(житейская история о самом главном)
За грехи родительские расплачиваются их дети
Библия
А на нейтральной полосе цветы
необычайной красоты…
В. С. Высоцкий
Её мобильный телефон за день трезвонит десятки раз – обычная ситуация. То папа напьётся всевозможных лечебных бальзамов, новомодных разрекламированных лекарств и, померив тонометром давление, начинает «умирать» в очередной сто десятый раз. То старший братец, у которого уже внуки бегают пионерским отрядом, так «зависнет» у старых друзей, что приходится везти его через весь город в состоянии полной отключки. То мама, проживающая в селе, вдруг вспомнит что-то важное и страшное, что хоть прямо сейчас останавливай маршрутку на полпути в город и срочно возвращайся к ней.
Этот звонок показался каким-то громким и назойливым. Почему-то не хотелось отвечать. Вот как чувствовала, что не к добру это. Не удержалась.
– Алло, – тихо и осторожно начала она.
– Привет, Наталочка! Угадай, кто тебе звонит! – весёлый женский голос заинтриговывал с первых минут.
– Ой, я так сразу не угадаю. Хотя вроде….
– Ну, давай, напрягай, напрягай память! Два года назад…, Крым, море, общий номер…. Ну?!
– Ах, да! Вспомнила! Елена Петровна! Вы, что ли?
– Ну, какая я Петровна! Не обижай меня. Какие мои годы?! Просто Лена!
Она вспомнила. Точно. Два года назад отдыхала на море. Оказались в одном номере с Ленкой и её подростком сынком. Узнав, что Наталья холостячка и домоседка, взвесив все плюсы и минусы создавшегося общежития, Ленка смело оставляла отпрыска соседке. Мужу плела отмазку о плохой мобильной связи в этом районе, и каждый вечер пускалась в романтические приключения. Тинэйджер особых хлопот не доставлял, так как был законченным компьютерным наркоманом. Он целыми днями просиживал на кровати, зажав коленями планшет, и в таком же положении питался от случая к случаю всем, чем подкармливала его Наталья, и иногда приносила под утро родная мамаша. За весь отпуск он всего дважды побывал на море: в первый и последний день.
– Значит так, подруга, – начала Елена деловито и беспардонно с первых минут разговора, что собственно являлось её характерной чертой. – Надеюсь, ты ещё не обременила себя узами Гименея?
Ударила, как говорится, по самому больному месту. Имела Наталья неосторожность поплакаться соседке по комнате о своей жизни. Ну, а как без этого? Всё же две недели вместе. Незнакомые женщины изливали душу одна другой, как старые подруги. У Ленки-то что! Ей можно только позавидовать. У неё всё намази: муж на городском рынке всякую всячину толкает, деньгу заколачивает праведными и неправедными путями. А она эту деньгу тратит в своё удовольствие. Сынок школьник особых хлопот не доставляет. Квартира упакована бытовой техникой и мебелью под завязку. Золота, посуды, и разнообразного шмотья завались. Любовники вниманием балуют. Жизнь, в общем, удалась. Ленка даже иногда устаёт от такой прухи.
Наталье в этом плане похвалиться нечем. Годы поджимают. Сороковник в дверь стучится, а личной жизни никакой. Нет, конечно, в детстве и юности не у каждой такая жизнь была как у неё. Спала, сколько хотела, ела, что хотела, носила, что нравилось. Стоило только пальцем показать.
Родители доченьку баловали:
– Выпей, Натчик, чайчик! – это заботливая мамочка несёт великовозрастной доченьке чай в постель.
На часах полуденное время, холёная деваха только-только проснулась. Сидит в кровати и зевает. А до этого все на цыпочках ходят, чтобы, не дай боже, Наталочку ненароком разбудить.
И одежда у неё фирменная, и сапоги самые-самые, и косметика элитная, и еда только деликатесная. Оберегали, как могли: и чтобы головушка не перетруждалась, и чтобы ноженьки не уставали, и чтобы рученьки белизну свою не теряли.
Папаша тогда на какой-то базе автозапчастей работал небольшим начальничком. Где приторговывал, где приворовывал, всё в деньгу обращал и в кубышку прятал. Мама простым вахтёром в музыкальной школе трудилась. Когда дожила до пенсии, муженёк отправил её в село к своим родителям по хозяйству помогать. Так она за ними до самой их смерти ухаживала. А папаша кобелём по городским бабам бегал, пока не состарился. Вот теперь на старости лет живут порознь, как чужие. Она в селе, он в городе. Правда, надо отдать ему должное – замутил под перестроечный раскардаш две квартирки в городе. В одной жили, другую сдавали. Всё же в центральном районе. Каждый месяц хорошая денежка капает. Позже доченьке в наследство перейдёт.
