Махаон, большая красивая бабочка, проплыл прямо перед её лицом, обдав лёгким ветерком своего мира.
— Милый, – сказала она. – А зачем нам ехать так далеко?
— Надо.
— Но я привыкла жить здесь, мне не хочется переезжать так далеко. Я не хочу жить среди людей, язык которых не понимаю. Скажи мне, что случилось и что делать?
— Учи язык.
— Его нельзя выучить, ты же знаешь.
— Да, нельзя. Тому, кто пытался. Но мы не пытались.
Махаон снова медленно проплыл мимо лица Ариадны, глянув на неё добрыми глазками. Так ей показалось.
— Карлос, милый… Карлос… Не нужно торопиться…
— Когда ты надумаешь торопиться, будет поздно, дорогая, – жестко ответил мужчина и завёл двигатель конвертоплана. Винты машины глухо загудели, обдав окружающее пространство низкочастотной вибрацией. Трава пригнулась. Махаон улетел. Солнце медленно вставало на горизонте.
Громада мегаполиса вздымалась китайской стеной на горизонте, умертвляя своими наростами окружающий естественный мир. Начинали работу утренние рабы, суетившиеся и несущиеся плотной толпой к метрополитену, чтобы не опоздать на работу, которая даст символы, за которые можно существовать в пределах каменного мешка. Есть, пить и даже размножаться.
Но не думать. Этого не продавал никто. Да и спросом продукция подобного рода не пользовалась.
Ракетные системы плотно окружали город, охраняя его, как думалось генераторам этой идеи, от существ, также желающих есть, пить и размножаться. Ракеты размножались тоже. Рабы, обслуживающие их, гордо бродили по территории, прилегавшей к установкам с ядерными боеголовками. Эти рабы были наполнены гордостью. Они не такие как все! Они, казалось им, могут что–то изменить в мире. Если захотят рабы, командующие ими. И если захотят рабы, стоящие на самом верху иерархической лестницы ярмарки тщеславия. Которым, возможно, посоветуют рабыни, управляющие ими из кровати, посредством терапии осязания и точек гиперсексуальности.
Есть, пить, совершать акт совокупления, – что может быть прекрасней, что? Никто не мог себе представить чего–либо, могущего заменить эти компоненты эрзац–счастья. Никто даже не мог попытаться представить, что есть в мире что–то, кроме каменного мешка, набитого желаниями, грызущих своих носителей как саблезубые крысы, и кидающихся на каждого, кто попадал в поле их влияния, в зону их поражения, в радиус досягания животной длани твари, готовой сделать всё с попавшим в её силки, в её капкан, в её стальную петлю.
Носители желаний полностью управлялись ими. Рабы–роботы, с сосательным рефлексом, с предстательной железой, желающей массажа, с комплексами разрушения, уничтожения, унижения. Но только не созидания. Чистые холёные самки рабов сверкали свежестью грязи желания со всех мониторов, на каждом углу мегаполиса. Это возбуждало самцов работать на других самцов, которые тоже работали, и тоже, возможно на самцов, но может и на самок, а может и на бесполых существ. Которые тоже иногда мелькали на мониторах, являя собою подтверждение незыблемости рабства и прелести сосательного и прочих рефлексов.
Замкнутое кольцо отторжения, неединения, озлобления, самоуничтожения, перверсий и страстей изгибалось и дрожало от возбуждения, готовое выплеснуть свою сперму куда угодно, где угодно и в кого угодно.
Цивилизация продолжала своё развитие.
Конвертоплан взмыл в воздух и унёс в даль беглецов, бывших, наверное, сумасшедшими.