Посвящается моему любимому мужу,
доктору-натуропату Олегу Яско,
трагически погибшему осенью 2013 года
в Нью-Йорке в госпитале Cornell
Имена героев вымышлены, и любые
совпадения считать случайными
1.
Анализы были хорошими.
Независимо от того, нравилось это кому-то или не нравилось. И его очередной швейцарский пациент, молодой парень, единственный сын очень состоятельных и очень уже пожилых родителей, окончательно выздоровел.
Самолёт набрал высоту и послушно следовал маршруту. Марк и Степан летели домой в душную, жаркую, пыльную Москву из прохладной Женевы. Степан встречался с клиентом, российским бизнесменом, давно осевшим в Швейцарии, Марк ехал от пациентов.
– Cколько нам ещё лететь? – спросила сидевшая слева молодая женщина. От её взглядов, замысловатых поз и сверкающего белизной лэптопа на голых коленках уже давно хотелось отделаться или как-то определиться. Красотка была сама безупречность при полном параде. Даже бриллиант, искрящийся на её безымянном пальце, был, наверное, “DIF”.
– Думаю, мы летим в обратную сторону, – зачем-то сморозил Марк.
– Мне всё равно, – задумчиво ответила красотка.
«Зачем же тогда спрашиваешь, дорогуша?» – подумал Марк, но заметил в её голосе какую-то завуалированную многозначительность.
Улыбнувшись жемчужными зубами, она добавила: – Я лечу умирать.
Марк не хотел отвечать на эпатажные глупости, но сказать «скатертью дорога» как-то не поворачивался язык.
– С вами это впервые? – всё-таки выдавил из себя Марк, пытаясь пошутить.
– Меня зовут Оля, – представилась, не переставая улыбаться, спутница, – а вас?
– Марк, – раздосадовал Марк, – очень приятно.
– Что вы делали в Женеве? – вопрос поражал своей непосредственностью.
Он хотел было сочинить про какой-нибудь конгресс «Лунного посольства» по продаже участков на Марсе, но неожиданного ответил ей тем же:
– Вы замужем?
Марк испытывал что-то среднее между не совсем приятным удивлением от надоевшей женской фамильярности и просыпающимся самцом-физкультурником в себе самом. Степан сидел через проход в наушниках и слушал мантры, готовясь к встрече с дорогой женой, которую не видел больше двух месяцев вместо обещанных двух недель.
– Я такими вещами не интересуюсь, – в её тоне звучал упрёк.
– Ну, конечно. Я так просто спросил, – почти извинился Марк и зачем-то продолжил, – вы в Москве живёте?- «Вот уж всё равно, где она живёт и кто она такая».
– Я заканчиваю с жизнью, я же вам сказала, – отрезала красотка.
– То есть, вы решили это сделать в Москве. Или потом вернётесь в Женеву? – Марк расслабился и получал удовольствие. Не воспринимать же серьёзно довольно интимные подробности личной жизни едва знакомой соседки в салоне самолёта.
Оля тем временем открыла книгу, сверкнув серебряной закладкой с узором, и не ответила Марку. Он юркнул краем глаза в текст этой самой книги и понял, что у него лежит точно такая же в портфеле над головой на верхней полке. Книга называлась «Магний – элемент жизни». Мало этого, он сам её издал и был другом автора – Дэвида Голдинга, известного врача-натуропата, американца, проживающего в Бразилии.
В совпадения, касающиеся бизнеса, Марк давно уже не верил. Он ещё раз покосился на загорелые коленки сидевшей рядом дамы, на которых лежали и лэптоп, и «его» книга – и поддавшись любопытству, задал себе вопрос: как такой специфический труд Доктора Дэвида Голдинга, изданный небольшим тиражом в тысячу экземпляров, причём вышедший из печати за две недели до его, Марка, отъезда в Швейцарию, мог оказаться на том месте, на котором он сейчас находился? Допустим, красотка успела купить его по интернету. Если у неё реальные проблемы со здоровьем, она могла гулять по сети в поисках ответа на вопрос, «как лечить то-то и то-то в альтернативной медицине», наткнулась на хлорид магния и вырулила на книгу, которую тут же заказала, получила и улетела в Женеву. Потом начала её внимательно читать, а судя по закладке, добрую половину уже осилила. Нет, у неё на это было слишком мало времени. Маловероятное стечение обстоятельств.
Марк, улетая, взял с собой шесть экземпляров, чтобы подарить тем людям, с которыми он планировал встретиться. Может быть, эта Оля кого-то из них знала? Во время своего пребывания в Женеве Марк провёл только две запланированные встречи. Из оставшихся четырёх книг он подарил одну Косте – русскому продавцу из местного часового магазина, и Вике – спутнице Степана, с которыми он один раз ужинал. Вика жаловалась на свою страсть к сладкому. Она была симпатичной, но с чёрными кругами под глазами. Марк достал книгу из портфеля и взял с неё слово, что она её прочитает.
– Вам не хватает магния, – улыбнулся он девушке. – Будете в России, позвоните, я дам вам масло магнезии. Надо делать с ним массаж каждый день и забудете о конфетах.
– Что за магнезия? – спросила Вика и скривила физиономию. – Я чесаться от неё не буду?
– Нет. У вас будет гладкая и нежная кожа. Даже лучше, чем сейчас. Если это возможно, – сказал ей Марк не очень изысканный комплимент.
– А что, её в Швейцарии не продают?
– Я не видел.
Третий экземпляр он вручил своему банкиру Стефану, у которого был какой-то русский клиент, интересующийся альтернативной медициной. Четвёртый лежал в портфеле на багажной полке над его креслом и возвращался в Москву. На мгновение Марк подумал, что достанет книгу и демонстративно начнёт её перелистывать, но решил не опережать события и предоставить мадам возможность осуществить, как говорится, задуманное. Он вытащил из кармана кресла журнал авиакомпании и стал читать путевые заметки про африканское сафари. Знакомство с Африкой у него почему-то всё время откладывалось, а так хотелось увидеть своими глазами купающихся бегемотов, бегущих антилоп или отдыхающих львов. В ближайшее время полноценный отпуск не маячил на горизонте запланированных подвигов.
– Марк, расскажите мне про Голдинга, – Оля пила томатный сок и опять многозначительно улыбалась. Даже слишком многозначительно – можно было подумать, что она намекает на какие-то возможные события после того, как выслушает Марка. Но тот не спешил. Он вызвал стюардессу, попросил наушники, которых почему-то не оказалось на месте, и бросил взгляд на читающего Степана. Не было никаких сомнений в том, что его приятель давно уже следил за начинающимся знакомством своим зорким боковым зрением.
– Голдинга врача или Голдинга человека?- с лёгким удивлением спросил Марк.
– Вы были у него в клинике? Там, говорят, кругом водопады, взволнованные крики попугаев, бледно розовые халаты у персонала, – сказала Оля тоном светской львицы на презентации новой коллекции брендового барахла.
– Вообще-то, это не клиника. Как бы вы перевели “sanctuary”? Храм, убежище или святилище? – Марк не стал обращать внимания на её маскировку. Она дала ему понять, что знает, кто он. Но откуда? Вдруг он поймал себя на мысли, что уже полминуты не мигая смотрит на её идеальный профиль.
– Может быть, это заповедник для заблудших душ и унылых тел? – сейчас она была уже мелодраматична, как подруга Чарли Чаплина: с тёмными тенями вокруг глаз и ниткой жемчуга до талии.
– Мне нравится ваша информированность, – заметил Марк и продолжил слегка театральным тоном, – сдаётся мне, вы ищете пристанище в Латинской Америке.
Он отчётливо начал понимать, что с неизбежностью втягивается в её сети.
– Я, что, похожа на внучку врангелевского генерала? Кстати, вы когда-нибудь задумывались о том, что есть место, где живут тысячи русских без советского прошлого?
– Да нет, собственно, – подыграл ей Марк.
