Подаренная Лёхой «пятёрка» закончилась в тот же день. Утром следующего дня, допив оставшийся с вечера портвешок, Саня решил вернуться в больничку.
Найдя в заборе знакомую лазейку, он просочился на территорию лечебницы. Но, встретившая его в коридоре добрейшая Анна Сергеевна, отведя в сторону взгляд, сказала, что ему надо зайти к заместителю главного врача.
- Так, Гусаров, чтоб через пять минут я тебя не видел в клинике. Ты выписан. Понятно? Пожизненно выписан! А то, устроился тут, дармоед!
Это было хреново. Ночи ещё холодные. Спать в больничной палате куда комфортнее, чем в подвале. Да и кормёжка дармовая. Ещё недавно старший лейтенант милиции с совершенно неподходящей ему фамилией Голубь, сидя напротив него в спецмашине, внушал: «Гусаров, если не прекратишь свои художества, то пожизненно поселишься в психушке! Ты у меня уже поперёк горла». А что он плохого сделал? Нёс портрет товарища Брежнева на демонстрации.
Сестрички и врачи больницы относились к Гусарову по-доброму, жалели, что ли. В обмен на их доброту он устраивал настоящие творческие вечера. Он любил эти небольшие отдушины. Когда он видел глаза своих зрителей и слушателей, то ему казалось, что он Человек, именно, с большой буквы «Ч». В этих глазах не было брезгливости и презрения. В них были восторг и понимание. И он читал. Читал с упоением и восторгом, освещая небольшой больничный вестибюль светом вдохновения.
«В твоей измученной душе
темно на первом этаже...
В шестнадцать лет, давным-давно
разбита лампочка... Темно.
Второй этаж - скорбит душа:
кино - вино - и анаша...
На третьем - книги возлюбя -
пустые поиски себя.
Четвертый, пятый и шестой -
пустила мужа на постой.
Держи-хватай-продай-купи...
Душа металась на цепи.
И вот чердак. Конец пути,
и равнодушие в груди.
-Вам повторить? - спросили вдруг.
Но - пара выброшенных рук
и тихий шепот: "Не хочу...
Ты лучше тонкую свечу
поставь на первом этаже,-
там кто-то мечется уже"**
Здесь у всех были измученные души. Каждый прошел этот путь. Теперь большинство его слушателей были на последнем этаже, за которым - ничего, пустота. Поэтому в глазах этих людей он видел такое понимание!
Он был счастлив в такие минуты. Ему было достаточно обшарпанного больничного вестибюля и десятка неравнодушных зрителей. Но… это была иллюзия. Он знал цену всему этому – обожание сменялось брезгливостью, как только он встречал своих слушателей вне этих стен. На улице они переходили на другую сторону, едва завидев его. В троллейбусе или трамвае они делали вид, что не замечают или просто не знакомы.
Но… входила дежурная сестра и громко говорила: «Больные, всем на процедуры», и заканчивалось волшебство. Он снова был неизлечимым алкоголиком с потухшим взглядом, больной печенью, и туберкулёзом в последней стадии...
Степан Аркадьевич, главврач больницы, иногда просил его оформить стенгазету. И это он тоже обожал. Его картины вызывали резкое неприятие у руководящих работников всех уровней, но людям они нравились. Он иногда, когда бывал сильно «болен» и нечем было «поправиться», выносил свои картины на улицу, вставал где-нибудь у заборчика, и смотрел – обратят внимание или нет. Обращали. Он даже развлекался тем, что определял, кто обратит внимание, а кто – нет. Угадывал. В девяноста девяти случаях из ста, как говорится. Однажды развлекался так, видит, идёт студенточка, молоденькая, одета бедненько, глазки грустные. И вдруг увидела его картины и встала, как вкопанная. Стоит, смотрит, а глаза всё светлее и светлее.
- Что, нравятся?
- Нравятся?! Они великолепны!
- Тогда дай рубль!