И мамка в селе изо всех сил старалась. Всё, что в огороде-саду вырастало и в сараях мычало-хрюкало, всё на базар, всё на продажу, всё в денежку для Наталочки. С маниакальной страстью копили богатство для доченьки. Она у них самая умная, самая красивая, самая видная, самая-самая... Поэтому и жених должен быть соответствующий. Не какое-нибудь там рядовое барахло. Ростом её бог наделил, даже с лишком. Красотой… А молодые все красивые по-своему, пока молодые. Вот зятька бы видного и богатого…
Ленка продолжала ошарашивать:
– Значит так, подруга. Ты меня сейчас слушай внимательно и не перебивай. Есть на примете холостой мужчина. Бизнесмен, с квартирой, машиной, без детей и алиментов. Короче, с деньгами и без «хвостов», всё при нём. Предлагаю провести ненавязчивую ознакомительную встречу. Себя, так сказать, покажем. Его посмотрим.
От свалившейся информации у Натальи затрепыхалось в груди сердечко, слегка качнулось в голове. Но совсем не так, как в молодости. Тогда по такому поводу сердечко трепыхалось быстро-быстро, в висках стучали молоточки, а на лице невольно всплывал стыдливый румянец. Волнительное состояние сопровождало её до самой встречи с противоположным полом.
Чего греха таить – сватались к ней разные женихи. Особенно в юности, когда элитная косметика подчёркивала всё, чем бог наградил, когда холёное тело обтягивалось фирменной одеждой, когда золотые серьги и цепь, толщиной в палец, эффектно дополняли образ девицы на выданье. Мамаша, беседуя с соседкой, умилялась:
– Ваша дочь это такое. Ей замуж лишь бы за кого. Ей и так сойдёт. А вот нашей Наталочке не каждый подойдёт. Она даже конфеты не всякие ест. Только шоколадные и только фирменные. Так что тут простой смертный не годится, тут особый нужен. Выберет себе, так уж выберет.
Простые смертные подкатывали и откатывали, как те морские волны: то ростом маловат, то разговаривать не умеет, то простоват. А главное ни одежды фирменной, ни гроша соответствующего за душой. Всё не то, всё не так: «И куда он со своим свиным рылом в мой калашный ряд лезет? Он на себя в зеркало смотрел? Со мной сравнивал? Кто он, а кто я! Цветы с подарком принес? Цветы давай сюда, хотя не такие мне нравятся, а подарок можно даже не смотреть – в мусор. И топай отсюда, и дорогу ко мне забудь, не позорь меня своим присутствием перед соседями и знакомыми!».
Они уходили и топали к другим. Обзаводились семьями, постепенно обрастали богатством. А ей хотелось всё сразу, и чтобы был особенный, не такой, как у всех. С годами поток женихов иссяк, и теперь в каждом остановившемся и случайно заговорившем с дочкой мужчине мать надеялась рассмотреть будущего зятя. На её осторожные расспросы дочь фыркала и брыкалась: «Не то, всё не то! И вообще я сама без твоей помощи разберусь! Не лезь не в своё дело!». А папашка как-то в сердцах старой девой обозвал. Со своей мужской колокольни он рассуждал до безобразия прямолинейно: «Одна квартира есть, другая «бабки» ежемесячно приносит, на работу ходить не надо – устроил её мёртвой душой по блату, а трудовой стаж тикает, пенсии свои ей отдаём сполна, в заначке денег хватает на чёрный день. Захочет, могу ей липовую группу инвалидности состряпать. Опять же постоянная копейка будет. Дом в селе и тот ей достанется. Чего тебе, баба, ещё нужно? Выходи замуж и никому не морочь голову!».
Однажды почти свезло. Перебирала, перебирала, и, наконец, нашёлся тот самый. Гораздо старше, но зато рядом с ним она, хотя и не первой свежести, смотрелась очень неплохо. Солидный, с машиной, квартирой, личным бизнесом. Денег на неё тратил, за границу возил, даже в село приезжал к мамке с подарками. Та просто поплыла от счастья. Вон доченька как сияет! Наконец-то, свершилось! Все уши прожужжала соседям и знакомым, все плеши им проела. Носилась будущим зятем, как с писаной торбой: «Мой Богдан! Мой Богдан!». Наталья от счастья словно на крыльях летала. Перед подругой выхвалялась, где были, что ели, как отдыхали. Главное – они так потрясно совпадают во взглядах и во вкусах на всё: на одежду, на деньги, на жизнь. А его заметное скупердяйство ей симпатизировало. Она принимала это как большой плюс – всё же не будет зазря транжирить накопленное годами её добро, и только приумножать их общее.
Встречались долго, но всё рухнуло в одночасье, как в том бразильском сериале, когда вдруг обнаружилось, что Богдан давно женат, у него дети и богатая жена, которую он никогда из-за любви к Наталочке не бросит. Ибо потеряет весь бизнес и всё благополучие, лепившееся не один десяток лет, а это для него превыше всего. Короче – помотросил и бросил, точнее – она его. Он бы не бросил. Его такие отношения устраивали.
