее мгновенье, чтобы тут же проявиться в другом месте. Жесты у Жульки были плавные и завершенные, при этом вовсе не размашистые, можно даже сказать скупые, и при этом она постоянно двигалась, меняла положение тела, рук, наклон головы, что вызывало впечатление плавного и непрерывного движения: то мелькнет животик, то округлится плечо, то в солнечный блик попадет кисть, сверкнет ноготь и переключит внимание на себя. Все вместе это создавало целостный образ, впечатление гармонии, перетекания и изменения, но при этом оставалось неизменным нечто главное, основное. Что именно Ромка пока что не уловил и не разобрался, да и пока не собирался препарировать и разбивать на косточки свои ощущения, просто ему было хорошо. Он наблюдал. Напитывался.
-Какая красивая. Красивая и необычная. Обычная и необычная. Уж не влюбился ли ты? Прям герой. Пришел, увидел, полюбил. Бу-бу-бу…
Ромка стоял перед зеркалом и бормотал себе под нос всякую околесицу на мотив популярной песенки. Мороженка подсохла, отчего кожа стала сжиматься, он следы ее смывал и стирал, выпячивал губы, надувая щеку. У него была привычка: когда он брился, то стоя перед зеркалом, начинал играться словами. Просто так. Во-первых, он развивал артикуляцию, что для выработки командного голоса по мнению преподавательницы риторики, логики, психологии и педагогики было не лишним. Во-вторых, когда орудуешь станком, иногда необходимо то подбородок выпятить, то щеку надуть, чтобы чисто выбрить из складок кожи, а при этом, если говорить, то слова искажаются, звуки начинают булькать, перекатываться, свистеть, сипеть, что просто смешно. И наконец, в–третьих такие упражнения можно использовать для репетиции, обкатки интонаций, пробы голоса.
-Ты что-то сказал, полотенце найти не можешь?- сзади у открытой двери стояла Лёлька и с уже знакомым Ромке чуть ироничным или подначивающим, подтрунивающим прищуром смотрела на него. Одной рукой оперлась о косяк, нога смешно подогнута.
-Я услышала, что ты что-то говоришь, помочь? Полотенце вот там,- показала рукой на один из шкафчиков,- можем моим воспользоваться. Розовое. Давай быстрей, мне нужна грубая мужская сила. Она смешно подпрыгнув развернулась и ускакала на кухню.
Хорошо что она так быстро упрыгала. Молодец. Она не успела заметить, как Ромка смутился. Не потому, что был застигнут за чем-то предосудительным, просто до него вдруг дошло, что он говорил. Для него лично это не имело значения, он просто по привычке пробовал голос, но что она могла подумать! Вот влип. Второй раз за последние пятнадцать минут. Что она о нем подумает?
А так ли уж это не имело значения? Почему на ум пришли именно эти слова? Может не надо обманывать себя! Девчонка исключительная и шибко ему, балдухаю, понравилась. И отец замечательный. И вообще -ему здесь легко и хорошо.
Ромка открыл шкафчик - аккуратной стопкой лежало несколько пахнущих свежей утюжкой и еще какими то травами полотенец. Закрыл, утерся розовым Ber-ом. Прижал к лицу, закрыв его, зарывшись в полотенце полностью, вдохнул аромат: жасмин, дорогой лосьон и еще что-то еще. Ну что, бой, в бой, пойдем знакомиться. Ромка шагнул в коридор, ему сильно-сильно хотелось чтобы все прошло удачно: и он понравился и сам не разочаровался. Чтобы осталась гармония – ощущение легкости, комфорта и еще чего-то. Наверное счастья. А может любви.
Он шагнул в коридор.
***
-Ну-с молодой человек, сядьте сюда,- отец показал на стул напротив окна. Ромка не успел и рта раскрыть, хотя и по пути от ванной до кухни в пару шагов успел заготовить нейтрально-комплиментную фразу. Он очень хотел понравиться.
-Присаживаемся, будем знакомиться.
-Папа, не вмешивайся, у нас есть план и мы будем его делать ,- Лёлька протянула руку и потащила Ромку к кухонному столу.
-На нож, нужно очистить головку лука для салата, ты ведь не хочешь чтобы у меня руки противно пахли?
Ромка не хотел.
-Так, так, так у них видите ли уже и план есть, а мне позвольте вас спросить - дрова идти колоть?
-Папа, не пугай гостя, у нас нет дров, нет печки, которую нужно топить, нет фигвама, но есть замечательный мудрый мужчина в полном расцвете сил , который мог бы занять нас разговором, но не про укрощение строптивого .
-Лёлька, ты почти все мультики процитировала, но все равно приятно. Согласен, буду вас развлекать, но без всякого удовольствия.
Ромка не выдержав, рассмеялся.
-Ну, что я тебе говорил - у молодого человека прекрасное чувство юмора.
-Когда это ты успел мне сказать?
-Ну не сказал, но это же само собой разумеется!
-Это еще почему?
-Хватит,- отец сам прервал их перепалку,- а то молодой джентльмен сейчас заплачет.
-Ну, допустим, заплачет он сейчас не от нас…
-Хватит, хватит, хватит. Давайте знакомиться. Меня зовут Сигизмунд Абрамович, из польских шляхтичей.
Лёлька прыснула, правой рукой с широченным ножом поправила челку, тыльную сторону кисти прижала к губам, снова принялась резать хлеб,- ну пап, правда хватит.
-Все, и вправду хватит, не пойму почему у меня сегодня у меня игривое настроение. Давайте серьезно, а то у молодого человека сложится впечатление, что он попал в сумасшедший дом.
-Итак, начинаю заново и попрошу меня не прерывать, поскольку из этого ничего не получится.
-Это мой папа,- оборвала его Лёлька.
-Он молодой, всего немного за сорок, но он уже на пенсии. Он мог пойти на пенсию и раньше, имея выслугу в 20 лет, поскольку он боевой милиционер, но продолжал работать, поскольку считает, что бездельничать негоже. Был несколько раз в командировках в горячих точках, полтора года назад получил ранение и контузию. С инвалидностью в звании майор уволен по ограничению здоровья. Сначала здорово переживал, сейчас успокоился, а по отношению к миру установил юмористически-ироническое отношение. Как он сам определил: юмористическое чтобы остаться добрым и видеть в первую очередь хорошее, а ироническое потому, что к такому миру относиться чрезмерно серьезно попросту нельзя.
-Все верно, дочка,- представила в лучшем виде, а зовут меня…
-Сигурд Рыжебородый,- прыснула Лёлька,- простите, теперь я не удержалась.
Она залихватски бросила нож в настольную подставку, попала точнехонько.
-Все, готово, сейчас ужинать будем. А зовут папу Сергей Артемьевич. Меня представишь или мне самой?
-Любимую ляльку представлю, как же. Кто же лучше меня тебя знает!
-Ну, ну, сейчас послушаем. Только чур про то как с Петькой во втором классе целовалась ни слова.
Она снова прыснула и стала подавать на стол.
-Могила! Хотя надо признать довольно занятная история,..
-Папа!
-Молчу, молчу. Итак, в далеком…
-Папа!
-…Одна тысяча девятьсот энском году появилась у молодой, не обремененной жильем и прочими достижениями цивилизации семьи, замечательная крохатулечка. Папа конечно хотел наследника, но дружно решили: пусть будет.
-Ну папка, будешь смешить, молодой человек подавится.
-Да мы еще и не приступили к ужину, давай помогу,- он принял тарелку с супом и подставил Ромке. Когда тот попробовал помочь, остановил его,- сиди, мы сами, а вот посуду если помыть, то может Лёлька и разрешит.
-Будущая теща была поклонницей Джульетты Мазины,- продолжил он,- посему очень настаивала на имени Джульетта, а мне больше нравилось Лена, Алёна, жена заняла вроде бы промежуточную позицию: предложила назвать Женькой или Юлией, я согласился, но когда дошло дело до регистрации, то появилась вдруг Джулия. Ни Лена, ни Евгения, а что-то невероятное Джулия. Я в знак протеста стал называть ее Лёлькой, сама она в возрасте 12 лет устроила революцию и потребовала изменить метрику на Александру, но потом все успокоилось, вот откуда как вы могли заметить изобилие имен. Странно, но имя Юлия не прижилось, хотя вроде бы очень близкое по созвучию.
В остальном все как у обычных людей. Школу закончила с медалью, но вот с институтом придется отложить на год из-за нелепой случайности с велосипедом. Но положительный момент в этом тоже есть поскольку окончены две школы и обе с медалями, то вариантов было множество: в пединститут на музотделение или в университет на журналиста, ну а теперь и спешить с выбором не надо.
-Но папка, ты же прекрасно знаешь, что это не от нерешительности, а от нежелания огорчить или тебя или маму.
-С бабушкой.
-С бабушкой! Обещаю, что буду хорошим человеком, кем бы ни стала.
-Жулька!- отец призвал в свидетели Ромку,- ты видишь какая жулька.
-Не жулька, а дипломат,- поправила Джулия,- ну теперь-то,- повернувшись к Ромке,- исполнив долг гостеприимства мы можем удовлетворить свое любопытство. Давай не подведи,- бездонные глаза обращены к Ромке.
-Как не подвести?- не понял Ромка.
Отец и дочь переглянулись.
-Ну, давай кайся,- предложил отец Лельке.
-Ладно. Каюсь, мы тебя давно заметили. Ты часто приходишь в этот сквер и на лавочке сидишь. Так?
Ромка согласно кивнул.
-Вот однажды мне папка и говорит, что если не определюсь в жизни, то и буду как перекати поле, как люмпен или вот как тот лоботряс, ничем не занятый и ничем не обремененный.
-Лёлька, не смущай молодого человека, тем более я не так говорил.
-Конечно не так, но ведь я смысл передаю, а не дословно пересказываю. В общем, путем наблюдений мы пришли к такому выводу: возраст от 21 до 23 лет, мужчина... Но вот на этом совпадения исчерпаны, дальше идут только разногласия. Я: красивый, папа не дурак. Я - романтик, папа - лоботряс.
-Лёлька!
-Только смысл!
-Передавай помягче, без выкрутасов.
-Ага.
Боже, какие бездонные у неё глаза!
***
-Ну, в общем... затрудняюсь я дать оценку да, в общем, и не хочу судьей между вами быть. Пожалуй, я про жизнь свою расскажу, а вы уж сами победителя определите.
-Нет. Я категорически протестую против такой постановки вопроса. Получается что я и дочка этакие эксперты, выступаем в роли препараторов. Выдающиеся ученые и знатоки человеческих душ решили получше разглядеть, и желательно под микроскопом, этакую козявку и выдать компетентное заключение. Слушать ничего не желаю и оценивать не буду. Настаиваю, что передо мой находится достойнейший член нашего общества, порядочный и хороший человек. Я отказываюсь от роли судьи и оценщика. Вот так! Мое слово тверже гороху!
Ромка улыбнулся, - все-таки какие интересные люди. Кто ж в наше время печется об интересах и чувствах других? Странно, на милиционера никак не похоже. Или это продолжение игры? Да нет же,- никакой фальши Ромка не уловил, просто прикалываются много. Веселые люди с хорошим чувством юмора.
-Позвольте я все же скажу. Я считаю себя обязанным представиться и не расцениваю ваш интерес к моей скромной персоне как постыдный или обидный. Более того, уж просите меня, сам люблю этим делом поразвлекаться. В психологии есть целый раздел - физиогномистика, где как раз и рассматриваются приемы определения типа человека, его темперамента, характера, личности, прогноз его поступков по его мимике, жестам, манере одеваться. Наверняка попадались вам в журналах тесты вроде: узнай себя по тому, что находится у тебя в сумочке или как стоптаны башмаки. Вот и разглядываю прохожих иногда из чисто спортивного интереса, но и в жизни помогает. Как говорится, если хочешь управлять людьми, постарайся понять их, определи мотив его поведения. Наверное, как бывшему милиционеру вам легко понять меня. Вот случайно вы оказались на месте в момент совершения преступления и вам в какую то долю секунды надо принять решение, спрогнозировать что будет делать бандит: будет убегать или сопротивляться или сразу руки поднимет, или поднимет руки чтобы вы расслабились, подошли к нему, а он на вас нападет. Ведь так?
-Ну ты прямо настоящий оперсотрудник!
-Я считаю что от острого взгляда ничего не утаится. Всё у всех открыто и наблюдательный глаз всё это увидит, и даже имея умысел обмануть всё равно не получится – фальшь всегда видна. Вопрос только в том, что некоторые могут это делать, некоторые нет. Я так понимаю с вами в кошки мышки играть не стоит.
Лёлька хотела вставить слово, но передумала, только ободряюще кивнула Ромке – давай мол начинай, все правильно.
-Мне действительно 22 года, я курсант высшего казачьего имени атамана Платова командного училища (бывшее общевойсковое имени Буденного). Учиться еще год – последний курс. Пока иду на диплом с отличием. Зовут остаться в училище преподавателем, можно в адъюнктуру поступить, но мне кажется, что лучше начать с окопов, самому руками потрогать, а потом уже наукой заниматься.
На втором курсе у нас был преподаватель психологии, он в общем то и увлек своим предметом. Оказывается даже теоретический предмет можно так увлекательно дать, что по пол потока в предметный кружок записывается. А самое главное он показал как теорию на практике применять.
Люблю рисовать – это с детства. Много читаю. Читаю все, поскольку занимаюсь накопительством. Однажды прочитал замечательное высказывание: "могуч тот, кто может, а может тот, кто знает". То есть знания, информация представляют собой нечто овеществленное, то, что может быть использовано как веский аргумент, решающий момент, как оружие, если хотите. Поэтому, если с детства просто любил читать и читал то, что интересно, то сейчас читаю практически все. С удивлением заметил, что даже прочитав обертку конфеты можно получить массу интересной информации, а однажды, стоя на автобусной остановке нашел адрес который можно беспроблемно обворовать, женщину жаждущую быть обманутой, а так же следы крупной аферы с недвижимостью. В этот момент пришел автобус, но с этого момента я по другому стал смотреть на то, что пишут в газетах, что и как говорят по телевизору. Поразительные вещи, как будто новый мир мне открылся. По другому на окружение стал смотреть.
Зовут меня Роман. В детстве дразнили роман-газета. Родители простые люди. Отец водила. Всю жизнь на грузовой машине проработал, продукты развозил. Чтобы зарплата была побольше не брал грузчиков, всю работу сам выполнял, но по законодательству хоть и выполнял работу за двоих, но платили все равно только полторы ставки. Мать учительница начальных классов.
Вот и все. Готов ответить на любые вопросы.
-У меня есть вопрос,- Лёлька как в школе подняла руку, - тебе понравился суп?
Все заулыбались
-Ой, прости, я даже не попробовал.
-Ничего, давай я горяченькое подолью,- она ловко подскочила, одной рукой упиралась сначала о стол, потом о сервант, потом о плечо Ромки, второй поставила Ромкину тарелку на кухонный стол, добавила дымящегося, ароматного варева, поставила обратно.
-Так, а как вы относитесь к индо-пакистанскому инциденту?
-Папка, ну хватит же, потом. Сейчас только кушать и вести светские разговоры о погоде.
Она положила обе руки на плечи Ромки и снова повторила,- давайте кушать.
Ромку как током прошибло. Он чувствовал, почти физически ощущал горячее девичье тело вот тут рядом у себя за спиной в нескольких миллиметрах. Тонкий аромат духов, который пробивался сквозь кухонные запахи (интересно когда успела. Вернее оказывается даже такой мелочи она придает значение, ведь Ромка точно помнил, что открыв дверь ему она не была надушена, от нее пахло по другому). Шуршание ткани ее топика, завитки волос коснулись шеи, легкий выдох, очень мягкий, но сделанный в сантиметрах от его головы, тронул волосы Ромки. Все произошло так быстро и неожиданно, что Ромка застыл с ложкой в руке на полпути ко рту. Чисто инстинктивно подал корпус назад расправляя плечи, но понял что это может быть воспринято как желание сбросить руки Лёльки с плеч, и еще, то, что ее грудь совсем рядом и он своим неосторожным движением может сейчас упереться в ее соски. Но больше его поразило ее одно единственное слово "потом" которое как бы предполагало дальнейшее продолжение знакомства, новые встречи, чего он так страстно начинал желать и чем дольше он находился в этой квартире и общался с этими необычными людьми, тем больше и сильнее он этого желал.
Он подумал что его резкое движение, а потом такая же резкая остановка могут быть неправильно поняты, поэтому остановился, застыл, но вышло еще более неуклюже. Он понял, что все его бегемотские маневры очевидны для присутствующих, испугался, что будут истолкованы неверно, стал лихорадочно искать подходящие слова, чтобы объяснить или пошутить, но слова не шли на ум и Ромка с ужасом почувствовал, что катастрофически краснеет, что даже кончики волос его наливаются краской.
-Лёлька отойди от Романа, ты ему мешаешь наслаждаться жизнью и вкушать суп, который к тому же чрезвычайно горячий. Налей лучше стакан холодной воды.
-Может по рюмашечке,- обратился он уже к Ромке,- вообще вечером я неодобряю, но в обед сейчас такая жарка, что лучше вечером, да и за знакомство? Лёля, у нас поздний обед или ранний ужин?
Ромка сначала мотнул отказываясь, но тут же обратным движением головы кивнул согласительно. Он был очень был благодарен Сергею Артемьевичу за то, что тот таким изящным ходом разрулил ситуацию и от нахлынувшей вдруг, грозившей обрушиться на стол неловкости не осталось и следа.
Жест Ромки оказался забавным и все снова засмеялись, Ромка громче всех. Как хорошо! Как легко сними общаться.
Он был благодарен Сергею Артемьевичу за помощь, Лельке за руки на плечах, судьбе за неповторимый случай. Ему хорошо, всё хорошо. Как-то внезапно и вдруг он решил для себя, что никогда и ни при каких условиях он не обидит этих людей, он не причинит боль Лельке, не разочарует отца. Трудно было представить, что дальше произойдет у него с Лелькой. Он очень бы хотел продолжить знакомство и как можно теснее. Может у нее есть друг, может он не интересует ее как молодой человек. Но он сам ее никогда не обидит, никогда. Даже если любви у них не получится он будет относится к ней как друг, как брат.
Лёлька хлопотала, расставляя рюмки и доставая из холодильника запотевший графин с водкой. Сергей Артемьевич поставил на стол тарелку с бородинской черняшкой, на середину стола к прибору с горчицей и перцем подставил солонку с крупномолотой солью. Ромка смотрел на них, прихлебывал суп, широченная непроизвольная улыбка расплылась на лице.
***
Он понимал, что настал тот самый, тот узловой момент о котором он будет помнить всю оставшуюся жизнь. Он поймал его. Он знал и чувствовал, что это именно он, это его он ждал и ловил. Именно в ожидании его он жил с ощущением широко распахнутой двери.
Недавно, лазая по паутине, Ромка нашел книгу: автор Владимир Тарасов называется "Принципы жизни / книга для героев" там он прочитал главу "коридоры, двери и комнаты". Очень она ему понравилась. Там рассказывалось, что наша жизнь это в принципе хождение по коридорам и комнатам. Когда ты родился, то открывается множество возможностей-дверей. Ты можешь выбрать и то и то и это. Чем ты моложе, тем больше дверей-возможностей и почти все они открыты, но постепенно двери начинают закрываться. Если с пяти лет не занимаешься гимнастикой, то чемпионом не стать. Это почти наверняка. Если выбрал эту профессию, то потом передумать, добиться успехе в другой очень сложно.
Ромка был полностью согласен с автором, более того он сразу же принял для себя положения этой главы, поскольку сам неоднократно ловил себя на ощущении вот этой открытой двери, появившейся возможности. Очень важно понять, что вот она, не проскочить мимо, не упустить момент.
Было в его жизни несколько моментов, когда он стоял перед ответственным выбором, когда крайне важно было принять верное решение, и не всегда он делал правильный выбор, и не всегда он сразу понимал, что это важно, что это ответственное решение, что именно это - поворот. Потом он сожалел, потом пытался переиграть, исправить. Взрослея Ромка научился по некоторым признакам определять, вычленять важное и особое событие от миллиона проходных, обычных, неважных.
Ожидание важного и значимого делало его подтянутым и постоянно готовым к повороту, одновременно наполняя жизнь этим ожиданием и ощущением чуда, которое может ждет тебя прямо за поворотом, а может оно уже здесь: не пропусти, разгляди, ухвати.
Он прекрасно помнил, как в начальных классах классный руководитель пришла к ним домой и довольно серьезно поговорила с родителями.
После ее ухода прошел напряженный семейный совет, второй на неделе.
Сначала мать пригласил завуч из музыкальной школы и предложил перевести Ромку из класса фортепьяно на скрипку. У него видите ли абсолютный слух и какая то особая гибкость в суставах кисти, что позволит стать ему неплохим исполнителем, возможны даже перспективы сольной карьеры. Хотя уже немного поздновато, но поезд еще не ушел. Подумайте. Они подумали и дружно решили: достаточно с него того, что есть. Слух никуда не денется, умение сыграть на пианино, рояле, баяне тоже. Посему изменять что-либо нет веских оснований, поскольку согласиться с тем, что музыка может стать чем то большим, чем просто умение, навык, даже большим чем профессия для рабочих людей значило отказаться от части своих убеждений или жизненных позиций.
Они рано оба стали работать, как наверное и все деревенские дети. Мать рассказывала, что привлекали даже самых маленьких. Она например уже с 8-9 лет работала на сенозаготовке. Взрослые нагружали телегу с соломой, давали ее вожжи в руки и она вела тихую и смирную кобылу в деревню. Там телегу разгружали и она уже ехала обратно.
Ноги ее были все в оспинах. Это следы от уколов стерней. После уборки на поля выходили пионеры и собирали колоски. Поэтому таким людям признать то, что игра на каком-либо инструменте, то есть определенное умение есть хорошо, было легко. Но свыкнуться с мыслью, принять ее, что музыка, игра, гастроли, то, что извлекая звуки из инструмента исполнитель уносится мыслями далеко, что своими эмоциями он старается передать мысль композитора так, как он ее понял, а в зале сидят те люди которые именно для этого и пришли, они не могли. Это было бы как отказ от самого себя. Это было бы признанием того, что тяжелый, часто очень тяжелый, иногда невыносимый труд по результатам почти такой же что и каторжный труд на морозе, в голоде, без удобств, комфорта, да и просто человеческих условий, и игра на инструменте – равнозначны, просто невероятно. Сделать это было очень тяжело. «Пиликанье», как и конкретный труд – оба могут прокормить, с этим они худо бедно смирились и мысль эту приняли, но считать что творчество выше труда – было выше их, нет не разумения, а моральных норм, что ли. Поэтому отказ от карьеры профессионального музыканта в целом был принят без особых эмоций, и как само собой разумеющееся – у пацана должна быть правильная профессия.
В это же самое время Ромку обхаживал тренер дзюдо. Сначала он перетянул его из секции гимнастики, мотивировав, что тот слишком для гимнастики широк в кости, потом вообще предложил переехать в спортинтернат. Но с этим не спешили, хотя Ромка за полтора года занятий сумел стать чемпионом области и призером России во втором детском возрасте. Тренер в нем души не чаял и вероятно примерял на себя звания заслуженный тренер или что-то подобное, зарубежные сборы, престиж.
В общем перед семьей встала проблема, оттягивать с разрешением которой уже не было никакой возможности. Ромка с утра бежал в школу, с обеда в музыкалку. Вечером ждала тренировка. Уроки Ромка готовил либо на переменах – это уже он сам решил, поскольку если откладывать на вечер, то не оставалось времени погонять футбол во дворе с пацанами, немного было времени в обед, ну и конечно же вечером. Первые классы проскочили вполне удачно. Можно сказать, что такая ситуация с серьезной нагрузкой пошла Ромке на пользу, так как уже с измальства пришлось научиться планировать день. Удивительное дело: чем больше нагрузка, тем больше успеваешь. Но переходя из класса в класс программа становилась все сложнее и напряженней, домой стали задавать все больше и больше, поэтому оценки стали все хуже и хуже и ко второй четверти Ромка из круглого отличника перешел в разряд хорошистов. В перспективе завуч нарисовала не совсем радужную картину.
-Я многократно сталкивалась с ситуацией, когда ученик – круглый отличник в начале школьного пути теряет интерес к учебе и в дальнейшем скатывается на троечника. Позор. Я бы и не обратилась к вам, но я уверена что Роман не из этой категории. У него большие горизонты. Я настаиваю на этом. Очень умный мальчик с широким кругозором и большими способностями. Самое главное у него есть тяга к знаниям. Нужно уделить большее внимание учебе, иначе я снимаю с себя всякую ответственность.
Ромка помнил как родители переглянулись, но в полемику с педагогом вступать не стали. А вот после ее ухода принялись решать. Итак, можно было бы сконцентрироваться на спорте, перспективы здесь действительно были широкие. Добиться успеха, стать чемпионом, получить звания, потом переход на тренерскую работу. Все бы хорошо, но много если: а если травма, а если не удастся завоевать, победить. Ну и самое главное в городе не было ни спецшколы, ни спецклассов, поэтому для учебы нужно было переезжать в областной центр. Семья переехать не могла, значит Ромку одного надо было отпускать, этому воспротивилась мама, так что от перевода в спортинтернат пришлось отказаться.
У обучения в спортивных заведениях был несомненный плюс: требования по остальным предметам были явно занижены, но был и большой минус: если ты перешел туда, то пути назад почти не было. Случись травма или банальный переезд семьи на новое место жительства, у ребенка неизбежно возникали проблемы с учебой. По крайней мере медалистом уж точно ему не стать. Это была еще одна веская причина отказаться от карьеры спортсмена: все так зыбко, ненадежно, слишком много возможных случайных факторов. Для получения серьезной профессии, для стержня в жизни это не подходило.
Таким образом, вывод напрашивался сам собой: необходимо отбросить все побочное и сконцентрироваться на самом главном – получение хорошего образования, как средство получения хорошей профессии, то есть того самого стержня в жизни. Этому мешали музыка и спорт. Уж если из средства достижения успеха в жизни они превращались в помеху, то необходимо от них отказаться. Наиболее вероятной жертвой вырисовывался спорт. Столько затрат на музыку положено, что просто обидно от нее отказываться. Следовательно, музыку оставляем, а спорт отставляем. На спортивной секции следует поставить крест.
Но вот тут взбунтовался Ромка, он просил и уговаривал не забирать его из секции, он все сделает и выполнит и наверстает упущенное и учителя будут довольны и родители получат желанный аттестат с медалью. Дайте последний шанс.
На том и порешили. Ромка переходит из класса фортепьяно на народные инструменты (научится играть на баяне, а нагрузка меньше), ему позволено посещать секцию, но все это прекратится если по итогам первого полугодия не будет восстановлен статус-кво: оценки только отличные.
На следующий день Ромка шел на уроки окрыленным, он представлял, что в этой ситуации он стал победителем: ему удалось оставить все как есть. Он взрослый, он принимал решение, к его голосу прислушались. Ему позволено продолжать тренировки, он будет заниматься музыкой. Эти два занятия ему были наиболее важны. Учеба же в школе, нахождение в числе лидеров было лишь данью родителям. Учиться ему в принципе было интересно: узнавать что-то новое, решать сложные задачи, то есть быть как бы творцом, из пустого, из ничего создавать нечто конкретное. Это важно, это способ самоутвердиться, заявить себя как личность. В самой учебе не было ничего удивительного и необычного: все так делают. Кто-то лучше учится, кто-то хуже, то есть даже переход из разряда допустим троечников в отличники не был значимым и знаковым. Ну похвалят, ну удивятся, почти наверняка скажут: "ну ведь, что говорили, ведь может если захочет!" здесь же Ромка прекрасно понимал нечто другое – он оставил за собой обе возможности, то есть ничего не потерял и самое главное решение принять было доверено ему. Он представлял что выбрал самое лучшее решение, он оставил действующими, реальными обе возможности. Детская наивность! На самом деле было не так, совсем не так. Судьба предоставила ему выбор. И он этот выбор сделал. Ему казалось что он оставил за собой обе возможности и спорт и музыку, но на самом деле он сделал выбор в пользу учебы, образования. Теперь он почти наверняка не станет чемпионом, и уж точно не будет знаменитым артистом. Понимал ли он это? Нет. Но вот то что он сам рулит, сам управляет своей жизнью, вот это самое ощущение открытой двери ему запомнилось, оно его взволновало, оно придало ему значительный импульс и энергию. Оно ему понравилось.