Студенточка покраснела, стушевалась:
- Нет у меня рубля, вот пятьдесят копеек.
Она вытащила из кармана полтинник и протянула ему. Он смотрел в её светлые глаза и видел в них беззащитность и растерянность.
- Шучу, глупая. Проверял, добрый ты человек или нет. Возьми просто так, что нравится.
Девочка сначала отнекивалась, но потом робко спросила:
- А можно эту? – она показала на «Толпу».
- Можно.
Ах, как хотелось ему взять этот полтинник. Денег не было совсем, а выпить хотелось страшно.
Студенточка ушла, счастливая. А он стоял и думал, что, всё-таки, в нём ещё осталось что-то человеческое. Совесть ещё не пропил.
В этот день ему повезло - какой-то чудак купил несколько его картин на целых пятнадцать рублей.
4.
Переброска была завершена благополучно. Спасибо программистам, место выбрали хорошее – народу совершенно нет и зданий тоже, правда запах странный.
Начинало светать. Этери осмотрелась. Вокруг, насколько хватало взгляда, были кучи мусора. Всё это кое-где тлело, издавая отвратительный тошнотворно-удушающий запах. Свалка, поняла Этери. Странно, в её время отходы утилизировались немедленно. В каждом помещении стоял утилизатор, который проглатывал все отходы, перерабатывая их и превращая в энергию. Так что здесь, под её ногами, был просто клад. Сюда бы пару утилизаторов.
Но, надо было выбираться. Хорошо бы поскорее добраться до города. По её сведениям объект должен находиться в местной психиатрической клинике. Она проверила навигатор, он работал нормально. Цель её путешествия светилась голубой точкой. Её собственное местонахождения светилось красной точкой. А между этими точками было довольно приличное расстояние.
До города она добралась, когда солнце должно было стоять в зените. Но погода была пасмурная, моросил, не по-весеннему холодный дождь, и солнца видно не было.
При её умении ориентироваться в пространстве, найти больницу было делом плёвым. Она решительно направилась к железным воротам, в которые въезжала какая-то железная колымага.
- Эй, куда прёшь? – неприветливо окликнул её какой-то человек.
- Мне в больницу надо.
- А направление есть?- усмехнулся человек.
- Направление? – она на секунду задумалась. Память включила навигацию по загруженной программе. Там было всё – курсы валют, котировки, фамилии руководителей партии, посты, занимаемые местными чиновниками, но слово «направление» существовало только в одном значении – вектор движения.
- Направление у меня есть - прямо, потом направо. Потом, мне надо к главврачу или в 12 палату.
- С тобой всё ясно. Милая, к нам не приходят сами, к нам доставляют. А 12 палата мужская, ясно тебе, голуба?
- Я не Голуба, я Этери. И нужен мне Александр Гусаров.
- Этери? Грузинка, что ли? Так нет его здесь. Выгнали сегодня. Вишь, новое руководство по-новому руководит. Аркадьич-то его жалел, Саню, до лета бывалочи держал, пока не потеплеет. А этот выгнал. Эх, бедолага! Хоть и чудило он, да человек-то не злой, ага. Ты его возле универмага посмотри, он сейчас, наверняка, выпивку ищет.
Этери развернулась и, прощально взмахнув рукой, взяла направление на универмаг.
- Чудная, - пробормотал сторож, - На пьяньчужку не похожа, а одета странно и воняет, точно с помойки…Чокнутая, видно.
Около универмага кучковалось несколько личностей, весьма колоритных, они о чём-то спорили, считая мелочь.
Этери подошла к ним.
- Александра Гусарова мне нужно.
- А кто это? – спросил недоуменно один.
- Да Санёк, - догадался человек с осипшим голосом.
- А, Гусь что ли? Так бы и сказала. Не, не видели.
- Барышня, а третьей быть не хочешь?- оглядев Этери и принюхавшись к её странному аромату, спросил сиплый, - Тогда долю давай, сообразим.