Старикам, ничего не объясняя, пришлось грубо заткнуть рты, чтобы даже не вспоминали о Богдане. Душа обозлилась, чувства притупились, на потемневшем лице вместо некогда девического румянца проступили первые морщины, не устраняемые никакой фирменной косметикой. Золото с шеи, ушей и пальцев в шкатулку, подарки от него в печку и забыть, забыть, забыть….
Но разве такое забудешь. Лишь только на время, пока мамке в селе помогает. У той уже ноги отказывают, всё больше внимания к себе требует. Пока отца по больницам возит, разные процедурки с операциями вне очереди ему выпрашивает. (Меньше по молодости таскался бы, старый козёл!). Пока братца алкаша лечит и липовую группу инвалидности ему делает. Голова кругом: этому купить, той привезти, тому найти. Ведь обязана. Они пенсии свои ей отдали, вот и сидят теперь на шее. А ей обеспечивай, и главное – со всего общего пирога не забыть отложить в кубышечку, про запас. Кто его знает, как дальше жизнь повернётся, с кем её остаток коротать придётся. И придётся ли? Конечно, от таких проблем мозги могут чайником закипеть. О личной жизни и не говори. Когда и с кем? Свои болячки стали донимать, а тут попробуй всё уследи и ничего не забудь.
Ленка снеслась, свалилась, как снег на голову. От её плана у Натальи опять затрепыхалось сердечко, слегка качнулось в голове. Но совсем не так, как в молодости. Совсем не так. Перегорела романтика, точнее выгорела. Холодный прагматизм и сухой расчёт и только. Хотя всё же где-то очень глубоко в душе затеплилась маленькая надежда.
– А когда, где и как? – робко начала Наталья на что получила исчерпывающий ответ от энергичной знакомой:
– Значит так! Слушай меня внимательно. В субботу встречаемся в кино. Сеанс на восемнадцать часов. Смотри не перепутай, Кутузов!
– В кино? А что там будут показывать?
– Да какая тебе разница! Пойдём, и всё тут! Я со своим, моя подруга Светка со своим, и ты со своим ухажёром. Мы билеты заранее возьмём, сами сядем подальше, а вы в последнем ряду будете. Короче, где темно и места для поцелуев. И давай, не робей, невеста!
Она идиотски захихикала, как малолетка, которая собралась сотворить что-то подленькое и со стороны понаблюдать за происходящим.
– После киношки перемещаемся в «Суши бар», что рядом с кинотеатром и там продолжаем. В общем, давай, подруга, готовься! Чтобы была неотразима, включай все свои чары, будем брать клиента на живца. Сколько можно в девках ходить? Он мужик видный, упакованный. Глупо будет такой шанс упустить. Всё, дерзай!
– Подожди! – еле опомнилась Наталья от предложенного расклада. – А как его зовут?
– Аркаша!
– Как?
– Ар-ка-дий! – выкрикнула Елена по слогам и отключила телефон.
«Этого ещё мне не хватало!» – вспомнила Наталья фразу из известного советского фильма. «Он же Гоша, он же Гога, он же Жора».
Было у неё нечто подобное. Как-то пригласила её подруга Новый год встретить с двумя холостыми ребятами Артуром и Русиком. Все тогда были молоды и, как им казалось, в поисках второй половины. Пошли к ним на квартиру. Праздник проходил чинно и благородно, как в кино. Ели, пили, смеялись, даже веселились. А когда под утро пришло время ложиться спать, эти двое сказали откровенно, что девочкам пора идти домой, всего хорошего, спасибо за праздник и выставили из квартиры, даже не удосужившись хотя бы такси вызвать. Захлопнули перед их носами дверь, и пошли спать. Так они с подругой ничего не поняли. То ли они были голубыми, то ли ребята рассчитывали на большее, и девичья скромность их отпугнула? Но ведь сами никакой активности вообще не проявляли? Короче, так всё и осталось для них загадкой.
Подумала Наталья над этим случаем, помозговала и решила, что нужно быть немного раскованней и решительней, что ли. В следующий раз гуляли до утра в компании далеко немолодых мужчин. На одного из них она сразу глаз положила. Солидно выглядел, особо не трепался, вёл себя культурно, весь такой манерный и звали его тоже вычурно – Владлен. И главное, его мамаша, по словам подруг, давно ему соответствующую спутницу подыскивала. А самое главное – скопила для любимого сыночка приданое немалое, для чего собственно и нужны хозяйские женские руки с практическими мозгами, а не малолетние вертихвостки-транжирки.
