Песнь Виноградной лозы.
Свиток второй. Роса на цветах.
5 глава.
Пелла. 343. г. до н.э. От Кузьки.
Кузька лежал, развалившись на кровати, мучая струны кифары. Песня никак не складывалась. Просто не хотела. Постоянно сбивался ритм, да и слова играли в какую-то странную чехарду. То менялись местами, то выпрыгивали новые. Смысл двустиший оставался, но каждый раз слова были не похожи на изначальные. Всё не так, всё неправильно. При этом песня рвалась показаться миру. То ли вымотались они вчера, то ли муки рождения затянулись:
- Сквозь воды и пламя,
Сквозь ветер и дым.
Мы будем жить вечно.
Пускай мы сегодня беспечны,
И звуки кифары нам день озаряют,
Мы будем жить вечно.
В охоте с друзьями,
В объятии девы
Мы будем жить вечно.
В раздолье свободы,
В бою на коне,
Мы будем жить вечно.
В огне ли костров,
Иль в пахучих цветах,
Мы будем жить вечно.
И в каждой звезде отразится наш вздох,
И каплей росы напоится песок,
Мы будем жить вечно.
Мы смерти не знаем - лишь вечная жизнь,
Что в песне воспета, тогда будем мы,
Мы будем жить вечно.
Пока не смолкнет песня,
В сердце того, кто последний помнит о нас…
Мы будем жить вечно.
- пальцы терзали несчастные струны. Голос взвивался, то мерно проговаривал речитативом слова.
- Кузь, давай что-нибудь менее упадническое - не выдержав попросил Яська, гребнем расчёсывая Данку.
- А ты чего? От старости помирать собрался? – хмыкнул Илька, раскинувшись на стуле и водрузив ноги в сапогах на другое сиденье.
- Не отказался бы, но совершив массу подвигов, - тихо буркнул моск.
- Не, это не по мне. Нам бы вот с Кузькой в бою погибнуть, чтобы песни слагали… Ирои должны уходить молодыми и красивыми. – Илька всё-таки дослышал Яськино недовольство.
- Ильк, чего тебе спокойно не живётся? - Алесь приподнялся с кровати на локтях, оглядел мальчишек. – Подвигов ещё успеете на совершать.
Кузька раздраженно закинул кифару себе под голову и лёг на неё. А ведь Илька был прав, песни слагаются о молодых, красивых ироях. Кому нужны талантливые стратеги, дожившие до старости. О них не поют, девушки по ним не вздыхают. А оборвавшаяся жизнь на взлёте, словно подстреленная птица, подобна срубленному цветку – вот что воспевается. Доблесть, смелость, красота… Как же не везёт героям, если они доживают до старости!
Мальчишки отдыхали в казарме старших эфебов. После пира прошли сутки, и все были ещё измотаны. Одно утешенье – Олежка стал себя лучше чувствовать, и друзья собрались у него. Сейчас везде по постам Линкест бегает, остальные же позволили себе расслабиться. Вот бы им разрешили сегодня занятия не посещать, так нет же, ещё учиться придётся… Только Павка был со старшими. Стражники во главе с александросом искали тётку, что траванула братьев. Полтора дня уже искали. Павка в помощь и пошёл. Всё-таки её видел. Вот ведь, змея подколодная, на святое покусилась. Это же додуматься надо -выпечкой травануть. Ведь знала наверняка, что братья не откажутся. Вот так - умирать не в бою, а от яда тётки злобной - пусть боги от этого сохранят…
Фифа, рассевшийся с ним рядом на кровати, перебирал менки из кошеля, только недавно занесённого Когтем. Этот городской оболтус из Эг, последовал сюда за мальчишками. Предприимчивый Фифа даже с последнего происшествия смог заработать деньги. Тилк, тот Ясону притащил две клетки кроликов, чтобы Олежку с того света вытащить. Моск пока лечил, не глядя засовывал руку в клетку, иногда их путал, натыкаясь на хладные трупики, вместо тёплых комочков. Но перевёл-то их всех, все две клетки. Главное, что Олежку вытащил. А днём Фифе кроликов стало жалко - не то, что их умертвили, а деньги потраченные. Втихаря он порубал им бошки, спустил кровь, и отправил тушки на рынок, Когтю продавать. Вот повезёт тому, кто купил…
И кроликов Фифа продавал, вовсе не для того, что бы вернуть деньги, потраченные на закупку испорченного в басилике. Это вон брат разорался - не вовремя приехал. Фифа с Павкой просто сделали вид, что пошли на закупку. На самом деле просто проветрили да немного помыли водой начищенное. Вода-то творит чудеса… А потом всё пробрызгали вкусненьким - Олежка и орать перестал.
Кузька поднялся - что разлёживаться?
