Посвящение
Аркадий Кутилов
Он был неудобен родне и Стране,
Но, где-то он жил… говорили – на дне…
На дне опрокинутой навзничь бутылки.
…пульсирует море в разбитом затылке…
Он тихо лежит под раскидистой ивой,
Какой-то нездешний и даже счастливый…
Был день на исходе и жизнь на исходе…
А ива рыдала: «Уходит, уходит…»
Ромашка склонилась, головкой кивая…
А мысль ещё билась… живая… живая…
А мысль призывала сознанье, и снова
Искала сакральное, главное Слово…
В заветном ларце сберегая до срока
От хищных когтей и недоброго ока,
И сам-то касался его не дыша,
Вздохнул облегченно: на месте!
Душа!
…Полковник на опера глянул сурово,
Нашел он для опера нужное слово,
И выражение в три этажа:
«Мать твою так, замочили бомжа».
…и Литературно молчала Газета,
Что снова. В России. Убили. Поэта…
****
А Слово с тех пор всё блуждает по свету,
А Слово всё ищет и ищет Поэта
Предисловие.
В произведении использованы стихи замечательного русского поэта Аркадия Кутилова, который прожил тяжелую жизнь и трагически погиб при невыясненных обстоятельствах. Сведения о его жизни собирала в интернете по крупицам. Стараюсь не искажать факты и отношусь с глубочайшим уважением к личности Поэта и Человека. Но очень хочется, чтобы жизнь его не закончилась в грязном колодце и безымянной могиле. Хотя бы в моих фантазиях…
Надеюсь, читатель не сочтёт это святотатством и не предаст меня анафиме.
1.
- Этери! Этери! Я умоляю тебя! В твоих руках будущее всей корпорации! Это, всего лишь, пара недель командировки! Тариф пятикратный, нет, десятикратный…Боже, что я говорю!
- Нет и ещё раз нет! Я, пять минут, как из временнОго лифта, я даже до реабиликамеры не дошла! Какой может быть перенос?! Я буду жаловаться в профсоюз!
- Этери! Канал подготовлен, запущен, через полчаса мощность достигнет рабочей! И тогда всё! Убытки - сотни миллиардов! Это конец институту, тысяче рабочих мест! Кстати, твоему рабочему месту тоже…Так что, или ты идёшь, или мы все станем безработными.
- Я не поняла, я, что - единственный темпоральщик? Где остальные?
- О! Это безумное стечение обстоятельств! Олег застрял на полюсе – там какие-то непонятные завихрения, нуль-Т не работает, на авиа он не успеет. Данко на луне в отпуске, он тоже не успевает. Все остальные на работе, кто где, вернутся только через неделю.
- А кто должен был забрасываться?
- Это невероятное невезение! Светла в последний момент, пятнадцать минут назад, сломала ногу. Загрузку канала уже не остановить…На сращивание кости уйдёт минимум сорок минут. А со сломанной ногой, сама понимаешь, послать её в 20 век, это убийство…Умоляю…
- В 20 век? Зачем? Ведь с 20 веком у нас, более или менее всё налажено. Архивы и прочее…Что там может быть интересного? Дари, не финти, зачем нам 20 век? Что там? Архивы третьего рейха? Переписка первого космонавта с невестой? Кстати, первый космонавт – это двадцатый век? Или двадцать первый? Шучу, не делай такие страшные глаза… Дари, что мы там потеряли, скажи честно?
Лысеющий, кругленький начальник отдела погружений, промямлил:
- Поэт…
- Что-о-о?! Поэт?! Дари, ты хоть помнишь, что я специалист по математике? Я понимаю только поэзию цифр, красоту математических выражений. Для меня стихи – это пустой звук! Я не помню даже детских песенок! Да и кому нужен поэт в наше время? О том, что существует такое понятие, как поэзия, знают единицы специалистов.
- Этери…уже двадцать минут до старта…У меня случится инфаркт и никакая здравокамера меня не спасёт.
- Инфаркт это не смертельно…
- Да, не смертельно. А вот выброшенный впустую темпоральный канал – это смертельно… для всей корпорации…
- Дари, не преувеличивай.
- Хорошо, только для института… и для нас с тобой тоже… Заказчик уже внёс предоплату…
Этери вспомнила о неоплаченных кредитах и страховках. Да, десятикратная оплата решила бы большую часть её материальных проблем.
- Хорошо. Но…
- Всё, что угодно…
- Первое: оплата десятикратная…
Дари, с готовностью, торопливо закивал своей круглой головой.
- Второе: ты ставишь в планы на следующее полугодие мой прыжок в Афины. Я же должна, в конце концов, доснять книгу. Издательство ждать не будет, а аванс я уже потратила.
- Ммм… хорошо…
- Третье: отпуск на Арктическую Розу за счёт профсоюза…на три недели!
- Этери, пятнадцать минут…Я согласен на всё! У тебя пять минут на загрузку памяти.
- Ну, тогда - вперёд.
В загрузочной она провела ровно пять минут. Вся прогамма, все инструкции, канал экстренной связи и эвакуации, всё это помещалось в микроскопическом кристалле, который и разглядеть-то было невозможно. Он терялся в миллиардах себе подобных в чреве суперкомпа.