«Всё, годится. Ночью он будет мой», – решила она. Неделю готовилась по поводу. Маникюр с педикюром, макияж с причёской, на теле ни одного волоска и бельё купила соответствующее дорогущее – ни один мужик перед таким не устоит. Всё шло, как по маслу. Уже и на пары поделились, и за столом рядом сидели, и вместе танцевали, и после осталась у него, и даже сама захотела очень-очень, что с ней очень редко бывает. Так нет же и тут прокол. Просто невезуха какая-то, будто сглазил кто. Легли в постель, свет потушили, она вся трепещет в предвкушении, он лежит себе под одеялом и «не мычит, не телится». Хотя бы обнял для начала. Она руку на него положила, а он убирает и говорит:
– Мне мама до свадьбы запретила вступать в близкие отношения с незнакомыми женщинами. Всё должно быть серьёзно. Сначала нужно походить, больше пообщаться, проверить свои чувства в различных ситуациях, и, конечно же, понравиться мамочке. Только после росписи можно будет этим заняться. А пока давай просто поспим вместе.
Он спал и даже храпел, она лежала рядом и всю ночь в подушку плакала, так и не ощутив мужского тепла. Расстались. Пускай свои чувства дальше проверяет, только с другими. Самому лет под жопу, седина с лысиной обнимаются, а он без мамы пукнуть не может.
И вот теперь Аркадий, Аркаша. А вдруг! Чем чёрт не шутит. Годы-то бегут. Теперь на малый рост или голубизну со слюнтяйством можно не обращать внимания, не зацикливаться. Лишь бы по другим параметрам подходил. Готовилась, а как же ещё! Когда тебе сорок, красоту всё труднее подчёркивать, так как таковой всё меньше и меньше. На лице её надо дорисовывать, на теле…. Тут сложнее. За два дня не отрезать, не нарастить, где следовало бы. Спина горбатая, ноги толстоваты, грудь где-то затерялась. Значит, прятать под фирменную одежду. В качестве одновременно отвлекалки и приманки побольше золота на шею, уши и пальцы. Плюс дорогущие духи ему в нос. Пускай видит и слышит, что и она не лыком шита, и в свои годы тоже чего-то имеет и понимает.
Пришла чуть с опозданием, как положено даме, которой назначено свидание. Ленка весь телефон оборвала, пока она не зашла в тёмный зрительный зал. Людей почти не было. На экране мелькали какие-то киношные страсти. В полумраке разглядела сидящую далеко впереди компанию. Вон Ленка тычет куда-то назад рукой, подает, значит, ей знаки. На последнем ряду никого, кроме одного человека. Не ошибёшься, не промахнёшься, мимо не пройдёшь даже в темноте. Она подошла и присела рядом:
– Здравствуйте, я – Наташа.
– Аркадий, – промямлил он, почти не глядя, вальяжно и нехотя.
– О чём фильм? – попыталась разговорить потенциального жениха Наталья, на что услышала типа «да так себе, всего».
И всё, больше ни слова от него за весь сеанс. Иногда ей казалось, что он просто спит с открытыми остекленевшими глазами, откровенно посапывая, Вместо ожидаемого запаха дорого одеколона или дезодоранта она уловила крепкий выхлоп выкуренных сигарет. Пялиться на мужчину не прилично, поэтому она весь сеанс глядела на экран, изображая внимательного зрителя, но фильм так и пролетел мимо неё.
Рассмотреть подробнее жениха удалось, когда включили свет, и все стали подниматься с мест. Грузное тело, заметно выступающий живот, лысеющая голова уживалась с трёхдневной брутальной небритостью на лице. Сейчас каждый так ходит, в смысле по моде, то есть грязно-немыто-небритым. И если бы не дорогущая кожаная куртка с модными замшевыми туфлями, то она давно бы ушла, не оглядываясь. А так он даже очень ничего смотрелся. Не первый сорт, конечно, но зато с «Ролексами» в золотом браслете на запястье. Она пошла к выходу и всем спинным мозгом ощущала его оценивающий взгляд. И опять ни гу-гу. Интересно, он ещё какие-нибудь слова знает?
В холле их нагнала Ленкина компания. Та на правах заводилы представила Наталью двум поношенным и выцветшим от постоянных добываний денег мужьям и расфуфыренной, но не менее помятой от разгульной жизни подруге.
– Ну, голубки! – теперь она обратилась к Аркадию и Наталье. – Как вам фильм? Понравился? – и, не дожидаясь ответа, интригующе подмигнула: – Или некогда было? Ведь вам места достались особые – для поцелуев.
Видя, что Аркадий тормозит и абсолютно не реагирует, Ленка продолжила наступление:
– Познакомьтесь, Аркадий! Это Наталочка – моя лучшая подруга. Мы вместе на море отдыхали…
– Уже, – коротко оборвал её щебетания Аркадий тем же вальяжно-ленивым басом, что обозначало «мы уже познакомились».
Как и планировалось, все переместились в «Суши бар». Новомодное заведение японской кухни только недавно открылось, и желание Натальи поглазеть на восточную экзотику взяло верх над инфантильностью Аркадия.