- Пошли, прошвырнёмся, а то ещё учиться идти…
Алесь вздохнул с облегчением - наконец-то шебутная компания даст ему отдохнуть. Кузька хитро посмотрел на брата.
- Олежек, не скучай, мы скоро придём. Ты от нас не отделаешься…
Командир оленят запустил в него обмотками для сапог, Кузька, увернувшись, проказливо засмеялся, погрозил старшему пальцем.
- Лежи, отдыхай.
- Пошли, - Фифа ссыпал деньги в кошель.
Мальчишки собрались, и, похлопывая отбивающегося от них Алеся (кто по плечу, а кто и по шее), с хохотом высыпали из казармы.
Делать было нечего. Они прошвырнулись по Верхнему городу. На шпиле купола басилики, отражая солнечный свет, горела начищенная звезда. Их работа, Кузька даже испытал небольшую гордость. Любо – дорого на неё смотреть, светится, как второе солнышко. Верхний город словно вымер, даже эфебы тут не сновали. Торговых гостей проводили, и никому теперь до этой красотищи дела не было. Старшие своим заняты, молодёжь, та, что не отдыхает, при них или по постам. Скучно… До учёбы им теперь бездельем маяться.
Воспользовавшись отсутствием зрителей, Кузька, скинув сапоги, быстро вскарабкался на крышу розового, административного здания, где у них был припрятан мяч. Во время службы в эфебии ребята приглядели это место - тихое, никем не обследованное. Сверху открывался прекрасный вид на Нижний город. Вот там жизнь кипела. Ровные улочки с двухэтажными домами, плотно стоящими друг к другу, как всегда, заполнены людьми. Вообще сверху интересно за всем наблюдать, Кузька это любил.
Город быстро рос, перестраиваясь из древнего, фракийского…. В современную Пеллу, величественную и праздничную. В отличие от Эг, где, в основном, жила знать по своим патриархальным законам, здесь кого только не было! Люди стекались из всех земель, собранных копьём александроса или договорами басилевса.
Ясное, яркое небо над головой… Кузька запрокинул голову. Высоко кружили птицы, словно зовя к себе. Так хотелось, расправив крылья, взмыть туда, к ним, и сверху, оставя на земле суетный город, парить - высоко, свободно, как орёл. Купаться в лучах солнца. Разрезать смелыми пируэтами воздух. Ловить грудью ветер, его порыв, его страсть.
Светлое небо, я молодой.
Крылья расправив - ворваться в него ,
Силы бурлят и желание жить -
Грудь распирает мой радостный крик.
- Эй эльф солнечный, ты спускаться будешь? – прервал так и не родившиеся строки Фифа. Ну, кто его за язык тянул?
- Дай парню крыльями помахать, - хмыкнул Илька. – Мяч - то нашёл? Спускайся уж…
Кузька зло запустил мячом в друзей. Даже отсюда, с высоты крыши они смотрелись забавно. Статные, сильные, молодые и… какие-то нескладные. Как говорит Олежка: молодняк. Шумные, дурные - но такие родные!
- Опочки, - Фифа перехватил мяч. – Кузька, слабо оттуда козлом спрыгнуть?
- Если только тебе на больную голову, - огрызнулся иллириец.
- Давай ко мне на ручки, - хихикнул моск подставляя свои культяпки. Рядом плотоядно улыбнулась его кошка. Тоже, та ещё охотница, птичку большую нашла. Ишь как когтями перебирает.
Кузька ответил ему неприличным знаком руки. Мальчишки этому уже нахватались у барсов. Такое всегда очень быстро прилипает. Парень медленно спустился с крыши, не хватало ещё свалиться на радость этим зубоскалам. Демонстративно сев на землю, медленно натянул сапоги. Просто погонять мяч у мальчишек сейчас получалось не часто, но если такая возможность подворачивалась, они её не упускали. Хотя вчетвером, конечно, маловато. Впрочем, Данка тоже принимала участие в общей игре. Кошка, как и мальчишки, носилась за мячом, отбивала его лапами. Барсиха могла бы располосовать этот кожаный шар на раз. Но она аккуратно втягивала когти и веселилась как маленький котёнок. Данка прыгала, перехватывала мяч на всех четырёх, изящно выгибая спину и забавно фырча. Но самое смешное было, как она лапами подгребала игрушку под себя, и мальчишки с трудом могли его оттуда добыть. Даже когда Фифа держал мяч на колене, умело стуча по нему, не давая упасть на землю, Данка умудрялась лапой перехватить его. Так, что четвёрка веселилась не только гоняя мяч, но и развлекаясь с барсихой. Только и слышно было:
- Данка, отдай!
- Данка, уйди!
- Данка, не трогай!