Сначала надо было освободить её память от предыдущего погружения, и только потом загружать новое. Загружалась вся имеющаяся информация за период: пятьдесят лет до события и пятьдесят лет после. Так, на всякий случай.
Из загрузочной она вышла совершенно преображенной. Теперь она знала о поэзии 20 века всё. А о своем «объекте» - всё, что о нём было известно. Известно о нём было очень мало – сплошные пробелы. И пробелы эти она должна была заполнить.
- «Поэты браконьерствуют в Михайловском,
Капканы расставляют и силки,
Чтоб изловить нехитрой той механикой
Витающие в воздухе стихи»* – с чувством прочла она.
- Нет… всё равно, не греет… то ли дело формулы…
* отрывок из стихотворения Леонида Филатова "Михайловское"
2.
В полупустом ободранном трамвайчике пахло грязной тряпкой, разлитым селёдочным рассолом и чем-то ещё, до непристойности едким. Колёса грохотали на стыках, и этот звук взрывал мозг.
Думать не просто не хотелось, а не моглось. Больше всего он ненавидел эти часы. Часы поисков спиртного. Хотелось умереть… Но умереть никак не получалось. Болело сердце, печень сворачивалась в тугой узел, но он жил. А за окном была весна. И через две недели его День рождения. Совсем недавно отгремели майские праздники. И, если к 9 мая он относился со всей серьёзностью, то первомайские праздники не любил, и старался что-нибудь «отчебучить». Однажды он вышел на демонстрацию с портретом первого лица государства. И всё бы ничего, но милиции не понравилась рамка портрета. Он даже сейчас самодовольно улыбнулся. Стульчак от унитаза он подобрал почти что на центральной улице. Правда, из-за этого 9 мая пришлось встречать в психушке. Подумаешь, первое лицо…
Эх, вот бы сейчас в вагон вошел кто-нибудь из его корешей и сказал: «Саня, выпить хочешь?».
Но, нет…утро… все только просыпаются…на бутылку ещё надо денег найти.
Вдруг, впереди увидел знакомый затылок. Ноги сами вскочили и понесли его вперёд:
- Лёха, ты что ли? Привет!
Алексей Косицын с недоумением смотрел на худого, неопрятного мужика с фингалом под глазом:
- Мы знакомы?
- Лёха, да ты чё?! Это ж я, Саня…
- Саня? Какой Саня?
- Гусаров Саня, - уже без энтузиазма повторил он.
Брови Алексея невольно поползли вверх. Недоумение, жалость и брезгливость отразились на его лице.
- Гусар?! Что с тобой случилось? А где Лида? С ней всё в порядке?
- С ней – в порядке… А я…сам видишь…Из психушки удрал вчера… А ты когда приехал? Ты ж в Москве, кажется…
- Да вот, мать похоронил позавчера…
- Да ты что?! Анна Михайловна умерла?!
- Да, сердце…
- Так ведь, нестарая ещё…
- У неё с войны сердце больное…было… как состав разбомбило, а она с нами, с маленькими…
- Ээх… Лёха, помянуть бы…хороший она человек была, правильный…
- Слушай, Саня… ты сам помяни, а то мне на самолёт.
Алексей сунул ему в руку новенькую пятирублёвку и встал:
- Ладно, мне выходить, прости, если что не так…
«Не так, не так…конечно не так. Кто я и кто ты? Я - бомж всея Руси, а ты, небось, главный инженер какого-нибудь «почтового ящика»…Но и на том спасибо, что денег дал. Значит, сегодня ещё не сдохну…»
В трамвай вошла немолодая женщина.
- Гусаров! Александр Иваныч, Вы опять сбежали!
Это была старшая сестра «психушки», добрейшая Анна Сергеевна. «Чёрт, что за город, куда ни плюнь, везде знакомые» - подумал Гусаров, а в простонародьи – Гусь. Но, были времена, когда для друзей он был Гусаром. Весёлый, заводила во всех проказах, с неистощимой выдумкой…
- Анна Сергеевна, я только проветриться, подышать свободой, - заёрничал он, - а что, меня уже хватились? Я главврачу всё объясню.
- Не объясните, - грустно сказала она, - Умер Степан Аркадьевич, сегодня ночью умер. Сын у него погиб в Афганистане. А вы Александр Иванович, возвращайтесь. Вам же у нас лучше.
- Да… да…я вернусь…
Он сошел на следующей остановке, недалеко от гастронома. Спиртное ещё не продавали, а вот одеколон купить было можно …или лучше огуречный лосьон.
Когда он выпил первый «фанфурик» и ему полегчало, мысли потекли ровнее.
«И чего они все мрут? А кто все? Ах, да, Степан Аркадьевич и эта, как её, Лёхина мать, тётя Аня»
После второго флакона огуречного лосьона ему стало ещё лучше. Мысли приобрели стройность, душа воспарила к ноосфере, слова стали строиться в строфы, рифмы роились в голове. Он достал из кармана пустую папиросную пачку, огрызок карандаша и начал записывать:
Меня убили. Мозг втоптали в грязь.
И вот я стал обыкновенный «жмурик».
Душа моя, паскудно матерясь,
Сидит на мне. Сидит и, падла, курит.