– Это Парагвай! Представляете, между странами не было дипломатических отношений до распада СССР! Особая ситуация. Мечтаю с ними пообщаться.
– Думаю, к тем самым русским можно прибавить половину Рейхсканцелярии после Второй Мировой, поляков, армян, евреев, – добавил Марк.
– Ну так как насчёт Голдинга? Поверьте, это не праздное любопытство, – уверила его Оля, в чём он уже и сам перестал сомневаться.
– Голдинг – доктор-натуропат. Занимается восстановлением организма и омолаживанием, – произнёс Марк дежурную фразу.
– Всего организма? – у неё по лицу пробежало какое-то недоверчивое удивление.
– Только не надо думать, что это волшебные снадобья, экстрасенсорика или купание в проруби.
– Какие же там проруби в Бразилии?- упрекнула его Оля.
– Ну, хорошо. Для него почти нет безнадёжных случаев. Голдинг поставил на ноги сотни людей. Сейчас вот работает в Бразилии. Но это вы уже и без меня знаете. Отличный семьянин. Отец семи детей.
– По-моему, шести, – поправила Оля. – Вы лично знакомы хотя бы с одним человеком, которого он вылечил?
– Оля, послушайте, я не очень люблю эти разговоры. Существуют известные и успешные натуропаты, существуют не менее известные терапевты с медицинскими дипломами, которые занимаются болезнями. Сегодняшняя медицина очень сильно отличается от медицины времени Антона Павловича Чехова или даже медицины середины прошлого века.
– Я знаю, Марк, слишком длинная продолжительность жизни приводит к огромной прослойке пожилых людей-паразитов, которым ничего не надо, кроме мелких мирских радостей. Удивительно, но они даже с внуками не хотят сидеть или, скажем, правильно голосовать. Их надо кормить до девяноста лет, обогревать, охлаждать, развлекать. Обществу тяжело, – она вздохнула от сожаления и сочувствия. – Пусть хоть сидят на лекарствах, с которых не могут сойти, и отдают свои пенсии в хозяйственные руки. Ведь так? А тут появляется какая-то альтернатива медицине со своими теориями восстановления и детоксикации, полезной едой, минералами, тем же магнием, - она провела своей красивой рукой по обложке книги Голдинга, - сейчас в аптеке даже йода нельзя иногда купить. Если ребёнок коленку ободрал, ему предложат антибиотичную мазь, а то ещё и с каким-нибудь гормоном – так, на всякий случай: может, чем-нибудь заболеет и вернётся в аптеку .
У Марка вылезли глаза на лоб от этой Оли.
Степан сидел далековато, и до него долетали только обрывки фраз, но и этого было достаточно, чтобы понять, что у соседки Марка далеко идущие планы.
– Почему я должна доверять своё здоровье каким-то людям с дипломами, их вечным экспериментам по сбору материалов для очередной научной степени и правилам лечения, которые меняют каждые два-три года? Почему нам ничего не объясняют? А тех, кто пытается объяснить, объявляют, видите ли, вне закона. Всех подряд! Почему они меняют одни таблетки на другие, пока не выпишут третьи, которые борются с первыми и ослабляют действие вторых? А последствия четвёртых доводят до нервного срыва и требуют борьбы со стрессом и ожирением. А если я спрошу о той самой первой причине, из-за которой начался весь этот приём лекарств, то она никуда не делась – где была, там и есть. И ещё букет побочных эффектов в придачу в виде больной печени, например, или диабета с параличём.
– Вы говорите о себе? – Марк посмотрел ей в глаза.
– Люди всегда говорят о себе в той или иной степени, – сейчас она казалась искренней.
– Если я вас правильно понял, вы хотите стать пациенткой Голдинга? – уточнил Марк.
– Может быть. Но сначала я хочу узнать о нём побольше.
– От меня? – Марк как будто не понял.
– Да ладно вам! Вы прекрасно знаете, что я читаю в настоящий момент, – она повернула книгу задней обложкой: «Марк Находкин – один из немногих российских врачей-натуропатов, признанных мировыми сообществами альтернативной медицины, представляет новую книгу известного Дэвида Голдинга «Магний – элемент жизни. Природная аллопатия. ХХI век». В левом верхнем углу красовалась его фотография вместе с Голдингом на фоне буйной зелени его тропического сада, сделанная Лючией, второй женой Дэвида красавицей бразильянкой. Дэвид угощал его тогда шербетом из сока асаи и тростникового сахара. Марку до этого никогда не приходилось пробовать сок этого чудо-растения из дельты Амазонки, самой полезной ягоды на земле или, точнее, природного антиоксиданта № 1.
– Да, знаю – правильная и своевременная книжка. Но на свете много полезных и умных книг. Почему вы остановились на этой, Оля? Откуда такое внимание к Дэвиду? Мне очень интересно, не скрою.
– А если я знаю одного вашего пациента, – полуспросила Оля.
– Кого именно? – не выдержал Марк.
– Того, кто развернулся на 180 градусов на полпути к центральной аллее, – она сделала паузу.
– Какой аллее?
– Одного из московских кладбищ. Введенского, кажется.
– Может быть, это не скромно с моей стороны, но таких пациентов было достаточно. Когда он, как вы говорите, развернулся?
– Он не знает, что я знаю. И я не хочу никого выдавать, – она почему-то не захотела больше разговаривать, опять открыла книгу и углубилась в чтение.
Марк посмотрел на Степана.
– Садимся, слава Богу! У тебя как с транспортом? – Его наверняка встречала наконец дождавшаяся супруга.
– Не беспокойся, спасибо большое. Я подготовился, – улыбнулся Степан.
Наши лётчики садятся лучше всех: какая-то специальная школа по приземлению. Марк давно это заметил.
Самолёт подъехал к рукаву и остановился. Все стали собираться. Марк не спешил, смотрел по сторонам на людей, на свою теперь молчаливую соседку. Она вела себя так, как будто они и не разговаривали полдороги. Взгляд стал потухшим. Взяла сумочку, встала и медленно начала продвигаться к выходу. Марк ещё сидел. Потом пошёл, следя за ней глазами. Оля шла медленно и, можно даже было сказать, тяжело. Она шла походкой нездорового человека. Он приблизился:
– Я планирую пробыть в Москве до десятого сентября.
– Мне больше не на кого надеяться, Марк.
Она так на него посмотрела, как смотрят дети, которые очень хотят, чтобы их взяли в волшебную страну или сказку. Не верят, боятся, но в глубине души всё таки верят, что им повезёт.
– Держите, – он протянул ей свою визитку.
У выхода из рукава стояла девушка с табличкой “VIP”. Оля остановилась, видимо, попрощаться.
– Скажите,– обратился Марк к своей бывшей спутнице, почувствовав, что сейчас можно было многое спросить. - Кто вас ко мне направил? – Для него это был очень важный вопрос: он давно уже никого не принимал без рекомендации. Исключений не делал. Старался не делать.
– Вам позвонят, Марк. Было приятно познакомиться. Я примерно таким вас и представляла.
2
За окном усиливался шум от просыпающейся летней столицы. С двадцать первого этажа сталинской высотки Москва была похожа на каменный лес с отдельно стоящими выскочками типа Swiss-отеля напротив окон её квартиры. Москва-река выглядела неподвижной и очень старалась хоть как-то отразить небо, чтобы казаться не серо-чёрной, а хотя бы серо-синей.
Рядом с банкой капсул «Комплекса контроля над калориями» на столе лежала распечатка ею составленного перевода статьи с тайваньского натуропатического сайта. Сайт был большой, в него, как под одну крышу, собирались с публичных мировых порталов материалы, посвященные позитивным изменениям в сознании человека. Речь шла о здоровье, окружающем мире, обществе, консумации, будущем. С него можно было не выходить часами, информация часто была революционной и диссидентской, а иногда и просто шокирующей. Начитавшись, хотелось всем этим поделиться: с друзьями, коллегами, обсудить, но почти все крутили пальцем у виска, недоумевая, как в этой загнанной жизни можно ещё чему-то удивляться и тратить время на рассуждения каких-то там журналистов.