Барсиха резвилась не хуже мальчишек. У самой хитрые глаза горят, морда довольная, счастливая, хвост – трубой. Хвост это у неё вообще замечательная вещь, так и хочется за него дёрнуть эту красаву. Кузька пару раз не удержавшись – дёрнул. Заработал пару царапин, так это ерунда, Яська залечит. Настроение заметно улучшилось.
Надо было Данку взять, когда они против дриад играли. Девчонки их разбили в пух и прах. Вот против ребят из своей эфебии они хорошо идут, а тут… Илька просил против амазонок поставить. Да куда уж там амазонки… Их спокойные дриады просто уничтожили. Девчонки играют жёстче, дерутся, толкаются, кусаются. А их не тронь! Девчонки… На Ильку вообще группой набросились, он ни подсечку, ни подножку сделать не мог, просто забили. Хотя Олежкины тоже амазонкам продули. А несчастный Яська всех лечил, от покусов и царапин… Кузька зарёкся с девчонками играть.
А вот с Данкой играть - одно удовольствие. Азарт кошки смешивался с мальчишечьим, и гонять мяч становилось всё увлекательней. Кошка с фырчанием и кряхтением ловила, отбивала, перекатывала лапами, откидывала носом. Она не охотилась, не воспринимала мяч дичью или добычей. Данка тоже играла, пытаясь, по своему, повторить движения мальчишек.
- Гхыр! – прям из под носа у Кузьки мяч увёл…пеонец, педагог Фифы. Он-то тут откуда? Пеонец поднял мяч над головой, мешая играть. Все вынуждены были остановиться.
- Всё. Данная сказала всем обедать идти. Потом у вас занятия у Полиида.
О занятиях ребята почти и забыли.Полиид, ведущий инженер при армии, учит разбираться в машинах, читать чертежи. Не таскать же с собой осадную технику! В любой момент сами построить должны или проверить, как инженеры строят. Самого его прозвали Пелиидом – «многоогненным» - за его машины, из-за их огненных снарядов. Говорят, что он предвидит развитие военной техники, что дальнейшее её слово за овладением огнём. Фифа, как законченный пироман, учителю в рот смотрит. Всё это конечно прекрасно -оно и понятно, что юные стратеги должны уметь собрать технику в любой момент, в любом месте, и не хуже инженеров, но ведь ещё требуют, что бы она и работала! Вот тут у Кузьки проблема… Из их группы только Илька, да поджигатель Фифа эти занятия любили. А Илька ещё с Полиидом спорил, доказывал, что лучше. Как зацепятся языком, так до вечера с пеной у рта разбирать чертежи будут. Там ещё такой же пацан есть, из мастеровых. Талантливый мальчишка, его Полиид себе на замену готовит. Вот и с ним Илька ещё что-то мастерит.
Кузьке больше нравились занятия с Лисимахом - там стихосложение, вопросы этики. Иллириец очень хорошо запомнил, как, когда они были в Эгах и проходили эпиграммы, как долго над ними корпели, пытаясь сделать их поэффектней, хлёсткими, злыми - на занятия явился отец. Он посмотрел на писульки сына, хмыкнул, осмотрел грифельные доски других мальчишек, и быстро, в двух словах, объяснил принцип эпиграммы, который так и не мог объяснить ребятам учитель:
- Думаю, сердятся Музы, коль много стихов в эпиграмме:
Разное дело совсем – стадий и длительный бег.
Множество в длительном беге кругов совершают, а стадий
Надо, все силы собрать, духом единым пройти .
Вот так, коротко, ясно и образно. На конкретном примере, который мальчишки нутром знают, палестр то самое знакомое им место. Этот отцовский стишок Кузька запомнил на всю жизнь. Да и другие… Мальчишка не раз слышал, как его повторяли, и не только сверстники, но и старшие, и младшие. Вот она - основа, по военному определённая отцом. Ёмкость - это великая вещь. Вот у него больше словоблудие получается, яркости образов не хватает, хотя бадри и бьется над ним. Не то, чтобы в будущем он тоже стал певцом- предсказателем, нет. Дар другой, ближе как раз к эпиграммам. Как ему объяснил тот же бадри, в бою от него будут требоваться стихи, которые должны уничтожить врага, дать ему возможность споткнуться, самому напороться на лезвие. Он должен будет стихом не только воодушевлять и предвидеть, но и проклинать. А это тяжело давалось. Собрать всю ненависть, всю ярость, увидеть картинку желаемого в действии - и тут же выпустить хлёстким стихом. Предчувствовать бой, и повернуть его в свою пользу – вот чему сейчас учат Кузьку.
Уже когда они сидели над чертежами у Полиида, и Кузька, чуть не высунув язык от усердия, чертил линии, в голове мальчишки возник голос Павки.
- Всё нашли. Ты здесь нужен.
