Не спалось. Душная августовская ночь никак не отпускала. Лето нынче выдалось по-настоящему знойным и даже темнота не приносила облегчения. Неуверенно - «местами, в отдельных районах» - обещанные грозы так и не случились. С трудом прорвавшаяся из-за горизонта одинокая тучка обессилено, словно согнанный с лежанки гуляка - кот, огрызнулась и растаяла скупой горстью дождя. Крупные редкие капли, на лету растревожив неподвижную, покрытую пепельно-серым налетом листву, тяжелой шрапнелью ударились о землю, подняли вверх маленькие пушистые фонтанчики, и вместо желанной влаги наполнили воздух запахом нагретой пыли.
Да еще этот пол. Скрипит и скрипит, как будто кто-то ходит по нему тяжелыми медленными шагами. Все разговоры о том, что дом старый, перекрытия полые и потому любой звук многократно усиливается и слышится как скрип, как-то не убеждали. Дом был старый уже очень давно, а пол начал скрипеть примерно год назад. Полина даже помнила день, вернее ночь, когда услышала это в первый раз, и свой нешуточный испуг помнила тоже.
К разговорам о привидениях выросшая в Питере Полина относилась спокойно – ну, кто из Петербуржцев не слышал легенд Михайловского замка или рассказов о старом часовщике из башни ратуши? Но это было далеко и загадочно-интересно, а в собственном доме принимать незваных гостей как-то не хотелось.
Все возможные меры по совету знающей подруги были приняты. Но ни святая из церкви, ни крещенская из источника вода, ни свечи, даже привезенные из Иерусалимского храма Гроба Господня, не помогли. Пол упрямо скрипел по ночам, будил воображение, наполнял бессонницу странными фантазиями и воспоминаниями о навсегда ушедших людях.
А их, к великому сожалению, становилось все больше. Пожилые и не очень, родственники, друзья и просто знакомые по разным причинам с ужасающей непредсказуемостью покидали этот мир. Чей-то уход вызывал негромкий вздох сожаления, чей-то острое чувство потери, с кем-то не договорила или что-то не успела, и каждый раз обязательно вспоминалось хемингуэевское: «Помни, по ком звонит колокол!».
Крестные знамения и «Отче наш» на скрип тоже никак не действовали, да и к истинно верующим Полина себя не причисляла, хотя в родительские субботы и по памятным датам церковь старалась посещать. Писала записочки, ставила свечи, растворялась в прекрасном звучании церковного хора, но облегчения и той самой «благодати», которую получает в храме истинно верующий человек, не испытывала. Скорее наоборот, выходила из церкви опустошенной и с плохим самочувствием.
Был только один храм, где ей становилось по-настоящему хорошо – маленькая старая церковка на Серафимовском кладбище в Питере. Там, во влажном полумраке заросшего старыми деревьями кладбищенского закутка, под неприметным холмиком с деревянным крестом покоились дед Иван и маленькая девочка Ниночка. Они умерли в блокаду.
Полина не могла их видеть, знала только фотографии и холмик. И храм. Туда с очень раннего детства ее водила бабушка, там же ее и крестили. Помнила запах и легкое потрескивание горящих свечей, строгие, но почему-то совсем не страшные лики на иконах, вкус красного кагора и даже удивившую ее странную форму чашечки для причастия. Тогда, в далеком детстве, она почти рассмешила, напомнив маленький банный тазик. А самое главное – в храме было удивительно уютно. Много позже, став взрослой, она, бывая на Серафимовском, всегда заходила в святое место, пытаясь достать из глубины времени и хоть ненадолго оживить детские ощущения покоя и уверенной безмятежности, которых просто катастрофически не хватало в нынешней жизни.
Вот и сегодняшняя бессонница настойчиво тревожила чем-то неясным. Неожиданно вспомнился выпускной вечер в десятом классе. Наверное, из-за жары. Тогда, хотя на дворе стоял обычно нежаркий конец июня, тоже было нигде не укрыться от зноя. В белом «выпускном» костюме, сшитом из не очень тонкой шерсти, быстро стало неуютно. Хотелось скинуть неудобный наряд, остыть под прохладным душем и влезть в любимый легкий сарафан. И шпильки, обутые в первый раз, немного жали и натирали ноги. Одно хорошо – телесные неудобства отвлекали от грустных мыслей и тревог завтрашнего дня.