Они расположились на мягких кожаных диванах перед маленьким столиком. Сводница Ленка специально посадила их напротив. Для начала, никого не спрашивая, заказали пиво. Каждому по бокалу. Пиво было очень тёмное, почти чёрное. В меню указывалось, что оно приготовлено по древнему японскому рецепту, хрен знает какого века, при хрен знает каком императоре. И пока его доводили до нужной кондиции, с плеч полетело хрен знает сколько японских голов.
Прочтя хвалебную оду, все кинулись оценивать напиток. Наталья не дотронулась. От пива у неё всегда начинались головные боли. Судя по цвету и распространяющемуся хмельному амбре, оно ничем не отличалось от того отечественного, что разливается тут же за углом в ларьке. Наталья глянула в меню и чуть не вскрикнула. Чёрное пойло сомнительного качества стоило, как хороший коньяк.
Но алкоголь сделал своё дело – глазки у пьющих заблестели. Они восторженно закивали головами, мол, вот оно японское качество, вот что значит таинственный восток. И заказали ещё. Пока Ленка с подругой и мужьями хохотали и несли всякую чушь, захмелевший Аркадий, растеряв свою чопорность, откинулся в расслабленной позе на мягкую спинку, молча посасывал пиво и прищуренным взглядом внимательно следил за Натальей. Сначала его взгляд задержался на её голове, потом скользнул на лицо, попрыгал с одной руки на другую, после стал шариться по одежде. Она сидела прямо, боясь шевельнуться, и глядела куда-то в сторону, хотя всем своим нутром чувствовала, что находится под наглым инспекторско-медицинским контролем. Ощущение продаваемой лошади или рабыни. Осталось показать зубы и ещё кое-что, чтобы услышать от него окончательный вердикт.
И тут, как всегда, разразилась неуместной хвалебной риторикой ощутимо захмелевшая Ленка:
– Ой, Аркаша! А знаете какая отличная хозяюшка наша Наталочка?!
– Не знаю, – как всегда до безумия кратко и пренебрежительно ответил Аркаша.
– А я вам сейчас расскажу, расскажу! – упёрлась Ленка, начиная походить на продавца, очень желающего впихнуть покупателю товар. – Она на море такие вкусные блинчики делала, что просто пальчики оближешь. Я бы никогда такие не смогла сделать. Так что вот вам! – и подняла вверх палец, типа счёт «один - ноль» в нашу пользу.
Оправдываться бесполезно. Да, делала, в первый и последний раз. Только потому, что умирала вечером от скуки, и только потому, что когда-то ела их у подруги, и та насильно всучила ей рецепт, а она не хотела. Не любит она с детства в кастрюлях копошиться. И только потому, что Ленкин пацан очень хотел есть, но мамку сдуло морским ветром на гульки, и Наталья решила рискгуть и хотя бы чем-нибудь накормить несчастного. А если для себя, то ни в жизнь. Для неё это каторжный, нудный труд. Но не говорить же об этом при Аркадии.
– Ещё что? – начал наступать Аркадий.
– А ещё мы у неё яички покупаем. Вот вам! – и Ленка ещё раз подняла палец вверх, доведя счёт до «двух - ноль» в пользу Натальи.
– Не понял. Подробнее, – напирал Аркадий, как на допросе.
– Её мама держит в селе курочек, а мы со Светкой покупаем у неё вкусные домашние яички.
– Хм… Забавно…, – только и вымолвил озадаченный, ничего не понимающий Аркадий.
Для него это было что-то из области высшей математики. Ведь только что эти две крашеные курицы распинались друг перед другом, сколько тысяч в месяц получают их мужья, и сколько они тратят на себя любимых, ни в чём себе не отказывая, а тут вдруг яички из далёкого села, которые можно на любом рынке купить и не ждать, пока Наталья их соберёт и привезёт в город.
Но не говорить же ему, что Наталья терпеть не может куриные яйца в любом виде. Раньше их мамка собирала весь месяц, везла на рынок, превращая в деньги. Ведь всё для Натчика, всё для неё любимой. А теперь этим приходится ей заниматься. Ну так приучили её с детства: товар-деньги-товар-деньги. И в заначку, и в заначку. Порой себе во многом отказывала, не прогуляла, не проела, потому и богатая теперь.
Затянувшийся пивной аперитив закончился, и официантка в японском кимоно с напудренным добела лицом и со шпилькой в волосах, но с круглыми неяпонскими глазами принесла то, ради чего ходят в подобные заведения – ролы. В свете нависающей над столом лампы, маленькие цилиндрики сияли радужными красками своего содержимого. На белоснежном рисовом фоне выделялись вкрапления чего-то светло-зелёного, бордового. А вон те с какими-то жёлтыми и коричневыми кусочками, а расцветку этих вообще трудно передать словами. Один красивее другого. И всё сияющее разноцветье завёрнуто в тугой, отливающий тёмно-зелёным блеском, ламинарий. В придачу к этому фейерверку прилагались соевый соус, вассаби и пара палочек каждому.