Радостный повод смыться с занятий. Тут машинами Фифе и Ильке интересно, а у Фифы даже чертежи чище и лучше, чем у всех получаются. Рисовать-то он не умеет, а вот чёткость линий… Полиид его всегда в пример ставит.
- Павка просил прибыть меня к властителям, - Кузька вскочил, сунул рядом сидящему Яське свои незаконченные наброски. – Тётку нашли.
- Эй, постой, мы с тобой! – моск, недолго думая, собрав чертежи, всучил их в руки остолбеневшему инженеру, не ожидавшему такой прыти от учеников. Причём Яська собрал чертежи у всех, не обращая внимания, что Фифа с Илькой над ними ещё бы посидели. Идти – так всем. Зря конечно, он всех поднял, вон Илька ещё весь в чертёжных грёзах, как бы в дерево не вписался.
Кузьку ждали в караулке, находящейся в стене при городских воротах. Помещение небольшое, и народу там собралось не много - только те, кто обязан был присутствовать. Ну и, естественно, александрос с басилевсом, без этих никуда. Кивнув Павке, мальчишки поприветствовали старших. Кузька заметил, как хитро переглянулись Аминтор с отцом. Незаметно для всех, но не для острых глаз мальчишки, александрос протянул Пармению руку, тот вложил в неё 2 обола. Понятно - спорили, придёт он один, или припрутся всей ватагой. Надо тоже на родителей какие-нибудь ставки сделать - кто первый из них взбесится, если мальчишки что-нибудь отчудят.
Гегелох поманил мальчишек к себе пальцем. Старшие расступились, дали пройти. Верховный скинул ткань, и их глазам предстал труп женщины - красивой, ухоженной, в смарагдовом гиматие.
- Опа, - Фифа рассматривая её руки присел. – Из знати, но второе поколение. Вон на руках колечки какие, не семейные - новые, но не броские…
- Да, она, – коротко кивнул Яська, с сожалением осматривая умершую. – Сама траванулась? Или?..
- Кузь, - Верховный обратился к мальчишке, - Что–нибудь узнать сможешь? Поговорить с ней?
Парень пожал плечами. Попробовать было можно. Рыжему было очень приятно, что к нему с такой просьбой обратились старшие. Да что старшие, сам Верховный иера! Значит, не только признают его дар, но и его самого уважают за умение. Мальчишка не смог скрыть довольную ухмылку, за что тут же схлопотал подзатыльник от Ильки. Всегда тот руками машет…
- Ну? – переспросил Гегелох.
Мальчишка согласно кивнул.
- Прям здесь могу.
- Огонь, вино… Что ещё надо? – тут же взял Илька инициативу в свои руки. Родители прыснули. Растут дети, самостоятельные становятся. Будущие иеры сами взаимодействуют.
- Место, где её нашли осмотреть бы.., - Кузька задумчиво почесал свои рыжие вихры.
- Пошли, - басилевс направился к выходу. На самом пороге обернулся к мальчишкам. – А вы, раз знаете, что делать надо – подготовьте всё.
Смеющиеся глаза Филиппа подчёркивали мысль: сами напросились, а могли бы с нами сходить, место осмотреть. Инициатива-то наказуема… Теперь побегайте, всё к ритуалу соберите.
Женщину, по описанию и сделанному портрету, искала стража по всему городу. А наткнулись на неё горожане. Точнее, на её тело. Она тихо сидела под деревом, и сначала никто не обращал на это внимание. Но уж очень долго женщина не двигалась, тут люди забеспокоились и позвали стражу. Иллирийцы, несущие караул, тут же оповестили александроса. И всё завертелось.
Кузька нашёл камень под деревом, взял немного земли, как получилось - вместе с травой и корнями, даже на всякий случай обрезал ветку, под которой женщина сидела. Всё это богатство до караулки, тащил басилевс под охраной александроса, как самое на сегодня ценное. Мальчишка же шёл и думал о том, как изменчива жизнь. Вот женщина чуть не отправила в страну забвения его братьев, а сейчас сама пытается переплыть через Лету. А ему её придётся остановить, расспросить. Он и его братья – связанно ли это? Или просто дар у него такой - мешать людям уйти в Страну Мёртвых? Вот он - разговаривает с призраками, а ни мифического Хирона, ни Таната ни разу не видел. Да и есть ли они? Ведь он спокойно говорит с мёртвыми, и никто этому не мешает. А должны бы. Да и что такое Смерть, если с мёртвыми можно поговорить как с живыми? Надо Ильке этот вопрос подкинуть, он любит такие загадки. Да и вообще, с мёртвыми ли говорит?
В караулке всё было готово - чистый пол, с лежащим на нём тюфяком, треножник
с огнём, готовое вино, которое осталось только подогреть… Друзья не раз видели, как Кузька общался с мёртвыми, и всё прекрасно знали.