Лена отпила кофе. Сегодня эфиопский. Заваренный по всем правилам. На кухне для кофе была отведена отдельная полка. Обычно там всегда можно было найти девять-десять сортов: кенийский, эфиопский, колумбийский, гватемальский, индонезийский, вьетнамский… Пузатые банки с надписями стояли в ряд на самом видном месте. На полке красовалась старая немецкая деревянная кофемолка с маленьким выдвижным ящиком, когда-то принадлежавшая её прабабке. Кажется, прадед принёс её с войны. Лена помнила эту вещицу в доме с самого детства. Просыпаясь утром, маленькая, она всегда ловила ноздрями запах свежего кофе. Постепенно научилась различать вкусовые оттенки. Сейчас стала сама придумывать смеси в зависимости от настроения. Аромат и вкус доставляли ей огромное удовольствие. У неё была утренняя чашка кофе и послеобеденная – всё, только два раза в день, но зато со знанием дела. Как ни странно, в огромном мегаполисе мало кто по-настоящему разбирался в приготовлении кофе, Москва считалась чайным городом, в отличие, например, от Санкт-Петербурга.
Главная чашка была утренняя.
– К тебе всегда имеет смысл зайти, – заявил как-то сосед с двадцать пятого этажа, специалист по связям с общественностью, Борик Сидор (по паспорту Сидоров) – кофе нальёшь реальный. Если бы ты ещё не засерала присутствующим мозги своей натуропатией с магнезией, я бы включил твою кухню в путеводитель типа «must». А то придёшь к этим, как их, «кофеманам», а жрать дают говнокофе с разными названиями. Они, наверное, за названия какому-нибудь престарелому учителю по литературе больше заплатили, чем за этот свой кофе.
– Я за него счастлива, – честно вставила Лена.
– Слышь, кофе «Луковый», бля… – заржал Борик.
– Лена открыла одну из полок и поставила на стол свинью-копилку размером с дыню «Колхозница».
– Сейчас стольник, а будешь продолжать матом изъясняться, придётся попросить пятьсот рублей или двухнедельный карантин.
– Да, ты так скоро на «Кайен» соберёшь. Опять же для нужд натуропатии, – Борик выудил из своих модных штанов с обвисшей задницей две купюры по пятьдесят рублей. – Как там ваш гуру со своими капельками?
– Всё познаётся в сравнении, – протянула Лена.
– Н-да… многозначительно, – он отпил кофе. – Этот ты делаешь самым вкусным. Это какой?
– Этот, когда дрянное настроение с утра.
– Что, тебя кто-то расстроил? Ну не гуру же?
Борик взял пульт от телевизора и нашёл какие-то новости.
– Я чё зашёл… Это…
– Денег не дам, нету, – зевнула Лена.
– Фигня вопрос. Я хотел машину попросить. Вечером верну. Там, знаешь, надо отвезти макеты…
– Не рассказывай, даже слушать не хочу.
– Лена! Ты же знаешь, что я к тебе чувствую!
– Не совсем, прямо скажем.
Борик был абсолютным асексуалом, человеком, так сказать, четвёртой ориентации, входившим в тот самый один процент населения планеты, который был полностью безразличен к сексу. Это давало ему огромное количество преимуществ, как в быту, так и на работе.
– Я как твой самый лучший эко-кофе, без примесей и налётов. Ты мне нравишься не потому, что ноги и задница, а потому что душа тянется, моя истерзанная сомнениями душа.
– Довезёшь меня до работы, а потом возьмёшь. И чтоб вечером полный бак. Я пошла одеваться.
Сначала Лене казалось, что он ловко маскируется своей «алибидемией», прячет детские комплексы несчастной любви и неполной семьи или, на, худой конец, болеет чесоткой. Но Марк, как всегда, раскрыл глаза, сказав ещё, что таких людей становится всё больше и больше. Упомянул также про работу некоего Доктора Потенжера, который ставил опыты на кошках, и вывел, что если кошек кормить не сырым молоком, а пастеризованным, то к пятому поколению у них не только исчезает всякое желание оторвать хвост у навязчивого соперника в марте месяце, они вообще перестают размножаться. Борик же питался как все, то есть он не был, конечно, сыроедом в силу своей неосведомлённости, но сказать, чтобы он сидел на пастеризованном молоке и в рот не брал яблока или морковку было бы преувеличением. К тому же, он знал, что был не один такой. Асексуалом несомненно являлся известный одессит, мастер интеллектуальных игр Анатолий Вассерман. Правда, поговаривали, что в юности он дал обет целомудрия, но мотивы этого поступка уж точно не были религиозными, так как он везде заявляет о своём атеизме. Или что далеко ходить, великий Карл Лагерфельд – уже более двадцати лет живёт один и ни с кем не встречается. То есть, в данном случае не важно с кем, с женщиной или мужчиной, – ни с кем. И это не мешает его творчеству, одна «Шанель» чего стоит и фотоальбомы. Да и Борика нельзя было назвать ни дураком, ни лентяем, ни неудачником. Он был в норме по всем остальным показателям. Он даже модно одевался для себя самого. Иногда он ей говорил, что у него есть женщина, и он всё может и хочет, иногда – мужчина, стройный, мускулистый с тонкой талией, но в реальности до этого дело никогда не доходило – и женщины и мужчины были одинаково непривлекательны, и проводить свободное время в праздных беседах и кувырканиях ему было чуждо. Потрепаться – это да, но только не пошлые анекдоты. В приятели он чаще выбирал женщин.
Время от времени они ходили друг к другу ужинать после работы или даже просто поболтать. Борик мог оставить ей ключи от своей квартиры, когда уезжал надолго, мог выполнить любую её просьбу: прибить, повесить, поменять, достать; мог пригласить на концерт или в кино. А мог и пропасть на две недели и ничего не объяснять. Но всегда потом объявлялся.
На столе лежала распечатка. Скорее всего, что-то непоколебимое в пользу натуропатии или просто альтернативной медицины – вечером в «Доме» планировалась встреча. Лена пока не выходила, и Борик , понимая, что она опять ему это подсунула, стал читать. Он говорил ей, что на самом глубоком уровне своего сознания чувствовал, что с ним что-то не так, и он, наверное, лишается какой-то очень важной части человеческого бытия и даже понимания искусства. Хотя искусство как раз не для понимания. Не считать же любимым героем Шерлока Холмса, тоже вполне себе асексуала.
«Официальное здравоохранение не имеет никакого отношения ни к здоровью, ни к его охранению. Оно базируется на цветистой системе медицинской мифологии, практикуемой и защищаемой теми, кто наживается на продолжительных болезнях и заболеваниях. Эта система медицинской мифологии может быть просто названа «обманом», и сегодня я хотел бы поделиться с нашими читателями десятью основными направлениями этого обмана, которые поддерживаются здравоохранением США.»
–Так, понятно, – вздохнул Борик, – везде красные флажки, лай собак и телевидение…
Но Лена его не слышала.
Что бы там ни было написано, какая бы важной важная истина там ни открывалась, на первом месте стояла кирпичная стена с колючей проволокой неприятия. «Нет! - орало подсознание, – оставьте меня в покое! Я никого ничего не просил!» С другой стороны, он часто ей говорил про свою больную гепатитом С тётю, которую заразил заграничный зубной врач, и ей становилось хуже и хуже, не смотря на бесконечное лечение уже не первый год. Тётя Юля была горячо любимой, единственной душой на целом свете, которая всегда была на его стороне, с детства хранила его секреты, вытаскивала из передряг юности, платила долги, покупала подарки. Она единственная понимала его одиночество, потому что сама была такая же асексуалка. Женщинам просто легче – можно обидеться, придумать психологическую преграду, сослаться на болезнь, разрешить мужу иметь любовницу – женщину при живом муже никто не осудит. Мало ли почему изменяет муж, эка невидаль! А при гепатите С, кстати, нарушение сексуальных отношений само собой разумеется.результат
Борик повертел в руках оставленные для него листочки с напечатанным текстом:
#5.Заболевание предопределено невезением или генетикой.