- Третьей? Так вас и так трое. А где можно найти Ал…, то есть Саню Гуся?
- А ты денежку дай, тогда скажем.
Этери вытащила из, необъятных размеров, кармана бумажку.
- Такую?
У сиплого, как видно, совсем пропал голос, он только сглотнул судорожно и кивнул.
- Давай такую.
Этери помахала перед носом сиреневой купюрой.
- Так где Саня?
- Дык, он только что на остановку пошел, - сиплый махнул куда-то вправо, - если поспешишь, ещё догонишь.
Бумажка перекочевала в руки, ошарашенного редкой удачей, сиплого.
Недалеко от небольшого крытого сооружения стояла кучка народа и чего-то ждала. Остановка, поняла Этери. В этот же момент она увидела сидящего на скамье человека. Она мгновенно узнала его. Это был её «объект» - землистого цвета лицо, опущенные углы потрескавшегося рта, заплывшие, с мутными белками глаза… Мерзкая личность. Но, инструкция гласила: вступить в контакт, собрать как можно больше материала, отсканировать все рукописи, картины. На всё – две недели. Через две недели объект перестанет существовать. Надо успеть.
В это время подкатила железная крытая повозка. Память подсказала – трамвай (средство передвижения, использующее для движения электрическую энергию). Люди рванули к повозке. Этери удивленно смотрела, как они отталкивали друг друга, ругались, влезая в колымагу. Чего это они? Повозка была почти пустая. «Объект» лениво поднялся со скамейки и, пропустив всех начал подниматься в трамвай. Этери поняла, что сейчас он уедет, и тогда ей снова придется искать его. Она рванула с места, вцепилась в поручень и легко запрыгнула в вагон.
Гусаров сидел у окна, на сиденье, где было написано «Для детей и инвалидов». Надо было протискиваться поближе к нему. Люди брезгливо расступались, пропуская её. Когда Этери уже была у него за спиной, к нему подошла женщина с сумкой через плечо и бумажным рулоном на верёвочке. Женщина громко говорила: «Оплачиваем проезд». Программа нашла название – кондуктор, билеты, проезд. Надо дать монетку, чтобы женщина дала кусочек бумаги, тогда можно ехать.
«Как нерационально и глупо» - подумала Этери.
Кондуктор подошла к «объекту».
- Гусаров, сегодня Бугай на линии, если нет денег, лучше сойди сразу. И подружку свою захвати.
Гусаров недоумённо оглянулся.
- Подружку? Томочка, я ж тебя ни на кого не променяю! – и, будто ненароком, провел рукой по её толстой ноге.
- Гусаров, не балуй, - равнодушным голосом сказала кондукторша, - Говорю контроль на линии сегодня, а Быкова ты знаешь, чуть что – в милицию тащит. Девчонка твоя на помойке ночевала что ли? Или шмотки с помойки? Шли бы вы по добру…
В это время вагон дёрнулся, как припадочный, и, лязгнув дверями остановился.
- Контроль на линии, приготовить билетики и проездные документы, - раздался гнусавый голос, - За безбилетный проезд - штраф 3 рубля.
- Анатолий Сергеевич, вагон только загрузился, я ещё не всех успела обилетить. Сейчас до конца вагона дойду, тогда и проверяйте. От остановки же только отъехали,- как можно миролюбивее сказала кондуктор Тамарочка.
- Фролова, ты мне тут свои правила не устанавливай! Работать быстрее надо, а не по сторонам глазеть, - с чувством произнёс контролёр.
Был он, что называется – метр с кепкой, голос имел премерзкий, а характер, видно, ещё противнее.
- Аааа, Гусаров, собственной персоной! Ваш билетик, гражданин гений! Нету? Может у вас проездной? Тоже нет? А где ваш личный автомобиль с шофёром? Или вы решили быть поближе, так сказать, к народу? – упражнялся в остроумии контролёр Быков, - Кстати, у вашей дамы, кажется, тоже нет билета? И почему она стоит, а вы сидите, да ещё на местах, предназначенных для детей и инвалидов?