Компания на минуту замерла, любуясь содержимым подноса, и кинулась разбирать палочки. Только теперь Наталью охватил ужас. Она ведь никогда не ела ролы, тем более палочками, а что-то не знать, не уметь, особенно из элитной жизни, было для неё страшным позором, смерти подобному. Она своих бывших женихов из-за такого отваживала, а тут на тебе – сама отстала от жизни, оказавшись в конфузе.
Пока она перекладывала палочки в руке, наблюдая за подругами и пытаясь уловить хоть какой-то разумный смысл в этих движениях, те уже вовсю уплетали ролы полными ртами и нахваливали японского повара, изображая из себя тонких ценителей экзотики.
В хлам охмелевших тёток и их мужей, вкусивших кусочек японского кулинарного чуда, стало распирать в собственной самооценке. Они бахвалились друг перед другом, в каких модных ресторанах города бывали, где подают самую вкусную солянку, мраморное мясо, фуагре, блинчики с чёрной икрой, экзотические салатики, а где стоит поесть банального, но изумительно вкусного борща. Наперебой кричали, что дома почти не готовят, так как каждый вечер могут себе позволить то там, то сям откушать всего, что захотят, потому что обеспеченные и финансово свободные. Ура!!!
Наталья уловила момент и не понятно как ухватила этими чёртовыми палками один рол, поднесла ко рту, но он, зараза, развалился на две части. Одна попала в рот, а другая плюхнулась в чашку с соусом, забрызгала стол и вызвала невероятную ржачку пьяной компании. Наталья им подыграла, сконфуженно улыбнулась, типа да, смешно, с кем не бывает. Но сама не знала куда деться от сжигающего стыда. И только непробиваемый Аркадий нахмурил брови и недовольно хмыкнул: «М…да-а-а!…». Это означало, что разрыв в счёте сократился: «два - один». Пока ещё в пользу Натальи.
Тот кусок, что каким-то чудом оказался во рту, она никак не могла проглотить. Рис не рассыпался, а давил пластилиновым комком, ламинарий был жёсткий и горький, словно сухая трава, но самое страшное – кусочек морской рыбы в середине. Тот самый, яркий и красивый на подносе, во рту отдавал тухлостью и откровенно подванивал. Только она собралась незаметно сплюнуть его на салфетку, как пьяная Светка нарушила все планы:
– А скажите, Наталочка, в каких ресторанах города Вы любите отдыхать?
Все устремили на неё взгляды. Пришлось невероятным усилием проглотить гниль, с натяжкой улыбнуться и парировать:
– Ну, например…. в «Пицца Челентано».
– Так это ж кафешка, а не ресторан! – не унималась Светка.
– А мне нравится, там вкусно готовят и прямо при тебе, – отбилась Наталья.
– Не факт! – подытожил громко и басисто Аркадий, давая понять, что кафешка – не его уровень, и счёт сравнялся: «два – два».
И тут этих двух пожирательниц рол понесло. Наперебой они стали доказывать друг другу, что сейчас готовить дома уже не модно, что на Западе все нормальные люди едят в кафе и ресторанах, и только у нас голожопая босота стучит на кухне кастрюлями. А пиццу, если очень захочется, можно всегда с доставкой на дом заказать. Договорились до того, что из квартир вообще нужно выбросить кухонную мебель и оставить одну барную стойку, чтобы попить кофе. И достаточно!
Слава богу, принесли десерт – по тройке маленьких разноцветных шариков мороженого. Аркадий словно в прицеле сопровождал все её движения. Наталья быстро лизнула из своей порции, чтобы хоть как-то перебить вкус тухлости во рту. Конечно, довольно опрометчиво с её стороны, будто она сто лет не ела мороженого, но не запивать же вонючий рол сомнительным пивом.
Она решила перейти в наступление:
– Расскажите, Аркадий, о себе. А то Вы всё молчите и молчите. Чем занимаетесь в жизни?
Он опешил от её смелости, округлил глаза, надул и без того выпирающие щёки. Помедлив, снёсся в своём стиле – кратко до безобразия:
– Многим…
– Чем именно?
Было видно, что неподдельный интерес к его персоне и, особенно, к источникам личного благополучия тем более со стороны едва знакомой женщины ему совсем не по душе. Он заёрзал, завздыхал, покрылся багровыми пятнами, на лысинке заблестели росинки пота.