Западная медицина хочет, чтобы вы поверили в миф о спонтанном заболевании – заболевании, которое возникает без причины. Всё равно, что говорить о заболевании, как о каком-то вуду, черной магии и о том, что пациент никак не может предупредить заболевание ни через правильное питание, ни через лечение.
Больше читать он не стал. Аккуратно положил всё на место и отошел от стола. «Ну на фиг, и без этого тошно!»
– Лен, я так никуда не успею! – крикнул Борис в комнаты.
– Иду! Статью прочитал? – она вышла в своей серо-коричневой одежонке, с блестящими глазами, и он почувствовал на долю секунды, но не более того, что задумывается над значением словосочетания “pretty woman”.
Лена была директором «Дома отдыха» в центре города.
Дабы не вызывать разного рода ассоциативных оскомин у клиентов, слово «спа» решили не употреблять, упоминая о заведении. Дом отдыха был достаточно просторным и включал в себя зал фитнеса, шесть массажных кабинетов, джакузи и косметологию. Бассейна, к сожалению, не было, но он прочно стоял в перспективе – с экологической дезинфекцией воды на бесхлорной основе и из высококачественной стали. Прототипом был бассейн в одном из отелей швейцарского Сант Моритца. Или, кажется, Лена была счастлива там когда-то? Память так ненадёжна, она помнит ощущения, а не реальность. Хотя какая реальность в прошлом?
Лена была успешной, а таких никто особо не любит. Такие, как она, создают напряжение в устоявшейся колее обыденности, лишние волнения. И без них непросто: кому в бизнесе, кому в личной жизни. Их всегда пытаются игнорировать, замалчивать их достоинства. А уж если ещё и красавица! Со временем женские интриги стали привычным делом, предсказуемым и скучным. Она научилась, разговаривая с людьми, полностью отключаться от своей внешности, даже оставаясь в своих не совсем традиционных
нарядах. Сразу чувствовалось, что девушка не выскочила из офиса – в глаза била свобода, характер и уважение к окружающим. После развода ухажёров было достаточно. Слово ухажёр по сути своей давно должно было исчезнуть. Никто уже не ухаживал в традиционном понимании этого слова. Знакомились, дружили или просто поддерживали отношения, обсуждали взаимовыгодные вопросы и дела, ходили на культурные мероприятия, иногда вместе ездили за границу. Дорогостоящие подарки давно остались в постсоветском прошлом, а усилия в области украшательств лиц и тел вроде четырёхкратного увеличения губ, груди, пениса, деревянный лоб и курносый нос в среде её друзей и даже клиентов Дома не приветствовались. Теперь молодеть хотели изнутри: через замедление возрастных биологических процессов, то есть через правильный образ жизни, правильное питание по группам крови, правильные доброжелательные мысли по отношению к друг к другу или, другими словами, «не как долго надо жить, а как жить долго».
Двери всех кабинетов выходили в небольшое кафе в центре Дома. Там все и собирались. Играла SOLFA *, в увлажнителе воздуха дымился окситацин, снимая стресс и помогая восстановить утраченное чувство дружелюбия хотя бы на время, бармен Стасик, похожий на своего кенийского папу как две капли воды, делал фруктовые и овощные соки или коктейли по последней моде вего-сайтов. Тем, кому хотелось перекусить, предлагалось вкусное меню из салатов и сэндвичей в соответствии с их группой крови. Лампочки полного солнечного спектра, включая ультрафиолетовый А и В, горели по всему Дому и активно помогали всем присутствующим вырабатывать витамин D. В заведении все чувствовали себя очень комфортно. Люди обращались друг к другу без отчеств, не обращали внимания на возраст и вопросы личной жизни не обсуждали. Статус заведения был значительно выше, чем казалось на первый взгляд. Многие приводили друзей, но только на второй год членства. Познакомившись с натуропатией, многие из вновь прибывших оставались. Это было лучшим доказательством того, что они чувствовали себя намного лучше, выглядели моложе, а некоторые побеждали болезни. Но восстанавливать здоровье – это очень долгий и трудный процесс, который забирает время, силы, требует пунктуальности, дисциплины и стоит денег. Мало этого, человека всё время пытаются «вернуть на путь истинный», угрожают, обвиняют в психическом расстройстве, в глупости, а ему так нужна поддержка – быть здоровым намного труднее, чем принято считать. Здоровый и сытый человек пытается, как известно, философствовать и переделывать мир, нередко начиная с собственной семьи, а это не всем нравится.
Борик вёл машину плавно и очень правильно. Лена много раз давала ему свою четырёхколёсную красавицу – с таким водителем можно было не волноваться.
– Я вот думаю, собаку что ли завести? – протянул Борик. – Буду возить её на стрижки.
– Сидор, хватит кривляться!
– В кои веки меня потянуло на любовь… От кофе твоего, наверное.
– Марк зарегистрировал новый БАД. Думаю, начать тебя использовать по назначению.
– Ох, этот твой Марк! Я так ревновать начну. Хоть почувствую, как вам всем тяжело живётся.
– Думаю, что твой выбор не совсем удачный. Я бы с ревности не начинала в твоём деликатном положении.
– Какое у него предназначение, у этого нового БАДа?
– Упадок жизненных сил.
– От усталости что ли?
– Да. От усталости, сонливости, от ревности тоже помогает. В основе нутриент, содержащийся в некоторых продуктах.
– Ладно. Заеду в гости. Мне очень нравится твоя помада. Что-то между розовым и коричневым.
– Сидор, может, заняться твоей просыпающейся наглостью?
– А что, есть такой БАД?
– Конечно, есть. И всегда был. Так что ждём тебя не с пустыми руками.
Лена вышла из машины, а Борик поехал по делам. «Надо было ещё про парфюм сказать», – улыбка так и осталась на его, в принципе, симпатичной физиономии.
3
У Гоши была четвёртая группа крови, он об этом вспомнил после аварии. Пришёл сюда восстанавливаться. Ехал себе по Ленинскому проспекту, слушал какую-то книжку, как стать самым успешным на свете, и в машину спереди влетело колесо. Не колесо, а террористическая акция. Машину развернуло, ударило о столб. Гоша потерял сознание, переломал обе ноги, получил сотрясение мозга, ещё какие-то менее значительные травмы и полностью разрушенный автомобиль в придачу. Старика, бомбившего на старых Жигулях, у которого это колесо и отлетело, простил. Интересно, что старик был немцем. Когда Гоша это узнал, всё никак не мог вспомнить. Мент, наверное, сказал.
С Леной его познакомила Маргарита из страховой компании задолго до аварии. Он пришёл страховать свой первый автомобиль, задавал ей разные вопросы, они разговорились. Оказалось, что они родились в один день и в один год, то есть им было по двадцать восемь. Потом разок случайно встретились в городе, Маргарита была с парнем, которого Гоша хорошо знал, и с Леной. Если честно, у него постоянно были мокрые руки, и доходило до того, что он стеснялся здороваться. Но так в Дом и не выбрался. Натуропатия какая-то. Хотя Лену при знакомстве запомнил. И вот судьбоносное колесо с лысой резиной от вишнёвых Жигулей привело его в эту искажённую реальность массажей с маслом магнезии, каких-то невиданных квантовых машин, культа чистой воды, витамина С, зелёных салатов, нескончаемых рассуждений о мировом закулисье, опасностях, стоящих перед человечеством из-за издержек нашей неграмотной цивилизации и повсеместной коррупции.
