Снег небо сыплет серебристый щедро,
Поземка вьется змейкой по степи.
Сердито бьют, гудят порывы ветра,
С натужным стоном кереге* скрипит.
Огонь, очаг терзая, бесновался,
В дырявой юрте ветер загулял.
Сквозь щели в дом со свистом прорывался
И страхом души старцев наполнял.
- О, Жараткан*, что делаешь ты с нами! –
Старуха причитает у огня.
Седой старик вздыхает временами,
Молчит, тревогу на сердце храня.
Был Ерназар богат и знатен прежде,
Имел когда-то восемь сыновей.
Второй уж год живут они в надежде,
Ждут старики и день и ночь вестей.
Костлявые объятия раскинув,
В степи возник однажды страшный джут*.
Бай Ерназар подумал и прикинул:
«Нрав у зимы грядущей будет крут».
Всех восемь сыновей созвал он в юрту
И отогнать велел им табуны.
- В степи не будет нынче им приюта,
Не пережить губительной зимы.
Спасайте, дети, табуны, отары,
В местах, где мягче, чем у нас зима.
Мы для дороги дальней слишком стары,
Авось, не одолеет нас беда.
Ему все восемь низко поклонились,
Но прежде чем погнать отцовский скот,
Обезопасить стариков решили,
Их мясом запасли на целый год.
Благословил отец детей в дорогу:
- Пусть будет легким, сыновья, ваш путь!
Но помните, храня в душе тревогу,
Отец и мать к весне домой вас ждут.
Год пролетел, закончились припасы,
Вестей от сыновей все нет и нет.
Совсем в тревоге стали седовласы,
Их табунов в степи затерян след.
Прошла весна, вослед за ней и лето,
Пролилась осень затяжным дождем.
Лучей не видно солнечного света,
Зима пришла со снегом и со льдом.
Два года джут* царит в степи бескрайней,
Земля покрылась коркой ледяной.
Сказал жене бай как-то утром ранним:
- Совсем мы обессилели с тобой.
Вставай, старуха, поищи съестного,
Даст бог, голодной смерти избежим.
Перебери по сундукам немного,
Невмоготу с желудком жить пустым.
Собрав все силы, еле как поднялась
Старуха, заскребла по сундукам.
Хоть что-нибудь быть может, завалялось?
По всем пустым прошлась по бурдюкам.
Ко входу в юрту подошла качаясь,
Слабеющей рукой взяла сырык*.
Шест подняла над головой, вздыхая,
В сторонку отодвинула тундик*.
Дивится Ерназар жены сноровке,
Хватается рукой за воротник*.
Свисает с шанырака* на веревке
Грудинка лошадиная – тостик*.
Увидел, словно чудо, растерялся,
От радости взмолился всем богам.
Поглаживал усы да улыбался:
- Скорей, жена, свари-ка его нам. -
Сварив тостик,* насытились, окрепли,
И жизнь вдруг показалась веселей.
И в волосах как будто меньше пепла,
И щеки стали у жены алей.
В срок богом данный, раннею весною
Раздался в юрте старой детский крик.
Бай, радостью охваченный шальною,
Дает младенцу имя – Ер Тостик!
Нет старцев изумлению предела,
Сын не по дням растет, а по часам.
Стремительной стрелою дни летели,
А месяцы равняются годам.
Проходит год, исполнен буйной силы,
Играет мышцами стальными богатырь.
Другая бы пятнадцать лет растила,
А он лук, стрелы где-то раздобыл.
Охотником слыл Ер Тостик отменным,
Отца и мать добычею кормил.
Для них стал сыновьям восьми заменой,
Батыра Ерназар себе взрастил.
Не знает юность дерзкая преграды,
Избыток сил ей голову кружит.
С мальчишкой этим нет соседям сладу,
С ним встречи сверстник избежать спешит.
Ему потехой стали лук и стрелы,
Умел в полете птицу подстрелить.
Вдруг птаха мимо юрты пролетела,
Пронзил ее стрелою Ер Тостик.
Беспомощно крылом подбитым машет,
В открытый с писком прыгнула тундик. *
О, как забава сердце будоражит!
Влетает в юрту следом и джигит.
Старуха нить из шерсти в доме пряла,
Птенец вокруг летает, верещит.
Хозяйка от испуга растерялась,
Порвал ей нить с разбегу Ер Тостик.
