Грохот случился преужаснейший! Туча сажной пыли, мгновенно окутала комнату
и погрузила её во мрак. Груда рассыпавшихся кирпичей зашевелилась и из под неё
раздался голос Михалыча:
-Проха. Я где. Ни черта не вижу. Мы же с Ястребом, вроде как,
на крыше только что были.
Произнеся всё это, Михалыч тотчас замолк, потому что ещё один кирпич, до
сего момента кое-как державшийся где-то на чердаке, шлёпнулся на его голову и
прекратил на время поток слов. А уж потом, на пребывавшего в нирване Михалыча,
сверху упал Ястреб. Но, Прохор Владимирович всего этого и не мог видеть, по
причине того самого сажного тумана. Пошарив рукой по столу, он нащупал стоящую
бутылку и, взяв её за горлышко, поднёс к своему лицу. Открутив левой рукой
пробку, поднёс ко рту, стал жадно пить. Звук шевелившихся кирпичей, заставлял
Прохора Владимировича делать глотки быстрее и объёмней. Когда же, в бутылке,
осталось всего ничего, Прохор Владимирович, аккуратно положив её на пол, ногой
откатил посудину подальше от себя. Затем раздался стук, это хозяйка дома, резко
открыв входную дверь, ударила ей по стене. Но дверь, отпружинив, полетела назад
и с силой долбанула хозяйке в лоб. Раздался женский визг. Когда же он стих,
Прохор Владимирович, из кромешной темноты произнёс,:
-Ты чего разверещалась? Ну, бывает.
Им троим, было предложено, в одном из частных домов, положить новенькую
защиту печной трубы на коньке крыши. Но так, как труба печки, от времени, уж
очень сильно поизносилась, решили мужики переложить часть трубы от выхода на
чердак и дальше, на крыше тоже всё привести в норму. Сказано-сделано. Пришли
утром втроём. Двое, Михалыч и Ястреб, полезли наверх. Михалыч на чердак, Ястреб
на крышу. Стали разбирать.
Пернатый снимал кирпич за кирпичом сверху и передавал, через отверстие в
крыше, Михалычу. Тот складывал их на пол чердака. Сняли все. Оставалось такую
же операцию провести по маршруту-чердак-комната. Вот тут- то всё и произошло.
Ястреб спустился вниз, на чердак, и только они Михалычем решили "поумничать",
то есть, определиться с последующими действиями, как Михалыч впотьмах, несмотря
на то, что кусок крыши был открыт для света, ногой наступил на верхнюю печную
заслонку, которая вообще-то, находилась уже под потолком комнаты. Печка старая
была. Ну очень старая. Видимо, от времени, вся глина превратилась в труху. И
переместился наш Михалыч, в итоге, с чердака в комнату, не прибегая к помощи
лестницы. Рассыпалась печка. Как карточный домик. Рухнул Михалыч вниз, ещё и на
плиту шлёпнулся задницей. Ястреб же, от фонтана сажи, который ему шибанул в
лицо, сделал машинальный шаг назад, ударился головой о стропилину и тут же
сделал пару шагов уже вперёд. Ничего же не видно было. Вот он и отправился, так
же, по Михалычеву маршруту, с той лишь разницей, что его задница встретилась с
рёбрами Михалыча, который, получив кирпичом по кумполу, завалился набок. Всё.
Печку демонтировали.
Прохор Владимирович, резко распахнув дверь, заехал этой же самой дверью,
хозяйке в нос, который та попыталась просунуть в комнату. Она, рухнув на свою
пятую точку снова заорала. Что-то типа: "Спасите! Убивают!" С улицы, к забору,
начал подтягиваться народ. Прохор Владимирович пошёл вдоль стен дома, попутно
открывая все окна. Сажная мгла постепенно начала рассасываться. Стали видны
очертания Михалыча, лежавшего на боку, на плите печки и восседавшего на нём
Ястреба, с которого слетела кепка и его ленинская шевелюра, покрытая чёрным и
дико блестевшие глаза, делали его похожим на постояльца преисподней.
Вопли хозяйки стихли. Через открытую дверь, с улицы, народу была видна вся
картина того, что стало с домом внутри. Потом, началось среди груды кирпичей
шевеление. На крыльцо, по очереди, припадая на ноги, держась за бока, кряхтя и
охая от боли, вышла парочка "десантников", как их тут же окрестили собравшиеся.
А Прохор Владимирович стоял с невинным выражением лица. Когда же Михалыч,
подойдя к нему выкаркал из себя:
-А где бутылка?
Прохор Владимирович, чуть ли не ангельским голоском, ему "пропел":
-А когда ты из печки выпал, то пол вздрогнул, она со стола упала, открылась и
из неё всё вылилось. Я не видел, темно же было, но бульки слышал.
Михалыч не стал докапываться до истины, махнул рукой.
А печку они, всё-таки, переложили. Хорошо сделали. Умели.