В дальнейшем в своей жизни он сначала обращал на такие узловые события внимание. Потом, осознав их значение, сам старался активно управлять ими, а дальше уже и пробовал их создавать. То есть в двадцать с небольшим Ромка не был восторженным юношей, со щенячьим восторгом упивающимся радостью жизни, он был зрелой личностью отчетливо представляющим все подводные течения бытия, скрытые возможности, тайные интересы и мотивы людей. При этом он не стал ни циником, ни закоренелым прагматиком, карьеристом. Он был умным, он стал лидером.
Не сказать, что это все пришло ему вдруг и сразу. Ромка был сообразительным и наблюдательным мальчиком. Самое замечательным было то, что он умел анализировать и делать правильные выводы. Природные его задатки развивались, формируя незаурядную личность.
Он часто вспоминал один случай. Ромка случайно зашел в книжный магазин и увидел несколько книг о которых слышал прелестные отзывы. Просмотрев их он выбрал две, которые он очень хотел приобрести, они были ему очень важны, но денег хватало только на одну из них. Ромка долго мучился, никак на мог принять решение. Отложив одну он прошел к кассе, но бегом вернулся, поменял их, потом снова стоял и думал. Грешным делом он уже подумывал а не засунуть ли одну из них под одежду. Совсем не для воровства, Ромка просто хотел не упустить эти очень важные для него книжки. Потом он пришел бы и оплатил книгу, но сделать это уже было невозможно: продавцы давно обратили внимание на такого нерешительного покупателя.
Ромка опустил голову, оставил на прилавке одну книгу, со второй побрел к кассе, но уже в нескольких шагах он снова был полон энергии с нетерпением переминался в ожидании когда кассир пробьет чек - у него появился план. Ромка пулей добежал до дома, но в серванте не оказалось мелочи на хлеб и молоко, он еле дождался прихода матери с работы. Прибежал к магазину, но тот был уже закрыт, утром за час до открытия он снова у дверей, еле дождался открытия, но книги не было. Разочарованию Ромки не было предела. Он очень переживал, все вспоминал какие иллюстрации он в некупленной книге видел, какие строки успел прочитать, представлял как было бы интересно ту книгу прочитать. Он начинал ненавидеть ту, вторую из-за которой он не смог приобрести эту очень важную и интересную, очень необходимую. Он прочитал запоем вторую книгу, его ненависть к ней перешла в радость что хоть эта, не менее интересная у него есть. Потом он бежал в магазины, спрашивал, искал, заказывал, интересовался у одноклассников, смотрел по развалам, но все впустую. Найти книгу он не мог.
Прошло несколько лет, но заноза так и сидела. Однажды Ромка очень серьезно призадумался над этой ситуацией и вдруг как озарение проскочила простая мысль: а ведь можно было поступить по другому. Например попросить отложить книгу, или не дожидаться прихода матери, а самому сбегать к ней, или перезанять у соседки, попросить у друга Васьки. Не важно что, важно что сама проблема, ее решение было не одноходовым. Ромка как бы уперся в стену и видел проблему: деньги только на одну книгу, поэтому надо делать выбор. Но это не так. Можно было решение проблемы разделить на несколько ступенек, тогда все получилось бы. Ему сразу стало лучше. Он понял что его так тревожило. Он подсознательно боялся повторения ситуации: необходимо делать выбор и чем то пожертвовать, но жертвовать не хочется или просто нельзя, так как обе возможности, оба варианта чрезвычайно важны. Конечно не все могло получиться, продавец могла отказаться отложить книгу, он мог разминуться с матерью, соседки не было дама, друг Васька убежал играть в футбол или потратил заначку на кино. Могло случиться все что угодно, могла не выгореть ни одна ситуация не сложиться ни один из вариантов, но скорей всего что-то получилось бы, а Ромка даже не попробовал. У него была уйма возможностей но он даже не попробовал. Да, тот вариант который он предпочел и использовал был наиболее близким к успеху, но и он не сработал. Ромка теперь понял самое главное в том, что его тревожило и не давало покоя: перед ним была масса возможностей, но он просчитав варианты и предпочел лучший, остальные даже не попробовал проверить. Это была ошибка.
У Ромки как гора с плеч свалилась. Он теперь видел путь. Он знал ответ. Подвтерждение этому пришло тут же. По прошествии нескольких лет в магазине он нашел новое переиздание той самой книги. Купил. Прочитал. Самому было не очень понятно что его в этой книге так зацепило и почему так упорно ее разыскивал. Да интересная, да хорошая, но никак она не стоила стольких лет переживаний. Главное: он теперь знал, как решать проблемы - важно видение перспективы. Задачу можно решить не в один ход, а в два, три или более или иным способом. Это как в шахматах.
И еще один вывод сделал Ромка. Себе надо доверять. Если есть у тебя какое то особое чувство, отношение, предчувствие или что-то там еще, то пренебрегать этим никак нельзя. Вот и с этой книгой – столько раз возвращаться к одному и тому же, снова и снова проигрывать ситуацию с поисками книги было для Ромки неуютно. Он начинал тревожиться по поводу и без повода. Стал опасаться допустить ошибку, принять не то решение. Находка книги ему очень помогла. И очень хорошо что книга оказалась не такой хорошей, иначе он мог бы еще больше комплексовать. Но вот он прочитал книгу, успокоился и понял что его ощущения, желания не вырастают на пустом месте. Пусть даже он не совсем или совсем не понимает почему ему хочется так поступить, себе надо доверять.
Однажды он пошел на дискотеку. Там увидел прекрасную незнакомку и почувствовал уже знакомое ему предчувствие поворота судьбы. Он четко оценил значимость события и приступил к подготовке со всей серьезностью батального искусства. Перед зеркалом проверил прическу, осмотрел себя, чтобы рубашка из джинсов не выбилась, ничего не расстегнулось. Одновременно придумывал фразу как начать разговор, чтобы зацепить, заинтересовать, заинтриговать и больше не отпускать, чтобы и мысли такой не появилось, потом дождался медляка, но когда с крейсерской скоростью двинулся к избраннице, то оказалось, что она уже в объятиях его лучшего друга, полного щенячьего восторга, который за спиной у Марины показывает ему большой палец. Больше дружбан от себя ее не отпустил. А Ромка ни за чтобы ему не сказал о своем намерении насчет Марины. Эх Марина-Марина, ускользнуло его счастье. Ну как теперь подойти к лучшему другу: извини, подвинься. Потом он ни словом ни намеком ни чем иным не показал своего чувства к Марине, но заноза осталась и винил Ромка только самого себя. Счастье дремать не будет, судьбу надо хватать за хвост иначе упустишь. А самое главное не медли ни секунды, не надо. Это как измена самому себе. Фортуна капризная штука, может хвостом вильнуть, но самое главное что Ромка знал, то это то, что фортуна не внешнее. Это не что-то со стороны, это в тебе, это ты сам, просто обстоятельства, окружение, события, люди, лица как в калейдоскопе в постоянном движении, постоянном смещении. И уж если выпал карт-бланш – стреляй, не медли.
Вот и теперь Ромку распирало от предчувствия что встреча с Лёлькой это нечто более значимое чем встреча с красивой девушкой. Он это знал точно, но никогда бы не решился никому рассказать об этом. Да и как бы это выглядело: сидел, отдыхал увидел в окне смазливую мордашку и голову потерял! Сам Ромка понимал, что говорить о большой и светлой любви после двадцати минут знакомства просто глупо. Да и не любовь это была, по крайней мере пока, а было предчувствие, ожидание, надежда. Это была открытая дверь. Внутри у Ромки все натянулось и звенело как струна. Он не знал как все обернется, что получится из этого знакомства, этой встречи, но он точно знал, что больше ждать, медлить, сомневаться он не будет. Он уже не уйдет, не отпустит ее. Если у нее уже есть парень, то он станет хорошим другом, если они не смогут быть вместе, то он постарается просто быть рядом.
Ромка сидел и жмурился. Жмурился оттого, что было ему хорошо, от того, что он был уверен: все самое лучшее в его жизни уже случилось. Случается, свершается, происходит вот прямо сейчас. Он вошел в широко распахнутую дверь. Только бы парня и неё не было, ну пожалуйста!
***
Следующим утром он и Лёлька пошли на пляж. Троллейбус распахнул двери, и из плотной, удушливой потности салона люди вывалились на остановку. Большинство взяло уверенный аллюр по направлению к морю. Будний день, позднее утро, но только единицы пошли в сторону от моря. Ромке их было искренне жаль. Плохо когда отпуск не летом, плохо если ты находишься в приморском городе и не курортник, но как говорит старшина Урядников: «если не можешь изменить обстоятельства, измени отношение к ним».
Ромка выскочил из троллейбуса первым, развернулся в сторону двери ожидая, оттертую толстяком, Лёльку. Та сбросила лямку сумки с плеча, взяла ее в правую руку, левую протянула Ромке, уперлась и ловко, дурачась,. обеими ногами спрыгнула на землю.
-Ба-бах, посадка бомбардировщика. Парашютиста.
Она задорно улыбнулась Ромке, перекинула сумку в левую руку.
-Давай мне,- перехватил Ромка и забросил её рядом со своей.
Прекрасно: легкий ветерок, шелестящие листья над тропинкой, солнце и море, море и простор. Афигеть! Лёлька взяла его под руку и они двинули по направлению к пляжу.
Как ловко и естественно у нее все получается,- подумал Ромка,- даже когда дурачится.
Когда он обернулся у троллейбуса, то засомневался: подать руку или нет. Вчера вечером и сегодня утром она четко дала понять, что не хочет, чтобы ее каким-то особым образом опекали. Кроме того он неоднократно видел такую картинку: молодой человек пододвигает стул девушке, предлагает руку, подает пальто и т.д. и окружающим очевидно, что он ее обхаживает. Все понимают, что их знакомство в лучшем случае всего несколько дней, и он из кожи лезет чтобы произвести на пассию хорошее впечатление, показать себя культурным, воспитанным. Но всё это как-то нарочито, напыщенно, неестественно, можно даже сказать вызывающе. Ромка никак не хотел, чтобы окружающие даже предположили только, что рядом с Лелькой напыщенный гусак, ее обхаживающий. Не за себя он переживал, что кто-то может о нем не так подумает, он не желал бросить и тени иронии на Лёльку из-за своего неуклюжего поведения.
Но вышло все легко и естественно. Лёлька не дала ему ни сотой доли секунды, ни мгновения на размышления и сомнения она просто протянула руку и сразу этим сняла все вопросы. Протянула так, что ни у Ромки, ни у кого из окружающих не возникло и сомнения, что могло бы быть иначе. Не ухажер он, не обкатчик, а просто у них нормальные отношения как принято между нормальными людьми. И сумку Лёлька перекинула из руки в руку легко и естественно. Ромка смотрел на ее, видел это движение, поэтому сразу же и подхватил сумку. Получилось непрерывное, безостановочное движение: сумка передвигается с её руки в руку, потом Ромке на плечо. Лёлька не просила Ромку нести сумку, все получилось легко и непринужденно, как будто они давным-давно знают друг друга, и нет нужды говорить и так все ясно и привычно. Ромка был уверен, что не подхвати он сумку, ничего не изменилось. Лёлька пошла бы дальше, радом с ним, как ни в чем не бывало. Она сделала бы вид, что просто перекладывала сумку из руки в руку и даже и не рассчитывала что Ромка понесет её баул.
Он заулыбался. Он много улыбался за прошедшие неполные сутки.
-Что?
-Ничего! Хорошо, красиво.
Действительно, открывался замечательный вид.
Городские кварталы не доходили всего то метров 300-400 до берега моря. Троллейбусная линия по периметру огибала крайние дома, поворачивала под прямым углом и уходила дальше вдоль домов по маршруту вглубь города. Если встать на остановке лицом к городу, то открывается чисто городской пейзаж с многоэтажками, детскими площадками, школами и магазинами. В просвете между домами можно рассмотреть корпуса крупного завода. Индустриально-урбанистическая картинка. Город молодой и красивый, много зелени.
Но если повернуться спиной к городу, по направлению к морю, то все менялось: и вид, и атмосфера, и настроение. Город молодой не успел завестись множеством сопутствующих построек. В старых городах в центре кирпичные и малоэтажные дома, ближе к окраине новостройки, за ними, как правило, частный сектор вперемежку с конторами РСУ, ДРСУ, МУК, ЖБК и прочего и прочего, там же гаражи и сараи, локальные свалки и много еще чего. Здесь же как будто граница разных миров, существующих параллельно. Резкий обрыв от множества многоэтажных домов к ковыльной степи. Ничего: ни домика, ни халабуды, ни сараюшки.
За спиной шум города, впереди только степь: холмы и увалы, да ковыль, волнами колеблющийся под ветром. То тут, то там густо-зеленые шпалерины лесопосадок рассекают желтоватую площадку степи. Бездонное небо с караванами барашек, беркут в вышине, чернь ворон кое где над посадками. Кинжальный след от самолета поперек неба и солнышко яркое, сладкое, хлеборобное.
Действительно хорошо. Красиво и хорошо.
Через сотню шагов дома как бы уменьшаются, мельчают, городской шум растворяется в звуках природы: крик птицы, шелест ветра по ковылю, стрекот насекомых и неяркий, неявный гул прибоя. Дорога поворачивает ближе к откосу, ныряет вниз и открывается панорама моря.
Со степи наползают холмы, увалы и где-то плавно, а где и с резким обрывом окунаются в море. Далеко на юго-восток, насколько хватает глаз, ровная площадка моря. Зеркальная поверхность то тут то там покрывается рябью. Ветер, прыгнув к поверхности моря и возмутив ее тут, уже в следующую секунду может проявиться в другом месте и предугадать где именно это произойдет невозможно. Полный хаос, но уж точно, стопроцентно, но рябь обязательно будет: тут, там, где угодно. Угадать невозможно, а вот смотреть - можно бесконечно долго. Как раз под невысоко еще взобравшимся солнечным диском блестящий до рези в глазах блин его отражения. Проходящие прогулочные белоснежные корабли, усаженные по ватерлинию грязнули-ржавули баржи и особенно юркие катера пытаются поднять волну, вздыбить, разбить, порвать блин, но все тщетно. Мягкая, теплая, пластичная вода тут же все придавливает и вот все уже ровно, все уже опять сверкает указывая: солнце на месте, работает, греет – загорайте и отдыхайте. В Багдаде все спокойно.
Стоит перевалить с гребня холма по дороге, по тропинке вниз к морю как жаркое, знойное стойло распаленного воздуха сменяется слегка влажным ветерком. Ноги сами несут вниз к пляжу, к воде, к песку, к приторному запаху водорослей.
Ромка и Лёлька выбрали место, стали устраиваться. Лёлька побежала пробовать воду, Ромка разровнял песок (лежаки они искать не стали, на песке лучше), расстелил покрывало.
-Вода нормальная, но я попозже пойду, пока нагреется, а ты беги, окунись.
Лёлька прибежала от берега вприпрыжку, как будто и не болела у нее нога, шлепанцы бросила рядом на песок и полезла в сумку за купальником. Достала крем, щетку, бутылку воды, верх купальника, все аккуратно разложила, потом воду убрала обратно в сумку.
-Ну ты чего сидишь?- снова спросила она Ромку.
А тот сидел и смотрел на Лёльку как завороженный. Простые движения точные и аккуратные. Все делает быстро, но без спешки и суеты. Удивительно дело, он никогда не предполагал, что наблюдение за человеком, за тем как он работает, или что-то делает может приносить удовольствие.
Лёлька встала, скинула шортики. Плавки уже оказались на ней, потянулась, выгнула спину - прямо как кошка, потом быстрым движением скинула топик. Аккуратно его свернула, положила в сумку.
Ромка как пришпиленная муха сидел, он замер в незавершенном движении и для полноты картины ему не хватало раскрытого рта, настолько все произошло так быстро и неожиданно для него.
Лёлька как ни в чем ни бывало раскладывала предметы на покрывале, но видимо неподвижность Ромки была настолько абсолютной, что бросилась в глаза. Он же застыл и напряженно старался отвести взгляд от груди Лёльки, вернее не смотреть в том направлении, чтобы не быть неправильно истолкованным.
-Что?
Она вопросительно посмотрела на Ромку.
-Одеть? – потянулась к лифчику.
-Нет,- почти испуганно, слишком быстро ответил Ромка, - просто, я,..
Он не знал что сказать.
-Что?
Ромка чертыхнулся про себя.
Лёлька опустилась на колени, ладони положила на колени и вопросительно посмотрела на Ромку. Торчащие соски, налитые как спелые ягоды грудки: не очень большие, но и не маленькие, вопросительно указывали на Ромку. Тот прилагал титанические усилия, чтобы не перевести взгляд с лица немного ниже, ну хоть чуть-чуть. Похоже она его дразнила.
-Я,- начал Ромка, ну в общем…
-Ну!
-Ну растерялся я - слишком неожиданно.
Он пожал плечами, хмыкнул и специально перевел взгляд с лица Лёльки вниз, на шею, на грудь, на торчащие соски, дальше вниз на плоский живот, потом вернулся к лицу, окунулся в океанские синие глаза Лёльки. Снова пожал плечами. Он как бы продемонстрировал, что смотрит на Лёльку не как на сексуальный объект, а как на личность. Рассматривает не ее прелести и видит не ню, а ее, Лёльку. Ему казалось именно об этом ее вопросы "ну". Он подумал, что если бы он просто ответил нет, когда она спросила одеть или нет лифчик, то Лёлька была бы полностью удовлетворена таким ответом. И кто его дернул продолжить, попытаться объяснить. Попробовал, значит объясняй. Сказал "а", говори "б". А что объяснять и так вроде все ясно. Замямлил, запузырил, хорошо, что хватило ума не брехать и не сплетать ничего. Получилось бы ужасно.
-Поздравляю, ты выдержал экзамен.
Лёлька встала и сделала шаг к Ромке. Тот тоже встал, она положила ему на плечи, уткнулась в грудь, завитки ее кудряшек на висках щекотали шею, плечо. Больную ногу она поджала, стояла на одной, полностью уперевшись на него.
-Какой экзамен,- не понял Ромка.
-Прости, я не хотела, как то само собой получилось.
Она подняла голову, в ее глазах не было ни раскаяния, ни лукавства, ни чего либо еще, только доверие. Доверие и надежда. Она еще плотней прижалась к его груди, ее соски, он чувствовал их, почти царапали его кожу. Но прижималась она не с целью возбудить или соблазнить его, а как бы укрываясь, прячась, ища защиты, чем ближе, тем меньше видно. Она словно внезапно застыдилась.
-Какой экзамен,- снова, но уже вроде бы как эхо, на автомате повторил Ромка.
Он понял, что она сказала и что имела в виду. Просто слова это одно, а мотивы, причины почему человек совершает этот или иной поступок разные, чтобы понять, рассмотреть, проследить их, если они спонтанны или неочевидны не всегда удается быстро. Он и пытался лучше её понять. Ясно дело, что никакого коварства с ее стороны не наблюдалось. Девушка раскрепощенная, вероятно привыкла загорать топлес, что косвенно подтверждало то, что кожа на груди у нее была почти такая же загорелая как и животе и руках. Надо же, хоть и был он ошарашен, но успел таки заметить, молодец, - иронично похвалил он себя.
-Не ври мне, никогда! И никаких проверок, ты не обиделся? Понимаешь, женщина она все чувствует, она понимает кто на нее и как смотрит. Кто видит в ней только девку с которой можно переспать, кто боится, а кто влюблен. Ты смотришь на меня по другому, как подруга что ли. Ой, я хотела сказать подруг. Фу-ты, гнуты, друг, конечно, ну да улыбнись же!
Лёлька шуточно ткнула его кулачком в живот.
-Никаких обид. Нет, я даже рад, что так случилось. Так никаких проверок?
-Нет, - ее голос становился все веселее, а взгляд все игривей!
-А что ты сейчас делаешь?
Лёлька уже закинула руки Ромке за голову, сцепила их в замок и стала раскачиваться. Чтобы не опрокинуться обоим Ромка придерживал ее на талию, сначала осторожно, Лёлька, почувствовав его упругую силу, все увеличивала амплитуду, теперь ему приходилось прилагать всю силу чтобы не завалиться. Она все так же стояла на одной ноге, вторая подогнута, но теперь Лёлька стала поджимать свою ногу все выше и выше. Ромка, чтобы не упасть отставил ногу пошире и теперь колено Лёльки поднялось выше его колена, потом выше на середину бедра, потом еще выше.
-Лёлька, что ты делаешь?- повторил Ромка, покосился глазом на отдыхающих.
Нога еще выше середины бедра.
-Лёлька!- это уже как крик утопающего.
-Ладно, ладно.
Она перестала раскачиваться, опустила ногу.
-Ты не сказал, что не обиделся.
-Сказал, не обижаюсь.
-Ты не сказал, что простил меня.
-Прощаю.
-Хорошо!
-А ты сказала что никаких проверок.
-Да, и что?
Она опустила руки, одной обхватила Ромку за талию, вторую положила ему на грудь и пальчиком начала вырисовывать фигурки.
-Мне с тобой легко.
Стрельнула глазами на него, от усердия прикусила губу, но тут же отпустила ее, отчего та сначала побелела, потом густо налилась кровью и стала почти пунцовой припухшей, аппетитной. Она языком провела себе по нижней губе, потом по верхней. Пальчик проскочил по негустым зарослям на груди Ромки, перешел к соску и вдруг она опустила голову и языком щелкнула по его соску.
То, что вырвалось у Ромки было одновременно и рев раненого медведя и просьба о пощаде и полная капитуляция.
-Лёлька, я же не железный.
Ромка осторожно отставил садистку и рысью метнулся к морю быстрей, быстрей. Минут пять поплавать, нет, пожалуй десять.
Ромка сделал последние перед прыжком шаги. Если в глубине пляжа ноги вязли в песке, то на самом берегу у кромки воды песок влажный и плотный, это позволяет оттолкнуться как следует. Последние два шага у Ромки были пружинистыми и энергичными, он прыгнул. Руки расставлены в стороны, высоко подлетел, распластался над водой, блики проскакивают под ним, мелькнуло ослепив солнышко, он приближается к воде, падает, только в последний момент рывком бросает руки вперед, голову чуть вниз и плавный вход в прохладу без брызг, без шлепка.
Ух-хх, ба.
Во дает! Что творит. Ну погоди, отомщу: "а" - страшно отомщу, "б" - скоро отомщу, "в" - чудовищно отомщу.
Ромка делал энергичные гребки.
-Вот, зараза,- сказано без злобы, а скорее с искренним восхищением,- ну дает!
Ромка вспомнил не столь отдаленный период своей жизни, когда во время отроческого созревания было достаточно много проблем чисто житейского плана. Например, просто невозможно было даже отдаленно, даже случайно подумать даже о палочке или дощечке. Плоть, накачанная гормонами тут же реагировала, "милый друг" восставал из ада, в трусиках становилось предельно тесно, даже идти было больно. Но главное: эта самая плоть предательски выпирала из штанов, безобразно их топорщила и компрометировала Ромку. Ему казалось что все смотрят на него, непременно заметят. Заметят и осудят. Ах какой мальчик, наверное он думает о неприличном, раз у него такой конфуз в штанах, вы только посмотрите!
Еще Ромка заметил, что физическая нагрузка освобождает его от "недуга", поэтому несмотря на бурный рост (за год вытянулся на 23 сантиметра) и связанную с этим некоторую вялость, он с удвоенным энтузиазмом занимался на тренировках. Сильное физическое напряжение приносило не столько усталость, сколько облегчение. Он мог спокойно пройти по улице, не опасаясь, что в самый неподходящий момент, встретив одноклассницу или, когда он обсуждает с соседкой Наськой последний альбом их кумиров, у него в штанах забегают муравьи. Родители даже немного обеспокоились новым взлетом его результатов в спорте (уж не собирается ли он сменить ориентиры), но, слава Богу, достаточно скоро Ромка успокоился, научился себя контролировать без чрезмерных нагрузок на тренировках - к великой радости родителей и его самого.
Ромка был уверен, что Лёлька прекрасно понимала что она делает и какие реакции у Ромки могут быть, при этом он совершенно точно знал, непонятно откуда, но знал твердо, был уверен, что делала она это не для проверки его и уж конечно не для того чтобы посмеяться над ним, как бы это не выглядело и чтобы она не говорила, просто так вышло.
Он доплыл до буйков, крутанулся, вернулся назад, достал угнанный ветром мяч счастливому малышу. Рядом купались знакомые мальчишки со двора, так он покидал их с рук, постепенно вокруг него завертелся водоворот веселой и беззаботной детворы. Знакомые и незнакомые просили дядю подставить руки и подкинуть вверх, чтобы нырнуть щучкой или бомбочкой, поднять кучу брызг.
Сплавал к буйкам еще раз, вернулся к Лельке почти через час.
На покрывале царила Лёлька: нужные предметы аккуратно разложены. Песок; на песке покрывало, на нем симпатичная девушка. И верх купальника на месте. Рядом сумка, на ней крема, щетка, полотенце. Больше ничего, но из этого ничего исходила аура вкуса, гармонии, теплоты. Ромка даже присвистнул оценив старания девушки. Вот только сама она была, казалось, напряжена.
-Вода шикарная, прохладненькая, не мог оторваться,- извиняющимся тоном сказал Ромка.
-Правда?- Лёлька прыснула, похоже серьезно и долго сердиться она не могла.
-На первый раз прощаю, но не сметь покидать принцессу надолго и без ее ведома, даже охладиться,- она прыснула, хлопнула рядом с собой, приглашая Ромку прилечь.
-В противном случае тебя ожидает пытка. Сам знаешь какая. Ложись я буду за тобой ухаживать.
-Что-то случилось?
-Нет, приходили знакомиться загорелые, пришлось приложить усилия чтобы поняли и удалились в нужном направлении.
Ромка приподнялся, готовый сразу ринуться в бой.
-Тебя обидели?
-Да ты что? Ложись давай!
Когда Ромка прилег на живот, она села на колени рядом с ним и начала втирать крем в плечи, спину.
-Какой холоднючий! Простынешь и заболеешь. Вот будет смешно: посреди лета, в самую жару простуду подхватить!
Ее тон совершенно поменялся. Она продолжала все так же насмешливо выговаривать слова, не изменилась ни манера говорить, ни тембр голоса, ни интонация, она все втирала крем в кожу, но прикрыла ноги Ромки краем покрывала, а на плавки аккуратно положила махровое полотенце. Изменилось что-то неуловимое. Теперь она была как заботливая мамаша, обеспокоенная здоровьем своего чада.
Ромка повернул лицо к Лельке, под голову подложил руку чтобы лучше рассмотреть ее.
-Спасибо. Не беспокойся, я здоровый. Когда человек занимается физическими нагрузками, мышцы разогреты, большой приток крови обеспечивает подогрев и заболеть в общем то невозможно. Ты же на морозе прыгаешь чтобы согреться?
-Профессор! По вашей логике никто и болеть не должен!
Ромка рассмеялся.
-Ну что опять?- Лёлька уперла руки в боки,- ты смеешься нехорошо, покровительственно, как будто я глупость говорю, а ты, умудренный опытом и морщинами мужчина снисходительно прощаешь глупость соплючки.