Вспомнились учителя, речи, цветы, влажные глаза отца - мама не смогла прийти по причине командировки, танцы под духовой оркестр, странная легкость от первого в жизни шампанского. И чувство вины, возникшее тогда, на выпускном, и долго преследовавшее Полину уже в другой, взрослой жизни. И откуда только оно взялось!? Ну, разве можно быть виноватой в том, что первая, так ни во что и не переросшая любовь, отвела мысли от всех кроме невысокого полноватого мальчика с огромными в пол-лица серыми глазищами. Когда они изредка встречались взглядами, ей казалось, что включились два прожектора и залили все вокруг неярким голубоватым светом. Полина просто тонула в нем, забывая о том, где находится. Несколько раз ее «ловили» во время урока и предлагали «вернуться на землю». Она быстренько «возвращалась», немного терялась, старалась сделать независимый вид и очень боялась, что кто-нибудь догадается о причине «отсутствия». Ведь это была тайна. Ни с кем из девчонок, ну разве только с закадычной подругой Надькой, да и то в очень редких случаях, когда просто надо было освободиться от переполняющих душу эмоций, она свои чувства не обсуждала.
Ничего у них не вышло. Полина так и не поняла, испытывал ли он хоть что-то к ней или просто понял ее чувства. По школьным меркам между ними была пропасть. Она – отличница, спортсменка, всегда на виду и он – пришедший к ним в пятом классе второгодник - двоечник. Именно в тот день, когда учительница истории привела новенького и представила его классу, все и случилось. Даже сейчас она могла во всех деталях описать стоявшего у двери невысокого мальчика с портфелем под мышкой и смущенно опущенными в пол глазами. А потом он поднял голову и их взгляды случайно встретились. Именно тогда, хотя будучи ребенком, она еще ничего не поняла, все и случилось. Именно тогда в первый раз она увидела этот заполняющий все вокруг свет, льющийся из двух серых прожекторов на мальчишеском лице. И именно тогда все парни вокруг перестали ее занимать. Ведь никто из них не мог заполнить пространство такими чудесными серо-голубыми лучами, в которых можно было купаться, забыв о времени и месте. И как-то постепенно и незаметно для нее самой простое удивление перешло сначала в стойкую симпатию, а потом и во что-то другое, не сразу пОнятое, но заполнившее ее всю и ставшее почти смыслом жизни.
Знал бы этот бывший второгодник, какую власть мог иметь над ней! Может и хорошо, что не знал…
Когда после восьмилетки он, вместе с подругой Надькой и другими ребятами из класса, поступил в техникум, школа для Полины опустела, а к учебе она просто потеряла интерес. Учителя разводили руками, вызывали родителей. Родители, привыкшие, что их отличница-дочь всегда приносит только грамоты и никогда не приносит неприятностей, ничего не понимали. Вместе с учителями они списывали все на переходный возраст, пытались как-то вразумить и не узнавали ставшую молчаливой и совершенно «неконтактной» дочь. Слегка встряхнуть смогла еще одна разумная одноклассница. Строго констатировав, что девочка «катится по наклонной плоскости», она по-взрослому объяснила, какая жизнь ждет подругу, если та будет плохо учиться и не сможет никуда поступить. Разговор подействовал больше, чем увещевания взрослых. И еще спорт, который уже давно играл немалую роль в жизни Полины. А тут, очень кстати, он принес новые знакомства и четкие перспективы на будущую учебу. Пришлось засесть за учебники и срочно наверстывать упущенное. Вроде бы все наладилось, кроме одного - никто из симпатизировавших ей парней-одноклассников и прочих знакомых ребят, как ни пытались, так и не смогли ее заинтересовать. Полина спокойно общалась, решала какие-то дела, но, потеряв собеседников из поля зрения, тут же о них забывала.