Марк, судя по всему, главный источник инновационного мировоззрения, долго с ним не церемонился, сделал диагностику и усадил за генератор Лаховского между двух электромагнитных дисков. Гоша на удивление быстро окреп и подумывал уже слетать на какое-нибудь море. Всё время, пока «сидел на Лаховском», думал о Лене, так как Марк велел держать в голове позитив и рисовать светлое будущее. Он видел её на турецком берегу в лучах заката. Она же как будто его не видела и шла по кромке воды своими уверенными шагами – ну а дальше было много вариантов – один другого позитивнее. Гоша был фотографом. Потом он стал придумывать увлекательные сюжеты для новых фотороманов, где действие происходит во всех возможных живописных точках планеты с Леной в каждом кадре. В любом случае сначала надо придумать, чтобы осуществить.
У Гоши, в принципе, была девушка, с которой он появлялся в свете, проводил уикенды на природе, брал с собой в гости и на прогулки. Во-первых, он с ней не собирался ни коим образом ничего углублять и оформлять официально, а во-вторых, он не был уверен, что он у неё один, то есть единственный и неповторимый, так как таковым не являлся сознательно. Ему нравились её длинные ноги, белые волосы, отсутствие очень уж настойчивых материальных поползновений благодаря состоятельному папе и её личным способностям бухгалтера, которые она успешно применяла в одной из торговых фирм необъятной российской столицы. Родители по обоюдному согласию назвали её Николеттой в честь какого-то знаменитого родственника со стороны матери, кажется, лётчика, да ещё и Героя Советского Союза. Друзья и коллеги по работе звали её Никой, Гоша тоже её так называл. Принимая электромагнитные процедуры знаменитого осциллографа Лаховского и успешно, судя по результатам, индуцируя биоэлектричество, о Нике он почти не вспоминал. Она куда-то удалялась с каждой новой процедурой. Может быть, потому, что особо не переживала, как ему казалось, за его здоровье после этой жуткой истории с колесом. Грустно, когда тебя откровенно не любят и не стесняются своего безразличия. «Наверное, это за деда», – подумал Гоша. Для него было пыткой оставаться с парализованным дедом даже на два-три часа, он придумывал занятия, факультативы, температуру, скидывая всё на мать. Тогда денег на сиделок не было. «Дед, прости меня! Я всегда тебя любил. Если у меня будет сын, я назову его Бронесталем, в память о тебе. Всем светским козлам назло! Это будет условием, без которого я не женюсь». После клятвы Гоше полегчало, и он опять начал додумывать свой первый фотороман. Может, его в Африке снять? Лена и негритянки. Он закрыл глаза минут на двадцать. Потом открыл и прочитал плакат с портретом Елены Ивановны Рерих, висевший напротив кресла: не сердитесь, не ревнуйте, не завидуйте, будьте добрыми и ОПТИМИСТИЧНЫМИ, тогда вы доживёте до глубокой старости.
Вошла помощница Марка, маленькая и тоненькая, почти какая-то прозрачная, с веснушками на носу.
Сеанс клеточной осцилляции прошёл успешно, – голос у неё был звонкий и жизнеутверждающий.
– Откуда ты знаешь? – удивлённо спросил Гоша.
– А другого не бывает, – улыбнулась медсестра. Ей было уже лет сорок с небольшим, но от того, что она была вся такая тонюсенькая, казалась каким-то эльфом без возраста и адреса.
– Руку давай.
По вене потёк витамин С. Не очень приятная процедура опять вернула его к Нике. Она точно ему изменяла. Когда он говорил о чувствах, она отводила взгляд и задавала вопросы про кино, компьютеры, приставки, программки, флешки с бриллиантами, кеды, мандарины, лежащие на подоконнике ножницы или пиццу с ананасом. Он отвечал и замолкал – не хотите, типа, не очень-то и надо. Девчонки помешались на папенькиных сынках с глобальной перспективой. Ника не была исключением. Ему всегда казалось, что им она заполняла «перерыв». Ладони опять стали влажными. Жить без переживаний, как советовала Рерих, пока не получалось. Чаще всего он удивлялся своим ошибкам и неумению сразу правильно отреагировать. Не потом, дома на диване находить то, что искал, а сразу, как гениальный Аль Пачино с экрана – словом, «разворачивать ситуацию». Он пасовал перед хамством. Замолкал и терялся, а иногда не терялся, но не позволял себе опускаться до уровня склоки. А Никак как раз была хамоватой. Она догадывалась об этой его слабости, хотя в глубине души чувствовала, что если пережмёт, он может и дверью хлопнуть. И не будет больше красивых фотографий. Он давно её не снимал. Она перестала его вдохновлять. Гоша схватился за эту промелькнувшую мысль. Да, действительно, снимать её как-то не хотелось.
– А что, Рерихи были знакомы с Лаховским? – спросил он у полупрозрачной женщины.
– Конечно. Он был очень заметной фигурой, другом Теслы. Рерихов тоже интересовала психическая энергия.
Гоша поспешно закрыл рот.
После инъекции он направился в кафе за соком и новостями.
Вступив на сакральную территорию, он облюбовал себе зелёненькое креслице, стоявшее спиной к стене и недалеко от экрана. Усевшись, выбрал грейпфрутовый сок и свекольные чипсы с перцем. Лены видно не было. У стойки сидел новенький, кажется, Анатолий, беседовал со Стасиком. Гоше показалось, что они говорили на суахили. Суахили это был или нет, Гоша, конечно, не мог утверждать, так как все африканские языки у него были в разделе суахили. Новенький говорил довольно бегло, и Стасик торчал от удовольствия. Периодически они хохотали.
– Стас, ты что, брата нашёл? – не выдержал Гоша.
– Представляешь, Анатолий был в Гитеге! Это почти что как встретить кенийца, приехавшего из Улан-Удэ! Прикол! – Стасик родился и вырос в Москве, так что русский был его родным языком. Когда он был маленьким, отец брал его собой в Африку к бабушке и тёткам. Мать Стасика редко туда ездила. По паспорту отец был кенийцем, а на самом деле он был из Бурунди. Во время кровавых событий 1972 года они, как и другие успевшие покинуть страну тутси, укрылись в Руанде, а потом переправились в Кению. Отца убили ещё за два года до этого. Мытарствам их не было предела, и вдруг красавица-мать встречает Сильвестра, ветеринара, работника Кенийского Национального парка «Амбосели». Он женится на ней, судьба делает крутой поворот, и все они получают кенийские паспорта. Бурундийские женщины славятся своей утончённой красотой и трудолюбием. Стас ездил в Найроби, пока бабушка была жива. Она научила его говорить на суахили, рассказывала истории о своём детстве, и красотах изумрудных гор и голубой дымке озера Танганьика. Мальчишкой он мечтал попасть в Бурунди, стать героем страны его предков и принести какую-нибудь ощутимую пользу своей маленькой исторической родине, но отец его туда никогда не брал. Русская мама последнее время не очень ладила с ним, и он всё чаще бывал в отъезде. Стасик не вмешивался в их отношения. Ему остался год, и он тоже станет ветеринаром, как спаситель Сильвестр.
– Привет, Гоша! – обернулся Анатолий. Он был в трениках после фитнеса. Высокий, мускулистый, поджарый, с серыми стальными глазами и слишком широкой улыбкой. На вид ему можно было дать лет тридцать пять или тридцать семь.
– Ты был в прекрасной Бурунди, я правильно понял? – спросил Гоша.
– Ну да. У меня там кое-какие дела.
– Ну и как? Красивая страна?
– Восточная Африка вся красивая: манящая, таинственная, ожидающая…
– Это она меня ждёт, я знаю, – вставил Стас.
– Она много кого ждёт, – многозначительно продолжил Анатолий.
– Может, и меня ждёт, кто знает. Я бы там поснимал… Там не опасно сейчас? – Гоше стало интересно.
– Уже нет. Гражданская война закончилась в 2005 году. Но ездить там лучше на джипах, да и охрана не помешает.
– Стас, твои родственники Хуту или Тутси? – спросил Гоша.