-Нет, ну что ты и в мыслях не было,- Ромка перевернулся на спину, взял руки Лёльки в свои ладони и прижал себе к груди. Я просто очарован тобою, а смеюсь потому что мне легко с тобой, и веселым мне кажется несоответствие твоих слов, то что ты рассуждаешь как взрослая, состоявшаяся женщина, и твоим действительным возрас…
Ромка не договорил. Он ошалело смотрел на Лёльку, убрал ее руку, присел сам рядом с ней.
-Тебе сколько лет?
Глупый вопрос, но только теперь до него дошло, информация как молотом ударила по голове.
Он относился к ней как к ровеснице. Худенькая и стройная, но ведь это ничего не значит: она вела себя, и разговаривала, и держалась как взрослая. У него за все время их короткого знакомства ни разу не мелькнуло мысли о том, как он будет с ней заниматься любовью, ласкать ее. Он был рад встрече. Оберегал, охранял, лелеял это новое в его жизни. Умные и интересные люди, прекрасная незнакомка, о ней он каждую минуту, каждое мгновение узнавал что-то новое, то, что было ему интересно, важно, интригующе и захватывающее. Не то чтобы он совсем не думал о ней как о женщине, он прекрасно видел и даже имел возможность оценить ее прелести, но просто до тела, до плоти, до любви и секса он не дошел. Его мысли не заворачивали в эту сторону. Эта сфера взаимоотношений между людьми пока как бы второстепенной оставалась за рамками их знакомства. Она была, присутствовала. В конце концов и обратил внимание Ромка на нее именно как на женщину; все будет, потом, не сейчас. Логика их взаимоотношений сама повернет их в нужном направлении и тогда, когда надо, когда их отношения дорастут.
А впрочем чего это я запаниковал,- подумал про себя Ромка. Во-первых, ничего не случилось, во-вторых криминала то и нет.
-Между прочим, папка рассказывал, что по старому кодексу о браке и семье в двух республиках СССР – Узбекистане и Украине, можно было выходить замуж с 17 лет. А во многих культурах девочек выдавали замуж еще раньше: у цыган и в некоторых мусульманских странах считалось что девочка пригодна к семейной жизни после начала циклов. Иногда отдавали и раньше, оговаривая, что жить как муж и жена они начнут когда наступит время.
Она казалось читала его мысли.
Лёлька снова села в позе сфинкса, сложив ладони на бедрах и смотрела на Ромку. Непонятно почему, но ему казалось что он на экзамене.
-Дикие времена.
-Ничего и не дикие. Ученые утверждают, что человек каменного века жил в среднем до 19-ти лет. Тридцатилетний считался глубоким стариком. Тут бы успеть наследство народить, если успеешь, если звери разные не сожрут или от болезни какой не умрешь. Тогда не прервется череда, не исчезнет племя. Еще совсем недавно дама бальзаковского возраста – это пожилая дама, а по роману ей всего-то тридцать лет. Ты считаешь, что в наше время к возрасту необходимо относится иначе?
-Ты как будто лекцию читаешь.
Лёлька ничего не ответила, наклонила голову на бок, свет заиграл на прядках челки, пробиваясь сквозь них, бросая резкие тени-полоски на лоб. Над верхней губой высыпали микроскопические капельки пота, отчего кожа там стала отливать шоколадно-серебряным цветом. Точеная фигурка, необычная поза, песок, прилипший к лодыжке, капельки пота над губой – хотелось просто разглядывать ее, смотреть и любоваться такой красотой.
Она не меняла позу, продолжала сидеть и смотрела на Ромку. Она никак не среагировала на его реплику, сидела, молчала, смотрела. Явно ожидая ответ на свой вопрос. При этом ни в ее мимике ни в позе не чувствовалось нажима, давления. Она ждала. Если Ромка не ответит – его право. В принципе это тоже ответ. Но он никак не хотел никаких недомолвок, ни даже тени недопонимания между ним и Лелькой.
-Я просто не знаю что сказать. Наверное все то же самое. Раньше просто по другому нельзя было. Была угроза вымиранию. Сейчас на западе семью создают за тридцать, когда и профессия есть и карьера и дом и материальное положение. Но детей заводят (слово то какое) по одному, чтобы ни в чем не нуждался, да - ребенок как сыр в масле, но государству урон: вымирают, чтобы компенсировать убыль населения принимают эмигрантов из колоний, а те не ассимилируют, не воспринимают культуру, не учат язык: вот и готовый конфликт.
Наверное главное не как, а во имя чего. Если создаешь семью и главное для тебя не любовь, не радость от общения, а то что скажут соседи, не осудят ли что ребенок в чем то нуждается, не посмеются ли над ребенком, то это не хорошо. Если присмотреться, мне кажется что там банальный эгоизм. Ты как думаешь?
-Конечно, но я не об этом.
-Почему я спросил про возраст?
Лёлька улыбнулась, но ничего не сказала, не моргнула, не кивнула. Перевела взгляд поверх его плеча на море.
-Поворачивайся, дуреха, я тебя еще погрею, массаж сделаю.
Она потянула его за руку, заставляя перевернуться на живот, положила обе руки ему на лопатки. Пока Ромка обдумывал что же сказать ей, как объяснить (а что объяснять он сам и не понимал точно: ну вырвалось, ну …может она подумала что он в своих грезах придумал как будет с ней трахаться, а сообразив что она малолетка да и папа милиционер, хоть и бывший, перепугался. Ну так не было этого вовсе. И не боится он никого по той простой причине, что не совершал, не планировал и не думал ни о чем плохом, криминальном, недостойном)..
-Мне уже 19 лет, или около того.
Ромка аж вздрогнул от неожиданности. Под пальцами Лёльки по коже пробежала дрожь, а под кожей непроизвольно напряглись все мышцы.
-Да лежи ты,- ткнула его по спине,- не позволяешь работать, хотя ладно, уже согрелся и спокойно лежать у тебя не получается. Давай ложись мне на колени, закрывай глаза, а я тебе буду рассказывать.
Она разместила его голову у себя на коленях, подложила сухое полотенце, пригладила короткие, еще влажные волосы, провела указательным пальце ему по бровям, смахнула оставшуюся капельку на песок.
-Мы с папкой считаем, что надо обязательно рассказывать.
-Вы решали что мне рассказывать а что нет?,- Ромка начал приподниматься, но Лёлька нежно, но твердо уперев ладонь в лоб, придавила и вернула его на прежнее место.
-Уж не мания ли величия у вас, батенька? Ну ты дерганый, прям другой человек стал. Вчера был спокойный как слон, ничем не прошибить, а сегодня! Ничего мы не решали что говорить тебе, а что нет. Просто у нас давно был разговор с ним, очень серьезный, и мы решили, что бывают случаи, когда неожиданно всплывает информация, в общем то все тайное всегда становится явным, и вот чтобы человек не подумал чего плохого, что от него вроде как скрывали что-то, обманывали, нужно говорить всё и правду.
-Всё и правду?
-Не придирайся и не ерничай. Ты прекрасно понял о чем я. Случаи бывают разные. Человек заболел раком: сказать или нет? Наверное все зависит от самого человека. Если он сильный, то лучше сказать: он не сломается, а зная сколько ему осталось успеет привести дела в порядок, слабому же говорить ничего не надо, иначе остаток дней превратится в беспрерывные стенания, он изведет и себя и родственников. Сильному не сказать – предательство, слабому сказать - садизм.
Лёлька поправила челку на глазах,- ну?
Ромка не сразу сообразил к чему относится это "ну". Он никак не мог привыкнуть, что с Лелькой все иначе, все по другому. Нельзя отключать голову, нельзя думать просто в один ход. "Ну" - это вопрос: "ты сильный, справишься, говорить?". Одновременно это и сомнения – понял или нет о чем речь, к чему относится это "ну". Ромку аж жаром обдало, что было бы если не понял, начал выспрашивать, просил бы объяснить?
Но сам тут же и успокоил себя,- да ничего не случилось бы. Просто разбежались бы, скорей всего, рано или поздно пришлось бы расстаться. Им было бы неинтересно друг с другом. Ему стало бы казаться, что Лёлька говорит загадками, специально запутывает, напускает тумана, подымает значимость. Это его бы злило, раздражало, в конце наступил бы разрыв. А что думала бы и как поступила бы сама Лёлька он не стал даже додумывать.
Ему сейчас, именно сейчас, немедленно, в эту секунду захотелось сказать что он любит ее. Еле удержался. Не потому не сказал, что побоялся выглядеть ветреным и несерьезным (сутки знакомства) и не потому что не признавал романтических отношений и красивых слов о прекрасных чувствах (слюнявый воздыхатель, как девчонка), он представил как бы это выглядело перед уведомлением Лёльки сказать что-то важное.
-Да, конечно. Говори, мне можно все говорить. Я справлюсь.
-Хорошо,- ее глаза взорвались хитринками. Папка не мой отец!- новый удар кувалдой по голове.
Лёлька рассмеялась звонкими переливчатыми колокольчиками,- прости, прости, прости. Не могла удержаться.
Она обняла его голову обеими руками, прижала к себе, наклонилась, чмокнула Ромку в лоб. Ромке показалось, что метила она в губы, но когда голова у тебя на коленях, то трудно дотянуться до губ. В рот ему попала одна из чашечек купальника. Все было сделано так легко и естественно, будто они знакомы миллионы лет.
-У тебя такое лицо было,- она снова рассмеялась.
-Прости,- уже почти серьезно повторила она. Ты с таким выражением сказал, что вроде как я такой крутой мачо, мне все по плечу, я сотрясу горы и достану небо.
-Как надутый индюк?!
-Да нет же, дурашка,- она приложила свой палец к его губам призывая замолчать. Все, хватит, слушай.
-Папка мне действительно мне не отец, с этого все и началось, вернее поэтому все так и получилось.
Она удобней села, поправила голову Ромки у себя на коленях, запустила пальцы в его короткий ежик и уже совсем другим тоном, серьезным, с грустинкой начала свой рассказ.
-Папка, ну Семен Артемьевич, отец,- она посмотрела на Ромку,- правильно ли понял, правильно ли она расставила акценты. Если в ее бездонных васильковых глазах если и оставались веселинки, то где то там, далеко, на самом дне.
-Он родился в глухом поселке на Урале. Родители работали на лесозаготовке, еще со времен войны, но там и остались. После армии поступил в техникум, женился, стал работать. Но родители старые и здоровье подорвано во время войны, когда все было для фронта, для победы, им становилось все хуже и хуже. Сначала слегла мама – бабушка, потом дед. Я их почти не помню.
Папка перебрался в поселок, чтобы помогать им. Кругом тайга, до шахтерского поселка несколько часов проселком и вагами. Это 2-3-4 бревна скрепляются скобами чтобы не расползлись и их кладут вдоль в колею. По ним лесовозы ездят,- пояснила она.
-От шахтного поселка еще полтора часа до ближайшего городка. В общем, медвежий угол. Работы нет. Леспромхоз закрыли – нерентабельно. Так поселок бы и умер, но там же стояла зона. Осужденные отбывали наказание. Они и лес добывали. Заготавливали,- поправилась.
-Вся работа была только на зоне: фельдшерский пункт, библиотека, прачечная, ну и конечно для мужчин: контролер, охрана. Папка устроился прапорщиком в охрану. На вышках стояли солдаты - срочники, а он или на КПП дежурил или в караул ходил. Мама библиотекарем работала.
Вышла в декрет, но роды начались внезапно,- и фельдшер не справилась. Пуповина вокруг шеи обвилась и ребенка не удалось спасти, а мама не смогла больше рожать. Очень переживала, поэтому родители решили усыновить ребенка. Мальчика. Когда пришли в детдом на отказников посмотреть, к ним подошла кроха и уцепилась за шею маме, если пробовали посадить, начинала плакать. Так мама больше меня и не оставила. А я нашла семью. Я найденыш. Когда оформляли документы, несмотря на то, что мне уже было несколько месяцев, но дату рождения поставили первое января. Так вроде бы по закону положено. Таким образом мне прибавлено было как минимум полгода.
Дальше жизнь шла неспешно и обыденно несколько лет. Я росла в тепле и заботе, меня только что апельсинами не кормили, а так все было. Но вот беда - поселок монюсенький, всего то жителей около полутора сотен было. Была в поселке и школа, но начальная, и только три класса.
Я еще не закончила второй класс, а папка стал хлопотать о переводе. Вот тут и начались проблемы. Папка был на хорошем счету, прапорщик с образованием, начкаром работал, а это офицерская должность его иногда даже в период отпусков вместо некоторых замов оставляли. Предложили ему не увольняться, а перевестись в другой поселок. То есть на такую же зону, но там поселок был побольше и школа. Но вот только школа тоже не полная - только 8 классов. То есть через четыре года пришлось бы искать новые варианты, снова переезд как два пожара: хлопоты и морока. Папка отказался. Я помню, как он приходил из штаба раздраженный, меня в эти нюансы не посвящали, но я чувствовала, что что-то происходит.
В конце концов папка добился перевода – это было очень сложно. Ведь он работал на зоне, то есть в системе внутренних войск, а переводился в милицию, то есть в систему МВД. Так мы оказались в том самом шахтерском поселке, который был промежуточным между городом и лесной зоной. Это была почти цивилизация, я помню, как днями гуляла между двухэтажными бараками поселка, и мне казалось, что это широченные бульвары. Народу было столько, что я в первый же день охрипла: по лесной привычке я здоровалась с каждым взрослым, которого встречала. Сейчас смешно, но тогда я испытала первый культурный шок, как сейчас любят говорить.
Папку назначили на должность участкового и он принялся за работу, как и на зоне: добросовестно, днями и ночами. Ясно, что сразу же нажил себе врагов.
Самая страшная из них была самогонщица Косых. Папка ее штрафовал за то, что она спаивала шахтеров. Жаловались на нее и жены что отрывает от семейного бюджета деньги, а мужей от жен и детей, жаловались и сами шахтеры на то, что качество ее продукта не было хорошим. Да еще пьяных она и обсчитывала и обманывала. В общем кость в горле всем.
На папку пошли жалобы что он никак не наведет порядок. Он штрафовал "Косую", та жаловалась на него во все инстанции за его произвол, а сделать он ничего не мог, поскольку та была многодетной матерью, да еще имела мужа - дородного кабана, но со справкой инвалида детства. Я помню как перепугалась, когда он меня встретил в магазине и шел за мной до самого дома. После этого случая меня больше в магазин и вообще в поселок старались не выпускать. Более того Косых от кого-то узнала, что я приемная дочь и теперь стала угрожать папке, что если он ее не оставит в покое, то она мне все расскажет. Представляешь, по самому больному месту била.
-Вот, сука,- вырвалось у Ромки, Лёлька снова положила палец ему на губы призывая молчать,- не надо, не стоит она того.
-Пришлось папке снова ходатайствовать о переводе. Но теперь в никакую. Понимаешь, даже в те, стабильные, застойные времена на Урале, в Сибири, Дальнем Востоке всегда был некомплект в милиции, поэтому существовало негласное правило никого из милиционеров в европейскую часть страны не переводить. К тому же папка имел лучшие показатели по отделу и даже признавался лучшим участковым области. В общем у начальства никаких причин нарушать правило и ссориться с высшим начальством не было. Ну а причина такая особая, так чего только не придумают чтобы сбежать, а алкашка эта не посмеет угрозу осуществить поскольку подсудное это дело: разглашение тайны усыновления, а если сделает, посадим.
Чтобы его не переводить ему даже выговор объявили. Опять же в те времена был приказ, что если есть у сотрудника наказание, то перемещения по службе запрещались, чтобы сначала исправился там, где работает. А уж потом…А выговор снимали только через год. Все доводы отца что даже не в Косых дело – ведь и она от кого то узнала, а что знают двое, знает свинья , разбивались в дребезги. Жена переживает, он нервничает, напряжение растет, это может вылиться во что угодно, например,- пристрелю во время задержания какого бандита. А ему отвечают,- бандита не жалко, а если неправомерно применишь оружие, то самого посадим. В общем, стена, все чиновники и во все времена одинаковые. Чинуши одним словом.
Папка попробовал договориться с Косых. Пришел, составил очередной протокол, сказал, что за антиобщественное поведение могут лишить родительских прав, а та ему: фигушки, законы она знает и поскольку сама она не пьянствует, то и не лишат ее никогда, а ему шею намылят за плохую раскрываемость. Откуда она все это знала?
Потом уже сама, как обычно, перешла к угрозам, что если не оставит он ее в покое, то тошно станет и дочке, то есть мне она выскажет какая он сволочь.
Лёлька перевела взгляд с синей гладкой площадки моря на Ромку,- удивительное дело, люди непорядочные в ярости высказывают всякие глупости, но при этом абсолютно уверены в своей правоте. Какая ж он сволочь, если чужого ребенка удочерил? Хотя бы одного человека сделал счастливым. Это много? Или мало? Да?
Ромка кивнул.
-Тебе удобно?- она поправила под его головой полотенце.
-В общем то папка для того и пришел, чтобы она первая перевела разговор на меня и на угрозы. Он показал ей кодекс, статью по которой ее в случае чего привлекут. Какой тут крик поднялся! На том и разошлись.
Но вывод она сделала: раз нельзя ей ввязываться, то нужно все сделать чужими руками. Она нашла ту женщину, что секрет наш рассказала ей, и в людном месте якобы случайно завела разговор о моем удочерении. Разговор услышала их знакомая, да Косых и специально громко говорила, чтобы та услышала. К вечеру уже весь поселок гудел от такой новости. Добилась она своего: и новость есть и обвинить ее в этом нельзя, получается что вроде бы та женщина виновата.
Папка на следующий же день отправил нас с мамой в область к родственникам, а сам поехал на прием к начальнику УВД. Что он генералу говорил да и вообще как пробился на прием он никогда не рассказывал, но уже у концу месяца в личном деле исчезла запись о выговоре (как мучались наверное кадровики убирая ее), а еще через пару месяцев пришел вызов отсюда. К тому времени мы с мамой уже жили здесь с мамиными родителями и папка к нам приехал. Семья воссоединилась,- она улыбнулась,- но от резкой перемены климата я сильно заболела, дело зимой было, я простыла, подхватила простуду, потом воспаление легких. Болела очень тяжело, слегла на несколько месяцев, а когда выздоровела, то в местной школе посоветовали или пригласить репетиторов чтобы я догнала одноклассников или уже на следующий год начать учебы заново. Я была очень ослаблена после болезни, поэтому решение было такое, что ни к чему делать подвиг и на мои хрупкие болезненные и неокрепшие плечи взваливать такую ношу.
Так что вот по этой причине я окончила школу не в 17, а где то около 19 лет. Может я старше или младше, теперь уж точно никогда не узнаю.
***
-Увлекательная история?
-Нет, грустная. Но теперь многое становится понятным.
-Что многое?
-Ты другая, в тебе сила чувствуется. Ты вроде бы просто говоришь, просто общаешься, просто просишь сделать что-то, но все это так делаешь, что отказать, не выполнить нельзя. Так, например, матери говорят со своими детьми. Мама для ребенка все, и у них всегда особые отношения. То, что мама сказала невозможно не сделать, при этом никакого крика, нажима, все спокойно: силу ее словам придает любовь. Так же говорят большие начальники, но силу его словам придает должность, так же говорят и сильные люди, лидеры, силу их словам придает их сила.
Быть сильной у тебя наверное в привычке. Вот ты пришла в новый класс, а там детки младше тебя, ты просто обречена быть лидером, заводилой. Если бы ты стала подстраиваться под них, попыталась встать на их ступеньку, то тебя не приняли бы, ну например дылдой начали дразнить или еще что, дети жестоки в отношениях между собой, слабых не переносят. Созрела и повзрослела ты гораздо раньше деток.
Общение с людьми с позиции старшего у тебя в привычке, при этом нет в тебе желания подавить, подчинить, ты делаешь это мягко, ненавязчиво, может сама этого не замечаешь. Может это потому, что не стремишься к лидерству, а обстоятельствами была поставлена в такое положение. Ты мягкая и сильная одновременно, это в тебе привлекает и гипнотизирует. Я не знаю как это толково объяснить, просто это чувствуется с первых секунд, в первого взгляда. Я точно это почувствовал, а теперь мне понятно, откуда это в тебе.
-Ты меня удивил.
Лёлька сморщила носик, вероятно припоминая детство, школу.
-Пожалуй так оно и было. Я как наседка в классе была, все оберегала их. Они ж костер не могли даже со спичками разжечь и на лыжах не умели кататься, никто. Правда плавали прекрасно.
Вот удивительное дело. Я тебе всё про себя рассказывала, а в итоге ты мне на меня глаза открыл, сказав всего несколько фраз. Это у тебя талант такой, видеть все насквозь? Или впечатление на меня произвести хочешь?
-Не могу с тобой разговаривать снизу вверх, честное слово как на экзамене.
Ромка попробовал встать, на Лёлька упорно не давала ему подняться.
-Нет, нет, лежи, ты должен хорошо прогреться, лучше я лягу.
Она опустила его голову с полотенцем на покрывало, освободила ноги и легла рядом, свою голову положила ему на руку. Оба с минуту лежали рядом, смотря широко открытыми глазами в небо. Бездонная синева открывалась над ними, только в два или три пятнышка, это даже не облачка, а так, разорванные в вату крохотные клочки. Проплывали, беспрерывно меняя форму, исчезали, появлялись вновь на новом месте.
Солнце нагревало море и накаляло песок. Внизу, на земле устанавливалось полуденное марево, а там вверху в нескольких километрах над землей похоже бились бешеные ветры, не позволяющие испарившейся воде стать облаками, рвали только нарождающиеся зачатки.
Лёлька положила свою руку на Ромкину, как бы беря его в свою. Большой палец и ладонь легла на тыльную сторону его руки, накрывая сверху, пальцы попали внутрь его ладони, и пропали там. У Ромки рука крупная, гораздо больше Лёлькиной. Получилось, что их руки и покрывали и держали друг друга одновременно.
-Папка переживал сильно из-за того случая, получалось, что какая то вульгарная бабища загнала его в угол, переиграла. В общем победила. Ну, в смысле не его победила, а настояла на неправде. Зло победило добро. Так быть не должно.
Тогда они с мамой и приняли решение мне все рассказать. Трудно решали: у меня тогда взросление началось, ломка психики, гормоны и все прочее, ну ты понимаешь меня,- она сверкнула хитрющими глазами в его сторону. Они все сомневались как я восприму все.
Главная задача для них была в тот момент не сделать мне плохо, не причинить боль, не сломать. Информация может ломать.
Был и другой момент, оборотная сторона: утаивание сведений делало папку уязвимым. Стоило самогонщице только припугнуть о возможном своем поступке, то есть задекларировать, что вот мол я могу и вот так поступить, как папке пришлось предпринимать значительные усилия, ломать всю нашу привычную жизнь, уходить с работы, срывать меня с учебы, перемещаться за много километров на другой конец страны, покидать больную маму (дедушка уже в тот момент умер) и все только из-за угрозы. То есть угроза возможного но еще нереального. При этом если спокойно все обдумать, то выходит что все именно из области призрачного, аморфного: а вдруг я не так пойму, а вдруг я шизанусь, а вдруг мне будет плохо, а вдруг отношения в семье разладятся.
Именно эти соображения и перевесили, ведь не факт что проблему удалось решить окончательно. А вдруг я другим путем узнаю? Кстати так оно и случилось бы – группа крови не совпадает. А вдруг кто-то снова попытается оказать давление на папку? Слово шантаж в те времена не в ходу было.
То что случилось потом, я теперь точно знаю, изменило и меня и всю мою жизнь. Я стала другим человеком. О том, что я не родная дочь я восприняла спокойно. Конечно, были потом и попытки найти биологических родителей, я писала запросы в роддом, в соцобеспечение и прочее. Но результата не вышло. При этом у меня как раздвоение произошло: я ни на секунду не поставила под сомнение статус тех с кем я жила: это мои настоящие родители. Ну а поиски реальных – это наверное больше дань становлению, взрослению: ну кто же я на самом деле, где мои истоки, как, зачем или почему я в мир пришла.
Были мысли и о помощи. Я рисовала страшные картины какой то трагедии, горя – ведь что-то же побудило моих родителей от меня отказаться? Нужно обязательно найти родителей и помочь им. Мне они не смогли, потому что горе было большое, а я сильная я справлюсь я помогу.
Может быть вот этот мой настрой помочь во чтобы то ни стало, при этом варианты наиболее реалистические мною вообще не рассматривались, и подтолкнул папку изменить стиль общения со мной. Он стал много мне рассказывать про жизнь, объяснять.
Что если невероятным образом я докопаюсь до истины? Вдруг появятся мои родители или всплывет правда о них и выяснится, что романтического там вовсе ничего нет, а есть обыденная, обрыдлая правда-матка: девчонку-малолетку обрюхатил такой же сопляк, или престарелый педофил изнасиловал, в общем не важно, а может бомжиха–алкашка под старость лет залетела и сбросили ребенка как вещь, как что-то ненужное, мешающее продолжать прежний образ жизни. Да мало ли вариантов более реалистичных, чем рисовало мое подростковое воображение.
И что же? Опять встала бы та же ситуация, преодолеть которую только принятием чрезвычайных мер удалось. Узнав настоящую правду я могла сломаться. Романтика и рыцарские романы плохо уживаются с реальностью.
Вот папка и стал рассказывать мне о своей работе. Конечно делал он это очень тонко и тактично. Придет домой, мама ему ужин поставит, подойдет сзади, положит руки на плечи, спросит,- устал, чем расстроился? А он ей начинает рассказывать что на работе случилось, а я сижу тихо как мышка, чтобы меня не заметили, спать не погнали. Глупая, все эти рассказы для меня и были.
Пришел домой пьяный слесарь и избил жену и дочку – нехорошо поступил, теперь сутки отсидит, если с работы не уволят, то премии уж наверняка лишат, дочку в цирк точно не поведет. А все почему: пил один, веселился не дома, деньги семейные пропивал – эгоист, думает только о себе, о своем удовольствии, ненадежный непорядочный человек, так поступать нельзя.
Ну и так далее, этакие картинки-зарисовки из реальной жизни. Спасибо родителям, как тактично подвели меня к взрослой жизни. Не дали озлобиться. Основной упор в их беседах-рассказах якобы между собой, делался даже не на моральную оценку поступков, а просто на обозначение самого факта такого события: вот так случилось, вот такие последствия наступят, а причина что это стало возможным не в этом человеке, что он плохой или непорядочный, а в обстоятельствах которые его сломили. Силы ему не хватило их преодолеть.
Теперь я почти как заправский юрист в квалификации преступлений разбираюсь! Не смейся, а то рассказывать больше не буду,- Лёлька повернулась на бок, лицом к Ромке.
-Я могла бы спокойно на юрфак поступить, помогала бы людям. Но папка против. Единственный раз в жизни он встал на дыбы и категорически заявил, что только через его труп.
Мужик освободился после пяти лет отсидки вернулся домой, а дочечке три года. Через несколько дней избил жену до полусмерти, а когда она утром уползла на работу он изнасиловал кроху, а в обед зарубил жену. Но сотворил он все это не потому что пока он мотал срок она нагуляла ребенка, а потому, что когда он при очередной попойке, где он оплакивал загубленную молодость и под стук соседей завывал блатнячок, послал ее в комок для дозаправки, а она отказалась.
Это я тебе пересказала ту самую историю про пьяного слесаря, что избил жену и его посадили на сутки. То, как было на самом деле и как мне подростку рассказали родители. То же самое мне и папка пересказал. Мои детские воспоминания, после того, как я услышала ту историю в первой, мягкой интерпретации, обставили впечатление о некотором непорядке, негармоничности, неправильном поведении людей в некоторых обстоятельствах. Появилось желание самой бороться со злом.
Правда оказалась намного ужасней. Папка задал мне вопрос, готова ли я к такому. Смогу ли я принять чужую боль на себя и не сломаться и главное смогу ли я отбросить все и смотреть на человека как на человека, а не как на подонка, подлеца, который только что творил зло. Когда я буду допрашивать такого, отбирать объяснение или еще какое действие совершать смогу ли я не сорваться, не вцепиться ему в рожу.