Старуха на джигита обозлилась:
- Как видно, силы некуда девать? -
И руки воздевая вверх, взмолилась,
Бездельника просила наказать. -
- Чем попусту болтаться, разыскал бы
Всех восемь братьев, бросивших отца!
У матери своей все разузнал бы,
Твоим проделкам нет для нас конца.
Оторопел Тостик от слов нежданных,
Домой вернуться юноша спешил.
В сомнениях колеблется туманных,
Присел у очага и мать спросил:
- Вы отчего-то столько лет скрывали,
Что восемь старших братьев у меня?
Чужие люди правду рассказали,-
Ей с горечью сказал, во всем виня:
- Куда, скажи мне, братья подевались,
Оставив вас на произвол судьбы?
По дому отчего не тосковали
Они, про мать, отца своих забыв? -
Из материнских глаз полились слезы,
С рыданием Тостика обняла.
Сидит беда в груди ее занозой,
С печалью этой много лет жила:
- Настиг в степи нас джут* неумолимый,
Голодные дни ждали впереди.
Велел отец весь скот неисчислимый
Собрать и гнать отсюда табуны.
Коней спасая от голодной смерти,
Все сыновья в далекий край ушли.
Живут, возможно, на чужбине где-то,
Не видели с отцом их с той поры.
Мечтаем вновь увидеть их живыми,
Молились день и ночь мы Небесам.
Надеялись, дорогами степными
Вернутся сыновья однажды к нам.
Запасы дичи старцам заготовив,
Собрался Ер Тостик в далекий путь.
И сапоги, и посох наготове,
Отлиты из железа, не согнуть.
И степь, и горы позади, пустыни,
До дыр подошвы стер своих сапог.
На холм поднялся он и на вершине
Избитый посох положил у ног.
Присел усталый, там внизу аулы,
Вокруг пасутся тучей табуны.
В душе надежда робкая блеснула,
Кипят у юрт большие казаны.
- Быть может, мои братья в белой юрте?
Пойду поближе, чтобы разузнать. –
Там с блюдами носился кто-то юрко,
Велят скорее мясо подавать.
Тостика любопытство одолело,
Кому почетный стелют дастархан*?
Ко входу в юрту устремился смело.
«Уйди с дороги, не мешай, болван!» -
За шиворот схватив бесцеремонно,
Откинул кто-то в сторону рукой.
Взглянул назад, сверкнув глазами злобно,
Там подавальщик мечется с едой.
Набросился Тостик во гневе диком,
Кулак свой на нахала водрузил.
С отрывистым и приглушенным криком
Пал замертво тот, блюдо уронив.
Немыслимой дивятся люди силе:
- Откуда прибыл к нам такой батыр? -
С поклоном его в юрту проводили,
В разгаре там какой-то странный пир.
За дастарханом* восемь его братьев.
Как их Тостику было не узнать?
Глядят они, спокойствие утратив,
В пришельце разглядев родную стать.
Все бросились, объятия раскинув,
- Откуда, брат? Как там отец и мать? -
Присели, все заботы отодвинув,
И просят обо всем им рассказать.
Поведал Ер Тостик неторопливо,
О том, что старики ждут сыновей.
Хранят надежду в сердце бережливо,
Устали оттого, что нет вестей.
- Родился я в голодную годину,
Мне имя, братья, будет Ер Тостик,
Двум старикам согнуло горе спину,
И я душою, на них глядя, сник.
Потупили стыдливо братья взоры,
О бедах рассказали, не тая:
- Ты не смотри на нас с таким укором,
Не знали мы спокойного житья.
В край тронувшись однажды благодатный,
В пути все растеряли табуны.
В пурге степной исчезли безвозвратно,
Суровым, лютым нрав был у зимы.
Лишь рыжая кобыла уцелела,
Ее одной здесь видишь ты приплод.
Теперь, когда мы вновь разбогатели,
Отцу пригоним весь несметный скот.
Собрались в путь далекий восемь братьев,
Согнать пытаясь вместе табуны:
- Кику, кику! * - Напрасно силы тратят,
Обратно убегают скакуны.
К кобыле рыжей Ер Тостик подходит
И ласково по холке теребит.
Нежданное с ней чудо происходит,
Вдруг ржанием округу огласит.
Почуяла вновь старая кобыла
Неудержимый зов родной земли.