– Что за люди! – покачал головой Стас. – Ты не совсем уверен, как называется столица этой страны, но тебе очень нужно знать, тутси я или нет. А какая разница? Вот скажи мне? Какая тебе, хрен, разница, тутси я или хуту, Рабинович я или Глущенко? Я вообще россиянин, если на то пошло. Отвали!
– Ты что, дурной? Да мне твоя Бурунди в сто раз интереснее Франции. Я, может, давно хочу туда попасть. На бурундиек посмотреть опять же.
– В Бурунди, например, живёт самый старый и самый большой крокодил в мире. Его глаз размером с колесо от Жигулей, – подхватил Анатолий.
– Почему обязательно от Жигулей? – Гоше колёса от Жигулей пока ещё были небезразличны.
– Кстати, помнишь, Марк, кажется, говорил, что акулы и крокодилы живут вечно, – сказал Стас. – у них всё-время восстанавливаются теломеры на концах ДНК или что-то вроде этого.
– Лет двести он, говорят, уже живёт.
– Представляете себе: живёт и всё время растёт. Был такой фильм про анаконду, которая пожирала красные орхидеи. Эти орхидеи вырабатывали какой-то фермент, вещество какое-то, с помощью которого клетки не прекращали делиться. И эти анаконды росли себе до размеров станции метро и глотали всё подряд. Фармацевты, ясное дело, снарядили экспедицию за этими орхидеями, но алчность некоторых её участников погубила дело, – рассказал Стас.
– Его кто только не ловил, этого крокодайла, и каких только фильмов про него не снимали. И баранов ему в капканы подсовывали, и клетки ему какие-то электрические привозили, а он не ловится,- продолжал развивать тему Анатолий.
– В каждом озере живёт своё чудовище, я так думаю, – Гошу что-то настораживало в этом псевдоафриканце, он чувствовал опасность или драку. – В Танганьике – крокодил, у нас на даче на речке жил рак размером с кота. Может, там камыш какой был космический? Мы тоже его каждое лето ловили, а он не попадался.
– Жалко, – сиронизировал Анатолий.
– А людей там не едят? – Гоша начал прикалываться.
– Говорят, что всё ещё едят иногда, – он подмигнул в сторону Стаса.
– Ну хватит уже, – тот старался не злиться, но начал нервничать.
– Ну как сказать
Слышал, что человечину можно попробовать, если есть стойкое желание.
– Что, на рынке продаётся? И какое самое вкусное местечко?
– Кажется, ладошки, – шепнул Анатолий и добавил, – Есть одна опасность.
– Не проверено санитарным контролем? – усмехнулся Гоша.
– Тот, кто попробовал раз…
– О, Господи! Иди лучше запишись на приём к Марку, – заволновался Стасик, – он тебе кое-что прочистит. Ладошки! Ушки! Ты что, голодный?
Все засмеялись.
– А то! Тащи сэндвич с бобами! Не ем мясо, – пояснил Гоша.
– Ну да. Оно токсично, – кивнул Анатолий. – Во сколько митинг?
Гоша показал глазами на стенные часы, – через пятнадцать минут.
4
Оле всегда хотелось быть Ларой. Она пару раз совсем уже решалась распрощаться с этой «мямлей Олей», но мама каждый раз умоляла её этого не делать, потому что её назвали в честь бабки по отцовской линии, а отец был важнейшей персоной в их жизни. Лет десять назад она услышала голос Лары Фабиан и ещё раз убедилась, что имя делает человека. Она даже научилась со временем безошибочно предугадывать, что можно ждать от Свет, Наташ, Татьян и Оксан, если попадала в сложную ситуацию с их участием. Ей нравилось ещё имя Алла, но Лара всё-таки больше.
Оля подошла к большому зеркалу. Это зеркало она сама придумала – огромное, от пола до потолка. Дизайнеру не очень хотелось разбивать им пространство, оно как-то нарушало интимность, уют, уединённость, врываясь и нарушая созданную атмосферу, но Оля настояла. Ещё и подстветку сделала. Сейчас её любимое зеркало мгновенно ей подтвердило, что можно выходить: макияж, причёска, невероятное длинное шёлковое платье, цвета бледной розовой пудры, рубиновые серьги, прелестный клатч, только что купленный в Женеве от нечего делать, как обычно, и чуть заметная снисходительная отцовская улыбка на лице – всё соединилось в неповторимый образ очень красивой молодой женщины, подойти к которой мог осмелиться разве что арабский шейх или подвыпившая звезда мирового футбола. Остальным иметь такую спутницу жизни показалось бы слишком рискованным и беспокойным делом.
– Могу себе представить, как отец вами гордится, – проговорил восторженно Руслан, последние три года бывший её бессменным стилистом. Он не лукавил. От неё захватывало дух. Другое дело, что у хозяйки был скверный капризный характер, семь пятниц на неделе, и необузданные желания, но красоты у неё было не отнять. Из-за таких вот в прошлом и стрелялись барские сынки. Руслана женщины не интересовали никогда, но не видеть красоту он не мог. Он, к слову сказать, приложил немало стараний, создавая её облик. Нашёл даже в одном из московских бутиков бесподобные серьги ко дню её рождения, которые отец ей с удовольствием купил.
Оля спустилась к машине, где сидел отец. Иногда они выезжали вместе. В посольстве должны были быть нужные люди, да и почему не отправиться немного развлечься?
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Владимир Алексеевич, глядя на которого, сразу становилось ясно, что Ольга его дочь. Он был статным, каким-то, выпадавшим из советского периода, просочившимся сквозь годы советской власти из царской России, откуда-то с Невского проспекта ещё времён Анны Карениной. Деньги он успел сделать ещё до кризиса 1998 года, когда миллион долларов попадал в офшор за один день.
– Я себя плохо чувствую. Попробую полечиться у натуропата. Как считаешь?
– Осторожно! Это должно быть только твоим решением. Никаких жертв от тебя никто не просит, – он поправил галстук-бабочку лёгким движением левой руки.
Какие красивые у него были руки! Оля помнила с детства, как просовывала свою маленькую ручку в его большую кисть в те нечастые минуты, когда они гуляли с ним вдвоём летом в Москве или на даче шли купаться на дальние пруды...
– Мне нравится твоё платье, дорогая.
– Наконец-то ты что-то оценил.
Машина быстро вырулила на Большую Якиманку и подъехала к парадному подъезду дома Игумнова, когда то выписавшего для своего нового жилища красный кирпич из далёкой Голландии. Бедному купцу никогда и в голову не могло прийти, что он выстроил резиденцию для послов Французской Республики, а не для своих потомков. Очень часто самые красивые дома не достаются не их истинным владельцам, как самые лучшие яблоки порой попадают в корыто к небезызвестным домашним животным, глубоко безразличным к их качеству и сорту.
Концертная программа оказалась слабоватой и не очень организованной. Для хореографических экзерсисов было тесновато, а для мощи голоса оперной дивы, во всяком случае, для репертуара, который она выбрала, посольское фойе тоже не очень подходило.
Но зато ужин у них удался. За их столом сидели ещё семь человек – три пары и представитель ювелирной компании, которому очень хотелось что-нибудь продать, особенно Оле.
– Завтра в шесть утра мы улетаем в Ниццу, поспать не сможем, – сказала Олина соседка справа, не обращая внимания на то, что её муж уже давно это всем рассказал и успел даже пригласить Олю в Монако на свой день рождения, который должен был случиться через неделю.
– Мы в курсе, – поддержала разговор другая соседка, которая пребывала в прекрасном расположении духа и хвасталась новой яхтой. Она, видите ли, сама принимала участие в дизайне интерьера.
«Раньше гордились своими детьми, их успехами, собственной эрудицией или, на худой конец, рассказывали хороший анекдот», – подумал с грустью Владимир Алексеевич, которому было откровенно скучно с этими нуворишами и их философией потребления. «А кухня вот неплохая, – успел он себе заметить, – особенно крабовый мусс».