Вопрос даже не в этом, не в способности человека, в данном случае меня, выдержать шок. Вопрос в том, а нужно ли это. Если я стану заниматься этим, то смогу ли принести пользу себе, окружающим, стране, обществу. Слова высокие конечно, можно сказать и по другому: я могу принести пользу кому-то помимо себя или лучше заняться чем-то другим.
Бороться со злом это такое же призвание, как и любое другое. Это трудная, тяжелая и неблагодарная работа. Ошибочно считают, что зло это что-то внешнее, чуждое человеку. Зло внутри его, это он сам, это его часть. Приличный и добрый человек может удержать себя. То есть у него есть на это внутренние силы. Плохой нет. Почему, на это может быть много причин: может не понимает что творит зло, может не хочет утруждаться, хуже если он сам сознательно желает этого. То есть работа в милиции, да и вообще в правоохранительных органах далеко не то же, как ее описывают в детективах. По большинству это кровь, боль, грязь, слезы. Чужие. И нервы – свои. Многие не справляются. Или спиваются, или становятся черствыми и равнодушными, но многие просто уходят, оставляя занозу, что не справился, свернул с пути, отступил, а зло продолжается и кто-то вместо него там...
-А ты как думаешь?- она резко оборвала свои рассуждения и повернулась лицом к Ромке. Одной ладонью она крепко сжала руку Ромки, как бы требуя ответа, а вторую положила ему на грудь. Теперь она лежала на боку, голова на его руке, своими бездонными глазами смотрела на него. Теперь ее глаза не сверкали и не искрились, а как будто подернулись печалью.
-Не знаю. Я никогда об этом не задумывался, ну в смысле о природе зла и как с ним бороться. Наверное ты права, но вероятно есть и другие,.. другое… не знаю как сказать. Вот я, например, пошел по военной линии: Родину защищать.
Афигеть, Лёлька первая девчонка от которой он услышал такие рассуждения.
-Смотри,- он улыбнулся,- я тоже высоким штилем заговорил. Всегда есть враги. Можно их обозначить как зло, но это внешнее зло и с ним бороться надо или сожрут. Тут не до философий. Всегда есть неправильность, неправда, если ее не остановить, то совсем плохо. Я так думаю, что разницы нет большой какое зло - внешнее или внутреннее: и так и так плохо и бороться с этим надо.
-Ладно хватит, философ. Давай лучше о чем ни будь приятном поговорим, о природе, например.
-Слушай, а почему Сергей Артемьевич мне сказал, что ты родилась, он что, меня тоже оберегал и можно я тебя Юлией буду называть.
Глаза Лёльки помягчели, на губах заиграла ироничная улыбка.
-Что?
-Ты задал одновременно два вопроса и они такие разные. Значит ли это что тебе ответ на какой то из них не так важен? На какой?
-Ой, и в правду,- искренне удивился Ромка. У меня со вчерашнего дня куча впечатлений и ты каждую минуту продолжаешь удивлять. В общем каша в голове. Так, надо освежиться,- Ромка предпринял попытку подняться.
-Лежи, ты еще не прогрелся, вон, волосы еще мокрые. Лежи, дуреха. Папка никогда не говорил что я родилась, он мог сказать, "когда я появилась" или что-то в этом роде.
-Верно…
-А звать меня можно как хочешь. Но мне больше нравится… Как тебе нравится!- она вскочила и звонко рассмеялась. Лёлька перенесла вес на одну ногу, уперла руки в бока и с высоты своего роста улыбалась Ромке. Перед ним стала та же девчонка, что открыла ему вчера дверь. Задорная и переменчивая как ветер, с резкими рубленными движениями, готовая в любую секунду сорваться с места. Даже не верилось что минуту назад она говорила о столь серьезных вещах.
-Лежи, отдыхай. А сбегаю до лотка, куплю воды и носик припудрю. Тебе принести чего-нибудь?
-Нет.
-Ну ладно,- она развернулась и побежала к полосатым зонтикам торговых палаток. Волосы, собранные в тугой пучок скакали из стороны в сторону и били ее по плечам.
Ромка откинулся на полотенце. В голове столько информации новой, что просто гул какой то. Ему показалось, что он умудрился заскочить на полном ходу в скоростной поезд и теперь мчится с бешеной скоростью, а мимо молниеносно меняется пейзаж, мелькают картинки и ему необходимо как то приспособиться к этой свистопляске, иначе он просто потеряет контроль и может пропустить что-то очень значимое, очень важное.
Он был теперь абсолютно убежден, что Лёлька для него очень большое и значимое. Он еще не готов был сказать, даже самому себе, что это любовь. А что это? Судьба? Судьба может быть без любви?
Нужно утрясти мысли. Он прикрыл глаза от слепящего солнца, которое постепенно забиралось в зенит, прошло несколько минут и он не заметил как задремал. Хорошо!
***
Ромка чувствовал приятную усталость, когда мышцы гудят и приятно расслаблены. Комфортно и хорошо от ощущения выполненной работы. Представляешь себя творцом, что в общем то и соответствует действительности. Ты что-то сделал полезное, для нормального человека это приятно и хорошо.
У Ромки все удачно сложилось. Отношения с Лелькой завершились закономерным итогом: они поженились, родились дети. Получилась картина счастливого семейства, то, как он и представлял семейную счастливую жизнь.
Ромка пришел с ночного дежурства, застал Лёльку, она собирала детей в садик. Одела их, по пути успев включить чайник и поставить ему тарелку с завтраком.
Замечательная у него жена: и умная и красивая. Он погладил ее по руке.
-Ромка перестань, мне некогда,- она чмокнула его в макушку, потерпи до вечера, у меня сюрприз для тебя будет.
-Какой?
-Балда, ты, Ромка. Сюрприз это когда неожиданно и неизвестно что. Поэтому я тебе ничего не скажу, будет чему удивиться.
Ромка почему-то не обрадовался этим словам, неясная тревога коснулась его сердца, да и тон, которым было сказано, показался ему мрачноватым.
Нет, всё же прекрасная у него жена, но непредсказуемая. Красавица, умница, родила прекрасных деток. Работает в филармонии концертмейстером и еще подрабатывает редактором в газете!
Или, наоборот? Работает редактором, а подрабатывает музыкой? Что-то сегодня я так вымотался, что в голове каша. Нет, каша у него в животе и бурлит. Ромка поймал себя на том, что сидит с ложкой в руке и почти засыпает. Есть не хочется совсем, в животе революция, будто наелся слив и они забродили. Надо прилечь.
Только опустив голову на махровую подушку с мягким запахом лаванды (одна из причуд Лёльки) он провалился в тяжелую полудрему.
Замок в двери щелкнул, послышался голос Лёльки. Еще чьи то – наверное с работы ее коллеги пришли. Надо бы встать, приветствовать гостей, но усталость и вялость как в болото утянули его обратно в полудрему.
Дверь в спальню тихонько отворилась, но Ромка все равно проснулся. В дверях стояла Лёлька, загадочно улыбаясь.
-Ой, милая,- теперь понятно было какой сюрприз готовила Лёлька. Волосы перекрашены и совершенно новая прическа – каре.
Совсем как у Маринки,- бестолково мелькнуло в голове. При чем здесь Маринка? Она давно жена Мишки, да в общем и ни каких отношений между ними не было, он ни словом ей о своих чувствах не обмолвился, да и не мог предать он друга. К тому же давно это было, теперь у него Лёлька и он ее любит.
Лёлька стояла и загадочно улыбалась.
Как же она прекрасна! Тонкие черты лица, припухшие губы, точеная фигурка как у девчонки. Странное дело, прическа и смена цвета волос как то неуловимо изменили ее, ее образ. Ромка даже тряхнул головой отгоняя наваждение: чем больше он вглядывался, тем больше ему казалось, что голова и лицо не Лёльки, а Марины. Он точно знал, что перед ним Юлия: вот глаза – точно ее глаза, нос с курносинкой – ее, и рот ее и уши и оставленный от прежней прически завиток на виске - все ее, но стоит перевести взгляд с деталей и в целом охватить ее лицо – Марина. Фигура Лёльки, лицо Марины.
Лёлька оттолкнулась от притоки и сделала шаг к кровати. Ромка оторопел, оказывается это еще не все изменения и сюрпризы продолжаются. На Лельке была одежда из кожи: она вся стройная, утянутая. Пока Лёлька стояла не границе света и тени ее одежда не очень бросалась в глаза. Конечно, Ромка видел, что она одета во что-то кожаное и черное, но предположил он, это просто костюм в новом стиле, подчеркивающий ее вамп-имидж. Но теперь он хорошо рассмотрел как кожанно-металлические колпаки сдавливают и выдавливают из чашечек ее груди, как жгуты-полоски опоясывают все ее стройное и гибкое, полное невероятной пластики тело. Клочки кожи скреплены цепочками, браслетами, кольцами и если честно не столько скрывают, а открывают, акцентируют, подчеркивают ее округлости и прелести.
С хлыстом в руке Лёлька приблизилась к кровати. Вот это новости! Ромка в общем то и не успел прочувствовать, оценить ситуацию, настолько все произошло неожиданно и так необычно. Он не додумал что должно дальше произойти, какие любовные приключения приготовила Лёлька для него. Или Марина?
Не дав Ромке опомниться она потянула Ромку за собой, он встал с кровати и тут же наручники защелкнулись на его запястье. Пока он с изумлением смотрел на него, Лёлька с кошачьей грацией обогнула стол и потянула Ромку на себя, заставив прилечь на стол. Ромка все еще не пришел в себя, подбирал какие то слова, а Марина глянула в его глаза, пригнула кисть вниз и браслет защелкнулся на второй руке.
-Ну, я долго ждать не буду? Я оторву им башку, кланусь!- на пороге спальни стоял бородач с кинжалом в руке,- пачиму так далго? Еще немного и я порезал бы их. Женщина, не держишь слова!
-Я все выполнила,- Лёлька устало опустилась на стул. Не бойся милый, придется немного потерпеть. Они угрожали убить детей.
-Заткнись, пошла вон,- бородач подскочил к Лельке и толкнул со стула к двери,- убырайся! Мне с мужчиной говорить буду.
В дверях второй бородач толкнул Лёльку дальше в коридор, секунду спустя послышались обрадованные детские голоса.
Первый развернул стул и уселся на него лицом к Ромке, сложив руки на спинке.
-Слушай меня, гяур, внимательно. Будешь себя вести правильно, все закончится быстро и безболезненно. Если нет, будешь длиться долго и закончится все равно как я хочу. Понял?
Он подвинул стул ближе к Ромке,- слушай ко мне. Я тебя спрашиваю, ты ответишь и мы довольные тебе и мне. Не ответишь, мы привяжем твою женщину, и твоих деток будем пальчики строгать: тонко-тонко и медленно. Они будут плакать, женщина расстроится. А мы будем все строгать, пока она с ума не сойдет. А тебя посадим чтобы женщину видет, а деток нет и не будешь ничего слышать и сердце твое порвется от бессилия и будешь проклинать жизнь и просить смерти, но мы ее тебе не дадим.
-Ну, будем говорить?
-Валяй, урод.
-Вай, зачем ругаться, мы уважать друг друга должны а не лаяться как псы. Будешь плохо говорить, мы и тебе что-нибыть подрежем или вставил, правда, Гиви?
Они оба заржали, сидящий перед ним даже запрокинул голову, выставив вперед кадык, ах если бы были у Ромки свободные руки, через мгновение это был бы последний смех в жизни бородача.
Но об этом стоило только мечтать: он лежал со сцепленными за ножку стола руками, ноги свисали с другого конца стола на пол, как на операционном столе, только не тем местом к верху,- мелькнуло в голове.
Ромка попробовал напрячься, проверить насколько свободны его движения. В принципе можно сделать кувырок вперед, сразу крутануть руки так чтобы стол перевернулся, можно попробовать его бросить к двери чтобы заблокировать второго бородача – Гиви, но это опасно. Нужно одновременно скатиться со стола, закрутить его и бросить и при этом необходимо успеть снять руки в наручниках с ножки, иначе он сам полетит вслед за брошенным столом и вместо того, чтобы разобраться с первым он будет тратить время на то чтобы встать, захватить инициативу. Какая там инициатива: будет много грохота, а вреда им никакого, да еще и готовы будут к нападению. Нет, план не годиться. С женой и детьми тоже наверное кто то находится на шум прибежит, нет, не годится. Да и с телом что-то творится: не чувствуется привычной упругости мышц, движения, да и мысли какие то вялые.
Так, если нет возможности действовать, надо думать. Думать и собирать информацию. Пусть пока ржут, козлы.
Так, кто они?
Американцы, англичане? Что за ерунда, нет конечно. Рожи слишком восточные. К тому же американцы привыкли загребать жар чужими руками, а англичане не выбирают столь ломовые операции. Арабы? Нет бред, это не игроки. Чеченцы? Больше похоже на правду, но уж больно грузинское имя у второго бородача. Грузины? Нет, это уж точно из области фантастики. Поют они хорошо, а вот воюют. Еще Лермонтов писал: "бегут трусливые грузины". Что-то не сходится, нет отправной точки.
Надо потрогать этих весельчаков, позлить их немного. Спокойный человек контролирует ситуацию, тот кто злится уже проиграл, да и может сболтнуть чего.
-Ну, будем веселиться или разговор вести? Вояки херовы, только с женщинами воевать и можете.
-Замолчи, пес,- веселье мгновенно улетучилось,- первый брызгая слюной выхватил нож и завертел его перед глазами Ромки.
-Сейчас ты мне расскажешь об изделии БМП-8, которое обкатываете в своем закрытом институте, или клянусь пожалеешь, что не умер когда меня увидел.
Вот все и прояснилось: БМП это большая морская палубная торпеда большой мощности и невероятной точности, поэтому арабы, ваххабиты, чечены отпадают. Это раз. Орать стал и разговаривать на чистейшем русском начал. Значит знает хорошо. Это два. Концерт для меня давал. Пора выруливать, с остальным потом разберемся, главную их цель он знает, теперь они на равных. Это хорошо даже что их несколько, значит расслаблены, значит не боятся и не ожидают. Ну не подведи. Ромка рывком напряг бицепсы, так как учил тренер-инструктор по спецподготовке, металлические полоски врезались в запястья, но металл не выдержал, кольцо лопнуло. Обратным движением руки Ромка не глядя ткнул растопыренными пальцами в лицо бородачу, стремясь попасть в глаза. Попал, судя по дикому вою, похожему на судовой гудок, да и пальцами он почувствовал. Сам он глядел на второго. Его тело уже совершало рывок к нему, но похоже немного он просчитался в уровне подготовки этих бородачей так как Гиви тоже летел в его сторону, да и первый несмотря на страшный удар сумел таки ударить Ромку. Чем, Ромка не успел заметить, так как все свое внимание сосредоточил на Гиви, но судя по искрам из глаз, удар был знатный. Полумрак в комнате взорвался яркой вспышкой словно включили тысячаватную лампу, но это было бы слишком хорошо для Ромки, скорее всего ему влепили по затылку, теперь главное не потерять сознания. Пары секунд Ромке хватит чтобы восстановиться, как никак спортсмен. Потом он разделается с Гиви и встретит тех, кто прибежит на шум во всеоружии – наверняка у этих есть что-нибудь, хотя ничего кроме кинжала он не видел.
Свет стал настолько ярким, что почти ослепил Ромку, и если бы он наносы удар бородачу и не смотрел на Гиви, то точно бы промахнулся и проиграл, но у него оставался шанс. Последним усилием, он уцепился за ускользающее сознание и схватил в замок правую руку Гиви. Так, удача, теперь необходимо прижать его как можно крепче к себе. Находясь в плотном контакте невозможно размахнуться, невозможно нанести сильный удар. Всего лишь пара секунд и он восстановится. Только бы прижать. Многолетние занятия дзюдо давали ему преимущество в захватах и партере. Ромка размашистым движением уже совсем ослепший попробовал зацепить вторую руку Гиви, но не попал, промахнулся, но это ничего, он прижал Гиви со всей силой на которую был способен. Ромка видел, что Гиви был значительно тяжелее его, поэтому он не стал и пытаться переломить его, свалить, он просто продолжил встречное движение Гиви, подстроился под него, одновременно закручивая его по спирали, в итоге они упали в сторону Ромки, но Ромка оказался на верху. Он с удивлением отметил, что ему так легко удалось подмять тяжелого и конечно же тренированного и сильного Гиви под себя, но размышлять было некогда. Правую руку он заплел за голову Гиви, так, что он не мог ей двигать, левой он бешено прижимал его к себе, при этом делая накат ногами, как бы втирая Гиви всем своим весом в пол, освободил свой захват с руки Гиви и перебросил руку на его горло. Все, это победа, теперь стоит Ромке двинуть пальцы чуть вверх, туда, где находится горловая косточка, и чуть сжать пальцы то наступит неминуемая смерть. Все это движение с захватом, падением, подминанием и хватом горла заняло примерно полсекунды.
Пока топота приближающихся ног он не слышал, поэтому можно немного погодить с отключением Гиви, тем более зрение начало возвращаться. Быть может он еще на что пригодится.
***
Ромка ошалело смотрел перед собой.
Его правая рука всё также на горле, вытянута и напряжена, готовая мгновенно сжаться смертельной удавкой, ноги широко расставлены, придавая телу устойчивость. Спина выгнута и бедра приподняты: получается что он как бы всем весом давит на правую руку и соответственно на горло перекрывая кислород и ввинчивая противника в землю. Левая рука прижимает тело поверженного противника к себе, приподымая его над землей, лишая опоры и возможности оттолкнуться ногами, вырываться, сопротивляться.
Из горла вырывается нечто похожее на звериный рык, боевой клич, бульканье и сопенье одновременно.
Ромка ошалело смотрел перед собой. Ясность постепенно возвращалась к нему, глаза привыкли к слепящему свету, он постепенно ослаблял хватку, бережно опуская тело на песок. Девичье, прекрасное тело. Ромка ошалело смотрел на Лёльку.
-Юля, как?
-Если бы ты оставил мое горло в покое, я бы попробовала договориться или по крайней мере вступить в переговоры.
Насмешливый тон Лёльки вернул Ромку к жизни, вернее заставил вернуться с небес на землю, вырвал из паутины иллюзии. Широченными глазами она смотрела на него, не делая ни какой попытки ни вырваться ни даже двинуться. Наверное такие же широченные и озадаченные глаза были и у Ромки. Она не была напугана и не сердилась. Что было написано на ее лице? Ромка не стал пока разбираться в ее эмоциях, он вдруг увидел себя как бы со стороны. Он по прежнему держал свою вытянутую руку у горла, хорошо хоть не давил. Лёлька под ним, протараненная и протащенная с покрывала на голый и, наверное, обжигающий песок. Злосчастный лифчик с оборванной бретелькой почти под горлом.
Ромка суетливо заелозил руками, не зная что предпринять, что сделать.
-Лёлька прости! Что случилось, я не понимаю?
Он поправил завиток на виске, провел пальцами на горлу с красными уже начавшими густо наливаться пятнами, наверное синяки будут, конечно будут,- подумал. Потянул чашечки лифа вниз, сконфуженно прикрывая во второй раз за сегодня оголенную грудь,- прям маньяк какой то.
-Что случилось?
-Если ты слезешь с меня, я сама приведу себя в порядок. Да и спину жжет.
Ромка прыжком слетел с нее.
-Прости!
Протянул руку помочь подняться, но от его резкого движения нога загребла песок, полетевший Лельке в лицо. Она еле успела зажмурить глаза и отвернуть лицо.
-Прости, прости, извини!- Ромка был в полнейшем отчаянии, как все неловко и не впопад.
Он стряхнул песчинки с ее ресниц, потянул чашечки лифчика вниз, но не оттянул их на себя, поэтому Лёлькины персики никак не ложились в чашечки. Левая грудь, придавленная жесткой нижней кромкой лифа смешно торчала ниже среза, Ромка хотел ее затолкнуть, но пришла глупейшая мысль, что прикосновение не к одежде, а к телу, груди может ее обидеть, замялся. Лёлька пришла на помощь, хотела подправить, но их руки столкнулись, переплелись, тогда Лёлька спокойно опустила руки и стала ждать чем вся эта эпопея с ее экипировкой закончится. Правая бретелька раскачивалась в районе пупка Лёльки. Ромка бросил попытки засунуть Лёлькина прелести в их надлежащее место, начал ловить бретельку, закидывать за спину, потом видимо осознав, что его судорожные движения и попытки исправить положение похожи очень на суету медведя в посудной лавке в отчаянии опустил руки. Безысходность отразилось на его лице и было легко читаемо, но это отчаяние скорее не от его неуклюжести в попытках что либо исправить, а от раздрая в голове: он ничегошеньки не понимал и не мог представить что случилось и что он успел натворить.
Со скорбным и извиняющимся стоном он опустился на покрывало, постарался сесть на самый край, занять как можно меньше места, скрестил ноги, поджав их под себя, руки положил на колени. Получилась почти поза йога. В этом положении, казалось он старался как можно надежней проконтролировать себя: махать руками, вскакивать из такой позы было затруднительно.
-Всё! Сама, пожалуйста сама, извини,- он уперся взглядом прямо перед собой, получилось где то в районе коленки Лёльки.
Получив свободу она ловко поправила чашечки, закинула правую бретельку за левую, одним движением подвязала и опустилась на колени перед Ромкой, свои ладони уперла на его колени.
-Вот и всё!
В ее словах не было ни усмешки ни скрытого чувства превосходства, вот мол как я быстро управилась, а ты был так неловок. Это "вот и всё" звучало как музыка для Ромки, как предложение не расстраиваться и не придавать большое значение такой малюсенькой мелочи, которую можно так быстро исправить. Она смотрела немного иронично на него проверяя правильно ли он понял и хорошо ли себя чувствует.
-Ладно, хватит на сегодня загораний, пошли домой. Ты сиди, я сама соберу.
Пока они собирались – Ромка конечно не усидел, а принялся помогать Лельке: подкладывал вещи на покрывало рядом с ней, а она их сворачивала, раскладывала по сумкам. Потом шли к остановке и она рассказала о том что случилось.
Когда она вернулась Ромка уже вовсю сопел, поэтому она прикрыла голову ему своей панамой, села рядом отгонять надоедливых мух. Прошло немного времени: минут 30-40, Ромка расслабился, у него сошла гусиная кожа и Лёлька совсем уже собралась его будить чтобы не перегрелся, но тут что-то изменилось. Ромка как то подобрался, его дыхание стало энергичным, даже прерывистым. Лёлька знала, что долго спать на солнцепеке нельзя даже сильным и здоровым людям: можно получить солнечный или тепловой удар. Первые признаки - это покраснение кожи и особая вялость. Но красноты не было и Ромка напрягся, подобрался, она и решила подождать немного, предположив что Ромке снится сон.
Тут она угадала. Хороший сон? В этом она ошиблась.
Потом Ромка под гудок проходящего теплохода открыл глаза (Лёлька подумала, что это он его разбудил) но щуриться и жмуриться Ромка не стал, а завалил Лёльку и потащил по песку. Так дети танк-кирпич по песочнице таскают с завыванием и зарыванием в песок.
-Что потом было ты и сам хорошо помнишь,- она хитро улыбнулась,- вот и всё. А мне ты свой сон расскажешь?
-Прости, я сам не свой был. Ой, как хорошо, что всё так закончилось, я ведь мог тебе шею сломать.
-Вот уж дудки,- Лёлька остановилась и повернулась лицом к Ромке.
-Вот почему ты такой пришибленный. Не надо, не переживай, никого ты не смог бы убить. Как ты мог заметить, я нисколько не испугалась. Я сразу поняла, что тебе просто кошмар приснился, потому и не сопротивлялась совсем.
Ты спал, на солнышке расслабился, потом резкое напряжение мышц и связок, так что если бы я стала уклоняться и сбрасывать тебя, то свободно могла бы сломать или порвать тебе что-нибудь. Вернее ты сам себе мог причинить вред: вывихнуть или сломать.
Ромка стоял перед ней как побитая собачонка. Растерянный с извиняющимся видом.
-Да ну хватит уже. Ничего не случилось и не могло случиться. Не считай себя виноватым в чем то. Ты не смотри, что я худая и спортом только на уроках физкультуры занималась в отличие от чемпионов в детском возрасте,- она мягко улыбнулась. Опять она сказала так, что ясно было что это не ирония, а попытка приукрасить комичностью ситуацию. Преувеличением она хотела снять напряжение. Ромка не стал ей говорить что буквально месяц назад от стал чемпионом вооруженных сил среди спецподразделений по рукопашному бою. То есть способность убить человека пальцем по отношении к нему не преувеличение, а факт, и возможность сломать Лельке шею была более чем реальной, а не гипотетической.
-Я в детстве исключительно с пацанами бегала, по крышам лазила и дралась до крови с соседскими. Я жилистая и очень сильная. Вот так.
Лёлька прищурилась и пристально посмотрела на Ромку. Похоже что те изменения, которые произошли с Ромкой после ее слов ей не понравились. Правильнее было бы говорить об отсутствии каких либо изменений – он ей не поверил. Она подумала так же.
Глаза Лёльки подернулись темной предгрозовой пеленой, брови сурово сошлись к переносице. Лёлька сбросила сумку на землю, сделала шаг навстречу. Вдруг резко, почти с хлопком она подняла ногу вертикально вверх. Лодыжку, чтобы не потерять равновесие, положила на плечо Ромки, руками сжала его локти и прижима его к себе. Или себя к нему. Они встали в кольце рук а между ними ее нога, шпилем в небо.
-Ну, теперь видишь, что с такой гибкостью я в любую секунду могла вывернуться из рук непобедимого воина?
Неужели порвала юбку,- прострелила глупая мысль. Ромка с трудом удержался чтобы не глянуть вниз. Потом Ромка представил какое, наверное у него глупое выражение лица сейчас и рассмеялся в голос. Отпустило.
Все то время, пока Лёлька собирала вещи, когда они поднимались вверх и она рассказывала что произошло, он гнал от себя мысли, боялся даже представить ту катастрофу, нажми он чуть сильней. Не разрешал себе додумывать последствия. Наконец-то он расслабился. Он по прежнему был уверен, что жизнь Лёльки висела на волоске, но теперь его успокаивало то, что могло произойти конечно же всё что угодно, в том числе и самое ужасное, но Лёлька не боялась и была уверена что она контролирует ситуацию. Спасибо Лёлька, неужели ты не перестанешь его удивлять?
-Будете еще, молодой человек, оскорблять принцессу недоверием? Молчать, когда я вас спрашиваю,- Лёлька выгнула ступню и зажала нос Ромки большим и следующим пальцем ноги. Наверное он назывался указательным. Но уж больно непривычно было называть пальцы на ноге ручными именами. Лёлька потрепала нос из стороны в сторону.
-Впечатляет? Она провела большим пальцем по щеке, задела ухо, тронула волосы,- ладно, хватит с тебя. Ой, Ромка, у тебя вид такой чумовой.
Это он и без Лёльки понимал. Стоило ему подумать что Лёлька выкинула нечто сверхнеординарное, супер, но теперь то уж точно: всё, предел, дальше невозможно, как тут же она доставала из шляпы нового зайца.
-Так и дальше будешь стоять и даже не поцелуешь принцессу? Или не хочешь? Или не нравится? Может тебе моя нога мешает или не нравится она. Лёлька опять, как на пляже, стала раскачиваться из стороны в сторону стоя на одной ноге. Без всякого напряжения, с лёгким прищуром глядя на Ромку, она явно насмешничала и дразнила его. Поцеловать он никак бы не смог, пока между ними ее нога.
Правильно,- подумал про себя Ромка,- не будь остолопом.
Он попробовал подтянуть ближе к себе Лёльку чтобы поцеловать, как она и просила, но не он держал ее за руки, а она его, поэтому следом за этим его движением Лёлька отпустила его руки, сбросила ногу с плеча Ромки, подхватила с земли сумку и уже выпрямлялась, когда Ромка протянул вперед руки чтобы или поддержать или удержать её, она бросила на вытянутую руку сумку. Опять получилось непрерывное, совместное её и его движение.