Копытом землю в нетерпении рыла,
Вслед двинулись за нею табуны.
В край отчий возвратились девять братьев,
Вздымая пыль до неба, кони мчат.
Стыдливо пряча дыры старых платьев,
Отец и мать навстречу им спешат.
Из глаз двух старцев льются слезы счастья,
Уж сколько лет молились Небесам.
Закончились их беды и напасти,
Не будут впредь насмешкою врагам.
Почувствовав сыновнюю опору,
Устроил бай в степи богатый той*.
На дастархан выносят мяса гору,
Кумыс* там лился пенистой рекой.
Пришла пора подумать о женитьбе,
Невест сосватать для своих детей.
Найти дает задание родитель
От матери одной лишь дочерей.
Гонцов во все концы искать отправил,
Где девять дочерей растит отец.
С надеждой тихой в голосе добавил:
«Вам да поможет в поисках Творец»!
Из края в край гонцы степь обыскали,
Ни у кого нет девять дочерей.
Но нет никак покоя аксакалу,
Женить желает разом сыновей.
Решительно отец коня седлает,
На поиски решил поехать сам.
Степь широка, и кто же его знает,
Дано свершиться вдруг его мечтам?
В пути дням бесконечным счет потерян,
Ни с чем собрался Ерназар домой.
Давно уже в себе он не уверен,
Везде качают люди головой.
Усталость им в дороге овладела,
В аул заехал посреди степи.
Повеяло прохладой, вечерело,
В одной из юрт ночлег решил найти.
У коновязи привязав лошадку,
С поклоном в юрту Ерназар вошел.
В глазах мелькнула робкая догадка,
Он восемь сундучков мгновенно счел.
На каждом гребень девичий мерцает,
Каменьями украшен и резьбой.
Взгляд путника растерянно блуждает,
Девятый ищет гребень золотой.
Хозяева радушно приглашают,
Хотят его достойно угостить.
Почтение с поклоном выражают.
Но чем они могли его смутить?
Заплакал Ерназар от огорчения,
Желание осталось лишь мечтой.
Какое же случилось невезение. *
Невесты не хватает лишь одной.
Хозяйка в изумлении спросила:
- Что за беда произошла с тобой? -
Кумысом* его пенистым поила,
- Своей печалью поделись со мной. -
Поведал Ерназар ей без утайки:
- Есть в доме моем девять сыновей.
Искал сватов себе я верных, стайкой
Где подрастают девять дочерей.
- Твоя печаль напрасна, - утешая,
В ответ ему хозяйка говорит:
- Как это дело провернуть, я знаю,
День завтрашний, поверь мне, все решит.
Перины на ночь в юрте расстелили,
Велит ему хозяйка отдыхать.
Оставить гостя одного спешила:
- Сумеешь утром обо всем узнать. -
Лег Ерназар, сомнение сердце гложет,
Не может ни на миг глаза сомкнуть.
День завтрашний авось ему поможет,
С рассветом только удалось заснуть.
В тундик* открытый солнце заглянуло,
Аул проснулся раннею порой.
Хозяйка полог юрты отогнула:
- Мой муж желает говорить с тобой. -
За дастарханом* потекла беседа,
О том, о сем мужчины говорят,
Вот, наконец, до сути дошли дела,
Стал напряженным Ерназара взгляд.
- Любя, лелея я растил, однажды,
Отдать чтоб замуж восемь дочерей.
Признаюсь, подрастает в доме нашем
Еще одна невеста – Кенжекей.
Любимица моя, она всех младше,
Дороже всех нам с матерью, милей.
Сестер своих она умней и краше,
Восьми всех моих стоит дочерей.
Ты божий гость*, и потому уважу,
Желание твое – для нас закон.
Отдать всех девять дочерей отважусь,
Своим ответом сам же удивлен. -
В восторге Ерназар от слов нежданных,
Судьбою был проложен его путь.
Он, радостью проникшись несказанной,
Рукой успел лишь воздух рубануть:
- И у меня любимый есть сын младший,
Мне всех восьми дороже сыновей.
Один всех стоит братьев своих старших,
Надежда сердца, свет моих очей!
Пожали руки, уговор скрепили.
Нашелся дом, где девять дочерей.
Есть справедливость, видно, в этом мире,
Сосватал Ер Тостику Кенжекей!
Вопрос решен, сомнения отбросив,
Садятся вновь за щедрый дастархан*.