«Общественная» жизнь тоже почти перестала занимать. Даже школьные вечера с обязательными танцами под радиолу Полина посещала только в тех редких случаях, когда точно знала, что бывший одноклассник заглянет на школьный огонек. Узнать было несложно – класс продолжал дружить и после расставания и все понимающая подруга Надька никуда не делась. Полина, стараясь сделать это незаметно, с удовольствием разглядывала взрослеющего и оформляющегося в симпатичного юношу паренька, улыбалась, если удавалось поймать свет серо-голубых прожекторов, и непременно приглашала на медленный белый танец. Они молча танцевали, он говорил «спасибо» и … все. Потом гости стали появляться реже – в техникуме кипела своя жизнь, другая, более взрослая, и, наверное, более интересная. Они встречались нечасто, только случайно, молча кивали друг другу и расходились. Но, как ни странно, для Полины ничего не менялось.
И вот школа закончилась. Подходил к концу выпускной. Полина уже подумывала, как бы улизнуть незамеченной, когда к ней подошел парнишка-одноклассник и попросил выйти «на разговор». Слегка удивившись, она пошла вслед за ним в дальний угол школьного коридора.
Там, на подоконнике в напряженном ожидании сидел еще один одноклассник. Они учились вместе с начальной школы, малышами сидели за одной партой и, когда ходили строем, всегда были «парой». Время шло, дети взрослели, Полина давно перебралась на «Камчатку» и парами их уже не строили, но паренек часто и как-то очень незаметно оказывался рядом в нужные моменты, а потом также незаметно исчезал. Полина не то, чтобы этого не замечала, просто привыкла и, занятая своим, не придавала особого значения. Помнила только очень хорошо свое удивление, когда однажды вдруг увидела вместо неуклюжего, слегка косолапого мальчика очень красивого и стройного юношу.
А сейчас, она как-то сразу все поняла и поразилась собственной слепоте, потому что в его глазах она увидела все то, что с замиранием сердца и надеждой искала и не находила в тех других глазах-прожекторах.
Юноша, обычно молчаливый, заговорил. Это был разговор-воспоминание. «А ты помнишь?», - спрашивал он и говорил о каких-то событиях из школьной жизни. И Полина вспоминала, тихо удивлялась и молча слушала, раздавленная силой льющихся на нее эмоций и отсутствием отклика внутри себя. И это было гораздо хуже, чем собственное безответное чувство. С тем можно было как–то договориться, можно было оставить себе надежду, оно могло вызвать множество чувств, но никогда не рождало чувства вины. А сейчас, глядя в ждущие ее ответа глаза, она испытывала именно это, потому что поняла, почувствовала не простое увлечение, а то, что хранила и берегла в себе сама. И еще, что она имеет над ним огромную власть, которой совсем не хочет пользоваться.
Потом были долгое гуляние по ночному городу и неловкое расставание.
Дома, так и не сняв надоевший наряд, Полина достала альбом со школьными фотографиями, усевшись на пол открыла первую страницу и застыла над снимком, где в нескладном строю вступающих в новую жизнь первоклашек маленький мальчик очень серьезно и крепко держал за руку такую же маленькую и немного испуганную девочку.
Уставшая, растерянная, раздираемая самыми противоречивыми чувствами, Полина закрыла альбом и долго сидела, прислонившись к стене и желая только одного – выплакать из себя ВСЕ. Но слезы не шли. Тогда она яростно, как будто окончательно прощаясь со школой и детством, стащила с себя «выпускной» наряд, встала под холодный душ, потом, стуча зубами, забилась под одеяло и провалилась в сон.
Через два дня Полина уехала в Ленинград готовиться к поступлению в университет. Лето пролетело незаметно, осенью учеба и новые заботы захватили целиком, и на какое-то время она не то чтобы обо всем забыла, но выпускной вспоминала только в редкие свободные минуты, а глаза-прожектора наоборот, в минуты отчаянной усталости.
Под Новый год выпускной напомнил о себе сам. Полина получила письмо с поздравлениями и приглашением приехать и встретиться. Несмотря на все противоречивые чувства, Полина не смогла устоять перед искренностью и надеждой и ответила согласием. Она приехала, но свидание не состоялось. Цепь нелепых, как будто подстроенных кем-то случайностей, развела их по времени и месту.
Полина уехала, испытывая странную смесь из облегчения и сожаления, и понимая, что еще одна история ее жизни закончилась, так и не начавшись. Больше они не встречались.