-Пошли кавалер, но учти, ты меня смертельно обидел, отказавшись поцеловать.
Она развернулась и пошла вверх по тропинке.
Вот, блин,- Ромка оценил маневр Лёльки. Конечно он хотел поцеловать её, но если бы он теперь стал протестовать или попытался объяснить, то получилось бы неуклюже и чудовищно. Действительно, хорош кавалер, если дама выпрашивает поцелуй. Или после этого она ещё и дожидаться выклянченного должна?
Но Ромка подозревал, что вся эта пикировка была затеяна для того только чтобы продемонстрировать ему быстроту её реакции. Он был вынужден признать, что действительно движения Лёльки молниеносные. Даже с учетом того, что у неё больная нога, что ногой она придавливала плечо Ромки, то есть контакт между ними был более чем плотный, он не решился бы теперь утверждать, что будь его желание, то он успел бы удержать Лёльку! Очень резкие и быстрые были её движения. А может она права, и в любую секунду там, на пляже, она могла бы освободиться?
Ромка перехватил сумку поудобней и прыжками догнал Лёльку.
-Расскажи, как ты так?
-Что?
-Ногами, ну...
-А…
Она сорвала с сорняка на обочине цветок и вставила в волосы за ухом.
-Красиво, правда!
-Да, очень. Тебе вообще всё идет.
Лёлька насмешливо стрельнула глазами.
-Заметь, сорвала я его с сорняка. Пыльного, некрасивого, вредного. А цветок красивый! Прекрасное на уродливом. Я не себя, а цветок имела в виду. Тебе не кажется это ненормальным? Какой скрытый смысл есть в этом?
-Не знаю, не задумывался, да и наверное смысла в этом никакого нет. Просто цветок такой, а мог быть и другим, в смысле растение такое. А ещё Хаджи Мурата можно вспомнить.
-Толстого?
-Да, про кавказскую войну.
Лёлька промолчала, они продолжали подыматься по тропинке вверх, к остановке. За их спинами все шире и шире открывалась прекрасная морская панорама. Сверху от городских кварталов завернула и запылила вниз завывающая карета скорой помощи. Наверное кому то стало плохо. Жара.
-Около года назад я смотрела по телевизору передачу. Там показали женщину. У нее ампутировали обе руки. Она не сдалась. Научилась готовить. Показывали как она чистит картошку, как она вяжет. Представляешь – ногами. Обвязывает всю семью. А как она пишет, как она макияж наносит и все ногами! Она счастлива. У нее все хорошо. Непьющий и работящий муж, прекрасные, здоровые дети. Говорит спокойно, взвешенно. Я точно знаю, что она счастлива – от несчастливой муж убежал бы. Точно, или спился бы. Я все время всматривалась в ее лицо. Не очень красивое, да еще и макияж ногами - не сильно то разгонишься, но не в этом дело. Я чувствовала что она счастлива и пыталась поймать в выражении ее лица отметки умиротворенности, радости, гармонии, или еще чего, сама не знаю. Ну как выглядят счастливые люди. Это как встретишь незнакомого человека, посмотришь на него и понимаешь: он счастлив. Ничего в лице той женщины я не увидела. Мне показалось, что я уловила такое выражение, какое бывает у монашек: отрешенное и сосредоточенное одновременно. Почему у монашек такое выражение и почему у той женщины было такое – не знаю. Я все боялась что она начнет жаловаться на что-то и идиллическая картина рассыплется. Но она не жаловалась, а когда репортер задавал очередные вопросы, то по ее ответам чувствовалось и я вновь убеждалась, да, она счастлива.
Они немного прошли молча. Ромка переваривал услышанное, а Лелька собираясь с мыслями.
-На шпагат я села за два дня. Не знаю почему даже. Никакой особой причины не было и связи с той женщиной тоже. Наверное захотелось преодолеть себя.
Лелька улыбнулась.
-Знаешь, по новому начинаешь любить свое тело, когда садишься, а у тебя в паху что-то трещит и рвется и боль и слезы на глазах, а потом ты встаешь победителем: ты достиг, ты победил. Потом я научилась рисовать, удерживая карандаш ногой. Потом бросила эти занятия: к чему, ведь руки у меня есть. Но вот пригодилось, - она улыбнулась.
-Для себя я выяснила свои возможности: я смогу, если будет необходимость. Не стоит на этом останавливаться и зацикливаться, надо идти дальше. Жалко только: женщину я так и не поняла. Может я маленькая еще?
Лёлька хитрющее покосилась на Ромку.
Тот предпочел промолчать. Его с ума сводили ее бешенные повороты. Секунду назад она рассуждала об очень серьезных вещах, как взрослая, умудренная опытом женщина а через секунду взрывалась чем то детским, непосредственным, несерьезным. Но Ромка уже неоднократно замечал, что эта детскость и несерьезность были как нечто поверхностное, наносное, под ними мог скрываться скрытый смысл, второй или даже третий план. Одновременно он был уверен что это не проверки его, просто она так жила, так думала, так совершала поступки. Импульсно, реактивно.
Он улыбнулся.
-Что? Ты сводишь меня с ума своими улыбочками. Мне кажется что ты смеешься на до мной. Отвечай подлый трус ,- она ткнула Ромку кулачком в плечо.
-Тебе так важно знать что творилось в душе той женщины? А нужно ли это? Да и так ли важно все разбирать по косточкам: вот это потому и по этой причине, а последствия будут такие. Стоит ли добиваться, доискиваться до ответа на все вопросы. Может в разведке это важно, или там аналитикам, ну не знаю. В жизни по моему все несколько проще. Даже если ты сейчас не знаешь чего-то, но это важно, то ответ все равно придет, рано или поздно. Если ты нуждаешься в этом, то ты можешь приложить усилия, постараться добиться ответа, вот только нужно ли все препарировать и раскладывать по полочкам?
Ромке показалось что Лёлька не совсем с ним согласна, но спорить не стала, только задумчиво покачала головой.
-Правильно ты про ответы говоришь. Рано или поздно ответ будет. Вот недавно, я озадачилась и ответа нет. Пока нет?
-Ну ты дипломат!
Они уже подошли к остановке и Ромка поискал куда поставить сумку. Лёлька села на скамейку и стала беззаботно болтать ногами.
Совсем как девчонка,- подумал Ромка.
-Не обижайся, я не рассказывал про сон, просто потому что всё так неожиданно. Я в недоумении. Ничего необычного или постыдного. Мне приснился кошмар. Но вот это как раз необычно для меня, поэтому я и в растерянности. Никогда в жизни мне не снились кошмары, до сегодняшнего дня я думал, что не знаю что это такое. Узнал.
Ромка внезапно в голос рассмеялся. Ему стало смешно от своих рубленых незаконченных фраз и от содержания его видения. Уф, привидится же такое.
Лёлька продолжала болтать ногами, но выражение беззаботности и лихости ушло, на лице осталось спокойствие и ожидание. Она никак не комментировала слова Ромки просто сидела и слушала. Предоставила ему возможность, что и как говорить. Почему-то ему опять показалось что антураж ситуации очень похож на экзамен. Лёлька не задает вопросов, но то как и что он расскажет имеет большое значение для нее и конечно же для него.
-Не обращай внимания, это не истерика. Просто мне приснилось что иностранные разведки-террористы пытаются вызнать у меня секреты Родины. Их интересовало изделие БМП-8, идиотский сюжет, идиотская ситуация. БМП-8 в природе нет. Тем более большой морской петарды или броненосного мобильного понтона или ещё какой-нибудь белиберды. Вообще я только курсант военного училища и носителем секретов являюсь только номинально, до настоящих секретов мне ещё служить и служить.
Лёлька все так же сидела и махала ногой, опустила голову и сосредоточенно смотрела как ее шлёпки цепляют песок в ямке под скамейкой. Раз-раз-раз.
-Похоже, молодой человек не является поклонником Зигмунда Фрейда! Его рассуждения о бессознательном весьма увлекательны. К ты собираешься меня уверить что так возбудился оттого что тебя склоняли родине изменить?
Замечательно, что Лёлька сидела с опущенной головой, иначе она бы увидела как шея, уши, лицо Ромки наливается густой краснотой. Внутренне вставал протест, ведь он был искренен с ней и не пытался ее обмануть, он рассказал только правду, следовательно стыдиться нечего. Но почему же так нехорошо. То что в кошмаре присутствовала и Юля… нет не может быть! Или он проговорился, ну в смысле выкрик какой был или еще что-то. Или она намекает что его внутренние убеждения пробились в качестве предупреждения о возможной измене, о его ненадежности или отсутствии твердых убеждений? Сам он про себя был твердо убежден, что он не предатель и ни под какими пытками не выдаст не причинит вред тем кто ему дорог.
***
От дальнейших мучительных размышлений и опасений что Лёлька вот сейчас поднимет голову и увидит его красноту, Ромку спас автобус. Не то чтобы он думал о чем то постыдном в отношении нее, конечно нет, но ему было бы легче пройти еще раз через финальную схватку с тем гориллой, чем допустить чтобы Лёлька только усомнилась и заподозрила его в чем то недостойном. Желтое чудовище под именем Ik_ rus избавило его от терзаний простым способом: заставив двигаться – встать, поднять сумку, пропустить Лёльку, занять удобное место для двоих у окна, расплатиться с кондуктором.
Просто удивительно, как много движений необходимо совершить, чтобы выполнить простое действие. При желании можно еще мельче разбить: поставить на носок левую ногу, перенести вес на правую, левой рукой поднять сумку, сжать ладонь, почувствовать как лямки сминаются в кругляки. Ослабить захват, почувствовать пупырышки на лентах лямок и так далее. Можно утонуть в мелочах, эти мелочи спасают, позволяют отвлечься от главного, самого раздражающего в этот момент.
Ромка опробовал этот прием в жесточайших схватках, когда его подлавливали на болевой прием. Если пустить мысли вокруг главного, вокруг боли, то сдашься непременно. Концентрация на боли, мысли о том, что рука, нога, шея попали в замок, что рвутся сухожилия, мышцы, что дыхание перекрыто, что из таких захватов практически не вырываются, что даже чемпионы в таких ситуациях сдаются, приведут к тому, что неявно, не прямо, исподволь, постепенно подлая и обидная мысль: "надо сдаваться" - станет главной, а боль только подталкивать будет: ну всё, давай, хлопни по мату, сдавайся и все закончится. Все, проиграл.
Ромка не позволял себе в таких ситуациях думать о боли. Из упрямства, из желания, во что бы то ни стало вернуть мгновение назад, так как из-за глупой ошибочности, неправильности этого действия: ну надо было выполнить вот это движение, тогда в аналогичной, плачевной ситуации был бы не он, а противник Ромки, и он не сдавался. Он терпел, искал варианты, искал слабину позиции противника, искал микроскопические неточности, шероховатости в позиции соперника. Это срабатывало всегда.
Вот если перекинуть ногу за ногу, то корпус скрутится и дышать станет немного, ну прямо на грамульку легче, но легче же, это манюсенькая победа, но и ей можно порадоваться. Соперник тоже не железный, он не может с одинаковым усилием давить, он может перехватить захват, перенести вес тела, зацепить кимоно по другому, чтобы как он думает усилить нажим, улучшить позицию, додавить соперника. Для этого, ну буквально на мгновенье он ослабляет захват и в этот момент Ромка выправляет положение: изменил хват руки, повернул корпус, изменил угол давления на болевую точку. Это еще не польза, это еще не плюс, это пока отсрочка, но вместе с этим это и шанс. Шанс, который Ромка знает как реализовать.
Позиция его все еще проигрышная, но он немного сбавил напор боли. Но даже не ослабление боли, она все равно остается чудовищной, является главным - что ощущаешь сейчас. Это победа над собой в том, что ты не позволил этой боли раздавить себя, в том, что ты испытываешь удовлетворение от своей способности противостоять ей. Происходит перевертыш: боль из разрушителя превращается в созидателя, ведь чем большую боль ты выдержал, чем дольше ты продержался, тем больше адреналина и соответственно удовольствия ты получаешь.
Вот тут на первый план выходит твой соперник. До этого момента ты лукавил, все равно боль была твоим главным противником и разрушителем. Ты ее уловками выталкивал из сознания, хитрил с переменой позы, разбивая ее на составляющие, выталкивая на периферию сознания, приглашал в союзники, и она начинает помогать тебе. Противник начинает сомневаться в себе. Его богатый опыт, его мастерство отточенное многими часами тренировок и на соперниках, подсказывают, что противник должен сдаться. Точнее его капитуляция должна была состояться еще несколько секунд назад, но ее нет. Он изумлен: такого никогда не было. Он еще активнее жмет, потом пробует изменить угол атаки, поддавить, прибавить силу жиму весом тела. А Ромка в эти краткие скачки перехвата захвата, сдвига корпуса все улучшает и улучшает позицию. Он еще ни на что не годен, боль прямо парализует мышцы, но одновременно он готовится к атаке, так как твердо знает что за этим произойдет. Соперник уже не может усилить жим – нет сил, нет ресурсов и столь ожидаемая им капитуляция соперника не происходит! Что делать? Он начинает просчитывать новые варианты других действий и бросает захват, ведь если болевой не сработал, а должен же был, то: что делать? В секунду рушится мир. Получается что многочасовые тренировки безрезультатны, что вся его многолетняя подготовка, весь его богатый опыт разбиты в дребезги. Именно этого мгновения и ждет, ловит Ромка. Как правило соперники настолько ошарашены, что достаточно простенького, школьного приема для победы.
Тренер сначала хвалил его за несгибаемость, за характер. Потом ругал и заставлял сдаваться в таких ситуациях (в конце концов мышцы и кости не железные и рано или поздно Ромку сломают), но тот упрямо гнул свою линию и никогда не сдавался. Конечно, он понимал, что серьезная травма возможна, видел и вероятные ее последствия, но он верил в себя и очень надеялся, что прочувствует предел и находясь на грани успеет не дать свершиться непоправимому.
Но довольно странная аналогия. Сравнивать реальный бой и этакую неловкость. Настоящую действительную опасность и моральные опасения как бы кто чего не подумал. Не стал Ромка слюнявой барышней, однако он привык доверять себе и уж если его это так тревожит, то он разберется с этим, разберется в себе.
Но главную отметинку он поставил себе по другому поводу: то как он управлялся на ковре с противниками, этот же прием и сработал на другом уровне. Принцип действий был тот же: Ромка разбил свои теперешние, непосредственные действия на множество мелких и не позволил себе утонуть в чувстве вины к Лельке. На самом деле ни в чем он не был виноват и прекрасно понимал это. Но почему же так неловко было Ромке? Ладно прорвемся.
Никогда раньше Ромка не удалял значительного внимания своей персоне и своим переживаниям, поскольку это эгоизм, это слабость. Если очень любишь себя и ставишь себя в центр вселенной, то места для других вокруг тебя не остается. А Ромка не был ни эгоистом, ни плохим человеком. В одной книжке он прочитал, что плохих людей нет, просто иногда у нас не хватает на них душевной силы, духовной мощности. По этому принципу и жил, больше старался отдать и не гнался за выгодой.
Повстречав Лёльку он изменился, вернее изменилась его шкала ценностей: в центр мироздания была поставлена она. Если раньше он любил всех и стремился больше отдать тем, кто нуждается, тем, кто рядом, то теперь на небосклоне была только она. Не собирался другим он хамить или хуже к ним относиться - все остальное не исчезло, но потускнело и отошло на второй план. Как же могло случится такое? А какое? Что случилось? Ладно, потом разберемся. Просто он счастлив.
По пути домой Лёлька была молчаливой. Они ехали покачиваясь на задней площадке автобуса. Ромка крепко держался за поручень, Лёлька уперлась плечом о его грудь, поджала ногу. Одной рукой она приобняла Ромку за талию, а второй на пыльном стекле выводила замысловатые узоры. Почти ничего не было видно, но когда автобус проезжал под кронами деревьев и попадал в затемненные участки, то рисунок становился четко видным. На очередном повороте, когда площадку подкинуло на ухабе и их сильно качнуло, Ромка не меняя позы разжал пальцы руки и сумка шлепнулась им под ноги. Освободившуюся руку он положил на талию Лёльки, ближе к бедру чтобы ее не трясло и рука не срывалась.
-Ты прямо скала,- Лёлька почему то не сказала, а пропела это.
Пальцем вывела на стекле: скала. Потом вставила букву р между а и л. Затем подвела хвостик к букве "а" – переделала её на "е". "Скала" превратилась в "Скарле"…Смахнула ладонью линии со стекла и повернулась лицом к Ромке. Левую руку положила на его согнутое предплечье и захватила локоть, а правую положила на грудь, ладонью в район нагрудного кармана, почти на сердце.
Дальше они ехали молча. Она смотрела на его, он на нее. Просто молчали. Ромка подумал, что вот это и есть наверное счастье. Вы попробуйте вот так, находясь близко друг к другу, лицом к лицу стоять и молчать. Пусть это будет симпатичный и приятный вам человек, родственник, друг. Очень скоро просто молчание превратится в натянутое и неловкое. Вы не будете знать куда смотреть, потом начнете придумывать куда спрятать взгляд, что делать с руками! Неловкость, если не отойти, если не прервать ее разговором, поступком, вырастет до масштабов катастрофы. Совсем скоро вы просто начнете от этого избегать встреч.
Стоять близко, смотреть в глаза и при этом не испытывать неловкость можно с мамой, отцом или любимым человеком. Им говорить ничего не надо, все понятно без слов, да и просто нахождение рядом с ними в радость.
На лице Ромки непроизвольно начала расползаться улыбка. В который уже раз за сегодня. Сначала заулыбались глаза, потом поползли вверх и в стороны уголки губ. Лёлька тоже улыбнулась, повернула голову на бок и положила Ромке на грудь. Он ехал и смотрел на смешной завиток на ее виске, на сережку в ухе. Вдыхал запах ее волос: лаванда, море, водоросли и был счастлив.
-Лёлька!
-Да.
-А ведь сегодня юбилей!
-Да?
-Мы знакомы целые сутки!
Лёлька поглядела на него, снова улыбнулась и вернулась в прежнее положение.
-Ромка.
-Да.
-У нас есть повод трудовым подвигом отметить это замечательное событие. Я буду пылесосить, а ты протирать корешки книг на стеллажах. Это весьма ответственное поручение! Не подведешь?
-Низасто .
-Балдухан.
-Да.
-Не смеши.
-Нет.
-Слушай! Я сейчас выйду, мне надо к подруге заскочить по женским делам. Не провожай. Приходи на субботник через пару часов. К четырем. Ну всё, я побежала. Она подхватила сумку, чмокнула Ромку в губы и выскочила из автобуса.
***
Дверь открыл Сергей Артемьевич. Поверх накинут женский кухонный передник. На голове подвязана косынка по пиратскому типу. Вид лихой и разудалый, можно сказать залихватский. Махнув рукой с тряпкой, как будто расстилая виртуальную дорожку, пригласил в квартиру.
-Проходите, сейчас определимся с вашими свободными руками, если не возражаете!
Ромка не возражал.
По всей квартире были разбросаны вещи, предметы; стулья вверх ножками перевернуты на диван, стол. Окна раскрыты. Полное впечатление генеральной уборки.
-Завтра приезжает супруга, поэтому вот… Сергей Артемьевич пояснил в ответ на невысказанный Ромкин вопрос и провел панорамно рукой.
-Присоединяйтесь, мы правда уже почти закончили, но и для вас найдется работа. Джулия,- крикнул он в глубину квартиры,- пришел Роман, обеспечь молодого человека инструментом и фронтом работ.
-Сейчас наведем порядок, потом ужинать,- повернулся к Ромке.
-Все, я забираю работника.
В комнате появилась Лёлька и потянула Ромку за собой. Она одета была только в купальный костюм, а сверху прозрачный пластиковый дождевик ядовито-желтого цвета с белыми непрозрачными пятнами.
-Как поганка,- прокомментировала Лёлька взгляд Романа.
-Мухомор,- машинально поправил Ромка.
-Что?
-Ну похожа не на поганку а на мухомор.
Лёлька остановилась, развернулась всем телом к Ромке, уперла руки в бока, голову наклонила набок, рассматривая Ромку. Дождевик, придавленный руками вздулся двумя полушариями в районе плеч и бедер. Лёлька стала похожа на матрешку. Было очень тяжело, но Ромка крепился, стараясь на расплыться в улыбке.
Получалось плохо, но Лёлька всё держала паузу.
-По-русски мухомор это мужчина из сериала про Ментов, а поганка девочка-припевочка, женский род, как я, например. Лёлька зацепила края дождевика, натянула их на вытянутых руках и крутанулась перед Ромкой. Учите синтаксис и пунктуацию, а книксена не дождетесь, это особая привилегия,- и тут же присела.
-Вот так!
Оба рассмеялись. В комнату заглянул Сергей Артемьевич.
-Что у вас интересного происходит, молодежь?
-Папка, не филонь и не жалься!
-У вас весело, а мне скучно одному на кухне.
-Ничего, будет тебе наука как самовольничать и спорить.
-Папка наказан,- повернулась Лёлька к Роману. Представляешь, я прихожу, а дома полнейший кавардак. И как всегда благими намерениями дорога в ад вымощена. Всё разбросано, там пылесосить начал, там полы мыть. Всё начато одновременно и ничего не сделано.
-Ну я же хотел как лучше!
-Опять споришь.
-Нет, всё, молчу.
-Помоги лучше Роману поднять коляску на антресоли.
-Думаешь больше не пригодится?
-Сергей Артемьевич!- с упором на последнем слоге последнего слова.
-Молчу, а что? Я ничего.
Лёлька повернулась к Ромке - папка всегда так. Мы договорились, что я приду с пляжа и вместе быстро наведем порядок. Он же начал без меня, всё перевернул, теперь работы в десять раз больше, а когда я заругалась, ну в смысле конструктивной критики, то вместо того чтобы поджать хвост, он его наоборот распушил.
Лёлька начала картинно загибать пальцы, перечисляя провинности Сергея Артемьевича,- стал спорить, возмущаться, кричать и топать ногами.
-Ну, ты уж вообще!
-Хорошо,- легко согласилась Лёлька,- двух последних не было,- она разогнула два пальца,- зато были упрямство, нежелание признать свою ошибку, а также достаточно надуманные и легкомысленные попытки оправдать свое неправильное поведение.
Она ткнула сжатым кулачком вверх, как бы призывая присутствующих хорошо разглядеть это свидетельство перечисленных вин Сергея Артемьевича.
-Вот!
-Наша мама аккуратистка и чистюля,- Лёлька снова повернулась к Ромке, она, кстати, немка по национальности, ну из поволжских немцев. Она всегда проводит генеральную уборку, если уезжала из дома, пусть даже на один день. Я неоднажды перед её приездом проводила авралы, а результат был всегда один: всё равно уборка, неважно чисто или нет. Наверное ей важно просто как вернувшейся в берлогу потрогать каждую вещь, предмет, безделицу своими руками. Почувствовать родину.
-Логово или берлогу, если следовать твоей логике.
-Не подслушивать! Папка об этом знает, но всё равно начал уборку и без меня, а потом спорил, что он прав, поэтому наказан ссылкой на границу кухни. Но спор они не прекратили (она папку назвала во множественном числе); продолжали и продолжали бубонить, посему пришлось принимать экстремальные меры. Как говорится клин клином вышибают. Хочется поспорить – пожалуйста. Будь свидетелем,- она пальчиком уперлась Ромке в грудь,- папка утверждает, что если будет идеальная чистота и шикарный ужин, то мама не будет ни убирать и ни готовить.
-Так?- кивок в сторону отца.
-Так,- почти безнадежно кивнул Сергей Артемьевич, похоже, он уже понял что погорячился.
-Вот завтра и посмотрим. Вам Роман,- она перешла на Вы,- предстоит засвидетельствовать предельный уровень чистоты и шикарное качество ужина. А Вас попрошу не жульничать,- она снова повернулась к отцу,- так как мы прекрасно знаем, как Вы можете готовить. Посему невкусный ужин будет приравниваться к диверсии и пощады не будет, как и прощения. Всё. Закончили диспут, по местам! Роман, пошли пылесосить книги, а Вас поспрошу на кухню. Achtung, achtung. То есть schnel, schnel.
***
Убрались быстро. В общем-то оставалось немного: пропылесосить книги и расставить мебель. За ужином выяснилось, что Лёлька с отцом поспорили на поездку на Валаам.
-Представляешь, папка где то в буклете или в журнале прочитал…
-Сенкевич рассказал ,- поправил Сергей Артемьевич.
-Да, по телевизору увидел, что на Валааме монахи создали республику. Да, папа? И построили замечательные здания, церкви на скальном грунте и умудрялись даже выращивать арбузы. Представляешь, рядом с полярным кругом! Арбузы!!!
Папка потом в воспитательных целях мне все в пример приводил: вот видишь как упорство, настойчивость, терпение, надежда на лучшее, вера в успех приводят к удивительным результатам.
-Наверное, монахи добавили бы ещё чего ни будь,- вставил Ромка.
-Да, конечно, вера, безусловно, да.
-Он так часто об этом говорил, с таким восторгом и упоением, что, я уж не знаю кто: мама, он, или я, а может все вместе, стали всерьез обсуждать возможность поездки на Валаам. А почему бы и нет? Посмотреть, прикоснуться, вдохнуть воздуха, прочувствовать атмосферу. Все за, но как только начинаем переходить к реализации, так то у родителей отпуска разойдутся, или я заболею, или горящая путевка появится или еще что. Вот, думали, папка на пенсию вышел, теперь-то уж точно поедем, так маму на учебу вызвали. Лето ещё конечно не кончилось, но у меня нога побаливает, а хотелось бы по полной программе. В общем одно за другое цепляет и тормозит благое дело. Так что можно сказать я приперла ситуацию в угол с одним выходом – Валаам.
-Рома, тебе подложить?
-Спасибо.
-Если честно, то когда папка заспорил, то я сразу подумала про Валаам и решила воспользоваться ситуацией для пользы дела!
-Та-а-а-к…
-Я вас умоляю, вот только не надо руки в боки,- Лёлька сама уперла тыльные части рук в бока, отчего стала похожа на горластую хохлушку с рынка. Это была единственная хитрость за весь день в отличие от некоторых, так что не будем канаться.
-Кстати папка, у нас сегодня юбилей! Да, Ромка? Говори, скажи сам!
Ромка чуть не поперхнулся от такой бешеной энергии. Не успел он придумать как сказать, какими словами, Лёлька не дожидаясь его выпалила:
-Сегодня ровно день, как мы познакомились, поэтому праздничные мероприятия подразумевают и культурную программу. После ужина мы с Ромкой идем в филармонию на концерт.
Тут Ромка уже по настоящему поперхнулся: такие повороты не для моей лошади.
Лёлька вскочила со своего места,- так времени в обрез. Дорогие мужчины,- Лёлька вышла из-за стола, за стулом Ромки остановилась, положила ему руки на плечи и дальше при каждом слове легонько шлепала его по плечу.
-Допивайте чай, доедайте десерт. За папкой мытье посуды, Ромка, будешь его развлекать разговорами и быть готовым к променаду. Я уду принять душ, почистить перышки и припудрить носик. Всё. Я ушла.
Она перестала шлепать Ромку по плечу, наклонилась к Сергею Артемьевичу, чмокнула его в щеку,- я тебя люблю,- и выпорхнула из столовой. Уже находясь в коридоре, не возвращаясь, вернула голову в комнату и обращаясь к Сергею Артемьевичу сказала,- а я ведь предлагала билет взять! И опять ты спорил и не послушался! А?! И исчезла, где то в глубине квартиры зашумела вода.
Сергей Артемьевич ухмыльнулся,- а ведь права! Он посмотрел вроде как и с восхищением, и изумлением на Ромку.
-Вот, Жулька, действительно, она была права.