Наверное, он бы ещё долго мог блистать остроумием, но Гусаров встал, взял его за плечо и дёрнул к выходу.
- Пошли!
- Чего ты меня дёргаешь? Я сам знаю, что мне делать! – ерепенился Быков.
- Пошли оформлять штраф. Хватит мучить людей словесным поносом.
- Девку свою прихвати, она тоже без билета.
- Девчонка не со мной, я её впервые вижу.
- Тем более, - обрадовался контролёр Быков, прозванный в шутку Бугаем, - Оформим в лучшем виде!
Он брезгливо прихватил Этери за рукав и потянул её к выходу.
Они вышли из трамвая. Быков крепко, чтобы не вырвалась, держал Этери за рукав.
- Документы есть?
- Какие документы? – Этери прикидывала, какие документы нужны для проезда в этой железной колымаге, - Я же не вела трамвай, а ехала в нём, зачем мне документы?
- Под чёкнутую косишь? Паспорт есть? С пропиской, с фотографией, красненький такой!
- А, этот что ли? – она вытащила из кармана красную книжицу.
Быков разочарованно хмыкнул.
- Этот, этот…
Гусаров стоял рядом, ему становилось интересно, что будет дальше. Девчонка была молоденькая совсем и, какая-то беспомощная. Её несуразная одежда представляла собой нечто невообразимое: обтягивающая короткая юбка, жакет с перламутровыми пуговицами, из-под которого пышно висело грязное жабо и туфли-лодочки со сломанными каблуками. Чёрные колготки «в сеточку» были изодраны. И ещё запах… Он сам забыл, когда мылся, но и от него, он был уверен, пахло лучше.
«Проститутка, что ли, или бродяжка», - подумал Гусаров.
Быков взял паспорт, открыл на первой странице.
- Этери Горидзе, - с расстановкой прочел он, - год рождения 1964, прописка… Тбилиси, Шота Руставели и так далее. Из Грузии, значит, генацвале, - он вертел паспорт, что-то его смущало, а что он не мог понять.
Быков удивлённо смотрел на фотографию, зачем-то тёр её пальцем, подносил к глазам: фото было не вклеено, оно было напечатано вместе со страницей! Красивое такое фото, качественное! Волосы на голове Быкова зашевелились: «Подделка документов! Но такая странная! Обычно, старое фото аккуратно удаляют, а новое вклеивают. А тут…Таак, это уже не милицией пахнет, а КГБ!». Быков мысленно примерял орден, ну, на худой конец, медаль.
- Гражданка, Вам придётся пройти со мной. Гусаров, тебе тоже.
- Быков, не тяни вола за хвост, в чём дело? – по раздувающимся ноздрям Быкова он понял, что просто так от этого урода не отделаться, - Может, договоримся?
Контролёр Быков даже зашипел.
- Я сказал, гражданка пойдёт со мной!
- Хорошо, хорошо, пойдём, только рукав ей не оторви. Веди. В отделение, что ли?
Быков задумался. Если он поведёт её в милицию, то все лавры за поимку опасной шпионки достанутся ментам. А, как вести в КГБ, он просто не знал. На секунду он растерялся и выпустил рукав задержанной им преступницы.
- Бежим! – Гусаров рванул девчонку за собой, - Быстро! За мной!
Этери поняла, что этот человек знает, что делает. Она рванула с места так, что Гусаров еле поспевал за ней. Она оглянулась. Бугай-Быков метался, не зная, что предпринять, комично махал рукой с паспортом, будто приветствовал кого-то и орал:
- Стоять, верррнуться немедленно, я запрещаю!
Через несколько секунд они были в каком-то подвале. Всё складывалось совершенно естественно. «Есть контакт, - подумала Этери, - Теперь главное – не упустить его»
Гусаров дышал тяжело, с хрипом. Лицо у него было серое, губы сливались с лицом. Этери испугалась, что он сейчас умрёт. Где-то в недрах её безразмерного кармана была аптечка с самыми необходимыми лекарствами. Она нашла капсулу синего цвета, сунула в рот Гусарову.
