Я и она уже полчаса находимся на старой кирпичной крыше пятиэтажки.
Ко мне доносится едва различимый среди ночной сырости душок её парфюма. Её существо сегодня наряжено, как новогодняя ёлка: янтарного цвета ситцовое платице, прикрывающее коленки, тёмные высокие носки на её длинных ногах намертво скрывают шрамированную икру, запачканные пылью белые туфли с мелкой перфорацией и наручные часы с широким ремешком. Я смотрю в её серые, намагниченные глаза, а она прожигает между моими дыру, размером с теннисный мячик. Я невольно делаю три шага назад и ударяюсь пяткой правой ноги о металлическое ограждение. Я бросил взгляд на упавшую каплю алой крови, начавшую пропитывать ткань её платья, напоминавшую мне уродство большой, красной, сочной ягоды с небольшой коричневой латкой, что оставил после себя червь, воспитанно закрыв за собою дверь. Точно маленькое пятно на белоснежной простыни, подумал я. О, как же я хочу защитить её нежную шею от своих рук, словно кожица той же ягоды защищает бурую мякоть плода от голодных насекомых. Невыплаканные слёзы выжигают мои внутренности. Не способен больше терпеть, я плачу, изредка шмыгая носом. Выражение её же лица впитало в себя только соль с горячих ресниц. Тихий ветер будто указывает мне путь и я слушаюсь. Я падаю. Она рефлекторно впивается пухлыми пальцами в мою куртку, но она слаба. Теперь мы падаем вместе.
Я и она уже полчаса, как мертвыми глазами выжигаем друг другу роговицу, неестественно скорчившись на влажном асфальте.