Видя непонимание Ромки, пояснил:
-Примерно с полгода назад ее подруга Вера, Вера работает в филармонии,- видя что Ромка ничего не понимает стал объяснять Сергей Артемьевич,- предложила билеты на выступление камерного ансамбля. Лёлька прибежала домой воодушевленная, она любитель. Мама у нас домоседка и предпочитает музыку дома слушать. Мне классика нравится, но вот камерные выступления не перевариваю. Тем более в филармонии для выступлений камерных коллективов у нас даже не зал, а что-то непонятное: круглое помещение с покатым потолком вроде как для акустики, мест около 25-30, вместо сцены пятачок, где и выступают камерники. Расстояния от зрителей до артистов почти нет, каждый жест, каждое мимическое движение видно. Может кому-то и нравится но один раз сходив, больше сказал, что ни ногой. Лёлька нас с мамой просила чтобы мы билет взяли, вдруг передумаем и пригодится. Но я наотрез отказался, на том основании что привычки - это самое постоянное в нашем изменчивом мире. А вот ошибся.
Сокрушенно махнул рукой.
-Знаешь, что, пойдем-ка на балкон, покурим. Знаю, знаю: не куришь, да и я не курю.
Они вышли под прохладу вечернего неба.
-Я тебя спросить хочу, вернее задать вопрос один.
Они постояли немного. Ромка молчал, ожидая вопроса, молчал и Сергей Артемьевич, размышляя о чем-то.
-Сегодня Лёлька пришла с пляжа и оставила сумку неразобранной в коридоре. Потом стала готовить и порезала себе палец. Я и приборку начал, она не заметила.
Сергей Артемьевич замолчал, быть может ожидая вопросов Ромки или реплик, комментариев. Посмотрел на Ромку, внимательно вглядываясь в лицо, словно искал там что-то, может ответ на не заданный еще вопрос. Кажется реакция Ромки его удовлетворила.
Может то, что было сказано и выглядело пока что непонятным или несерьезным, но Ромка за сутки знакомства с ними уже ничему не удивлялся, да и считал, что такой человек как Сергей Артемьевич попусту сотрясать воздух не будет, поэтому терпеливо ждал.
-Лёлька в маму, педантичная аккуратистка. Я не помню чтобы в её комнате был беспорядок, в раковине непомытая посуда, одежда непоглажена. Точно так же не помню чтобы она что-то себе сделала. У нее бешенная реакция. В детстве когда дурачились мне никогда не удавалось её загнать в угол или скрутить в кровати: вывертывалась, вырывалась. Я побеждал только тогда, когда использовал нечестный прием – прижимал её всем телом и только тогда я мог её удержать. Конечно, как и все дети у нее были и царапины, и ушибы, и синяки: билась в кровь с пацанами и как пацан, но вот так, чтобы сама себе что-то порезала, уколола - я просто не помню. А тут раз и готово: режет овощи на салат и вот вам пожалуйста. Ясно что это неспроста и у вас на пляже что случилось и произошло. Но не об этом я хочу спросить.
-Ты Лёльку не обидел? Нет, не так, ты ведь мою Лёльку не обидишь?!
Если раньше он стоял оперевшись руками на перила, и смотрел куда то вдаль, мимо вечернего города, то теперь он выпрямился, развернулся к Ромке и смотрел, пристально вглядываясь в его лицо.
Вот это психологический прием,- восхищенно подумал Ромка. Под взглядом Сергея Артемьевича он чувствовал себя как на препараторском столе. Он был уверен, что говорить надо только правду, честно и быстро. Под этим давящим, пристальным взглядом не то чтобы неуютно, дело в другом. Он был уверен, что неправда не пройдет. Малейшее лукавство, любое неискреннее слово станет видным и очевидным сразу же, все отразится на его лице и будет пренепременно прочитано и верно истолковано. Врать нельзя под таким взглядом, да он и не собирался.
Но даже не то, как спрашивал Сергей Артемьевич восхитило Романа, а как были сформулированы вопросы: высший пилотаж.
Он спросил: "мою Лёльку". Мог сказать просто Лёльку – это означало бы что родитель интересуется своим ребенком, но он уточнил: мою, то есть имел ввиду особые отношения между ней и собою. И вопрос задан в будущем времени, это как подсказка: я уверен, что ничего еще не случилось и надеюсь что ты будешь осторожен и предусмотрителен чтобы не навредить МОЕЙ Лельке. Так появляется новый акцент в том же слове "моя". При этом Ромка был абсолютно уверен, что слова Сергея Артемьевича не были угрозой. Если бы он хотел это сделать, то использовал бы другие выражения и он чувствовал, что в этом случае ему точно бы стало страшно. Он не был трусом и никого не боялся, но где то в глубине сознания сидело это знание: человек, владеющий такими приемами, как тот, что был только что продемонстрирован, многое знает и многое умеет. Это не был страх перед ним, это была просто отметинка: вот этот человек это может.
За все время знакомства Сергей Артемьевич ни разу не повысил голос, не рассердился, а все больше шутил и иронизировал и, как правило, над собой или реже над Лелькой, но Ромку ни разу не посетила мысли что это несерьезный или слабый человек. Совсем наоборот, под его неторопливыми, нерезкими движениями проглядывалась сила, властность. Под наносным, белым, пушистым просматривалась мощь.
Вот и сейчас он просто смотрел на Ромку. Не прилагая никаких усилий, он, можно сказать, железной хваткой зацепил его за горло: не вырваться, не улизнуть. Он старался проверить: правильно ли понял его Ромка, не покажутся ли его заметки о сумке и порезе надуманными и несерьезными и каково истинное отношение и намерения его по отношению к Лельке.
Увиденное, кажется, его удовлетворило. Он мотнул головой, как бы соглашаясь, с чем то и даже проговорил,- хорошо, хотя Ромка ничего не ответил.
Ромка подбирал слова чтобы пояснить, что он прекрасно понял Сергея Артемьевича, его отцовские чувства, его заботу о Лельке и многое еще, например о своих чувствах к ней, но казалось что тот уже в этом не нуждается. Все ответы он уже получил, кивнул удовлетворенно и повернулся опять к городу.
-Вот вы где прячетесь. Папка, стол не прибран, посуда не помыта. Твои шансы выиграть спор катастрофически уменьшаются. Если они и были. Ромка, иди, одевайся. Я буду готова через пару минут.
Лёлька стояла в халате и феном сушила волосы. Положив голову на бок она насмешливо разглядывала своих мужиков.
***
-Оп-ля, я готова.
Лёлька стояла в дверях. Рука картинно закинута за голову в позе Марлен Дитрих. Платье на ней соответствующее. Черное с блестками, переливчатое, обтягивающее до анатомических подробностей, волнами скатывается вниз. В районе декольте две дуговые складки от плеча до плеча, потом, ниже, на талии от бедра до бедра еще несколько. При любом движении платье реагирует, складки или расправляются и их становится меньше или они собираются и укрупняются. Платье как будто одновременно и прилегающее, плотно ложащееся на тело, и свободное, не узкое. Все это ежесекундное переменчивое и живое движение завораживает взгляд, притягивает внимание.
Лёлька, можно догадаться, прекрасно знала о такой особенности ее наряда, потому и встала в журнальную позу, позволяя получше рассмотреть себя.
Прошла минута, другая, ничего не менялось. Сергей Артемьевич и Ромка с восторгом и любовью смотрели на Лёльку. Ей, кажется, это стало надоедать.
-Ну хватит, вы меня глазами съесть готовы. Ладно Ромка – он меня впервые так видит, а ты папка и меня, и платье, и меня в платье видел и неоднократно. Так что же, я что-то упустила?
-Да, упустила. Ты не представляешь, как ты красива. И наше поведение, в этом случае нас оправдывает. Правда, Ромка?! - Сергей Артемьевич толкнул того в бок.
-Не уверена! Что-то Роман загрустил. Кажется, он не очень любит красивых женщин?
Ромка действительно после первых секунд восторга и восхищения все более мрачнел. Он представил себя рядом с Лелькой: она как светская львица во всем блеске её завораживающей красоты и он на её фоне в потертых джинсах и футболке с надписью "я люблю Россию", почему то латинскими буквами (Ja liublu Rossyu) - наверное гастарбайтеры в подвале шлепали.
-Да с парнем что-то не так, наверное заболел!
-Папка не шути так, просто Роман испугался, что не будет соответствовать! Ведь так?
Она подошла к мужчинам, встала между ними, взяла под руки и повела по комнате.
-Во-первых, оправа бриллианта не должна превосходит по красоте то что обрамляет, иначе она будет привлекать большее внимание чем сам камень и гармония ансамбля будет нарушена.
Они дошли до двери, Лёлька остановилась, развернулась, перехватила руки мужчин и они пошли в обратном направлении.
-Во-вторых, если бы я предупредила тебя,- она кивнула в сторону Ромки,- то вынудила бы тебя мучиться с подбором костюма. Ты, не зная во что я буду одета, метался бы от желания выглядеть как можно лучше того что есть, а это почти наверняка черный полушерстяной костюм двойка, и это в жару-то, да еще с галстуком, и каким ни будь компромиссом вроде: черные брюки и белая рубашка с короткими рукавами, но опять же с галстуком. Вероятней всего закончилось бы все тем что есть в шкафу и головной болью! Так?
Ромка уже не срывал удивления и восхищения тоже.
-В-третьих,- они повернули у окна и делали очередной заход по комнате,- я не была уверена что Вера сможет достать контрамарку. Не думайте, что я кого-то укоряю, но вполне возможна ситуация, когда на руках уже были бы два… Кивок в сторону Сергея Артемьевича.
-Так что вся суета с подготовкой к большому выходу могла бы закончиться ничем.
Новый поворот,- ну и самое главное - Ромка сам не подозревает какой у него чумовой вид, кислотный андеграунд. Одна надпись чего стоит. Заметьте, я это говорю на полном серьезе и пусть вас мой немного легкомысленный тон не введет в заблуждение.
-Итак, камерные концерты - для местного бомонда. Они позволяют местной золотой молодежи самим себя из разряда голдов перевести в разряд интеллектуалов. Этакие шестидесятники в двадцать первом веке. Главное в этих концертах это способность достать билет – в продажу они никогда не поступают и мест в том зальчике ну прям смешно говорить, а побывав на концерте, можно где-то на тусовке ввернуть что-то вроде: был, и питтикато альта не порнавилось, а вот контральто примы вполне сносно. Папка по этой причине туда ни ногой, хотя классическую музыку обожает, и называет тех завсегдатаев обезьянами. Я с ним в целом согласна. Но ради музыки терплю. Ну и конечно для голдов это хорошая возможность показать шмотки.
-Посему, делаю резюме: вид у Ромки вполне, и переживать об этом не стоит. Через несколько минут он сам в этом будут иметь возможность убедиться.
Она остановилась, развернув мужчин лицом к лицу. Сама стоя сбоку вытянула вперед обе руки ладонями вверх как бы взвешивая на этих руках что-то. Руки были на уровне их груди и невольно привлекали взгляд, словно Сергей Артемьевич и Ромка ожидали, что вот Лёлька возьмет и вытащит из рукава что ни будь.
-На этом предлагаю дипломатический инцидент считать исчерпанным и в знак примирения поцеловать меня в щечку.
Она опустила руки и слегка подала корпус вперед, шею чуть выгнула вперед, как бы предлагая щеки для поцелуя. Двойной поцелуй отца с одной стороны и Ромки с другой, вероятно должен был символизировать восстановление гармонии. Ромка доверчиво вытянул губы и потянулся к щеке.
-Рома!- его остановил предупреждающий возглас Сергея Артемьевича. Сначала он подумал, что может предложение поцеловать было символическим, а он по наивности принял все за чистую монету и теперь с вытянутыми дудочкой губами выглядит комично. Но ведь Лёлька точно подставляли щеку под поцелуй! Тогда значит отец не приветствует такие вольности и он…
-Ромка,- снова повторил Сергей Артемьевич,- хотя у вас и юбилей, то есть своеобразный знак, отсечка, показатель того, что вы имеете долгие и тесные отношения…
-Папка!
-Я должен заметить…
-Папка прекрати, или я не буду разговаривать с тобой до приезда мамы!
-…что Вы плохо знаете эту бестию!
-Папка, не мешай Ромке поцеловать меня в щечку, если уж сам не желаешь. Не отвлекай его.
Однако по решительному виду поняла, что Сергей Артемьевич все равно доведет задуманное до конца и договорит то, что хотел, она отошла к двери и приняла вид обиженной невинности:
-Ну давай, но знай, я обиделась и не согласна с такой трактовкой вопроса. Вот так!
-Какая трактовка, вопрос?
-Роман, пока ты не обвыкся, я бы рекомендовал Вам больше приглядываться и присматриваться к этой Жульке, наверняка это избавит вас от некоторых пикантных, курьезных, неловких и еще кто знает каких ситуаций.
-Ну все, точно обиделась!
-Так вот, простите за повтор, Вы плохо знаете эту бестию. Еще в раннем детстве она увидела в одном старом советском фильме сцену, когда двое влюбленных тянутся поцеловать одновременно девушку и она ловко от них ускользает в последнее мгновенье так что они чмокают вместо девушки друг друга. Да, да, увы и ах! Вот такое коварство. Хотя мы с мамой хорошо знакомы с этим Жуликом, но как ни прискорбно это говорить, мы периодически попадаемся. Я бы и сегодня попался, но кое-кем была допущена малюсенькая неточность. Какая, я говорить не буду, поскольку обратите внимание на эти прелестные ушки, они даже заострились кверху от любопытства, ведь несмотря на все угрозы они все еще здесь. Вопрос: почему или зачем? Отвечаю: вызнать тайну!
-Папка, не прощу. Роман, Вы идете?
Поняв, что полностью разоблачена, Лёлька все равно покидала место действия с видом победителя. Она взяла Ромку за руку, повернула голову к отцу и тоном угрозы заявила:
-Не хотели меня целовать, не надо, еще умолять будете, а я сегодня буду с Романом целоваться!
-Лёлька!
-По-взрослому!
-Дочурка!
-Вот видите, Лёлька повернулась к Роману,- меня обвиняли в вероломстве, а сами поступают как? Принцип хорошо известен - все средства хороши: и уговоры, и заламывание рук, и шантаж, я уверена, сейчас пойдут и угрозы.
-Лёлька!!!
-Вот, видишь! – Ромке,- в засос,- отцу.
-Лёлька!!! Ты в конец запугаешь молодого человека.
-Воны не пужливые, проверено. Пойдемте Роман, все плохое обо мне папка уже сказал, нам здесь делать нечего.
Она отпустила руку Ромки, на секунду оторвалась от него, чмокнула отца, потянула Ромку к двери,- быстро, быстро уже опаздываем! Пропустишь самое неинтересное.
***
Музыка была обворожительна, концерт восхитительным. Но Лёлька оказалась права, перед концертом происходило не менее увлекательной зрелище, чем то, что было потом на сцене.
Они успели еще до начала выступления пройтись по площади. В смысле архитектурных достопримечательностей тут смотреть было нечего, по той простой причине, что они отсутствовали. Не потому что их не сохранили, уничтожили, их просто не было. Город по историческим меркам совершенный младенец – менее полувека. Родился в голой степи на месте трех казачьих станиц благодаря великой комсомольской стройке. В период развитого социализма все стройки были эпохальными и комсомольскими. По своей молодости город не имел старых зданий, которых можно было бы причислить к шедеврам, но по той же причине он сам в целом становился особенным и привлекательным, так как застраивался он по единому плану и получился очень красивым.
Роман с Лелькой сделали круг по площади и Лёлька с видом экскурсовода показывала "достопримечательности":
-Вот смотри, перед филармонией крутятся молодые люди вида студентов, есть еще парочка пожилых с пузенями. Несмотря на такие значительные различия в комплекции и возрасте на самом деле они занимаются одним и тем же – ловят лохов. Это они сами так приличных людей называют. Они ждут, вдруг появятся те, кому билет не нужен и соответственно скупают. По двойной, тройной цене даже, но конечно стараются развести на номинал, что при наличии стольких конкурентов чрезвычайно трудно, но возможно. Одновременно идет и обратный процесс – торговля. Спрос на билеты гигантский. Но здесь ошиваются только представители – если удастся, то перехватят билет, а нет, так придется брать у перекупщиков. Большинство заказчиков вон там.
Она показала на край площади,- вон смотри, на прилегающей в площади улочке припарковано несколько дорогих машин. Хозяева либо в нетерпении сидят и ждут результата с билетами, или с видом скучающего денди перемещаются по окрестным бутикам или сидят с безразличным видом в уличных кафе. Но не обманывайся их напускным равнодушием и отрешенностью. Тут кипят шекспировские страсти.
-Ой, пошли быстрее, Дылда поднялся.
Действительно, на одной из прикафешных площадок поднялась группа людей и двинулась на противоположный край площади. В центре шел представительный и коренастый в кожане, за ним семенила макаронина в слишком узком платье, вокруг и за ними несколько чрезвычайно плечистых, исполняющих роль охраны.
-Это местный авторитет с претензиями на особый статус. Сейчас он сядет в свой паджеро и прокатившись по площади подъедет к филармонии. Дылдой я его зову, а как на самом деле не в курсе, кликуха его или Амирал, или Джудик, не знаю. Ой, побежали быстрее, уже костыли вынесли.
Они не успели. Билетерши вместе со швейцаром и охранниками вынесли хромированные стояки с бордовыми бархатными валиками между ними. Точно такие же бывают в музеях, отграничивающие экспозиции.
Группка "дилеров" перед входом тоже засуетилась: часть сразу метнулась по направлению к лимузинам в переулке, остальные стали суматошно обмениваться между собой чем то и бросились догонять оторвавшихся.
-Всё, не успели,- Лёлька перестала тянуть Ромку,- но еще лучше, досмотрим первую часть концерта полностью.
Они подошли к углу здания, откуда хорошо видно центральный вход, сбоку осталась аллея с подъездами для выгрузки декораций и запасным выходом.
Металлические стояки с ограждением были уже установлены на ступенях перед дверью, швейцар посмотрел на часы и набросил бархатную ленту на единственный еще не закрытый пролет.
-Все,- прокомментировала Лёлька, теперь ни за что и никого не пропустят, даже с билетами. Посмотри сколько времени.
-Без одной минуты.
-Вот, Дылда имеет своеобразные представления о правилах приличия. Посмотри, вон экипаж подъезжает.
-А разве быть точным…
-Потом, смотри!
Плавно, с разворотом к центральному входу подъехал громадный внедорожник. Из передней двери выкатился охранник, открыл следующую дверь, из салона стали выходить прибывшие персоны. Лёлька была права, это именно та компания – макаронина с папиком, короткостриженные качки.
-Я, кажется в детективе у Корецкого читала, что когда бандюганы съезжаются на терку там, на стрелку, то никогда не опаздывают. В их среде считается, что если опоздал или не прибыл на встречу, то вроде как признал себя неправым, виноватым и все последствия на тебя навешивают: долг там отдавать, на счетчик поставить, ну не знаю что еще. Ну, ты понял!
Ромка кивнул. Особый вес точности ему был знаком и не по преступной сфере.
-Как зайдут, никого еще минут двадцать внутрь не будут пускать, не пропустят будьте уверены. Сколько помню, он ни разу не опоздал, ни разу не приехал хотя бы на минуту после срока.
-Вот, смотри.
Последний из охранников задержался и стал что-то раздавать. Ромка вопросительно посмотрел на Лёльку.
-За прилежание, больше чем их месячная зарплата. Ну пошли, пора.
Она потянула Ромку в боковую аллею к служебному выходу. Из сумочки достала амбарного вида ключ и продемонстрировала Ромке.
-Верунчик сделала. Она работает костюмером, а я ей иногда при авралах помогаю. Так ей удалось уговорить руководство, что мне запасный ключ прям таки необходим. Вот. Так что сейчас мы проникнем в храм искусств на совсем на законных основаниях, но через черный вход.
Она внезапно остановилась.
-Раньше был черный выход, а сейчас черный вход. Надо на досуге додумать эту мыслю. Может за шутку сойдет. Пошли,- она потянула Ромку дальше.
Внутри они прошли по верхней амфилладе, так как Лёлька хотела показать Ромке вид на город из кабинета бухгалтерии. Кабинет оказался закрытым, поэтому любовались красотами из окна женского туалета. Ромка нервничал, поэтому Лёлька сжалилась и, заглянув после этого только в пошивочную мастерскую за стулом, прошли в зал, вернее протиснулись.
-Молодец Верунчик, кстати, она свою контрамарку для тебя пожаловала. Цени!
-Ценю!
-Ну-ну, не очень то, она мне должна, так что без лишнего пиетета.
Лёлька мягко и иронично улыбнулась,- Верунчик сидела за одной партой с Мишей – это наш одноклассник, все школьные годы, так их обоих звали Вермишель, смешно, правда. Вера – Миша: Вермишель. Она добрая, я вас познакомлю, потом. Сейчас пятнадцать минут, так что думаю минут через пять появятся артисты. Я тебя сейчас в проход посажу, сделай отрешенное лицо и ни за что ни уходи. Кто бы ни сгонял. Вот контрамарка, держи. А я пойду. Мое место во втором ряду сверху, я как раз напротив тебя сидеть буду. Ой, нет!
Она так же резко как и быстро говорила, оборвала себя.
-У тебя лицо слишком интеллигентное, ты ж не удержишься, чтобы не уступить место инвалиду какому-нибудь, а стоячего тебя точно наши крыски обязательно вытолкают, не отобьешься. Не, халтура. Иди-ка лучше ты на мое место. А я здесь. Все,- оборвала она только зарождающуюся попытку Ромки возразить, времени нет, диспут проведем в антракте. Давай иди!
Она забрала контрамарку, отдала билет и рукой показала его место. Ромка послушно пробрался по узеньким проходам. В антракте, так в антракте.
Всю дорогу от дома до места она не закрывала рта, изредка задавала ему вопросы, но при этом почти всегда эти вопросы были так сформулированы, что от Ромки требовался ответ очевидный или односложный. Что-то вроде да, нет, действительно красиво. Могло показаться, что Ромка нужен Лельке как обрамление, как часть интерьера, как мебель, чтобы вовремя поддакнуть, подвинуть стул, подать руку. Сопровождать даму.
Ромку немного это обстоятельство забеспокоило. Он не хотел быть мебелью. Он не хотел показаться деревенщиной, неспособной поддержать разговор. Но как только он подумал об этом, то сразу же вспомнил и некоторые моменты, что сразу же заставили его поменять точку зрения. Например, она никогда его не перебивала и не затыкала рот. То есть эта ее немного повышенная сегодня многословность есть просто результат или приподнятого настроения или, что скорей всего, ненавязчивая помощь именно ему, чтобы не задумывался какую умную вещ сказать, ведь понятно, что он находится на ее территории.
Кроме этого Ромка вспомнил, как Лёлька резко ускользнула из автобуса. Теперь ясно, что направилась она сразу к Вермишели, добывать контрамарку, чтобы отметить юбилей о котором пошутил Ромка. Вот блин, а сам даже букет цветов не купил! Не знание – это н оправдание, должен был предвидеть, шутник про юбилеи. Но ничего он исправится, лучше позже, чем… Да уж, чем бы она ни занималась происходит ладно и по-доброму. Пока он озадачивается: а соответствует ли он, а не уязвлено ли его рыцарское достоинство, она дело делает - ненавязчиво, тактично, по-женски заботливо. В душе Ромки по-новому заиграли, можно даже сказать забурлили нежные чувства по отношению к Лельке. Он, продвигаясь на место, повернулся и поискал глазами ее. Она уже села. Все в порядке, она здесь, Ромка с благодарностью и нежностью поглядел на свою даму. Заметив его взгляд, она подняла руку и приветственно помазала – садись, я здесь. Улыбнулась.
Ромка только успел присесть, немного осмотреться, постоянно возвращаясь взглядом к Лёльке, как на сцену вышли музыканты и принялись переставлять свои стулья, настраивать и пробовать звук инструментов.
Посмотреть в зале было что. Лёлька оказалась права, как и в том, что вид Ромки не был ни необычным, ни выделяющимся, так и в том, что он получит удовольствие.
Сам зал представлял собой скорей всего боковую пристройку к основному зданию филармонии. Полукруговое сечение стен уходило вверх и заканчивалось куполом. Задумка архитектора вероятно сводилась к созданию особой атмосферы и для лучшей акустики. Ряды мест кольцами охватывали небольшую площадку, спускались к ней. Сверху казалось, что кресла почти наползают на овальный блин сцены, настолько близко были они приближены. Глаз непроизвольно начинал цеплять расстояние площадки: а можно ли еще один круг поставить, уже на самой сцене. Само поле кресел было прорезано одним проходом, по которому поднимались на верхние ряды. Выход в зал охраняли две бдительные билетерши, неопределенного возраста, но со специфическим выражением лица. Артисты на сцене появлялись из-за бархатной же шторы, что она прикрывала не видно - там было очень темно, а артисты выходя щурились ослепленные даже приглушенным светом в зале.
Пока музыканты, а их было всего четверо, вертели и переставляли свои инструменты Ромка имел возможность разглядеть публику. Разношерстная.
Были естественно дамы в вечерних платьях. Вечерние платья как антураж к шикарным брильянтам. Были строгие вечерние костюмы от карданов и гучек. Были прически ирокезы с немыслимым цветом, были, однако же, и очень скромные наряды. Ромка обратил внимание на одну женщину: возраст около сорока, моложавая, тонкие и красивые черты лица, но платье чрезвычайно простое, если не сказать более. Ткань депрессивного мышиного цвета, покрой очень похож на школьное платье девочек-старшеклассниц, такая же прическа. Прямо как кич-образ из пятидесятых. И сидела женщина под стать: словно на экзамене – руки на коленях, сосредоточенное лицо, поза абсолютно неподвижная. Именно эта неподвижность и привлекла внимание Романа. Когда вокруг рассаживаются, переговариваются, передают друг другу программки, поправляют прически, отключают мобильники, двигаются и шевелятся, то есть совершают массу движений, то вот такая полная неподвижность бросается в глаза немедленно, это как по пляжу пройтись в смокинге или в магазин заглянуть раздетым.
В промежутке между этими крайними позициями в зале можно было рассмотреть полнейшее разнообразие стилей, имиджей, настроений. Мужские наряды были конечно беднее, но тоже впечатляло: рафинированные вьюноши с намеком на половую ориентацию, качки в футболках, вероятно отказ от костюма был продиктован не жарой, а тем, что пиджак не позволял продемонстрировать накачанные мышцы, пиплы неопределенного возраста, и если уж говорить честно - и пола, и много еще чего. Просто удивительно, что при столь ограниченном количестве мест представлено огромное количество типажей. Права оказалась Лёлька (в очередной раз, это его начало удивлять – никогда не ошибается?): он нисколько не выделялся из толпы, а гармонично в ней утонул. Именно утонул а не слился, поскольку подавляющее большинство присутствующих было занято либо собой, либо сканированием знакомых. С бешенной скоростью происходило скачивание информации и оценка увиденного: этот одет как лох, эта второй раз пришла в том же, а эти переусердствовали с брюликами и похожи на новогоднюю елку.
То есть самое интересное для них происходило именно сейчас. Сами зрители были основными действующими лицами. Единственный человек, который выделялся (исключая синего чулка) - это Лёлька. Когда все понемногу расселись она приставила к крайнему креслу стул и преспокойно села на него. За все время концерта она почти не двигалась, только когда в музыке наступала кульминация, подавала корпус вперед, иногда расслаблялась, откидывалась на спинку, редко закидывала ногу на ногу.
Лёлька сидела как раз напротив Ромки через сцену, он поймал себя на том, что уже где-то к середине первого отделения он перестал обращать внимание на сцену и смотрел только на Лёльку.