Но свои «пять копеек» решила вставить Светка, с которым Аркадия связывала давняя дружба. Собственно, по её наводке Ленка узнала про этого «денежного мешка», ну и замутила весь «концерт». Светка хотела, похвалить дружка, но так перестаралась, что заодно обгадила невесту, за которую его сватала:
– Ой, Наталочка! У Аркаши такой бизнес, что нам всем можно обзавидоваться, и у него столько денег, что он может каждый день по три раза кушать в самых дорогих ресторанах. А тебе даже для одного раза нужно очень много вёдер яиц продать. Хотя и их не хватит. Ха-ха-ха! Правда, Аркаша?
– Вот именно! – довольно выдохнул Аркадий, потому как счёт перевалил в его пользу: «три – два».
Он с наслаждением принялся за мороженое, а, подкрепившись калориями, решил окончательно закрепить победу:
– А вы?
– Что я? – Наталью начинали раздражать его незатейливые фразы-коротышки, похожие скорее на команды.
– Что вы хотите у меня спросить?
И тут впервые за столько часов общения Аркадий умудрился «родить» целое предложение:
– Чем на жизнь зарабатываете?
Это самый главный вопрос, который мучил его с начала встречи. Была бы его воля, он задал бы его в первые минуты. Нет, скорее после того, как закончил сканирование её внешнего вида.
Что ему сказать? Может он хочет услышать, что она хозяйка ювелирного салона, когда по нескольку раз мысленно взвешивал весь её золотой антураж? А может пошутить над ним и сказать, что она элитная проститутка, понятно чем зарабатывающая на жизнь? Посмотреть на его реакцию? Решила не рисковать:
– Ну, скажем так: занимаюсь благотворительностью.
Не рассказывать же ему, что первую часть своей жизни она сидела на шее у родных, те лелеяли и хранили её как редкий алмаз. Когда сокровище с годами потускнело, они отдали ей всё, что заработали и скопили, а сами влезли на её шею. Теперь ей катастрофически не хватает толкового мужика, который бы тянул вместе с ней этот непосильный воз. И чтобы не алкаш-транжирка, как её старший братец и не любвеобильный бабник, как её папашка (да и какой уже секс в её-то годы!), чтобы слушался, как собака преданная и каждую крупинку, каждую зернинку в дом, для неё любимой. Ведь липнет всякий мусор, мечтающий пожить за её счёт и растранжирить нажитое добро.
– Не фонтан! – грубо оценил её занятость Аркадий, давая понять, что окончательная победа за ним со счётом «четыре – два».
Силы на продолжение борьбы у Натальи иссякли. От постоянного нервного напряжения и тотального контроля со стороны жениха, ловящего каждое её движение, каждое слово, разболелась голова. Ой, как же она устала! Хотелось встать и уйти. Вот просто встать и, не говоря ни слова, уйти. Нет, лучше послать всех к чёрту, и уйти. А ещё лучше свой не выпитый бокал пива и почти не тронутое мороженое разлить, размазать по довольной физиономии Аркадия. И уйти.
Спасла полуяпонская официантка в кимоно с напудренным добела лицом и со шпилькой в волосах, но круглыми неяпонскими глазами. С уважительным японским поклоном вручила счёт. У всех невольно округлились глаза. Ещё бы – отдать хорошую месячную зарплату за пару часов посиделок на кожаном диване. Даже у японца от возмущения глаза не то чтобы открылись, а полопались бы.
Но все сделали вид, что всё нормально. Они же богатые, и для них это херня, они так каждый день кушают. А если разделить эту сумму на три пары, как безоговорочно предложила Ленка, то вообще получиться не дорого. Ну, почти не дорого.
Мужья окончательно пьяных, избалованных жизнью и деньгами подруг покорно выложили свои доли. Официантка приняла с поклоном и повернулась к Аркадию, терпеливо ожидая от него оставшуюся часть. Аркадий порылся в портмоне, с невозмутимым спокойствием бросил на стол купюры, и вальяжным басом известил:
– Вот! – и, указывая официантке на Наталью, добавил: – Остальное за ней.
«Снялся с якоря» и гордой походкой понёс своё жирное пингвиничье тело в дорогущей кожаной куртке и модных замшевых туфлях на выход. Подруги с мужьями весёлой гурьбой поплелись за ним, и до Натальи только теперь дошло, что официантка ждёт от неё денег. Ровно столько, сколько заплатил за себя Аркадий.
Ошарашенная вышла на улицу. Пьяная компашка, попрыгав в машины и помахав ей ручками, уехала. Уехал и Аркадий на чёрном пузатом, как он сам, «Мерсе», не сказав ни слова.
Она стояла в растерянности, в голове была сплошная каша из вопросов: «Как же так? Почему? Зачем? За что?». И только на единственный вопрос: «Почему они сели за руль пьяными?» нашёлся разумный ответ: «Потому что они богатые. А богатым можно всё ….».