Кузька, хмыкнув, разместился на тюфяке, столько зрителей у него ещё не было. Даже отец будет смотреть, а он ведь даже не знал, в какие игры один из его сыновей играет. Стрёмно при стольких… Всё таки это не театр, и не песни он собирается петь…
Илька обнял друга.
- Кузь, всё хорошо, не волнуйся.
Тёплые, сильные, властные и очень красивой формы кисти рук Ильки успокаивали, вселяли уверенность. Повезёт его девчонке. Кузька кивнул. Сделал ямку, начертил на полу рисунок, разместил по нему знаки. В середину насыпал землю с травой, взятую из-под дерева, туда же положил ветку. Фифа пододвинул поближе к нему огонь.
Кузька вздохнул, и полоснул по руке кинжалом. Последний знак нанёс своей кровью на камне и положил сверху. Кровь струйкой побежала в ямку, давая связь с миром мёртвых. Мальчишка прикрыл глаза.
- Парм, придержи его.., - в тишине услышал мальчишка голос Верховного. Сидящего рядом Ильку сменил отец. Такой родной запах, тепло и ощущение полной защищённости, словно он опять стал маленьким. Вспомнилось, как раньше, когда он уставал, отец брал его на руки. Воспоминания волной захлестнули, о детстве, когда ещё жива была мама… Какая-то щемящая тоска зашевелилась в груди, тихая, сладкая… Кузька чувствовал, что уходит, погружаясь в сон.
Тягучий туман заволакивал его, серый бесцветный. А потом появилось поле, и женщина - плачущая сидящая на камне.
- Кто ты? За что ты пыталась убить моих братьев?
Сквозь вяжущую мглу мальчишка подошёл к ней, присел рядом на корточки.
- За что?
Женщина продолжала плакать.
- Я не хотела… - её плач переходил в судорожное рыдание. - Не хотела… Я виновата…
Она словно не слышала, только рыдала, сдавленно всхлипывая.
- Вспомни, как это было. Кто дал тебе яд? – голос парня был спокойный, тихий, уговаривающий. Женщина продолжала рыдать, жалуясь на судьбу и обвиняя себя, но туман начал изменятся, и она таяла вместе с ним. Вперёд выходили её воспоминания.
Вот она идёт по деревянным помостам. Подходит к невысокой старой городской стене. Не везде её снесли при расширении города, и она теперь была внутри. Горожане на ней сушили одежду, выбивали тяжёлые ткани. Около старой, разваливающейся стены торговали, играли мальчишки, сидели нищие. Она вошла в жизнь бедных городских кварталов как удобная перегородка, к которой липли как ласточки лишённые домов и торговых мест на площади люди.
Женщину ждал мужичонка, рядом с глиняной печкой. Мужичонка был худой, ссохшийся, с тонкими руками и ногами обтянутыми дряблой, провислой, морщинистой кожей. Бородёнка жидкая, седая. Он был почти голый, только набедренная повязка и ткань обматывающая голову. Обе тряпки были несвежие. Тонкими, скрюченными пальцами рук, похожих на птичьи лапы, старик перекладывал свой товар. Он улыбнулся женщине, обнажая чёрные пеньки зубов. Та внутренне содрогнулась.
Мужичонка передал ей два пирожка, отложенные отдельно от основной выпечки. Один был сдобный, с кремом, другой -дрожжевой с мясом. Он объяснил тётке кому, какой пирожок вручить. Ведь знает, кака, кто что любит. Женщина умоляет дать ей лекарство, но старик только улыбается своими пенёчками.
- Вот сделаешь, милочка, всё правильно – получишь своё лекарство.
Старик медленно продвигает своими худыми ногами с квадратными коленями. Его длинные стопы семенят около деревянных лотков, с разложенной на них выпечкой для продажи. Между глиняной печью и лотками стоит клетка с курами. Дедок идёт к ним. Женщина его больше не интересует. На своих полусогнутых ногах, старик подходит к своим курочкам, ласково разговаривает с ними, сюсюкается, жалуется им на глупую женщину, которая вздохнув, подобрав подол уходит.
Кузька остаётся рядом со стариком, досматривая последний уголок этого воспоминания, сохранившегося в памяти умершей.
- Меньше от мужа бегать надо было, - ворчит старик. – Прибежала, ничего не понимает… Всё ей объясняй.
Обе его курочки всегда с ним согласны, никогда не спорят – правильные женщины. Вот все бы они были такими, тихими и спокойными. Одна курочка - яркая, коричневая, другая блёклая. Видно, старик любит с ними разговаривать. Крючковатыми пальцами он перебирает свои стеклянные сосуды - тонкие, высокие с какими-то цветными жидкостями.
