В некотором царстве, в некотором государстве жил-был добрый молодец Емельян. Был он из тех, кого «белыми воротничками» или «офисным планктоном» прозывают. В меру — умный, в меру — грамотный, малость с ленцой, и с большой тягой к спиртному. Было у него такое хобби.
Жизнь текла ни шатко, ни валко… От аванса до зарплаты… От зарплаты до аванса… Жил, не тужил, с черным котом дружил… Коптил небо тихо, мирно… Но однажды произошло нечто…
Начало этого летнего, воскресного дня, о котором пойдет речь, было похоже на многие другие.
— Что за жизнь... — проговорил Емеля, ползая под столом. — Никак второй носок не найду. Куда запропастился?
— Мяу… Мяу… Мяу … — громко замяукал черный кот.
— Брысь, нахлебник, не мешай! — проговорил Емеля, отгоняя льнущего к нему кота.
— Мяу… Мяу… Мяу… — продолжил тот, надеясь, что хозяин, наконец, обратит на него внимание и покормит.
— Кто-то не может найти свое призвание, кто-то — любовь! А я, блин, второй носок отыскать не могу! Да и любовь меня все время обходит стороной… — вздохнул Емеля. — Куда запропастился носок?...
Заглянул под кровать, потом - снова под стол. Попросил жалобно:
— Домовой, Домовой, не шути, отдай то, что тебе не принадлежит. — Верил он в духов и чудеса, и в реальность домовых верил.
— Хи-хи-хи… — раздался из угла комнаты тоненький, писклявый голосок. - Да вот он, на столе твой носок — рядом с пустой рюмкой.
Не испугался Емеля и не удивился. Разговор с Домовым воспринял, как само собой разумеющееся.
— Вот в том-то и беда, что с пустой, — вздохнув, ответил он, нежно прижимая к себе найденный носок. — Выпил вчера вечером — было хорошо! А сегодня утром — совсем плохо… Не мог бы ты, Хозяин, подбросить мне поллитровочку,чтоб немного подлечиться, — почтительно, с уважением, обратился Емеля к Домовому.
— Ха-ха-ха … — глухо прозвучало из угла комнаты.
Громко хлопнула входная дверь, пробежал легкий ветерок , и на столе тут же появилась непочатая бутылка водки.
— Хорошо! Кровь по жилам заиграла… — проговорил Емеля, одним махом проглотив полстакана горячительного. — Спасибо, Хозяин!
— Сегодня день такой — полнолуние, - прошелестело из угла комнаты. - Могу исполнить три желания.
«Это же надо, как подфартило!» — подумал Емеля, смачно вытирая тыльной стороной ладони мокрые губы.
- Первое я уже выполнил: нашел твой носок. Второе — тоже: поллитровка стоит на столе. Загадывай третье. Мели Емеля, твоя неделя!
Боясь, чтобы Домовой не передумал, Емеля быстро произнес:
— Любви теперь только не хватает… Хочу любви, нежности, ласки... — И почесав затылок, глядя в «говорящий» угол комнаты, солидно добавил:
- Желаю абонемент на любовные утехи!
— Кхе… хе… хе… Губа не дура, — прошелестело из угла комнаты. — Хочешь? Очень хочешь?
— Очень… — простонал Емеля. — Душа просит тела…
— Хочется, да не можется? — уточнил Домовой.
— Можется, еще как можется, — обиженно проговорил проситель.
— Ну, тогда вот тебе абонемент на три сеанса …
Громко хлопнула входная дверь, по комнате пробежал легкий ветерок, и на столе появился пузырек с разноцветными горошинами.
— Три таблетки — три желания. Но ты не жадничай. Ограничься двумя,— предупредил Домовой. — Красную горошину не трогай.На чужой каравай рот не разевай.
— Как же двумя… А третья — кому? — проворчал Емеля, поспешно хватая со стола пузырек.
— Глотай пилюли. Запивай водой. Стоит тебе только помечтать, как все и сбудется, — напутствовал Домовой.
Не долго думая, взял Емеля голубую горошину из пузырька, проглотил, запил водой… И стал мечтать: «Такую бы, с зелеными глазами… чтоб сверкали, как два изумруда… И длинными волосами до самых пяток».
— Так это же русалка,— захихикал из угла комнаты домовой.
— Хочу русалку! – прокричал пьяный Емеля, обнимая и кусая от избытка страсти подушку.
Дверь открылась и с грохотом захлопнулась…
Очнулся Емеля на песчаной отмели реки. Тишина… Слышно только, как волны бьются о берег. Открыл глаза… Увидел себя обнаженным и рядом, в воде, — прекрасную юную деву. Сидит, расчесывая волнистые золотисто-рыжие волосы гребнем. Глаза большие, зеленые так и пронзили Емелю. Груди, обнаженные белые, приковали его взгляд, притянули к себе. Длинные, влажные волосы заскользили по лицу и телу, оплетая, щекоча не только физиономию, но и что-то более важное на данный момент. Задыхаясь от страсти, Емеля нервно проговорил:
— Что-то я в твоей анатомии никак не разберусь. Хвост мешает.