Поперву он боялся что она заметит его взгляд, поэтому пытался его как-то маскировать, но Лёлька была так увлечена музыкой, что казалось весь окружающий мир перестал для нее существовать. Был конечно момент, когда она встретилась с Ромкой глазами, но это произошло как-то по особенному, совсем не так как в скверике. Лёлька, увлеченная музыкой углубилась в себя, ее взгляд стал рассеянно-рассредоточенно-отстраненным, и когда случайно перемещая направление взгляда прямо перед собой, углубленная в свои мысли она скользнула по лицу Ромки, то не остановившись, не замедлив движения глаз, но уже через секунду, видимо где-то в глубине сознания отметила, что в поле зрения попал Ромка, она вернула взгляд на него, одними глазами улыбнулась и снова углубилась в себя или в музыку.
Поэтому Ромка, дальше уже почти не опасаясь попасть в неловкое положение самому или сконфузить Лёльку, смотрел на нее, думал о ней, размышлял о ней и все больше влюблялся. Действительно, о каком бы ее поступке он ни подумал, то каким бы он ни казался на первый взгляд взбалмошным, импульсивным или несерьезным, все это в дальнейшем оказывалось совсем наоборот, а напускная ирония, весь этот гротескный антураж применяется чтобы не драматизировать серьезную ситуацию и снять напряжение.
Да и сама по себе Лёлька была исключительно красива. В этом умопомрачительном платье она была обворожительна. Складки на платье играли, свет от софитов раскачивался вместе с движениями ее ноги на грани шпильки ее туфель, плавал по полу, переплывал по мягкому бархату кресел. Ромка даже с испугом покосился направо, налево. Он напряженно вглядывался в лица присутствующих мужчин и искал кого либо, кто так же пожирал бы ее глазами. Не нашел или просто не заметил, но вовремя сообразил о глупости такого занятия и устыдился.
Уж не частнособственнические мотивы в Вас взыграли, Роман?- укорил он сам себя. Это эгоизм, а эгоизм происходит от чрезмерной любви к себе и нелюбви к ближнему. В конечном счете эгоизм - это слабость. Ты любишь себя больше чем Лёльку?
Наверное я так смотрел потому, что Лёлька гораздо лучше их всех, поэтому и не хотел чтобы на нее пялились. Ромка успокоено вздохнул, обрадованный компромиссом со своей совестью. Если честно, то оправдание весьма слабенькое. Но. Вопрос: "а тебе можно пялиться? " он не позволил сам себе задать, не решился даже подумать его.
Время первого отделения пролетело мгновенно. Были еще некоторые события, но менее интересные. Например, концерт уже идет, но на самом верхнем ряду, где был отгорожен целый блок оставались свободными несколько мест. Кресла там были обиты другим цветом и больше по размеру. Уж не VIP-ложа ли это для местной элиты? Все прояснилось с первыми тактами концерта: в ложе появился первый охранник, тот, что сопровождал авторитета, осмотрелся, нырнул обратно, следом в ложе разместились и все остальные. Для форсу, понял Роман, чтобы все присутствующие могли еще раз посмотреть и оценить. Вообще-то странные представления у местных бандитов: прибывают строго секунда в секунду, а рассаживаются когда заблагорассудится.
Через несколько минут после начала концерта, именно в кульминационном месте произведения, когда все инструменты замирают, а музыканты застыли в драматической позе со смычками в руках, так вот эту трепетную тишину прервал звонок мобилы. Охранник достал трубу, почти не понижая голоса спросил,- "хто?"- затем протянул телефон шефу. Тот трубу взял и принялся напряженно слушать, затем встал, за ним поднялась вся его команда, и двинулся на выход, при этом бросал реплики в трубку и отдавал распоряжения окружению.
Артисты от какого оборота не очень-то растерялись, похоже что привыкли к таким провинциальным конфузам, но все равно пауза у них получилась немного дольше и вступили они после нее немного в разнобой, но в целом концерт удался.
В антракте Ромка и Лёлька прогуливались по коридорам третьего этажа, куда их беспрепятственно пропустили благодаря Лельке. Сначала она потянула Ромку еще раз попробовать посмотреть на город из окна бухгалтерии, но Ромка категорически воспротивился, объяснив, что в выходной день, да еще вечером наверняка там никого не будет, на самом деле он не захотел еще раз оказаться в женском туалете, так как Лёлька при закрытой двери бухгалтерии наверняка его туда бы потянула.
-Не бойся в туалете никого не будет, потому что открыты на нижних этажах, да и служащие наверх никого не пускают.
Видимо изумление на лице Ромки было прописано так сильно, что Лёлька рассмеялась,- да ясно же что не хочешь в женский туалет заходить. Ладно, пошли, я тебя познакомлю с удивительным человеком.
Когда они нашли искомое, то Ромка был вынужден принять уже все меры, чтобы не показать своего изумления.
Лёлька подвела его к той самой серой мыши, что одета была в мешковатое, почти школьное, платье.
-Познакомьтесь, это Софья Ивановна, мой первый учитель, а это Рома, мой первый рыцарь.
-Юлия, ты взрослеешь, но не меняешься, надеюсь Роман уже привык к твоей привычке за иронией и иногда двусмысленными шутками прятать живой ум и тактичность.
Она повернулась к Роману и ободряюще улыбнулась.
Ромка же еще больше растерялся, вернее он старался немного успокоить хлестанувшие его эмоции. Вот сказанули: и одна и вторая.
Софья Ивановна и одета скромно, и прическа чуть ли не култышка на затылке, но держится почти как королева. А то, как она произнесла первую фразу и что сказала, настолько не вписывалось в образ маленького человека и вообще его ошарашило. Хорошо, что женщины начали обсуждать свои дела и не стали вовлечь Ромку в общий разговор. По правде, он был им благодарен за это.
Через пару минут Софья Ивановна стала прощаться, повернулась к Ромке, протянула руку для прощального пожатия. К своему удивлению Ромка, который никогда не замечал за собой особой куртуазности, прикоснулся губами к ее руке, настолько ему показался ее жест изящным и величественным. Только потом он взглянул на сцену со стороны: здоровячек в футболке навыпуск и с надписью про Родину на невнятном языке целует руку типичной, можно сказать гипертрофированной училке.
Софья Ивановна снова улыбнулась и обращаясь к Лельке сказала,- очень интересный кавалер. Затем остановилась, хотя уже почти развернулась чтобы уйти:
-Прошу не сердиться на меня, молодой человек, и не посчитайте мой вопрос вульгарным. Роман, вы, конечно же знаете, что сноровистую кобылку может укротить только настоящий наездник. Надеюсь, Вы знаете, что делаете?!
-Всего доброго и до свиданья, молодые люди, - и она ушла, вздернув вверх култышку, венчающую ее голову как тиара.
Лёлька взяла Ромку под реку и как нив чем ни бывало потянула за собой по коридору:
-Интересная и необычная женщина не правда ли!
-Да уж.
Лёлька вела себя так же как и в любой другой момент их знакомства. Ромке даже на секунду показалось, что последней фразы Софьи Ивановны не было вовсе и ему все это показалось или послышалось.
-Она глубокая личность и интересный человек, с ней можно часами разговаривать и не заметишь времени. Иногда на уроках она не спрашивала про сольфеджио, про ноты, а садилась и разговаривала с нами про жизнь.
-Я подумал что она школьный учитель.
-Да нет же, мой первый учитель живет в тайге, а Софья Ивановна сейчас директор музыкальной школы. Я у нее училась здесь, начинала музыкой заниматься.
Они зашли в зал. Здесь все было без изменений, только пустовала ложа. Ромка предложил перебраться туда, все равно пустует.
-Нельзя.
Ромка собрался было протестовать – удобно и можно сесть рядом, но Лёлька почувствовав его настрой остановила:
-Ромка, у меня к тебе будет просьба,- дождалась когда он выпустит их груди воздух, набранный для аргументации и кивнет,- посмотри, пожалуйста, за ложей во втором отделении и скажешь что было необычного. Все, пошли на места.
***
Ромка с радостью принял предложение Лёльки, ему оно показалось забавным и очень похожим на задание по тактике.
Он вспомнил, как однажды к ним в училище понаехало множество генералов и от красных ломпасин рябило в глазах. После их однодневного визита его общевойсковое училище превратилось непонятно во что. Официально статус не поменялся, но на каждом курсе были сформированы новые взвода из уже обучающихся курсантов. Принцип отбора был непонятен, потому что всех тестировали по новому, но тесты теперь были особые, с новым перечнем вопросов и главным в комиссии был психолог, он же и принимал окончательное решение. Сам он никому ничего не говорил, а когда комиссия уехала, из министерства обороны пришел приказ о формировании новых взводов, закреплении за ними руководителей и прочее, прочее.
Приехали новые комвзводов, прибавилось преподавателей, но в остальном жизнь практически не поменялась. Более того старшекурсники заканчивали обучение и распределялись по частям в обычном порядке – по всей стране, на стандартную должность командир взвода мотострелков. Но что-то подсказывало, что уже Ромкин выпуск будет особенным.
Занятия в новых взводах проводились не совсем по учебному плану. Например, тактика – казалось бы все та же тактика, но не совсем. И преподаватель новый, и вопросы не те что проходили на первом курсу. Седой капитан вывел их на полигон за стрельбищем и предложил на имеющемся пятачке спрятаться. Все встали в замешательстве, но когда прозвучало многоэтажное про их умственные способности, про их родственников и еще чего многое, то они рассыпались по пятачку и как могли исчезали. Получилось естественно плохо, поскольку через условленные пятнадцать минут капитан снял повязку с глаз и всех их до одного, даже не сходя с места показал. Эй с дерева, слазь, эй из-за кучи якобы листвы и валежника, эй из канавы и так всех 27. Когда курсанты стали возмущаться, что на таком пятаке, да при отсутствии растительности и складок местности спрятаться невозможно, он лихо подмигнув приказал закрыть глаза, отойти на 20 шагов и громко разговаривать 30 минут, после этого можно его начинать искать.
Облазили все, чуть ли не носом землю ковыряли, но естественно ничего кроме окурка капитана не нашли, стали выдвигать предположения, что вероятно он уже в расположении прикалывается с ротным над тупыми курсантами.
Кончилось тем, что капитан сжалился над ними - вылез из земли буквально из-под ног, ниоткуда. Вероятно, ему надоело слушать глупые предположенья. Рассмотрев его убежище, все стало понятным как это случилось: капитан вырыл по своему росту углубление, сверху настелил веток и все присыпал землей, травой, листвой, а время ему нужно было только чтобы земля успела немного подсохнуть и не бросалась в глаза.
Попробовали, больше из чувства противоречия, возразить что это не просто, что этому надо учиться и наверное долго.
-Ну вот и учитесь для этого я сюда и прибыл.
Такие занятия Ромке больше всего и нравились. Например капитан давал посмотреть обычную любительскую пленку и потом вопросы: сколько было машин черного цвета, какой маршрут автобуса, какого цвета кофточка на девушке с коляской, назвать все улицы, начинающиеся на букву «К» с карты города, которую дали посмотреть на 10 минут с заданием найти все заправки.
-Так мы заправки искали, а не улицы запоминали.
-А заправки не на улицах находятся?
Строго говоря в рамки обычной армейской подготовки такие занятия не вписывались, но было очень интересно. Совершенно случайно Ромка взял в библиотеке училища книгу В.Суворова "Аквариум". Предатель и подлец конечно (это, кстати, и заинтересовало), и вообще каким образом книги такого автора могли оказаться в военном училище? Кто формировал фонд? Это простая российская безалаберность или целенаправленная акция, чтобы книга изменника, где он в том числе и объясняет почему и что его побудило к предательству, очень туманные и неубедительные, попала в заведение, где по определению готовят патриотов и защитников отечества?
В этой книге Ромка и вычитал эпизод почти полностью совпадающий с первым занятием по тактике, где слушателей школы ГРУ учили прятаться на местности. Теперь становилась немного понятна ситуация с формированием взводов с их особой программой. Кажется, это была подготовка спецсотрудников для спецподразделений, но почему тогда их просто бы не перевести в другие училища? Раздумывать на эту тему Ромка особо не стал, ему нравилось ощущать себя неявно причастным к тайной организации, к элите, поэтому с удвоенной энергией подналег на занятия у спецов.
Как только Лёлька обратилась к нему с достаточно необычной просьбой он моментально переключился на новую установку, тем более она ему была в целом знакома, незнакома была сама ситуация, поэтому он заинтригованный приготовился.
Он по-прежнему слушал музыку, любовался Лелькой, глазел на присутствующие типажи, но постоянным объектом для него теперь стала ложа, но, увы, ничего не произошло, всё оставалось так как и было. Только вернулся охранник, просмотрел кресла, пол, заглянул под них и ушел. Все. Ничего интересного. Он был уверен, что ничего не пропустил, значит все было именно в охраннике. Он прокачал его внешность: типичный бандит без признаков интеллекта на лице, его одежду – ничего, его жесты, мимику – ничего, время появления – минут 15-18 от начала второго отделения, но тут Ромка был уверен, что этот троглодит не смог бы рассчитать время начала отделения, поскольку наверное и сами артисты не вполне знали когда сподобятся во второй раз выйти, значит и тут ничего. Что же? Что он пропустил или вернее не так оценил. Он был уверен, что решение Лёлькиной задачки на поверхности, но что?
***
Возвращались домой они пешком. Лёлька не пожелала ехать на такси, пояснила, что такой прекрасный день и прелестный вечер жалко обрывать цивилизованным, но банальным проездом в такси, прогулка по ночному городу, позволит продлить очарование.
-Ведь ты не возражаешь?
Ромка не возражал. Он хотел быть с Лелькой как можно дольше, никак не мог насытиться ею. Каждую секунду он впитывал ее в себя, знакомился с ней, удивлялся, спорил, (по большей частью внутренне), соглашался (как правило Лёлька формулировала вопросы, предполагающие положительный ответ на них), в общем он был счастлив и не собирался жертвовать ни секундой, ни мгновеньем своего счастья. Вполне здоровый эгоизм.
-Софья Ивановна прекрасный специалист и удивительный человек. Я ни разу не видела ее небрежно одетой или без макияжа. Даже в период тотального дефицита она умудрялась доставать настоящие духи, не какую-то польскую подделку, а настоящий шарман. Я даже пару раз перед свиданием просила ее капнуть мне на запястье или за ушки. И представляешь, она не отказала! Она всегда выглядела как королева: шла, смотрела, разговаривала, выглядела, держала себя как королева. Она чудо, я у нее многому научилась!
-Ты знаешь, сейчас картинка не очень соответствует образу, разве что держалась она действительно по-королевски.
-Ты заметил, молодчина!
-Что заметил, не понял Ромка,- то, что она сейчас нуждается сильно в средствах или что гордо держится?
-Да нет же, ни в чем она не нуждается, ты не понял, это кич, но не просто кич, а кич с революционным протестом.
Она все имеет и ни в чем не нуждается. Это ее протест. Когда были голодные годы, когда зарплату бюджетникам задерживали по полгода и больше, она сама организовывала концерты своих учителей и учеников, в том числе и к нам из области приезжали и классные музыканты и просто коллеги-учителя и из института и из музучилища. Это была возможность им штаны поддержать, и нам, школьникам, познакомиться с новыми произведениями и манерой исполнения, а просто интеллигентным людям пообщаться. Ты понимаешь, когда держава рушится, то вот такие встречи из прошлой сытой и стабильной жизни были как глоток свежего воздуха, но при этом это не просто ностальгия и цепляние за прошлое, это возможность снова почувствовать себя нормальным человеком.
Вот она и делала все возможное, но потом ситуация стала понемногу меняться. Времена дикого капитализма и вечно пьяного президента прошли. Изменились и люди, в том числе и бандиты. Теперь было мало только сидеть в базовом кабаке или на полуподпольной сауне и облагать данью. Бабки накоплены, захвачены крупные промпредприятия, тут хочешь, не хочешь надо меняться. Вот и пошли различные выкидоны. Кто вознамерился подепутатствовать (удобно очень: посадить не могут), кто благотворительствовать начал, на церкви и памятники бабло отваливал, а кто покровительствовать спорту, музам. В нашем городе это вылилось в то, что ты увидел. Из места встреч единомышленников и просто любителей хорошей музыки это превратилось в бомонд-клаб.
Вот такая форма протеста Софьи Ивановны. Она демонстрирует, что если пришли слушать музыку, то делать это можно хоть голяком. Понимающие люди, увидев ее в таком шокирующем виде, воспринимают все правильно. Не до всех правда доходит. Однажды к ней подошел сам и предложил сменить наряд на приличный, а если бабла нет, то он забашляет. Вообще он производит впечатление нормального человека и разговаривает без мата и не по фене. Но видно это был уже его протест. Все это сказано было Софье Ивановне громогласно, при стечении большого количества народа. Что ответила Софья Ивановна никто не знает, поскольку она высказалась не повышая голоса, а чтобы расслышать ее, шефу пришлось наклониться чуть вперед. Видно она что-то такое сказала, что его заинтриговало, проняло, так как покраснел и сконфузился. Не часто увидишь, чтобы человек такой сферы деятельности смущался. Чудеса! Я видела сама этот диалог: я тебя уверяю, со стороны было впечатление, что вроде как слуга получил нагоняй от хозяйки и кланяется с извинениями. Я получила полнейшее наслаждение!
-Да уж, никогда бы не подумал, глядя на нее, что такие страсти мадридского двора.
-Ну что, удивила я тебя?
-Да.
Лёлька шла и загребала сухие листья. Вообще-то до листопада, до осени было еще очень долго, но жара делала свое дело. Вероятно деревья специально сбрасывали немного листьев с себя чтобы хоть как то уменьшить испарения. Такова коварства наверное не подозревали и дворники, поскольку еще не сметали листву и она так и перекатывалась под слабыми вечерними дуновениями ветерка.
По правую сторону от тротуара, отграничивая почему-то фасад здания, а не дорогу, высажен декоративный кустарник. Из под ровной площадки выбились кое-где длинные хлысты веток. Лёлька сломила одну и теперь шла помахивая ею как пальмовым веером.
-Ты не рассказала про ложу.
-Да помню я. Просто сначала надо обязательно про Софью Ивановну рассказать иначе нелогично и непонятно было бы.
Махнула веткой, загребла ногой листья – ну прямо пацанчик, пацанка в дорогом и невероятно красивом платье.
-Так вот про ложу, что необычного заметил?
-Ничего,- честно признался Ромка. Был только охранник, что-то искал. Охранник стандартный, если только это имеет значение, пришел на адажио, был чуть больше минуты: зашел-вышел. Если его появление именно в тот момент имеет скрытый смысл, то это уже такая тонкая связь, что уловить смысл мне не удается.
-Вот ты балдухан,- она шутливо махнула на него веткой,- при чем здесь адажио. Это ритуал, ну как собачки место метят. Шеф закупил эти места на весь сезон, отвалил большие бабки, он же выделил спонсорскую помощь для ремонта зала. Поэтому и считает эти места своими и не позволяет никому на них сидеть, это как именная ложа получается.
Однажды один молодой и шустрый из приблатненных в подобной ситуации перебрался в ложу, бабки кинулись его сгонять, он их послал и их самих и их спонсора, как он сказал. Через пару дней загремел в больницу и теперь передвигается с трудом, а охранники после того принялись регулярно возвращаться, вроде как что-то забыли, а на самом деле проверяют не покусился ли кто на святое.
Ромка раскрыл было рот чтобы возразить, сказать что-то. Что точно он еще не сообразил - неужели она могла подумать что он испугается или не сможет ее защитить он этого троглодита.
-Вот этого я и боялась, вот такой твоей реакции, что ты тут же в бой кинешься, устанавливать справедливость, отстаивать якобы попранное достоинство.
-А что ты не считаешь, что он так рулит?
-Нет, я считаю, что он живет по своим правилам, и пока эти правила мне или кому то еще не мешают, я не собираюсь вмешиваться. А бросаться на амбразуру по поводу и без повода, это во-первых значит встать на его планку, и попросту донкихотствовать. Уничтожить зло и несправедливость кулаками, боями с ветряными мельницами невозможно – читайте классику!
-Но он же провоцирует людей, дразнит: а ну-ка попробуйте сесть. Не дразнит, а унижает: я мачо, а вы засранцы.
-Ромка, ты рассуждаешь как ребенок. Если тебя назвать засранцем, ты им станешь? Вот то-то и оно! Почему тебя так волнует как он думает? Он деньги заплатил, места его! Не так? Отрицать это – вести себя точно так же как и он, но наоборот. Ты вот лучше скажи, тебе концерт понравился?
-Понравился, но ты не…
-Подожди, концерт понравился, а ты обратил внимание, что было два отделения? Обычно камерники дают только по одному отделению или два малюсеньких. Это только дилетанты думают, что бренькать по струнам есть сплошное удовольствие, а не тяжелый физический труд. Даже когда большой оркестр играет и то проще: партии перемежаются, есть возможность передохнуть, то есть нет постоянного и длительного напряжения. Не мучайся, не в любви к искусству тут дело и не в особой привязанности к нашему городу приина. Просто шеф все это проплачивает. Если два отделения дают, то он помимо официального и очень хорошего контракта доплачивает еще столько же! Я уверена, что только благодаря ему мы может посещать такие концерты и имеем возможность таких артистов и исполнителей видеть. Не будь его, не было бы и их гастролей. Спасибо конечно Софье Ивановне за ее подвижничество в те тяжелые годы, я думаю не один артист и музыкант ее добрым словом помянет, но жизнь не стоит на месте, все течет, все изменяется.
Так скажи мне: стоит ли так обостренно реагировать на причуды некоторых людей? Хочет он считать это место своим – пусть; посылает халдеев проверить, а не сели на его место, а действительно ли артисты отрабатывают второй акт – ладно. Хочешь верь, хочешь нет, а я ему благодарна. Я сегодня получила удовольствие от музыки и мне его не испортили даже те мартышки, что пришли повыпендриваться в нарядах и брюликах и он не испортил, хотя каждый концерт он якобы получает вызов по мобиле о чем-то важном и испаряется. Демонстративно. Мне кажется, он просто классику терпеть не может и заставляет чтобы его спасали с концертов.
Она весело и беззаботно рассмеялась. Ромка обожающе посмотрел на нее.
-Не понимаю.
-Что еще тебе непонятно,- Лёлька спросила уже с некоторой укоризной. Ромка и сам не любил тупых и упрямых.
-Нет, нет,- поспешил он ее успокоить,- тут я все понял. Твою точку зрения я понял. Я о другом.
Проехала машина осветив их фарами, бросила гигантские фантосмагорические тени на стену ближнего дома.
-Вот ты говоришь и рассуждаешь о прошлом времени. Я твой ровесник, даже старше тебя, но таких… Даже не знаю как сказать, глубоких что ли или житейских переживаний у меня не было. И тебя я не помню, мы же оба учились в музыкальных школах, пусть и в разных районах, но ведь были и встречи и совместные мероприятия и концерты, а я вот не могу тебя припомнить, и Софью Ивановну не помню никакую: ни мышку, ни королевну. Странно, почему так, почему мы не замечали друг друга, ведь наверняка в общих концертах участвовали. Жили вместе, в одном городе, а вроде как параллельно?
-Ну тут все просто, как я думаю. От времени не спрячешься. От этого невозможно уйти: мы это слышали в учительских, в коридорах, от родителей. Мы слышали о невыплатах, о том, что денег нет, что достать чего-то невозможно. Мы это знали, мы это воспринимали, но естественно понимания, уразумения не было. Что ж ждать от младого и неразумного отроче! То есть то, что я тебе сейчас рассказываю, мы не понимали в силу возраста, но знали об этом. Разве не так? Сейчас идет переоценка, только и всего.
И то, что мы не помним друг друга, это тоже нормально. Лет в 12-15 меня, как и всех взрослеющих девочек интересовали не одноклассники маломерки, а те, кто гораздо старше. Я, например, была страстно влюблена в трудовика: какие у него были беззащитные и огромные глаза за гигантскими диоптриями очков, а как он шпинделя закручивал, а как киянкой долбал – стружка и щепки во все стороны. Блеск, а как пахло в его мастерской! Свежая стружка, клейстер. А мусор грузил в бак фанерной лопатой! Я так ему завидовала и очень хотела поработать этой лопатой, а в будущем стать непременно трудовиком, трудовичкой.
Потом мальчики подтянулись ростом, но стали как то чрезмерно прыщавыми. Ты обращал внимание, что романы между одноклассниками чрезвычайно бурные (гормоны), но непродолжительные и редко из тех, кто дружил в школе, создают семью. Так что в подростковом возрасте мы были просто неинтересны друг другу. Могли смотреть друг на друга и не видеть. Смешно.
-Все равно удивительно. Какой странный и чудесный вечер. Ты мне как будто новый мир открываешь. Ты мне рассказываешь о моем городе, как будто я жил в параллельном мире. Был здесь и не видел, знал и не понимал. Был рядом и далеко.
***
Лёлька сорвала несколько веточек с кустов и сплела венок по типу римской диадемы, надела себе на голову. В шикарном платье с венком на голове, элегантно придерживая подол одной рукой, мерно покачивая в такт походке другой, она была очаровательна. Ромка даже немного отстал, чтобы получше ее рассмотреть. Впереди, в конце аллеи горел яркий фонарь и Лёлька в ареоле слепящего цвета, в обрамлении склоненных крон деревьев как нечто волшебно-нереальное, женственное и притягательное очарованием наполняла Ромку. Ему казалось, что его жизнь становится более значимой, чем та, что была до этого мгновенья. Только бы она не исчезла.
-Ромка, не отставай. Дай руку, я хочу пройти по бордюру.
Как верный рыцарь Ромка пришел на помощь. Ему приятно было оказать ей услугу, быть полезным, идти рядом, вдыхать ее аромат, ощущать ее плоть в сантиметрах от себя и быть счастливым.
-Роман.
-Да.
-Вы не справедливы по отношению к даме.
-Почему?
-Я, видите ли, все секреты вам выболтала, а вы как партизан ничего, никому. Если вы стремились заинтриговать меня, то это вполне удалось. Но я настаиваю на паритете.
-Я чист и честен. Мне нечего вам рассказать о чем-то тайном и тем более я и не думал ничего скрывать.
-Правда?
-Правда!
-Правда, правда?
-Ну.
-Ну – это вульгарное слово, не смейте таким тоном разговаривать с дамой!
-Юля, хорош дурить, скажи нормально.
-Ладно, начнем с того, что я практически ничего про Вас не знаю. Несмотря на торжественно отпразднованный юбилей! Вам юбилей понравился? Но больше всего меня сейчас меня интересует другой вопрос. Как женщина я не терплю загадок и Вы можете представить каких трудов мне стоило крепиться весь день. Это справедливо?
-Нет,- вырвалось у Ромки, хотя он по-прежнему ничего не понимал, но Лёлька замолчала и продолжала дальше идти, опираясь на руку Ромки, не говоря ни слова. Он понял, что она ждет когда он сам поймет что она хочет. Опять проверка?
Хорошо, в эти игры он умеет играть, научили новые преподаватели. Здесь самое главное включить голову и прокачать как можно больше информации. Рациональное зерно обязательно отыщется.
На одном из занятий преподаватель привел такой пример: дело было во время первой мировой. Немцы стали применять новое страшное оружие – подводные лодки. Лодка малюсенькая по сравнению с линейными кораблями, но повреждали и топили они, гораздо мощные корабли, исправно. Всёсокрушающие пушки тех становились просто пукалками, бьющими на десятки километров и пробивающими многометровые бетонные заграждения доты, форты и прочее, прочее, но совершенно бесполезными против консервной банки, всплывшей в нескольких сотнях метров от них и хладнокровно расстреливающих торпедами, от которых увернуться стальной громадине просто невозможно.
Немцы моментально заперли весь многомощный британский флот в портах и на базах и не позволяли нос высунуть, поскольку выйти в открытое море было практически равносильно самоубийству. Но ведь плавать надо, сопровождать корабли, танкеры и прочее, иначе блокада моментально задушит остров. Вот в один из многочисленных эпизодов той войны и произошел случай, вошедший практически во все учебники по психологии как пример мозговой атаки.