- Будут они помнить деда Хасына – делится своими чаяниями старик со смирными подружками. Выдернув у курочки пёрышко, обмакивает в сосуд. Понюхал, определяя по запаху дозировку. Пёрышками он отмеряет необходимое количество. Старик наслаждается этим. Закончив он садиться на плетёную корзину, подставляя лицо солнцу.
Туман скрывает видение.
Кузьку за плечи тряс отец. Илька вливал ему горячее вино в полуоткрытый рот. Сладкая, тягучая жидкость приторно обволакивала нёбо. Мальчишка закашлялся, и поспешно судорожно сглотнул. Трясущимися руками перехватил у друга килик с вином, и сам стал заглатывать жидкость. Зубы стучали по серебряным стенкам сосуда.
- Как мальчишка? – рядом раздался слабый голос Гегелоха. Кузька перевёл на него глаза. Верховный сидел на полу, заплетя ноги и привалившись спиной к стене, сам находясь в трансе.
- Нормально. Вернулся. – деловито кивнул Аминтор, что-то зарисовывая. – Геш, не отвлекайся.
На немой вопрос мальчишки, рядом сидящий Фифа пояснил.
- Он след твоего старика взял. Пошёл искать откуда ноги растут. Ты пей, не давись. У тебя никто не отбирает.
Отец покрепче сжал сына в своих объятиях. Кузька улыбнулся побелевшими губами. Как хорошо в мире живых… Яська уже закрыл ему порез на руке. Зелёные виноградные лозы словно росли под кожей, шевелились, двигались. Было очень щекотно, но мальчишка выдержал эту пытку. Кузька очень боялся щекоток. Этим часто пользовалась Данка, когда иллириец очередной раз дёргал её за пушистый хвост, мимо которого он не мог спокойно пройти. Барсиха в отместку, подкрадывалась и щекотала его усами.
Кузька шепотом, чтобы не мешать проходу Верховного, рассказал всем об увиденном.
- Баба.., - презрительно, сквозь зубы сплюнул Илька, за что получил подзатыльник от Пармения. Аминтор протянул свой рисунок мальчишке.
- На Касына похож? – поинтересовался он.
Кузька придирчиво оглядел набросанный портрет. Действительно, было похоже. Илька хорошо рисовал – в своего Атту: отец его видимо учил, а что-то передалось по наследству.
- Только он Хасын.., - неуверенно поправил мальчишка.
- Без разницы. Павка, дуй к страже, подымай их, пусть ищут, - тихо распорядился александрос.
- Геш, вслух давай, нам тоже интересно, - басилевс рядом с Верховным достал грифельную доску, собираясь записывать. – Что видишь?
- Ночь. Сад. Яблони или что-то плодовое, - голос Гегелоха был тихий, как из другого мира. Говорить ему было явно тяжело. – Трава небольшая. Лежит на земле. Собака рядом. У пса висящие уши. Бурый, с чёрной маской и белая грудка. Концы лап белые. Скифского типа.
Мужчина замолчал, наверно пса рассматривает.
- Дальше.. – нетерпеливо потребовал басилевс.
- Ластится к дедку. Виляет хвостом, куцым каким-то… Штаны у него пушистые. А лапы слабые, не выхоженные.
Точно, собаку рассматривал… Кузька даже улыбнулся. Гегелох в боях командовал конной разведкой боя – продрамой . Его воины часто пользовались собаками, вот и он тут на псине завяз. Тут, на проходах, у всех по разному, каждый больше рассматривает, что ему ближе, что больше интересует.
- Хорошо. Что вокруг видишь. Описывай, - прервал поэму о собаке басилевс.
- В саду ульи, - немного помолчав, тихо начал Верховный. – Дома на сваях, такой же полукруглой формы, как ульи.
- Видать, наводнения часто, вот дома и на сваях, - предположил Пармений, усаживая сына и давая ему соты с мёдом, чтобы восстанавливался. Басилевс только зло зыркнул в их сторону здоровым глазом.
- С них идут лестницы вниз, глухим голосом продолжал описывать видение Гегелох. – Спускается мужчина, он говорит с дедком. В ступке что-то перетирает. Они говорят о ядах. У мужчины усы. Он в штанах. Глаза светлые. На плечах что-то одето. Сапоги до колен и очень тяжелые. Из грубой кожи, с аппликациями. Кант цветной по одежде.
- Дахи? – александрос почесал в голове. – Ничего не понятно, с чего им травить мальчишек?
- Посмотрим пораньше, - согласился с братом басилевс. – Геш, расслабься. Отвлекись от картинки.
Лицо Верховного стало спокойным, даже мечтательным. Кузьке было интересно смотреть, как на проходах работали другие. Ощущение странное, словно обманывают… Может, у мальчишки просто не хватает наработки проходов, ведь когда сам идёшь, видишь всё своими глазами – всё воспринимается иначе, чем со слов другого.
