заглянуть в завтра,
за завесу загадки,
изгажены задворки театра,
но сцена в полном порядке,
декорации выписаны идеально,
сценарий расписан у всех по тетрадкам,
монологи актёров так слащавы и гладки
(просто не_за_что зацепиться)
и каждую ночь часы замирают,
чтобы эти завесы сумели открыться
перед сотнями тысяч распахнутых глаз,
любопытных и страждущих, ждущих рассказ,
что поведает им о судьбе, о грядущем,
что станет их Правдой и Ложью и хлебом насущным.
"Кормите нас!" И они ведь станут будут просить ещё пуще,
если после, на утро, их будет нещадно под ноги рвать
этим самым грядущим, от такого им только становится лучше,
Дайте же, дайте им побольше да посытнее покушать,
поглотить и пожрать, растворить в себе и до капли впитать...
(как будто без этого они просто не смогут существовать)
заглянуть за (потаращиться на?) завесу,
за (или на?) глянец и грим, за (или на?) блёстки и маски,
сотни тысяч глаз разгораются, пышут огнём,
пламенем вожделения и лёгкой опаски,
но страх быстро уходит, ведь это всё сказки,
про карму, про бога и прочие свистопляски,
твердящие о грехах или страшном суде.
разум зрителей подобен затхлой воде
в застойной реке, что стремится стать камнем,
безмолвным, застывшим посреди "ВЕЗДЕ" и "НИГДЕ",
внимающим, обездвиженным Ничем на ничейной земле,
вместо того, чтобы
бурным потоком стремиться к прекрасной Звезде,
вполуслепую, на ощупь, по запаху, по наитию,
навстречу истинному Свету и настоящим открытиям;
путешествие Разума, где каждый из них выйдет победителем,
а в финале обретёт то, что сможет назвать своей Обителью,
они могли бы лететь к этой Звезде так стремительно,
царапая кожу, словно бумагу, о встречные осколки метеорита;
но это не то, чем в наше время привыкли питаться зрители,
их сенсоры заглохли, их вкус и нюх безвозвратно отбиты,
внутри них (в-нутре-их) всё искорёжено, испохаблено и изрыто.
(гляжу на них и ощущаю себя старухой у в хлам разбитого корыта)
Хорошо, я дам вам эту пластмассу,
раз только она может сделать чудище сытым,
неудержимого и бесноватого монстра толпы,
(попробуй определи, где здесь я, а где ты)
ревущего, сверкающего влажными зрачками Безумия;
после пластмассы зрители очнутся беззаботно-беззубыми,
снова отвергнув Небо, отвергнув то, ясное и лазурное,
ради фальшивого, грошового очарования позолоты,
им нужна Истина, но лишь в сокращении и отцензуренная.
И вот, каждую ночь, этот театр, человечье болото,
распарывает свою утробу для новой порции идиотов,
алчущих извечных хлеба и зрелищ, истины под подслащенным соусом,
засыпанной, нет, погребённой под покрывалом из сотни приправ
и разбавленной доведенным до кипения раствором лицемерия...
Впрочем, что-то совсем заболтался я... Мне пора!
У нас здесь непозволительно так разбрасываться временем.
Кто знает, что случится, если вдруг блюда будут подгорелыми
или наоборот, холодными и сырыми до жёсткости.
Нет, всё должно быть точно просчитано, взвешено и отмерено,
расписано по нотам, тщательно отрепетировано и трижды проверено.
Зал забит до отказа,
(впрочем, как и всегда),
завсегдатаи содрогаются от предвкушенья,
гомонит по углам новоприбывших череда,
хрипит голодным жаром нетерпения
по рядам растёкшаяся человечья орда...
и вновь в их головах одна стоячая вода.
И шепчут всё отчётливей мне на ухо года:
"Их не изменить. Уже - никогда."