Время шло. Полина взрослела. Школа все больше становилась воспоминанием, хотя глаза - прожектора еще долго не отпускали, она как будто боялась изменить непонятно чему или кому, но мудрая жизнь все расставила по местам. Детство осталось в прошлом, пришло другое, короткое, очень яркое и уже лишенное детской чистоты увлечение.
Потом были замужество, переезд в другой город, дети, работа, радости и тревоги и все то, что называется жизнью.
И еще были сны. Неясные, странные, сны-эмоции, как будто присланные из другой, какой-то неслучившейся жизни. В них ничего не происходило, Полина просто видела одноклассника, всегда издалека, всегда таким как на выпускном, всегда хотела что-то сказать, но почему-то не могла подойти и только молча ловила струящийся на нее поток эмоций, как тогда на подоконнике. Во сне они не давили, Полине было очень легко и хорошо. Как будто ее за что-то простили и отпустили.
Странно, но ее первая любовь во сне вернулась лишь однажды. Но это был удивительный сон: они куда-то спешили вдвоем, именно вдвоем, ТАМ они были вместе, у них была общая цель, что-то очень важное. Парень крепко держал Полину за руку и уверенно вел к этой цели. А она полностью ему доверялась, и была совершенно уверена, что все будет хорошо!
После переезда связи с родным городом Полина не потеряла. При встречах школьные подруги охотно делились новостями и она с удовольствием узнавала, что у ее первой любви все сложилось хорошо. Женитьба на их же однокласснице, двое сыновей, нормальная семья, нормальная работа, вполне удавшаяся жизнь. Они даже встречались несколько раз втроем, очень легко и приятно общались, и Полина с удовлетворением ощущала, что история из далекого детства стала приятным воспоминанием для двоих.
А вот у второго одноклассника, которому Полина от всей души желала только добра, все было как–то нескладно. Женитьба, скорый развод, вторая женитьба и снова развод. Нестабильность на работе, какие-то проблемы со здоровьем – известия не радовали. Потом вдруг прекратились сны, а в очередной приезд Полина к огромному своему огорчению узнала, что по какому-то нелепому стечению обстоятельств одноклассника не стало. Подробности она не выясняла, а оставшись одна, достала старый школьный альбом и долго плакала над снимком, где в нескладном строю вступающих в новую жизнь первоклашек маленький мальчик очень серьезно и крепко держал за руку такую же маленькую и немного испуганную девочку.
Потом снова была жизнь…
Детство вспоминалось нечасто. Только иногда, как в сегодняшнюю бессонницу, по неведомым причинам вдруг оживало, все больше сглаживая неприятное и превращая в легкую грусть то, что когда-то было болью…
Ночь потихоньку брала свое. Бессонница неохотно отступала, уступая место усталости. Путались мысли, растворялись образы, наливались долгожданной тяжестью веки. И, наконец, Полина забылась недолгим утренним сном…
***
Ночной поезд оставил на холодной платформе нескольких сонных пассажиров и ленивой гусеницей уполз в темноту. Полина уже пожалела, что не заказала такси прямо в дороге и обрадовалась, увидев призывно горящую желтую табличку. Честно говоря, особой нужды в этом не было. Несмотря на ночной час, транспорт ходил, но при возвращении в родной город поездка на такси имела свой особый смысл: таксисты всегда знали последние новости и сплетни, охотно их выкладывали и были для Полины чем–то вроде материализовавшейся городской атмосферы. На этот раз с водителем повезло необыкновенно. В разговоре случайно выяснилось, что они ровесники и даже учились в параллельных классах одной школы. Ну а дальше - общее детство, общие воспоминания, общие знакомые и, вообще, очень много общего. Давно доехали до места, Полина расплатилась, а они все сидели в темноте и говорили, говорили. Мелькали знакомые имена, Полина узнавала о жизни учителей и одноклассников, удивлялась, радовалась или печалилась и никак не решалась назвать имя, спрятанное в укромном уголке души и отзывавшееся почти забытой щемящей болью. Оно прозвучало без подсказки с тихим вздохом давно пережитой потери и коротким рассказом о не совсем складной и так неожиданно рано закончившейся жизни. Собеседник затих, вспоминая уже что-то совсем свое, и, помолчав, добавил: «Рыбачили иногда вместе, говорили о разном. Девочку какую-то вспоминал, одноклассницу. Говорил – снится она ему часто…».