- Тебя затягивает туман. Ты перемещаешься в момент, послуживший причиной покушения на мальчишке. Геш, что ты видишь?
Лицо Верховного опять напряглось. Глаза забегали под закрытыми веками, словно он что-то ищет.
- Ну? – торопил басилевс.
- Бой барабанов. Люди пляшут в пёстрых длинных костюмах из разных лоскутков. На лицах маски, - нехотя говорил Гегелох. – В землю врыты колья. Они обмотаны соломой. Это в долине. Степь. Земля выжжена солнцем. Как пыль. Люди есть. На коне мужик в жёлтом халате с росписью. Усатый. Волосы перехвачены лентой. Он главный.
Верховный говорил медленно, сухо. Красочные видения, проносившиеся перед его взором, на словах выходили простой констатацией факта.
- Все одеты схоже. Колы покругу. В центре кирпичный алтарь. Место, где стоит алтарь выжжено огнём. Зажигают солому. Она вспыхивет факелами. В центре жрец.
Гегелох выдохся, поник.
- Попить дайте, звери, - мужчина открыл глаза, он устал и был недоволен. Потихоньку Гегелоха начинал бить озноб. Кузька усмехнулся - знакомо, отходняк называется. Мальчишка сам с таким постоянно сталкивался, его тогда ребята кутать и греть начинали.
- Пророчество у них было сейчас. Вобщем, Парм, твой первенец убьет их великого человека, вроде даже распнёт. А вот кто из твоих старших сыновей их богами считается первенцем, они не знают. Алесь – первенец по закону, Приам – по факту. Вот и решили порешить обоих. Устал я… По молодости сил - то больше было.
- Достали этими пророчествами, - хмыкнул александрос, - может, к ним Ильку отправить, всем смерть предскажет!
Кузька тихонько засмеялся: другу до сих пор припоминают его откровение, а тот стойко это сносит, уверенный в своей правоте. Илька всегда был упёртый.
- Ладно, ребят, отдыхать идите, и поешьте получше – басилевс окинул мальчишек взглядом. – Олежке там передавайте, чтобы поправлялся. Иль, а ты завтра нужен будешь. Всё подготовь к охоте.
Кузька усмехнулся, он знал, как племянник басилевса охоту не любит. Интересно, на кого задачу по сопровождению басилевса на охоте скинет, на него или на Фифу. Так то, обычно этим делом брат занимался, но пока он лежит, на младшую эфебию обязанности переложили.
И, конечно же, мальчишки поспешили в казарму отдыхать, но не в свою, а к оленятам. Не идти же спать, время ещё детское! Даже землетрясения ещё не было. Так что вечер был в полном разгаре. А среди старших было гораздо веселее. К тому же там уже собралась почти вся эфебия кеберов.
Казарма олененят была большая, спокойно вмещала мальчишек из двух подразделений. По основному помещению, где в два ряда стояли кровати, сновали ребята. В выступах, небольших комнатах без перегородок, примыкавших к основному, где эфебы занимались, группками, сидели младшие. Рядом с кроватью Алеся, в таком выступе, Илька со товарищами пытались приготовить еду для лежащего командира оленят. Мальчишки решили взять эту обязанность на себя, пока этот дед Хасим не будет изловлен. Ведь этот чокнутый старикашка может кого угодно подбить на повторное отравление, если того пожелали их боги. Как-то не хотелось, за здраво живёшь, терять брата, а то и двух, и оставаться старшим в семье. Уж лучше радужное детство, чем золотая молодёжь из наследников.
Олежик лежал на кровати бледный, корпел над трактатом Энея Тактика, не так давно вышедшим в свет. Зная брата, Кузька прикинул, что тот уже давно мыслит. Вон даже пометки делает, что-то себе выписывает. Пыхтит над умными мыслями как ёж. Вокруг никого, иглами всех разогнал. Лежит, пьёт свои травки. Никто покормить не удосужился. Вот сейчас они этим и займутся. Как раз на полу мальчишки обнаружили корзину с яйцами. Недолго думая, ребята пустую скорлупу повыбрасывали в окно, не хранить же её… С шутками они начали взбивать яйца. От Ильки толку не было, он скорее мешал, а вот Кузька с Яськой приступили к готовке со знанием дела.
- Сволочи, окно закройте, - заорал на них Алесь, оторвавшись от свитков. – Помолчать не пробовали?
Мальчишки, радостные, что на них обратили внимание тут же облепили лежащего.
- Олеж, яйца будешь?
- Тебе пожарить или так?
- Хочешь мяса принесу, я быстро бегаю…
Командир оленят позеленел, пытаясь отмахнуться от ребят.
