Очень переживала Люба за дочь. Та была кровей горячих и непокорных, правда неизвестно в кого, потому что родословная Любы и мужа её Вани состояла сплошь из деревенских конюхов, кузнецов и работниц в поле.
Тамара родилась у них одна, очень поздно, когда уже о детях и не мечталось. Поэтому с неё сдувались все пылинки и тяжёлая работа перекладывалась на плечи отца и матери. В семнадцать лет Тамара из совхоза упорхнула учиться и к большому горю родителей уж как десять лет с тех пор не приезжала.
Все об этом судачили и говорили Любе, что дочь у неё непутёвая . Люба с этим сокрушенно согласилась, все сразу успокоились и даже стали жалеть стариков. Письма, которые перечитывались до дыр, Тамара писала только по праздникам. Сообщала, что всё хорошо. Работает, мол, на очень ответственной работе в посольстве, поэтому постоянно в командировках и без постоянного места жительства.
И вот как-то , в последний вечер августа, к старикам в дом постучали. На пороге стояла шикарная по деревенским меркам незнакомка. В блестящем коротком платье , в длинных сапогах до бедра, в чёрных очках, в голубых волосах, как у Мальвины, и к тому же она приехала сама на красной машине! Зашла, поздоровалась и с ходу начала :
- Я подруга дочки вашей Тамары. Вляпалась она по-нехорошему. Задолжала серьёзным людям. И сбежала не знаю куда. А сына своего мне оставила на три дня. А прошёл уж месяц! Тамарки нет, а я, извините, работу из-за этого пропускаю. Привезла вот вам. Логично же. Завтра первое сентября, мальчишке семь и ему в школу пора. Документы привезла, вещи тоже. Мальчишка хороший, только вот с матерью ему не повезло. Так-то он к незнакомцам привыкший, быстро у вас освоится. Ваня, выходи! Иди с роднёй поздоровайся!
Ошеломлённые старики только хотели девушку подробнее распросить, может ослышались насчёт внука, как машина взревела и быстро умчалась. В густых деревенских сумерках, смешанных со столбом пыли, они разглядел маленького мальчика и чемодан. П1одбежали в слезах и смятении и...остановились вдруг, как вкопанные!
...На следующее утро, после бессоной и самой необычной в своей жизни ночи, после которой жизнь их не то , чтобы перевернулась, а в мгновение стала другой , повели старики внука Ваню в школу. Весь совхоз сбежался на них смотреть. Весть о новоявленном жителе Пролетарского молниеносно разнеслась от двора ко двору. На Ваню смотрели женщины и плакали. Мужики крестились. Дети таращились и бежали следом.
Но старики были странным образом горды и высоко несли головы. Они шли по обе стороны внука, держали его за руки и вели через весь совхоз в школу. Так и пришли к первому звонку : Ваня с букетом огородных хризантем, дед с бабкой и пол деревни следом. Все, включая выстроившихся на лестнице учителей, открыли рты. В образовавшейся тишине. Даже куры за забором притихли. Ваня был чернокожим! Ну, не совсем, но афроамериканские гены полностью взяли верх!
Тёмно-шоколадным таким мальчиком, с безумными кучеряшками на голове, с огромными добрыми глазами-маслинами.
Люба оглядела всех высокомерно и сказала остолбеневшему директору намеренно громко:
-Вот, принимайте Ваню, внучка нашего учиться. Теперь он здесь навсегда. Местный!
Всё смотрели на мальчика. А он широко улыбнулся вдруг всем, осветив школьный двор такой белоснежный улыбкой, которой доселе совхоз не видал. Настя, рыжая девчушка, подбежала к Ване, взяла за руку и повела в толпу первоклашек. Дети смеялись, каждый хотел мальчика потрогать, и Ваня разрешил всем взъерошить свои кучеряшки.
- Ну, местный, так местный! - сказал старый директор, словно опомнившись,- Мы своих в обиду не даём!
Почему-то все захлопали в ладоши. Заиграла музыка из репродуктора. Люба плакала. От счастья. Прижалась к мужу и сказала :
-Видишь, в честь тебя сына-то Тамарка назвала. Да ведь он и похож на тебя! Глянь, уши твои! И походка! А вот взгляд мой!
Ваня-старший ответил горделиво :
-Так ведь, нашу казачью кровь заморской не разбавить!
Они засмеялись. Было легко и светло, потому что прошедшая ночь забрала все их сомнения, растерянность и нерешительность. Теперь у них было счастье - Ваня!