Взял слово президент ювелирной компании взял слов. Наступила тишина. Его речь не отличалась оригинальностью: обычное фальшивое восхищение русскими женщинами, их несравненным вкусом, улучшающимися экономическими отношениями между Францией и Россией, а также растущие показатели продаж не только в Москве, но и во многих других городах бывшего Советского Союза. Закончил он своё выступление банальным «Да здравствует Франция!». Сопровождавшие его лица из компании рангом пониже были разбросаны по разным столам, дабы развлекать публику и соблазнять новинками производства.
– Я обожаю Средиземное море, полный пляж народу, все друг друга знают, все сплетни только там и можно узнать, – продолжила соседка справа.
Владимир Алексеевич постарался скорее запить вином свои эмоции.
– В прошлый раз моему Кеше, – она показала глазами на мужа, – так повезло с гостями на дне рождения, что нам пришлось подарки посылать домой по почте. Кто-то даже подарил седло для лошади – ну, вы понимаете, о чём я?
– А я вот лошадей боюсь, – сказала вторая соседка.
«Скорее, они тебя боятся», – молча посмотрел на неё Владимир Алексеевич. Он терпеть не мог раздутые, как после укуса осы, губы. Да ещё и смотреть, как она ела этими губами.
– Прекрасный рябчик! – воскликнул, проглотив кусок с вилки, так называемый Кеша и подмигнул ничего не понимающему по-русски французу, сидевшему за их столом. – Вот французы, молодцы! Что ювелирку умеют делать, что поужинать дадут. Моя жена носит только французские бренды, – это он явно сказал иностранцу.
– Спасибо болшой! – тот на всякий случай отреагировал, как учили.
«Тебе придётся нелегко, дружок!» - Владимир Алексеевич мысленно обратился к французу и сделал ещё один большой глоток вина.
Оля, свободно говорившая по-английски, решила всё-таки оказать ему знаки внимания и стала спрашивать всякие формальные глупости, чтобы поддержать разговор.
– Такие серьги, как у Оли, я вижу впервые, – выразила своё восхищение жена Кеши, – на такие мы ещё не замахивались. Очень красиво.
– Сама Оля тоже ничего, слушай! – послышался мужской голос напротив. Это была мужская половина третьей состоятельной пары, удостоившейся приглашения на эту ювелирную тусовку – и по всей вероятности, кавказских кровей. Как только уважаемый семьянин сел за стол и увидел Олю, Владимир Алексеевич сразу подумал, что без приглашения к нему в родные края вечер не обойдётся, и что, судя по выражению лица, он принял её за французскую кинозвезду или княгиню. Но дива заговорила по-русски. Узнав, что она русская, а значит никакого языкового барьера нет, он перешёл в наступление. Жена сидела молча, потупив взор и посылая проклятья.
«Так, пора прекращать этот балаган», – Владимир Алексеевич кашлянул.
– Мне что-то душновато, – тихо произнёс он.
– Самое время прогуляться, – ответила дочь.
Нельзя сказать, чтобы Оля вела очень активную светскую жизнь: во-первых, ей многое не позволяло здоровье, а во-вторых, она не занималась поиском состоятельного любовника и не искала работу, чем обычно и занимаются на светских мероприятиях. Знакомых у неё, тем не менее, было достаточно в этом же самом кругу.
– А это Господин Раджив, – представил, в свою очередь, своего знакомого Владимир Алексеевич.
– Слава о вашей красоте, мадам, достигла моей страны. Я счастлив нашему знакомству, – сказал Раджив, слегка поклонившись. Оля услышала характерный индийский английский язык и запах загадочного восточного парфюма.
– Как я мечтала побывать в Бомбее когда-то, – улыбнулась она своими красными губами.
– Бомбей ждёт вас, мадам, – он был странный, этот Раджив. Вёл себя, как герой из старой сказки, даже немного переигрывал. Он явно очень старался, и причиной этому был Владимир Алексеевич, его связи и влияние. Деньги, может быть, тоже, но деньги есть у многих, особенно у коррумпированных болванов, ничего не смыслящих в бизнесе – в России таких подавляющее большинство. Деньги были и у самого Раджива. Можно сказать, он был богат.
– Пусть Бомбей ещё немного подождёт, от этого наши чувства станут только крепче, – она посмотрела на отца. Её усталость уже была заметной.
– Раджив занимается, как бы это сказать… гуманитарными проблемами, он тесно связан с международными организациями, особенно по здравоохранению.
– А как же вы сюда попали, Раджив? Вы любите ювелирные украшения? – Оля почувствовала, что встреча с ним не была случайностью, но вопросы про помощь обездоленным и пострадавшим от засухи и пожаров индийцам и африканцам она решила ни под каким предлогом не задавать. Её вообще это не интересовало, даже если это и было связано с бизнесом. Она ненавидела болезни, и отец это знал.
– В Индии нет ни одного человека, который бы не любил ювелирные украшения. Это мы сделали славу и во многом определили судьбы многих современных французских брендов.
– Вы не представляете, на какую выставку я попала в Лондоне! Очень небольшую, правда, всего тринадцать предметов, но каких! Раджив, это были настоящие сокровища махараджей. Мне понятно, о чём вы говорите.
– Индийским рубинам в ваших серьгах, мадам, несказанно повезло.
– Я рад, что вы нашли общий язык, – заметил Владимир Алексеевич,- предлагаю поехать ко мне немного побеседовать, вы не против?
– С удовольствием, – ответил Раджив.
5
Марк ехал домой в глубокой задумчивости. Он почти понял диагноз, за исключением, может быть, сугубо индивидуальных особенностей её организма, какой-нибудь наследственности или драматических событий детства. Он уже предвидел, как трудно будет её переубедить бросить все без исключения лекарства, сесть на диету, заставить пить два литра воды в день, приходить на процедуры, принимать каждый час то, что он ей пропишет, следить за малейшим изменением в своих ощущениях и читать. Хотя с этим, в данном случае, проблем может и не быть. Она кажется грамотной и любопытной. Но недоверчивой и подозрительной. Наверное, давно лечится. А ещё ей очень нужна вера. Ну да ладно – сердечники далеко не самый трудный вариант. Интересно, чем она занимается? Нет, это не совсем так. Просто это поможет процессу, вот и всё. Но она красивая. И что? Ещё жальче почему-то. Как затоптанная клумба с Елисейских Полей. Он был убеждён, что там самые красивые клумбы в мире – сочетания цветов, кустов, травы являлись как структурированная природа, или даже вода в живом организме, которая божественно структурируется под каждый отдельный орган. Хотелось сесть на лавочку и смотреть на них, как смотрят на море с утёса. Кто их делал, эти клумбы? Кто знает имена их создателей? Для Марка эта клумба была нужнее многих живописных шедевров – главное в ощущениях. Когда он видел, как голубая трава плавно переходила в серебряную и упиралась в тёмно-бордовые, почти чёрные цветы, а потом начинались сказочные заросли белого цвета, шевелящиеся от лёгких дуновений ветра; ему становилось хорошо на душе, и он замирал, уставившись в собственную жизнь, наслаждаясь мгновением и мечтая как мальчишка о глупостях. Ассоциации тоже неслучайны. Он улыбнулся.
– Удивляюсь, как мы ещё не сдохли в этой жаре, Марк Лазаревич, – пожаловался Лёша шофёр. – Не жара даже, а гарь и срань кругом, простите за выражение.
Матом ругаться на работе Марк никому не разрешал, и Лёша выбрал литературные слова.
– Мать совсем плохая – задыхается. Кондиционеров в продаже нет. Его ведь ещё надо знать, как поставить. На следующей неделе обещали привезти. Прямо как в давно забытом Совке – дефицит.
– Купи увлажнитель воздуха, налей перекись водорода и поставь к ней на ночь в спальню. Будет легче. Сейчас приедем, дам капли. Напомнишь. – Поездка в Женеву была утомительной, но удачной. Где-то на 80%.