- Рассасывай!
Через несколько секунд лицо его приняло более естественный оттенок.
- Это что за лекарство? – спросил он, - Вроде не валидол, а помогает мгновенно. Наркотик что ли?
- Энергетик. Восстанавливает силы. Новое средство. Для спортсменов.
- Допинг, значит.
- Допинг это запрещенное средство, а это просто новое. Испытания только проходит.
- Да кто ты такая? Шпионка что ли?
- Спортсменка.
- Ага, костюмчик у тебя больно подходящий для занятий спортом, особенно обувь, - он хохотнул, - Не тяжело бегать в такой? Каблуки-то где потеряла?
- Тяжело. Каблуки оторвала, чтобы легче было идти.
Самое время было изложить ему свою легенду. Но, он не дал ей этого сделать.
- Слушай, кем бы ты ни была, а здесь нам оставаться нельзя. Надо уходить из города. Если я правильно понял, паспорт у тебя фальшивый, а это чревато большими неприятностями. И очень плохо, что паспорт остался у этого урода. Сейчас пойдём дворами, ты только не отставай. Но, для начала, надо тебя переодеть, а то ты слишком заметная.
Этери презрительно фыркнула - кто бы говорил! Она на своём курсе бегала быстрее всех! А насчёт одежды, это она уже поняла, что реквизит был подобран из рук вон плохо. Надо будет сказать об этом Дари. Паспорт некачественный, одежда и того хуже – разучились работать, что ли? Конечно, если учесть, что не её готовили к этой заброске. Всё делалось за пять минут.
«Да, подставили они меня. В древний Рим готовили лучше. Но там она была просто рабыней, клеймо наклеили – и готов документ, а здесь…ох и оторвется она на Дари! Надо будет за эти их ляпы что-нибудь ещё с них стребовать!»
- Так, где раздобыть одежду? Можно, конечно «свиснуть» с верёвки у кого-нибудь. Но не факт, что она будет по размеру, - рассуждал Гусаров.
- А можно ведь купить. Ну…где её продают, - предложила Этери.
- Уууу, как всё запущено. Ты с Луны, что ли? Для этого, как минимум, деньги нужны. А у тебя трёх копеек на проезд не было. А у меня денег хронически нет.
- Я просто не успела купить билет.
- А деньги у тебя, значит, есть, - насмешливо уточнил Гусаров.
Она достала из кармана сиреневую бумажку:
- Вот.
Он взял бумажку, посмотрел на просвет. Вроде водяные знаки есть, только слишком новая.
- А ещё есть?
Этери достала ещё. Он снова посмотрел на просвет, потёр пальцем, понюхал зачем-то.
- Так…фальшивый паспорт, фальшивые деньги. Номер на обеих купюрах один. Плохо тебя готовили. Надеюсь, ты на них ничего не покупала?
Этери помялась:
- Я одну бумажку мужику дала… за одну услугу.
- Где? Какому мужику?
- Возле универмага. С хриплым голосом.
- Ясно. Мужиков трое было?
- Трое.
- Можешь считать, что твоя бумажка уже в милиции. Вместе с мужиками. И они, наверняка, вспомнят, что денежку им дала странная такая молодая особа. В пиджаке с перламутровыми пуговицами и в жабо.
- Что такое жабо?
- То, что у тебя на шее мотается, - он дёрнул за тряпку у неё на шее, - Хотя, - рассуждал он, - если только одну купюру, то, может и не хватятся сразу. Денежка качественная. А с другой стороны – откуда такая у алкашей? Любой продавец насторожится.
Пауза затянулась. Этери решила, что самое время изложить свою легенду.