Английский корабль подвергся торпедной атаке. Прусаки, самодовольно всплыв на безопасном расстоянии, смотрят, как заметались по палубе матросы, ожидают момента, когда все рванет и начнет тонуть. Старый боцман отдает команду свистать всех наверх. Показывает на торпеду, приближающуюся к кораблю и требует предлагать способы как избавиться от этой напасти.
Можно высказываться всем и побыстрее, чем больше предложений будет сделано, тем вернее найдется правильное решение. А что тут придумать? Секунды летят! Торпеда плывет, до корабля несколько минут, но корабль настолько велик, что отплыть, отвернуть носом или кормой, изменить курс не получится. Попробовать спустить шлюпки и сетями постараться выловить эти сраные немецкие колбаски – надо спустить, отплыть, растянуть сети и без гарантии что успеют и сумеют зацепить? Ненадежно, но уже что-то. Еще предложения.
И вот тут происходит искомое событие: дрожащий голосок напуганного юнги предлагает дунуть. Сердитые голоса морских волков, не мешай и не лезь со своими идиотскими мыслями, тут дело серьезное. Юнга уже и сам не рад, что раскрыл рот, но ведь сказали что могут все и всё.
Но тут в дело вмешивается боцман: что ты сказал сынок – дунуть? Полундра, мотать всем брандспойты, мухой, что рты поразявили, якорь вам в задницу. Так родилось самое эффективное средство первой мировой по борьбе с торпедами противника: мощными струями воды били в нос торпеде, заставляя ее изменить направление и проскочить мимо борта. Далее был приказ по флоту - выходить только днем, когда торпеды хорошо видны. А немцы стали разрабатывать торпеды, что плывут до цели не по поверхности, а под водой, но это уже другая история.
Самое замечательное в этом происшествии то, что данный метод стал классикой жанра и теперь всем студентам разъясняют смысл метода мозговой атаки на этом примере: поставь как можно больше вопросов, даже идиотских, даже нереальных, глупых и так далее. Рассматривая их, ты отбросишь шелуху, останется только рациональное зерно, и даже, казалось бы, пустая трата времени по рассмотрению заведомо ненужных вариантов может быть полезной – это может подтолкнуть тебя на верный путь, подсказать правильное решение. В конечном счете все новое, революционное рождается от того, что кто-то изменил точку зрения, посмотрел на обычное под новым ракурсом.
Ну что ж, давай качать и быстро. Прошли всего сутки их знакомства и ничего такого особенного Ромка не помнит, чтобы, например Лёлька о чем-то спросила или попросила. Это отпадает. Дальше, она сказала, что крепится весь день, следовательно, это не то, что произошло вечером и вполне вероятно не вчерашний день. Хотя это не факт, но можно почти наверняка отграничить только первую половину дня, следовательно - это пляж.
Что там? Для Ромки конечно самым эмоциональным моментом был эпизод вначале их прихода на пляж, когда он был прям таки ошарашен непосредственным поведением Лёльки и введен в конфуз своими неуклюжими попытками навести порядок с ее одеждой. Скорей всего опять мимо, поскольку он был уверен, что Лёлька не из тех людей, которым доставляет удовольствие ставить других в неудобное положение. И напоминать Ромке как он пялился на ее сиськи или пытался их прикрыть?! Брр-р. Нет, это не ее стиль. Скорей всего и говорит она намеками по этой причине: не хочет его конфузить, то есть предоставляет выбор: или вспомнил, но можешь спокойно сделать вид что ничего не было, или не вспомнил, значит никакого особого значения это не имеет. Значит, проехали, и не стоит на это обращать внимание. Ромка даже внутренне присвистнут от такого суперовского такта и обходительности Лёльки. Прямо дворянка какая!
Следовательно, одно – это самое, его кошмар. Как Ромка не оттягивал, как ни загонял в закоулки, в глубину сознания, все же пришлось вернуться к самому неудобному эпизоду за весь день. В принципе Ромке стыдиться было нечего, неудобство ситуации заключалось в том, что он сам не знал, что это такое и что с ним произошло. Он рассчитывал повременить немного, разобраться потом. Пошедший день предоставил ему столько новых впечатлений и переживаний, он был теперь уверен, что Лёлька для него: это нечто большее чем просто встреча с просто девчонкой. Он рассчитывал что потом, когда эмоции улягутся, то будет возможность спокойно, не спеша разобраться в себе и в том, что произошло.
Получалось что времени нет. А что говорить, о чем?
Все эти рассуждения заняли у Ромки не более 2-3 секунд. Он вспомнил и о методе мозговой атаки и прокрутил весь день. Лёлька, опираясь на его руку, сделала по бордюру около десятка шагов и Ромка чувствовал, что еще немного и она заговорит, поскольку пауза затягивалась и просто напросто она могла подумать что он уходит от этой темы. Еще мгновение и она скажет что-нибудь про погоду, про чудный вечер.
-Нет.
-Что нет?
Ромка почувствовал, как рука Лёльки еле заметно дернулась в его руке. Она явно не такого ответа ожидала. Да и он сам себе удивился очень. Он просто сказал первое попавшее слово, когда почувствовал, что она сейчас примет решение и заговорит (ой, прав старик Фрейд, ой, прав). Но ничего, сейчас вырулим,- сказал Ромка сам себе.
-Не понимаю я, что случилось и не скрываю я ничего от тебя. Я удивлен и обескуражен. Такого просто произойти не могло.
Они сделали еще пару шагов.
-Я помню, как в детском садике произошло маленькое происшествие. К нам в группу пришли несколько новых воспитателей. Старые остались, но они ушли в кабинет заведующей и через открытую дверь наблюдали за нами. Сейчас я понимаю, что это скорей всего были студентки из педучилища с отделения дошкольного воспитания. Следовательно, с учетом того, что набор в педучилище был после восьмилетки, им всего-то было по 16-17 лет. Соплюшки совсем, но естественно тогда мы их воспринимали как взрослых. Эти девочки проводили с нами занятия, на прогулку выводили, ну и все остальное тоже. Помню, попросили мы почитать нам сказку перед послеобеденным сном. Старая воспитательница нам всегда читала.
Молоденькая выбрала сказку про Машу и медведей. Что произошло - не знаю. Я так предполагаю, что девочке не очень хорошо в училище объяснили, что дети очень эмоциональны и впечатлительны, или может у нее какой-то особый талант перевоплощения был, или артистка хорошая она была. Но не важно, главное ее доброе дело и стремление сделать все как можно лучше, катастрофой обернулось.
Девочка так хорошо в образах прочитала сказку, что все дети были перепуганы, некоторые плакали, большинство не могло заснуть. На шум прибежали заведующая и старая гвардия. Больше девочек на практике у нас мы не видели, были большие разборки с хватанием за голову и прочее. Все эти разговоры проводились в нашем присутствии, почему я и помню, но взрослые редко берут в расчет малышей, ошибочно полагая, что они ничего не понимают, видимо забывают самих себя. Ты правильно сказала, что здесь вероятно была та же ситуация: мы все знали, но правильно осознать произошедшее, оценить его в силу возраста не могли.
Так вот на всех детей такое прочтение сказки подействовало, почти все стали пугаться, плакали и не спали, боялись заснуть, звали маму. Но я уснул. Крепко заснул. Я даже запомнил сон, что мне в тот обед приснился: когда пришли медведи, я заступился за Машу и прогнал их из домика. Я не хочу сказать, что я какой то особый, или слишком смелый, но даже у меня - малыша психика сработала не так как у большинства: я не стал бояться, не стал переживать ситуацию на эмоциональном уровне, я стал действовать. Если есть опасность, то ее надо уничтожить.
Вообще страх это положительная эмоция, она предупреждает нас о возможной опасности и позволяет приготовиться и принять меры чтобы избежать ее, поэтому не верь тем, кто говорит что ничего не боится: это или враль, или больной человек. Но за всю свою, пока еще не очень долгую жизнь, мне никогда не снился кошмар.
Поэтому я в растерянности. То, что привиделось я тебе уже рассказал.
При этих словах Ромка сконцентрировался на руке Лёльки: не дрогнет ли – не дрогнула, а боковым зрением смотрел на нее. Будет реакция – нет!
Нет, ничего не изменилось, Лёлька ни как не среагировала и он вздохнул с облегчением. Не ее реакции он боялся и не ее он проверял, а себя. Его тревожило только то, что он мог что-то сказать, в бреду могло что-то вырваться. Образ Лёльки-Маши, ее трансформация ему была абсолютно непонятной. Связи между ними не было никакой, они никогда не пересекались, поэтому совершенно точно, что все это просто взбрыкивание подсознания Ромки. Чтобы за этим ни стояло, он не желал причинить Лельке боль и не хотел чтобы она думала, что какая то другая девушка имеет для него значение, что он о ней думает.
Только это, и ничего более. Кажется он не проболтался и ничего не вырвалось, по крайней мере Лёлька казалось была удовлетворена его объяснением.
-Вот мы и пришли.
Действительно, они незаметно приблизились к месту и теперь стояли прямо под балконом Лёльки, рядом с подъездом и лавочками.
-А у меня так же есть вопрос.
-Давай.
-Ты так хорошо представила свою учительницу, её положительные качества, но даже с учетом её кича и протеста в одежде её слова показались странными. Её последние слова.
-Про кобылку и наездника?- Лёлька залилась смехом. Не обращай внимания. Это не тебе, это для меня.
-Как это, говорила она мне, а для тебя?
-Садись. Сейчас объясню. Представь: собралась компания малознакомых людей и кто-то рассказал вульгарный анекдот. Что будет дальше?
-Ну ты и вопросы задаешь! Я не знаю.
-А подумать!
-Да нечего здесь думать. Воспитанный человек сделает замечание…
-Уверен?
-Да, ты права. Воспитанный просто встанет и уйдет, невоспитанный возмутится, а вульгарный подхватит тему, рассмеется, новый анекдот расскажет… Не знаю, наверное как-то так.
-Всё верно. У индийцев есть поговорка: человек как сосуд, тронь его и чем он наполнен, поделится.
-То есть, она меня «трогала»!?
-В некотором роде да. Согласись, очень ускоряет процесс познания человека.
-Она ожидала что я расплывусь в похабной улыбке и стану мотать головой: да, взнуздаю, да, объезжу, оприходую…?
-Ничего она не ждала. Ей – всё равно. Нет, не так: она предоставляла мне возможность получить ответ на вопрос, который мне самой не очень удобно задавать.
-А если бы я поддакнул ей? Ты бы убежала, растворилась как Золушка?
-Ну что ты. Вечер закончился точно так же как и сейчас: ты бы меня проводил, а мы попрощались у подъезда.
-Как сейчас?
-Да, но вероятно это была бы последняя встреча.
-А так нет?
-Ромка, ты балдухан. Стала бы я тебе тогда говорить про это.
-Подожди, мне кажется я что-то упускаю. Вероятно это не главное. То есть я конечно не хочу чтобы эта встреча стала последней… Ага – она меня проверяла?
-Ну ты даешь, еще скажи: по моей просьбе. Ты прямо зациклен на проверках. Уж не зациклен ли ты на собственной персоне.
-Да нет, но тогда если это не проверка, то что?
-Да ничего. Вот сложилось так и она оказала мне услугу. Всё!
-Не понимаю.
-Ну смотри: было у тебя такое что в замок вставил не тот ключ. Ошибся со связкой. Ключ вошел, но не проворачивает. Что это значит: ключ плохой?
-Да нет!
-Конечно, просто ключ не тот. В замочную скважину входит, но открыть не может. Другой запор откроет, родной, этот – нет!
-Засмейся я и этот вечер стал бы последним!
-Да, мы это уже обсудили. При этом это бы не означало что ты плохой человек. И ты не стал пошлить.
-Да, не стал.
-Ну что ты, чего нахмурился? Помнишь пляж? И краснеть тоже не надо. Я просто не успела надеть лиф, только и всего. То есть никакой проверки не было, я не старалась тебя смутить, соблазнить, дразнить, провоцировать. Так просто случилось, и всё. Ты мог поступить так и этак, но ты поступил именно так, как поступил. Для меня – информация для вывода, но проверки не было. Просто так произошло.
-Ну и сравнение. Между прочим существует значительное отличие: то, что на пляже – стечение обстоятельств - ты сказала, а вопрос можно задать только с целью, умышленно.
-Умышленно! Звучит как юридический термин, то есть почти как обвинение. Повторяю: ей ничего от тебя не надо было, только услуга мне. Вот смотри: папуасы ходят почти голыми, но нравы в племени весьма патриархальные. И жители деревни очень часто наблюдают как овечка с овечкой, собака с собачкой, бык с коровой. Я имею в виду что деревенский подросток годам в пятнадцати успевает понаблюдать множество соитий, но мы прекрасно знаем, что деревенские большие пуритане чем городские. То есть тело – это просто тело, а соитие – никакая не порнуха. Разврат не вокруг, а внутри, грязь не в обстановке, а в оценке, в голове. Не усложняй.
-Конечно, прости, ты права.
Лёлька развернулась к Ромке и обняла его за шею.
-Целоваться бум?- глаза хитрющие. Сердечко Ромки снова затарабанило,- ведь опять ждет его реакции, бестия!
-Бум! А папа?- он попробовал перекинуть мяч на ее сторону.
Лёлька казалось бы с горестным выдохом еще плотнее прижалась к Ромке. Он сцепил кольцо у ней на спине, но тут же расцепил, одну руку поднял до уровня плеч, вторую опустил в район талии. Они стояли почти на краю тротуара, рядом со скамейкой. Глаза в глаза. Лёлька встала пятками на бордюр и сразу приподнялась над Ромкой, при этом, чтобы не потерять равновесие, ей пришлось больше наклониться, опереться на Ромку. Пятки соскочили, она резко, хотя и всего-то на несколько сантиметров опустилась вниз, наскочила на Ромку. Резкое движение подобное землятресению. Самое волнующие в том, что этот вулкан вот он радом, так близко. Она в его руках. Он может помочь, он может поддержать. Боже, как мало надо для счастья.
Ромка, поддерживая Лёльку, сжал немного руки. Бицепсы напряглись. Лёлька снова забралась пятками на бордюр и Ромка больше не ослаблял напряжение рук, придерживая ее, оберегая от нового срыва вниз.
Конечно, нечего лукавить, он желал бы и более тесного контакта и частых встреч. Однако вот эта её естественность, неотстраненность, доверие ему, значило для Ромки гораздо большее. Ромка погладил ее спину, ощущая бархат кожи и ниже - переход на шелковистость ткани. Вторую руку приподнял и погладил ее волосы, поправил завиток на виске, ее грудь еще плотнее улеглась на предплечье и бицепс.
Ромка улыбнулся, вспоминая происшествие на пляже: истинно медведь в посудной лавке. Ему было приятно быть рядом с ней, вдыхать ее запах, смотреть в ее глаза, такие огромные с утонувшими в них искрами отражения света уличных фонарей. Он стоял лицом к лиц с ней, почти вплотную но почему то представлял ее ту, что была в зале: сидит, чуть откинувшись, плечи расправлены, платье струится по телу, спадая складками. Куда бы Ромка ни смотрел, его взгляд как по туннельному видению возвращается неизменно к ней как к центру вселенной.
А какие губы – алые, горящие, желанные.
Его рука, та, что двигалась вниз по спине к талии, вдруг резко остановилась. Ромка снова, но как-то по иному представил Лёльку: вот она сидит в зале, вот идет и он ее поддерживает, вот она стоит в дверях кухни и ловит восхищенные взгляды. Это она и не она, Ромке кажется, что чего-то не хватает, что-то не то. Качай информацию,- командует он сам и себе и вдруг с очевидной ясностью понимает - что, в раз разумеет, почему его рука остановилась именно в этом месте.
Женские наряды имеют некоторые особенности и женщины стараются их приспосабливать, прятать укрывать, обыгрывать. Лифчики, например, придумали вовсе без бретелек, чтобы открытые платья носить. На Лельке например, сейчас и его нет, в этом он был абсолютно уверен. Есть еще небольшая тонкость. Если ткань платья очень мягкая, то она позволяет подчеркнуть в одном месте округлость груди, открыть прикрывая, но в другом месте из союзника она становится врагом. Какие бы тонкие или мягкие, из очень тонкой ткани трусики дама не имела, такая ткань предательски все проявит и покажет. Выигрыш в одном, но минус в другом. Так вот, Ромка теперь даже не глядя вниз, не проверяя, полагаясь только на память, был уверен, что за весь вечер он ни разу не увидел ту самую предательскую складочку платья на бедрах. У него в руках шикарная женщина, прикрытая только полупрозрачной, почти невесомой и тонюсенькой тканью. Прикрыто открытая. Есть от чего чтобы дыханье перехватило.
Еще секунду назад он был очарован Лелькой, вел себя естественно. Он, конечно, видел ее прелести и, кстати, не просто видел но и очень плотно ощущал, но при этом чувства его, желания, эмоции не уходили в плоскость плотского. Теперь же, всего-то проведя рукой вдоль ее позвоночника и поочередно не зацепившись за пряжку лифчика – ну и что, нет, так, нет, опустившись ниже на возбуждающему изгибу спины, еще ниже по ткани платья и не обнаружив вероятную резинку трусиков, он вдруг словно снова получил удар по голове. Кровь мгновенно прилила но не только к голове и туда, куда обычно приливает, она как ударила по всему телу. Казалось, что ее стало в два, десять раз больше, она закипела, забурлила и сейчас польется из всего что можно.
«Я - деревенский, я – деревенский».
Все изменилось в секунду. Еще мгновенье назад Лёлька тянулась к нему губами чтобы поцеловать. И как она успевает все замечать и самое главное среагировать? Она не остановилась, а все равно чмокнула Ромку, он готов был поклясться мгновенье назад, что его ожидает долгий и крепкий поцелуй и был готов, он страстно желал его, но получилось несколько иное развитие. Она откинула голову, словно сверяясь со своими новыми ощущениями, щелкнула Ромку пальцем по носу и сделала два шага к подъезду.
-Уж не коммисарского ли тела возжелал ухарь-купец, удалой молодец?
Она стояла в метре от него, но если секунду назад она была теплой, домашней, женственной и желанной, то теперь она вернулась к образу озорной, дразнящей, ироничной. И это не было сменой маски, не было игрой. Она оставалась гармоничной и естественной. Ромка был уверен, что вот эта ее реакция была просто как отражение в зеркале на него самого, на его эмоции. Не то чтобы Лёлька была механическим отражение попавшего на нее, и не чем-то таким вторичным, навроде боксера, работающего вторым номером, это была пока что неизвестная, неизведанная ему стилистика, манера жизни, мироощущения: ничего не ломать, не воздействовать и не мертво, не механически только отражать и реагировать, но как бы вживаться, быть одновременно и самим собой и единым целым с тем, с чем взаимодействуешь. Ай, да Лёлька!
-А кстати, мы с папой до сих пор не в курсе вашего отчества! Мы вам всё доложили, а Роман батькович отчество свое скрывает.
-Да не скрываю. К слов не пришлось. Не заслужил еще, наверное.
Вот зачем он это скал, вернее добавил?! Потом, когда было много времени и можно было, как по четкам, перебирать события его, еще не долгой жизни, он часто спотыкался об эти слова.
-Не заслужил?
Лёлька сделала шаг назад, вперед, положила обе руки на плечи Ромке, теперь это получилось не ласково и не нежно, а как шлагбаум упал на стойки. Ромке даже показалось что его плечи самортизировали. Она снова на расстоянии вытянутой руки от неё, но теперь её вытянутая рука – это не рядом, это ограничение. Только рука, а не приблизишься.
-Нет отчества и нет отечества.
-Только отчества.
-А как же ты отечество защищать собрался, без отчества?
Слишком быстро для Ромки, пока он соображал как красиво ответить про декаденствование, про пустую игру слов, Юля опустила руки. Снова шаг назад.
-До свиданья, рыцарь. Если хочешь увидеть принцессу еще раз сегодня, тебе придется забраться на балкон.
Послала ему воздушный поцелуй и пошла к подъезду.
-Так он же решеткой забран!
Ромка чуть не запихнул эти слова себе обратно. Как глупо! Глупо! Но вырвалось. Вырвалось же. Ух.
-Ромка, ты балдухан!- она повернулась, махнула ему рукой на прощанье и убежала в подъезд.
Стопудово трусиков на ней не было.
Ромка двинул домой через весь город, загребая ногой кучки листвы и подбрасывая их в воздух. Он хотел побыть один в этом городе в этом месте так, как только что с Лелькой. Ее сейчас не было с ним, но он незримо вел ее с собой. Он хотел продлить очарование вечера, он хотел разобраться и в себе и в своих чувствах.
-Конечно ты балдухан, ты что, хотел ее трахнуть под подъездом, на горбатой лавочке? Неужели это могло тебе прийти в голову? Не верю! Принцесса требует королевского обхождения!!! Балдухан, ты балдухан!
В конце концов Ромка был уверен, что он не обидел Лёльку, то есть не сделал самого недопустимого на этой земле для себя лично. Значит все хорошо, значит все впереди.
Он сделал длинный шаг, еще, еще, побежал, полетел. Длинная аллея превратилась в коридор с мелькающими как в кинематографе картинками в просветах между деревьями. Непонятно что там – что-то мелькает, но разобрать невозможно, пока аппарат не наберет нужную скорость, тогда картинка на экране станет четкой и понятной.
Еще быстрей, еще. Ромка подпрыгнул, начинает делать сальто раз и два, три. Это не совсем то, что делают гимнасты на соревнованиях: там помост специальный, он пружинит и сам подбрасывает спортсмена. Парковая дорожка совсем другое дело. Но сегодня у Ромки крылья. Даже если он будет рояль таскать или сваи заколачивать он все равно это будет делать в полете. Поворот, толчок, отрыв от земли и Ромка раскрылся, расставил руки-крылья в стороны и полетел. Грудь расправлена и наполняется встречным потоком, руки в сторону обнимают мир. Как хорошо. Спасибо Тебе за то что он встретил ее.
***
За северо-западной оградой училища располагается тенистая аллея, одним своим концом упираясь в конечную остановку трамвая. Буквально рядом с оживленным центром, где много пешеходов, машин, шума и суеты – тишина и благоденствие, всего-то за углом, всего-то в 20-30 метрах. На скамеечке можно присесть и отдохнуть. Рядом шум и суета, а здесь уголок спокойствия. Но странным делом сюда почти никто не заглядывал. В наш бешенный век не до отдыханий и размышлений. Бегом, бегом все. Может кто и присел бы, но вот незадача: не видно из-за угла приходящего транспорта. Трамвай можно услышать, но он так гремит, что прибежал, а он еще далеко – человек расстроился что рано, и можно было бы дольше посидеть, отдохнуть, что не рассчитал. Или прибежал поздно, когда уже и двери захлопнулись – обидно. Вот и предпочитают люди переминаться с ноги на ногу, жариться на солнцепеке или закутываться от пронизывающего ветра на остановке. Неудобно и некомфортно, зато рядом и в поле видимости. Переживаний меньше и точно быстрее уедешь.
Ромка и Лёлька сидят вместе. Она положила голову ему на плечо, он гладит волосы. Ее чудные волосы, ее прекрасные волосы, ее необычные волосы. Он заметил, что даже от перемены погоды, от изменения влажности они меняли цвет. Они могли стать и пепельно-белесыми, и стальными и соломенными и кто еще знает какими! Она чудо! Его Лёлька, его прекрасная Елена!
Она не переставала его удивлять, даже ее волосы несли загадку. Он с теплотой вспоминал случай, что свел их, был благодарен судьбе, что нашел ее и иногда с ужасом представлял, если бы в тот день не пошел в скверик, не купил мороженку, не встретился с ней глазами.
-О чем молчишь, чем думаешь?
-Ни о чем, я тебя просто люблю. Глажу волосы и люблю, сдуваю тополиный пух с ресниц и люблю, гляжу в сиреневые бездонные глаза и люблю. А какие губы – задохнуться!
-Ва-у, где же матерый самец, где рубаха-гусар, разбиватель женских сердец? Слышу романтически-возвышенную душу, речи прыщавого юнкера,..
Ромка с возмущением начал щекотать ее,- я думал что ты тоже обожает романтику.
Лёлька извиваясь перевернулась на спину, руками прижала его голову к своим губам,- не надо меня подлавливать.
Ромка ослабил захват, постарался свободной рукой придержать Лёльку за талию, чтобы она не свалилась со скамейки. Лёлька отодвинула его лицо, серьезно посмотрела на него,- я тоже люблю тебя.
Ромка расцвел, потянулся поцеловать ее крепко-крепко, чтобы дыханье перехватило, но тут глаза Лёльки брызнули смешинками,- прыщавый юнкер,- она ловко крутанулась и воспользовавшись ослаблением Ромкиного захвата вырвалась и отскочила к громадному тополю, стоящего по ту сторону тротуара.
Ромка дернулся было догнать шалунишку, но мимо проходил старичок. Он как танкер разделил их по берегам – краям тротуара, при этом что-то бормотал про современную молодежь и "такие" нравы.
-Это мой брат, дедушка, и мы не целовались. Давайте я вам сумку до остановки помогу донести.
Ромка всегда удивлялся как она могла найти выход из любой ситуации. Она вроде бы и не задумывалась вовсе и не планировала что сделать, сказать, а все у нее получалось гладко, в тему, в масть. Вот и сейчас она так сказала, что понятно было - конечно же он не ее брат, но ее нотки со смешинкой, с легким юмором, самоиронией не позволяли на нее сердиться, а вызывали ответную улыбку. Она как бы говорила, да мы понимаем, что возможно причинили неудобства, но мы не хотели Вас обидеть, лучше улыбнитесь вместе с нами и простите нас. И вот это "простите нас" выглядит не как признание вины, а как приглашение не гневаться, не сердиться, приглашение взглянуть на ситуацию с другой, светлой стороны.
-Как же, я воевал, мы в блокаду и голодали и воевали.
Старичок продолжал свой путь. Он ни как не среагировал на предложение Лёльки о помощи, не остановился, даже не посмотрел в их сторону. Возможно он даже не расслышал что она сказала, или он вообще их не заметил. То есть они для него представлялись не как конкретные живые люди, а скорее как обстоятельства, как окружение. Есть у некоторых старых людей привычка неспешно ходить, с прищуром смотреть на окружающий мир и вслух комментировать то, что видел. Разумеется не в пользу настоящего, конечно – раньше было иначе, и не просто иначе – лучше;е.
Они так и остались на своих местах: Лёлька у крупного тополя, опершись об него спиной, склонив голову и подогнув ногу. Привычка стоять на одной ноге у нее осталась после травмы. Ромка сидел в той же позе как и собирался бросится за шалуньей: ноги согнуты и подобраны под себя, корпус наклонен вперед, только руки он положил на колени ожидая когда пройдет старичок.
Старичок прошел, но они остались на местах. Лёлька стояла и улыбалась, Ромка молча ее разглядывал. Он очень по ней соскучился.
-Ну что, хороша чертовка?- наверное его взгляд был более пристальным чем обычно, а может она продолжала его дразнить, или напоминала как ловко она от него выскочила. Она стояла и улыбалась, а он все так же не мог оторвать взгляд от нее сидел и молчал.
Наконец она оттолкнулась от шершавой поверхности тополя, сделала шаг к нему, протягивая обе руки,- ну хватит Ромка,- ты меня смущаешь. Пойдем лучше в кино.
-Лёлька, ну ты же знаешь.
-Ах, да, прости, ты меня так засмущал, а старичок так напугал, что я забыла, что ты в наряде и надо бояться строгого дежурного усача.
-Усатого дежурного. Ну хватит же дурить, давай поговорим, давай решать.
-Давай,- Лёлька с деланной скорбной покорностью опустилась на скамейку, взяла в свои руки ладонь Ромки, прижалась к нему плечом в плечо,- давай.
В общем-то и решать было нечего, все и так ясно, оставалось свыкнуться с мыслью, что не всё в жизни получается так как хочешь и как удобно. За счастье надо бороться его надо добиваться, его надо заслужить.
Прошел почти год их знакомства…