- Уйдите, маргиты, - под шквалом мальчишеского энтузиазма парню пришлось подняться. Он накинул на голое тело халат, валявшийся рядом - длинный, до щиколоток, тонкий, холодящий кожу.
Кузька тут же запрыгнул на кровать брата, скидывая оттуда свитки. Яська, взбивая венчиком в миске все яйца, моментально высунул свой длинный нос, посмотреть, как резвятся друзья. Фифа начал убирать травки, микстуры, очищая стол для еды.
- Кто-нибудь! Уберите эту рыжую мартышку! – Алесь кивнул на брата, скачущего по его кровати. Все самостоятельные попытки спровадить молодняк у него не увенчались успехом. – Что вы за люди такие! Помолчать хоть можете?!
Вместо этого мальчишки теребили, тискали Алеся, пытаясь его развеселить. Он их выгонял - они уворачивались, шутили, смеялись. Веселили они его так…
Потом вроде всё затихло, но это было последнее испытание на стойкость командира оленят.
Младшие эфебы для старших испекли пирог Пчёлку. Рецепт этого блюда в эфебии передавался из поколения в поколение. И вот сейчас, посчитав праздником, что командир старшей эфебии их не покинул, не перенёсся на Острова Блаженных, они решили побаловать всех своей Пчёлкой. Это был огромный пирог из восьми коржей. Восемь же, священное число Богини Матери, чьим символом и является пчелиная матка. Коржи были пропитаны мёдом и патокой - поочерёдно. И вот, под крики эфебов, Певка с Дусей вынесли общее произведение. Мёд стекал по коржам, сладкий, липкий, янтарный на цвет. Алесь застонав рухнул назад на кровать, своим телом снеся оттуда Кузьку. Юноша закрыл голову руками и завыл.
- Уберите!!!
Ночью, уже всей эфебией, кеберы ввалились в свою казарму, всласть повеселившись у оленят. Впихнулись - то они к себе всем скопом, а потом рассыпались по своим кроватям как горох. Умаялись, пока старших развлекали и веселили.
Кузьке не спалось, несмотря на уютное сопении вокруг. Прихватив свою старую кифару, он зашкерился в углу, в месте, предназначенном для занятий. Зажёг себе огонь. Всё было настолько продуманно сделано, что ни его свет, ни музыка не мешали спящим.
Кузьку распирало любопытство. Очень хотелось посмотреть, что делает Гела. Или правильнее сказать, делала. Как относится к ней - как к мёртвой или как к живой? Если она была его судьбой… они же тогда не встретятся. Всё это неправильно как-то. Глядя в огонь и перебирая струны, мальчишка старался представить её себе. Не сказать, чтобы она была красавицей, но ему сказали: это твоя судьба, и Кузька безоговорочно принял, принял всем сердцем, не вдаваясь в какие-то несущественные детали. Его она - что теперь сделаешь!
Мальчишка представил её волосы, нежный овал лица, трепещущие длинные ресницы. Потихоньку перед ним изображение оживало. Девушка хмурая, чем-то обиженная, сидела одна в комнате, за нею был красный занавес, по которому гуляли тени от факела, освещавшего Гелу. Перед ней стояло бронзовое блюдо с фруктами.
Кузька не придумал ничего лучше, как привлечь девичье внимание песней - раньше, по крайней мере, ему такое всегда удавалось.
- Звездочками искры костра
В ночи освещают путь.
Ты сидишь, вздыхаешь одна,
Не думай, просто забудь.
Что сделать, чтоб ты улыбнулась,
Чтобы не тупила взор,
Как объяснить, что сердце
Стремиться к тебе, с тех пор…
Как лик твой чудесно-прекрасный
Сквозь время увидеть я смог,
Навеянный иерой и страстью,
Теперь без тебя одинок.
Струн шелест кифары старой,
Тебе и далёк и нелюб,
Мальчишеский голос тихий,
Тебе почему-то груб.
О, Гела, что сделать, ответь мне,
Как взгляд твой привлечь к себе…
И только тяжёлой медью,
За что-то по голове….
Девушка зашвырнула в него блюдом с фруктами, чтобы не отвлекал от невесёлых дум. Нет, оно не перелетело через время, но всё равно - болезненно ударила мальчишку в лоб. И от этой боли Кузька ощутил счастье. Значит, можно общаться! Она его видит, слышит! Надо только придумать - как. А уж что - что, влюбить её в себя он точно сможет, не урод же. Тем более они две половинки одного целого, значит - можно соединить. Ничего, что девушка постарше будет, теперь у него была новая цель. Можно идти вперёд.
Теперь и у Кузьки будет своя девушка, а уж как там подарки дарить, или обнять… Придумает. Ребята помогут. Все вмести они и не такие проблемы решали…