Подарок для моей чудесной возлюбленной Алины Витухновской
- Вот уж не думал, что влюблюсь в еврейку, - подмигивая черно - белой фотографии из раритетной " Лимонки ", сохраненной мною в память о забавных временах, полных бражного предвкушения изменения всего и вся, лопающегося пузырьками дрожжистых ожиданий и самоуверенной силы сделать " это ", если не всем вместе, то, хотя бы, по - отдельности, но - ха-ха-ха ! - как обычно, все делали своё, кто - то митинг, а я лично ширево на своей кухне, не жалея кислого, отбивая супрастином и димедролом, берюша через тройную метлу из ваты и туалетной бумаги, забацанных длинным лезвием скальпеля в машинку - десятку, ну, и так далее.
- А кого ты не любишь ?
Я обернулся на знакомый голос и увидел Пикачу, взъерошенную и злую, ее глаза пепелили меня насквозь, как будто если б я был Колчаком в велюровом пальто Юзефовича, хвостик гневно дрожал, а лапки, смыкающимися движениями рвавшие воздух на аккуратные пласты и ломтики, обещали, если и не придушить в объятиях, то, по - любому, спросить за чрезмерную любвеобильность и щедрость оборотневого сердца, раздаривающего себя разным вкусным нолям и единицам, когда раз в сутки, когда два, а бывало и три, всяко бывало. Задумавшись, я отключился ненадолго из мыслительного процесса, в этом нет ни тавтологии, ни кокетства изощренного длительным бездельем ума, просто задумайтесь : вот, например, вы что - то вспоминаете, думаете о чем - то. Так ? И ведь это ни хера не мыслительный процесс ! Это подбирание слов, что максимально внятно донесут до собеседника то, что вы знаете " внутри ", то, что не требует звукового сопровождения для вас, оно ясно, а вот когда начинаешь обкладывать " это " словами, точно слежавшимися комками пожелтевшей ваты елочные игрушки, упрятываемые в коробку из - под итальянских сапог перед распахнутыми дверцами антресолей, ожидающих бесценный и нежно хранимый клад еще на год сохранения среди таблеток нафталина, мандаринных корок, патронов от " Макарова ", кедровых орешков, пыли, паутины и странного запаха неизменности жизни в вечном восемьдесят втором, только что двинул кони царь, мне вырезали аппендицит, при этом я чуть тоже не крякнул из - за обильного и неостанавливающегося кровотечения, серое уныние и красные флаги, слякотная грязь под ногами, трехлитровые банки березового сока, затхлая вонь картофеля в " Овощном ", молочный коктейль за десять копеек в универсаме " Канавинский ", мужики, распивающие пузырь на пустыре, окурки " Родопи " и " Пегаса ", слагаемыми в вымученные фразы, никак, вроде, логически не связанные, не сшитые, злобишься при этом, бесишься и на себя, и на близкого человека ( дальнему и неинтересному и разжевывать не станешь ), не в силах скомпоновать глупые буквицы кириллицы, а потом, резко так, понимаешь : да оно того не стоит. Если есть взаимопонимание, то оно есть, а если его нет, то никакими словесными ухищрениями не привлечешь к себе внимания.
- Бля, о чем это я ?
Я обхватил голову руками и закачался, как свистящий суфий перед кальяном с добрым гашем. Пикачу запрыгнула мне на плечо, целуя в ухо зашептала :
- Да хер тебя знает, о чем ты. Никто не понимает, но всем интересно.
- Думаешь ? - Обнадеженный Пикачу я воспрял, как обычно, задирая нос к потолку, воскресая до следующего приступа трусливой слабости, гонящего к портрету Евы, к размахиванию руками в бое с наскакивающей смертью, мягко и ласково уговаривающей не ссать и, наконец, решиться, ведь смысла нет, надежды нет, ни х...я нет, есть близкие, которые, рано или поздно, останутся без тебя - или ты без них - решать все те же свои житейские проблемы, бессмысленные и никогда не понимавшиеся мною, честно, я никогда не понимал этого : вот на хрена семья, дети, работа, жена ? Зачем и кому это нужно ? Суета, мышиная возня, движухи невнятных тел по коридорам бессознательного, голосование, жалобы, дискуссии ни о чем, споры также ни о чем, игра в карты на раздевание, жирные пакеты из - под краковской колбасы, кино с Дюжевым, музло, автомобили " Ситроен ", Путин, негры, ордена, парады и гимнастерки, мудаки в шинелях, с винтовками ломящиеся по Красной площади в попытке воспроизвести отчаяние уходящих на смерть семнадцатилетних мальчишек, проклинавших ту форму, носимую этими бабуинами с щегольством и непринужденностью маэстро Грибова в тридцать пятом за кулисами Красноярского ТЮЗа перед эвакуированными со льдины моржами, покуривающими кирпичный чай из жестяных труб Маяковского прямо в партере и абцуге, не говоря об ахуе.
- Ты один такой, - хихикнула Пикачу, щекоча меня за бок. - Неповторимый и каждый раз новый. Знаешь, - в притворном ужасе она прикрыла шальные глазенки, - я иногда боюсь читать твои новые сказочки : а ну как там Чикатило ?
- Чикатило тоже любовь, - непонятно ответил я, крепко обнимая подругу.