Домой ехала на трамвае, как в тумане. Шок, ступор, сплошная прострация вперемешку с горькой обидой. Конечно, она могла бы за всех них заплатить, если бы на то уж пошло. Мы не в Америке, где каждый платит за себя. Он же к ней сватался, и так по-скотски обошёлся. Но самое главное – за что платить? Пиво она не пила, ролы не ела, лизнула только десерт, который слова доброго не стоил. Всё! Прагматичный ум Натальи возмущался и требовал сатисфакции. Да за такие бабки, что с неё взяли, в другом кафе можно было хороших шашлычков покушать от пуза, а не давиться вонючими ролами! Она не привыкла платить непонятно за что. Не стоит оно того, не стоит! Заплатить за откровенное говно! А ведь у неё всю жизнь всё было самое лучшее и фирменное. Самое-самое! Она негодовала и возмущалась. Возмущалась и негодовала.
Закрывшись в своей комнате, проплакала всю ночь. После шаг за шагом прокручивала в голове вчерашний вечер. Не понятно, чего она жалела больше: потерю богатого жениха или больших денег. Скорее денег. Именно их. Вот именно! Жених-то что? Пришёл и ушёл. Не первый и не последний. Будет ещё в её судьбе, найдётся. Она ж не в последний вагон пыталась запрыгнуть! А вот деньги…. Тут сложнее и душещипательнее, чем какие-то любовные вздохи-ахи. Их ещё добыть нужно, заработать. Они сами не приходят, а те, что есть, так и норовит кто-то из рук вырвать. За ними глаз да глаз нужен.
Лишь через неделю боль от нанесённого ущерба стала немного утихать. Но вновь, как снег на голову, свалилась Ленка:
– Привет Наталочка! Как жизнь, как дела? – и, не дождавшись ответа: – Значит так! Я сейчас позвоню Светке, потому что она ближе к Аркадию и постоянно с ним общается, и попрошу её осторожно. Слышишь? Осторожно, как бы невзначай, напомнить ему о тебе, и осторожно спросить его мнения. Ты же хочешь узнать его мнение после нашей встречи? Знаю, что сгораешь от любопытства! Глядишь, что-нибудь у вас «замутится».
– Слышишь ты, мутительница! – перебила её Наталья. – Меня абсолютно не интересует его мнение обо мне. Так ему и передай. А теперь послушай моё мнение: «Пошли вы все на…». И она громко и конкретно по слогам отправила их всех, как бы это помягче сказать, пешим ходом по сексуальному маршруту.
Ленкин звонок так разозлил её, что после досталось всем, кто попадал под горячую руку в тот день. Как говорится, бабу безудержно прорвало. Особенно не повезло местному сельскому люмпену Васенину, которого она в последнее время за пачку сигарет и кофе периодически нанимала на земельные работы. Тянуть самой жизненную лямку с годами становилось всё трудней, вот она и использовала в хозяйстве наёмный труд этого прощелыги. Вечно чумазый и голодный, но ленивый и частенько бухой мужик так присосался к сельской барыне, что уже мнил себя её мужем. Вот и в этот раз, завидев Наталью, он, оскалив гнилые зубы и почесав немытую башку, задал сокровенный для себя вопрос:
– Ну, моя киса, когда мы вместе начнём жить?
– Чего-чего? – оторопела Наталья.
– Ну, это… В смысле, как муж и жена…. в твоём доме.
Такой злой Наталью он ещё никогда не видел. То, что она его тоже послала пешим ходом по сексуальному маршруту, да так громко, что полсела услышало, не удивило. Она часто его далеко посылает. Но в конце добавила какое-то странное ругательство «рол вонючий». Что такое «рол» и к тому же «вонючий» осталось для него загадкой.
Ночью она опять плакала, мучаясь вопросами. Вспоминала подруг, их, как ей казалось, непутёвых и бедных мужей. Странно, как они могут с такими жить? Но разве это жизнь? Но ведь как-то живут? Живут же!
А на главный вопрос: «Боже, почему мне так не везёт, почему всякое говно ко мне липнет, и где тот самый богатый, которого я жду всю жизнь?» ответ так и не нашёлся.
Только под утро привиделся странный сон. Лежат перед ней на большом красивом подносе ролы. Их много, они такие разные и такие красивые, переливают на свету всеми цветами радуги. Как же хочется их съесть! Она об этом всю жизнь мечтала. И вот она начинает есть. Но какой не возьмёт в рот, все вонючие, тухлые, жесткие, противные и совсем не такие, как на подносе. Ей приносят новые ролы, она выбирает самые-самые. Пробует и снова та же беда. Она растеряна, очень огорчена и не знает, как быть. И вдруг замечает, что она сама рол. Большой, красивый, сочный, и очень хочет, чтобы её тоже кто-то съел. Но вот беда – внутри у неё гниль. Самая настоящая, перебивающая вонью всю её наружную красоту. Её никто не хочет! Она никому не нужна!
К чему бы это?
17 ноября 2016 г.