– А я вот плохо спать стал. Сижу до трёх часов и ни в одном глазу. Это, что, стресс или как? – задал Лёша давно подготовленный вопрос номер два.
– Это из центра Вселенной тебе подают энергию. Лучше ночью – чище эфир, – Марку откровенно хотелось, чтобы Лёша помолчал. – Засеки двадцать пять минут и вспомни все детали: что тебя отвлекает от сна, что ты слышишь, о чём думаешь, кого ненавидишь, кого любишь – всё важно. Я не буду тебе мешать. Думаю, двадцать пять минут тебе будет достаточно. Потом посмотрим.
Пробки как таковой не было. Ехали со скоростью пятьдесят километров, правда, в полной загруженности дороги. Итак, из трёх женевских пациентов, один выздоровел, второй выздоравливает, а третий не вышел на связь, и дом его закрыт. Для второго сейчас самый ответственный момент – не сорваться и не проговориться, иначе все заслуги заберёт себе официоз, или того хуже – нагрянет с медосмотром и вколет какую-нибудь гадость. Такое уже было с летальным исходом. Рассказывать об этом нельзя, так как доказать ничего практически невозможно, а родственники ничего не понимают и теряются от горя. Родственники – это вообще особая ипостась. Очень опасны взрослые дети-бизнесмены, ожидающие наследства, обиженные жёны, мечтающие о мести, неверные мужья со второй семьёй на соседней улице, обделённые братья и сёстры. Всем им не нужно, чтобы больной встал с постели. Это не произносится, но это читается по глазам и по их рвению помешать. Особенно, когда признаки восстановления больного налицо, и только что придуманные заманчивые планы рушатся на глазах. Правда, иногда болит немного совесть, но перспективы новой жизни, новых побед над женщинами и конкурентами, новых путешествий, яхт и вилл так чертовски заманчивы, что совесть можно и заткнуть. Да вот хотя бы и всё тем же официозом. А то завели себе тут разных самозванцев… Старо, как мир, и забывать об этом нельзя ни доктору, ни пациенту.
Но бывает и любовь, и человечность в том понимании, что мы хотели бы понимать под этим словом, бывают горькие слёзы горя и сладкие – от счастья надежды или даже победы. За годы многолетней практики Марк многое видел, понимал всё с полувзгляда, но не любил осуждать. Судить – это совсем другая профессия. И вообще, что такое «профессия»? Нет, он этого не отрицал – без знаний и опыта мы опустимся в пучину хаоса и полной безответственности… А если общепризнанные знания устарели, стали совершенно неэффективны, коррумпированы и служат не человеку, а его страстям и недостойным вредным помыслам властьимущих? Если настало такое время, что доверять нельзя ни политикам, ни государственным структурам, ни бизнесу, ни науке? Что мы понимаем в нанотехнологиях? Откуда мы знаем, что каждый день! чистим зубы правильной зубной пастой, что в бутылке с питьевой водой нет тяжёлых металлов, пломбы в зубах не расстроят нам и без того шаткое здоровье, а вирусы не вылетели из соседней лаборатории, так как дорогостоящие прививки появляются через несколько месяцев? А кто знает, что с нами будет через пять лет от этих прививок? Кто их тестировал? Почему мы должны соблюдать законы, в правильности которых никто не уверен? А кто будет отвечать за последствия? Министр, подписавший приказ? Каким образом? Собственноручно вернёт вам здоровье на серебряном подносе? Или босс фармацевтического концерна? Как-то всё неправильно развивается.
Незаметно машина оказалась на Бульварном кольце – до Большого Харитоньевского осталось всего ничего. Сима, горничная, ждала его ещё с утра со свекольным супом, свежими фруктами и включенным кондиционером. Она любила, когда Марк летал в Швейцарию, потому что оттуда ей всегда доставалась коробка вкуснейших шоколадных конфет. Пусть не очень полезных, с сахаром и всё такое, но иногда можно всё.
– Если честно, Марк Лазаревич, мне не дают спать страхи, что прилетят пришельцы и украдут нашу жизнь, – дождался двадцати пяти минут Лёша.
– Так…- протянул, вспоминая разговор Марк, – ещё что?
– Ну, помните, я говорил про Наташу?
– Конечно, помню.
– Как вы думаете, жениться сейчас или всё-таки подождать? – Лёша говорил, улыбаясь, вроде бы шутил, но если это мешало ему спать, то тут уже было не до шуток.
– Подождать чего, Алексей? Дурью не майся, будь любезен. Почему это она будет чего-то ждать? Как ты ей это объяснишь? И чего ты, собственно, ждёшь? Тройной хромосомы, что ли? Или землетрясения?
– Конечно, можно пока детей не заводить, и то правда. Просто жениться. Я кольца уже выбрал.
– А жить где будете? - поддержал разговор Марк.
– У меня. Мы же с матушкой живём в трёхкомнатной квартире в Химках. Я её не могу оставить. Думал уже. После смерти отца она очень сдала. Сам себе не прощу. А Наташка же простая, понятливая. Я ей уже намекал.
– Отец от чего умер? – спросил Марк.
– Тромб. Прямо на улице.
– Понятно. И сколько ему было лет?
– Пятьдесят семь.
– Выпивал?
– Было дело, Марк Лазаревич. Я не пью, вы знаете. Но вот как-то страшно иногда.
– Плавки у тебя с собой есть? – у Марка неожиданно чирикнул телефон, получив SMS.
– Ну да. В сумке в багажнике, а что?
– Поедем на работу, я поговорю с Леной – посидишь в дждакузи с магнезией. Там знаешь, вода проходит через специальный аппарат, он синтезирует особую форму кислорода… Короче, я совсем уже заговорился, – спохватился Марк. – Не буду тебе морочить голову. Кислород и магнезия отрегулируют твои проблемы. Думаю, эта жара бесследно не проходит.
– Да я же таблетки вот пью. Мне Наташа принесла.
– Ну-ка, покажи! – попросил Марк.
Алексей вытащил из кармана блестящий блистер.
– Психотропные! Присядешь, и потом не сойдёшь. Хорошо, что показал.
– Не надо было, наверное, – вздохнул он с сожалением.
– Если будешь продолжать их пить, придётся искать другую работу. Ты сам увидишь, дело не во мне, – заключил Марк. – Думаю, одними пришельцами дело не ограничится.
Лёша стал серьёзным. Настроение резко сменило градус.
– А что, у меня есть другой шанс? – вдруг спросил Алексей.
– Ты Наташу имеешь в виду или своё здоровье? – переспросил Марк.
– Марк Лазаревич, вы знаете, я вас очень уважаю, но ведь таблетки-то помогают, если честно.
– Знаешь, Лёша, я давно перестал спорить. Мне это не надо. Речь идёт о тебе. На вопросы могу ответить, а убеждать просто нет энергии. Не предусмотрено.
Марк поднялся в квартиру, вручил Симе чемодан, принял душ, проглотил приготовленную еду, сказал «спасибо», надел свежую одежду, вернулся в машину, и Лёша молча повёз его в «Дом».
SMS-ка была от Лены. «Мы ждём тебя в пять. Ты как?» Он не стал отвечать. Как будто засунул в рот спрятанную матерью конфету. Хотелось, чтобы она не таяла. Ещё можно было вдохнуть ртом, чтобы запах шоколада был везде: не только во рту, но и в носу. Вот так замереть у холодильника и всех обмануть. Мать не покупала сладкого – конфеты приносил дядя Саша. Сейчас нет ни мамы, ни её брата. Рак. То, с чем очень упорно борются высокооплачиваемые умы человечества, а оно об этом не знает. Сегодня бы он их вылечил. Как вылечил десятки пациентов: старых, молодых, на разных стадиях.
От того, что он увидит Лену, своих пациентов, от того, что его ждут, настроение постепенно поднималось, и он чувствовал лёгкое волнение перед долгожданным свиданием.
Продолжение на ЛитРес.))