Непристойное предложение

       
      

       Прохаживаясь по комнатам, Ольга пыталась хоть чем-нибудь себя занять.
«Завтра воскресенье, – думала она, – и опять придется весь день провести дома…».
 Писать конспекты не хотелось…

       Промаявшись некоторое время и не найдя никакого интересного дела, она
вошла в самую светлую комнату, на южной стороне, и посмотрела в окно.

       За несколько последних дней листва с деревьев почти вся облетела, и теперь,
 сквозь тюлевую занавеску, был хорошо виден клуб через дорогу, а за ним – школа.
      «Не буду включать свет, когда стемнеет, – подумала Ольга, – посижу возле
окна».

       Стемнело. Зажглись фонари. Зазвучала музыка. Возле клуба начала
собираться молодежь. Потом появился киномеханик и стал наклеивать на стенд
афишу. «Значит завтра вечером покажут какой-нибудь фильм, все равно, какой,
можно будет посмотреть…», – единственное развлечение, которое Ольга могла себе
позволить вне дома, – больше ей ходить было некуда. Ежедневно совершаемый путь –
дорога из  дома в школу – и обратно – по времени занимала не более двадцати
минут.

       Ольга продолжала смотреть в окно. Киномеханик все еще приклеивал афишу.
Ей стало скучно. Она ушла в дальнюю комнату и села проверять тетради.

       Вскоре она услышала настойчивый стук в дверь. На вопрос, кто это, голос
 ответил:

       – Это я, киномеханик, по поводу русского языка, как правильно слово
написать на афише.

       Ольга включила фонарь над крыльцом – и вышла. Перед ней стоял худощавый
мужчина, лет сорока пяти.

       – Здравствуйте, Ольга Николаевна, мы с вами лично не знакомы, но я-то за
вами все время наблюдаю из клуба, как только вы из дома выходите… Меня зовут
Александр, хочу к вам зайти, мне нужно с вами поговорить.

       С этими словами он сделал движение, намереваясь открыть дверь в дом.
Ольга заслонила дверь спиной:

       – Нет, я живу одна – и мужчины в мой дом не заходят, – это неприлично.

       – Но я – киномеханик, и мне нужно так много вам сказать, а здесь, на
 улице, везде люди, как-то неудобно! – говорил он, убедительно заглядывая в
глаза и настойчиво пытаясь оттеснить ее к дверям.

       – Не вынуждайте меня сожалеть о том, что я вышла. Вы хотели спросить, как
 пишется слово, какое слово?

       Киномеханик немного помялся, потом спросил:

       – Как правильно написать: «Человек-амфибия» или «Человек-анфибия»?

       Уточнив написание, он явно не хотел уходить. На вопрос, что Ольга сегодня
 делает, она ответила:

       – Проверяю тетради.

       – Но ведь это можно отложить, – завтра выходной. Мы могли бы у вас
посидеть, поговорить… Мне совершенно не с кем разговаривать, здесь нет
интеллигентных людей! и как я рад, что вы приехали, только вы меня сможете
понять… неужели даже не пригласите меня в гости? – ведь я так надеялся...

       Ольга была возмущена его наглостью и молча смотрела с нескрываемой
неприязнью, почти враждебно. Что-то неприятное, отталкивающее, лисье было в его
обличье, в его позе, манере держаться, во вкрадчивом масляном голосе, в странно
горящих белесых глазах на морщинистом худом лице, во влажной липкой руке,
которую подал, здороваясь с ней… Кого-то он ей напоминал, что-то похожее,
мерзкое, она уже когда-то встречала… Киномеханик говорил еще что-то, но что –
она не слышала…

       – Я очень прошу вас меня простить и не обижаться… Я вам написал… Тут у
меня идут сначала стихи… Я сначала хотел все написать в стихах… потом не смог…
дальше словами, как понимаю, как чувствую… И простите за ошибки… Вы прочитайте,
пожалуйста, и скажите мне обо всем этом свое мнение, – я очень ценю ваше мне-
ние! – и он протянул толстую пачку сложенных вдвое листов.

       – Конечно! – воскликнула Ольга, предвидя конец разговора, – сегодня же и
 прочитаю…

       – Я очень надеюсь… и с нетерпением буду ждать ваш ответ… Можно, я завтра
вечером к вам приду – узнать, что вы обо всем этом думаете?

       – Конечно, приходите, только не поздно.

       – Я приду в десять часов, после кино.

       – Нет, это поздно, приходите в шесть.

       «Наконец-то! – Ольга с облегчением вздохнула, закрывая за собой дверь, –
казалось, никогда не уйдет… и как я вынесу завтрашнюю встречу с ним?! А может
быть он не такой плохой, как мне показалось?.. просто стеснялся и не знал, как
отдать цензору свои сочинения».

       Ольга с иронией разогнула листы, в предвкушении открытия литературного
дарования сельского самородка.

       С первых же строчек она удивленно подняла брови. Сначала ей было смешно,
но чем больше она читала, тем больше хмурилась.

       Текст начинался очень странно: «Многоуважаемая, несравненная Ольга
Николаевна, прошу Вас простить меня за то, что отнимаю у Вас драгоценное время,
и умоляю Вас прочитать мое письмо. Я долго не решался Вам его отдать, но с тех
пор, как Вас увидел, потерял покой и не могу больше скрывать свои чувства…»…
Далее шло пространное стихотворение, написанное почти гекзаметром, с красочными
эпитетами и сравнениями, вперемешку со страстными любовными объяснениями.
Заканчивалось все словами, что если она не ответит на его чувства, он умрет от
любовных мук. После стихотворного объяснения шел как бы перевод в прозе.

       Ольга вскользь пробегала по строчкам, брезгливо переворачивая кончиками
пальцев сразу по нескольку страниц. Заканчивалось «послание» выражением надежды
на ответные чувства. Далее шла приписка: «И если Вам неудобно от людей, то я
буду щадить Ваши чувства: приходить к Вам по вечерам, когда стемнеет, а Вы не
включайте свет над крыльцом, просто откройте дверь». Ниже стояла подпись: «С
уважением к Вам Александр Троян».

       Заставив себя дочитать всю эту мерзость до конца, Ольга с отвращением
отодвинула кипу бумаг, перепачканных каракулями с уймой ошибок.


       – Какая наглость!.. – с досадой воскликнула Ольга, – Что он себе
позволяет?! Разве я подала ему повод?! Да как он посмел, этот Троян! Троян?..
И Ольга вдруг вспомнила, как несколько дней назад в учительскую на перемене
вошла учительница третьего класса. Двое присутствующих насмешливо переглянулись
 между собой. Когда она вышла, обе засмеялись.

       – Ходит, как в воду опущенная!

       – Еще бы! Слыхала новость? – Муженек опять к другой ходит.

       – Да ты что?! – и кто это теперь?

       – Да Танька Сидорчук, с фермы.

       – Вот это да! Была бы хорошая жена, муж бы не бегал по селу за каждой
бабой!

       – Так ей и надо! Трояниха сама виновата, если не может мужа возле себя
удержать!..

       «Так значит это и есть тот самый Троян!»…

       Ольга нервно ходила из угла в угол по комнате, потом снова подошла к
окну. Возле клуба толпились люди, гремел все тот же избитый шлягер, слышались
 мужские голоса и грубоватый смех да повизгивание местных девчат.

       Она рассеянно наблюдала за движением темных фигур, будто в театре теней.
Все, что там происходило, казалось таким далеким и не имеющим к ней никакого
отношения. Ею владело чувство горечи за нанесенное оскорбление, ощущение обиды и
незащищенности…