- Ну, да, да, всё это, и паспорт и деньги, не настоящее. Это реквизит. Съёмочная группа уехала без меня. Я опоздала. Поехала другим поездом, с пересадкой. Решила часть пути проехать на машине. Меня ограбили, высадили где-то за городом, на свалке. Настоящий паспорт и деньги забрали, а реквизитные оставили. Пришлось пешком через всю свалку идти до дороги. Знаю, поверить трудно. Но это всё, что я могу сказать. Думала, сразу заявлю в милицию, они найдут группу и всё.
- Сделаю вид, что поверил. Шмотки, то есть вещи, тоже из реквизита?
- Шмотки на свалке нашла. Мои они забрали. Не голой же было идти.
- Акцент у тебя какой-то непонятный. На грузинский не похож.
Он помолчал, потом спросил:
- Есть, наверное, хочешь?
Есть она не хотела, энергетик не просто давал энергию, но и на целый день обеспечивал организм необходимыми калориями. Но, на всякий случай, сказала:
- Не то чтобы очень…можно и потерпеть.
- Странно, я тоже не хочу. Тогда, план у нас такой: сейчас отдыхаем, а как стемнеет, рванём в одно место. От моего кореша жена ушла, так он третью неделю в запое. Может, и одеждой разживёмся.
Странно, сейчас, этот человек не казался ей таким уж отвратительным. Если его отмыть, переодеть, то он будет не противнее Дари. Да и с интеллектом, вроде, всё нормально. Глаза, после приёма энергетика, посветлели и приняли вполне осмысленное, даже умное выражение.
Гусаров лёг на какой-то грязный матрас и расслабился.
- Устраивайся, где удобно, нам часа три нельзя проявляться, отдыхай.
Она пристроилась на какой-то трубе, обмотанной чем-то вроде одеяла.
Профессиональная привычка подводить итоги не давала ей расслабиться – работа на первом месте.
Итак, объект найден, контакт установлен. Программа минимум выполнена.
Программа максимум: первый этап – разговорить, узнать, где его картины и стихи; второй этап – отсканировать, отсортировать, перевести в нужный формат, подготовить к отправке; третий этап: отправить всё первым каналом – сначала картины, потом стихи и видео; четвертый этап: проверить канал связи, установить связь, подготовиться к отправке, запросить канал отправки. И всё. Она дома. Реабиликамера, три дня в карантине. А потом её ждёт лучший отдых в её жизни! Арктическая Роза! Такого отдыха удостаивались немногие. Правда, шепотом говорили, что в Особой Зоне есть курорты лучше, но она не верила. Не верила, что существует эта Особая Зона и что там живёт Элита. И живёт, совсем не так, как они в их городе-кластере, где всё находится под одной крышей. Их город насчитывал сто этажей подземных и сто этажей над землёй. Это было практично, удобно и очень экономично. Многие жители на поверхности планеты бывали не чаще одного раза в год.
Но, ей нравился её город. Здесь она выросла, здесь училась, отсюда отправлялась на работу. Это была её жизнь. Она всегда так жила.
Детская зона города была расположена на восточной стороне кластера. Там всегда было светло и тепло. Дети делились на возрастные группы. Каждый год в группах менялись наставники, и только куратор оставался постоянным. Развитие уже с рождения было подчинено одному – подготовке к профессии. Как только она начала осознавать и помнить себя, она уже знала, что будет наблюдателем-историком. Иногда ей казалось, что она была рождена для этого. К шести годам их делили по специальностям. Ей повезло попасть на отделение математики. Это было так увлекательно – изучать точные науки. Не было ни одной свободной минуты, ни одной напрасно потраченной секунды. Они не знали, что значит скучать.
О том, что существует взрослая жизнь, они знали. Но, вступить в неё они могли только после окончания обучения и посвящения.
Переход в новое качество не был болезненным. Они были хорошо подготовлены и физически и психологически. Ещё в детском саду им прививали навыки самостоятельной жизни. У них было минимум обслуживающего персонала, максимум самостоятельности и организованности.