— Ах, хвост... — томно изрекла дева голосом нежным, как звуки арфы.
— Это не проблема. Я могу и избавиться от него.
Одним плавным движением она выскользнула из хвоста,покрытого чешуей как из ненужной одежды. И прохладным телом прижалась к Емеле, нежно, как дуновение ветерка, прошептав:
— А теперь с анатомией все в порядке?
— Сейчас узнаешь, — со знанием дела проговорил Емеля.
— А… а… — простонала молодая, но уже опытная русалка, и они поплыли на волнах блаженства.
Утром проснулся Емеля: нет ни реки, ни песчаной отмели, ни Русалки... Перед глазами неприбранная однокомнатная квартира с кучей водочных бутылок. Пустых. И одна початая на столе.
— Мяу! Мяу! Мяу! — орал некормленый кот.
— Чтоб тебя черти взяли… — проворчал Емеля, наполняя дрожащей рукой стакан и отпихивая кота ногой. — Любовь, нежность… Скучно. Хочу жесткого секса.
Взял в руки пилюлю зеленого цвета. Проглотив ее, запил водичкой и изрек:
— Пусть будет и не красавица! Пусть хоть кикимора! Главное, чтоб был жесткий секс. И чтоб не хвост, а женские ножки, ножки… И такой длины и крепости, чтоб могли меня обнять и не выпускать из своих объятий…
Дверь комнаты открылась и с грохотом захлопнулась.
Перед глазами у Емели все поплыло… Очнулся голым на болотной кочке. Огляделся. На соседнем бугорке сидит какое-то существо, запустив измазанные илом передние конечности в частокол нечесаных волос, широко расставив длинные, жилистые ноги с давно нестрижеными ногтями. Бюст седьмого размера, губы, как две половинки большой баранки. Часть головы выбрита. Маленькие глазки прикрыты тиной болотной. На самом интересном месте — пирсинг…
— Кикимора… — прошептал Емеля.
Дальше ничего разглядеть не успел. Захотелось поскорее убежать, но не получилось. Набросилась она на на него. В качестве прелюдии потаскала по болотной топи, прыгая с одной кочки на другую, принуждая с завязанными глазами ловить ее. Отметелила вересковым веником. Пару раз в омут с головой окунула. Потом заставила клюквенный сок со своего тела слизывать. Да так, чтоб не единой вмятинки и складочки на теле не пропустил. А потом… Лучше не вспоминать, что было потом.
— Хорош… — Хорош… — прошептал в изнеможении Емеля.
Сеанс сразу и закончился.
А утром неугомонному любовнику снова захотелось секса на дармовщинку.
— Мяу! Мяу, Мяу! — вопил кот, сбрасывая лапой со стола давно обглоданный хребет сухой таранки.
— Что там у нас в пузырьке еще осталось? — оттолкнув кота и похмелившись, проговорил Емеля, доставая последнюю красную таблетку. Проглотил, запил водой и как заклинание произнес:
— Хочу, чтоб жгло изнутри и снаружи.
Дверь комнаты открылась и с грохотом захлопнулась.
И очутился Емеля в лесной избушке. По стенам травы сушеные развешаны. В углу сова на жердочке маячит, глаза, как шары. На лавке черный кот сидит, зелеными глазами зыркает. А сам он, Емеля, — голый, обмазан ароматным маслом и распят на большом железном листе с длинной деревянной ручкой. Зажмурился Емеля и снова открыл глаза. Проверил, не сон ли это? Не сон.
— Третий самый клевый будет… - прошептал он, пробуя прочность пут.
- Садомазохизм.
И тут появилась горбатая, костлявая старуха с отвисшей челюстью. Ну прямо, как Баба-Яга.
— А ты тут что, старая, делаешь? — удивился Емеля.
— Сейчас узнаешь. Печку я уже истопила, - прогнусавила карга.
— Да мне не холодно, — сказал Емеля.
Старуха подошла ближе, поводила около него носом и произнесла:
— Русским духом пахнет, русским духом… Мариновать не буду. Хорошо проспиртовался...
— Мяу! Мяу! Мяу! — истошно завопил черный кот.
— Не ори, и тебе хватит. Голодным не останешься,— успокоила его карга и начала произносить заклинания. Лопата с Емелей отделилась от стены, приняла горизонтальное положение и поплыла в жерло пышущей жаром печки.
— Э… Бабка-Яга. Стой! Я это… По абонементу, чтоб жгло изнутри и снаружи… — закричал Емеля.
—— Жадность фраера сгубила, — прошамкала Баба-Яга.- Изнутри тебя уже сожгло, касатик! Осталось только сделать это снаружи…
Заслонка на печи сотрясалась от криков… Им вторило мяуканье большого черного кота.
Сказка ложь, да в ней намек-добрым молодцам урок.
9