Подбитый соболиным мехом, гостю
С поклоном поднесли шеге шапан*.
Людей на праздник шумный созывают,
Хозяева устраивают пир.
Кумысом* и шубатом* угощают,
Свату здесь подают куйрык - бауыр*.
Утешившись невиданной удачей,
Домой собрался Ерназар скорей.
Заслышав новость ту, кругом судачат:
Бай замуж выдает всех дочерей!
Вернулся Ерназар на крыльях счастья,
Готовит бай невиданный калым*.
Десятки табунов и разной масти,
Груз слитков золотых неисчислим.
Направил караван в аул к невестам,
С ним прибыли и девять сыновей.
Гонцы разносят по аулам вести,
Народ встречает дорогих гостей.
Звучит домбра, разносят угощенье,
У юрт кипят большие казаны.
Здесь нынче будет бурное веселье,
Об этом все вокруг извещены.
Снуют женге*, их слышен тихий шепот:
«Сегодня состоится урын той*».
Женге* имеют в этом деле опыт,
Весь день их полон будет суетой.
Невесты приготовлены к смотринам,
Увидеть их желают женихи.
Но есть тому препоны и причины,
Женге к их пожеланиям глухи.
Их девушки толпою окружают:
«Джигиты, эй, где ваш кол устатар*»?
Из рук их прежде получить желают
За предстоящие смотрины щедрый дар.
Обыскивают женихи карманы,
Торопятся девиц всех одарить.
Нельзя никак их обойти обманом,
Положено, так надо поощрить.
Кому шолпы*, кому платок, монеты,
Кому-то в дар и перстень золотой.
Сегодня на расходы нет запрета,
Невест увидеть чтоб любой ценой.
И вот, дверь вожделенная открыта,
Шелками убран золотой шатер.
Вуалью лица девичьи прикрыты,
Не оторвать им взгляда от сестер.
Сидят невесты, взор потупив нежный,
Одна другой и краше, и милей,
Стан тонок их, и лица белоснежны,
Но всех прекрасней будет Кенжекей.
Взглянул Тостик на юную невесту,
От счастья что-то дрогнуло внутри.
Как вкопанный, стоит джигит на месте,
Грудь сердце непослушное теснит.
На Ер Тостика Кенжекей взглянула,
Взор полон ее нежного огня.
И в тот же миг стыдливо отвернулась,
Трепещет сладко девичья душа.
Отпраздновали сразу девять свадеб,
Гуляли гости сорок дней, ночей.
Домой готовы возвратиться братья,
Седлают в дальний путь они коней.
Приданого грузили караваны,
Конца рядам верблюдов не видать.
Одеты братья в красные шапаны*,
Волнение нельзя их передать.
За пологом скрывают лик невесты,
В повозках крытых выезжают в путь.
Отец и мать найти не могут места,
Вслед дочерям осталось им всплакнуть.
Для них, родных они не пожалели
В приданое неисчислимый скот.
Но Кенжекей сомненья одолели,
К отцу гонца с дороги она шлет:
- Пусть Шалкуйрыка* мне отец взнуздает,
Верблюдицу Актос* даст, аксауыт*.
Давно об этом дочь, скажи, мечтает,
Пусть на меня обиду не таит.
Дает гонцу отец ответ сердитый:
- Приданого, как видно, мало ей?
Жених ее богатый, родовитый.
Нуждается в чем разве Кенжекей?
Да как же с Шалкуйрыком я расстанусь?
Нет вожака другого для коней.
Корить тогда себя не перестану,
Нет, не могу отдать тулпара* ей!
Вслед за Актос идут мои верблюды,
Не сделают ни шагу без нее.
Как смела попросить такое чудо,
Сокровище бесценное моё?
И аксауыт* от предков мне достался,
По богатырским скроенный плечам.
Он сыну от отца передавался,
Зря дочка мнит, сауыт* ей не отдам!
Гонец обратно к Кенжекей несется,
Чтобы ответ ей этот сообщить.
Отца упорству дочь не поддается,
Вот как гонцу велела доложить:
- Конь Шалкуйрык подобен урагану,
Батыр тулпаром* должен обладать.
Просить о том без цели я не стану,
Чтоб Ер Тостик его мог испытать.
Быть вожаком для табунов тулпару*
Не самая завидная судьба.
Равно чабану пусть пасет отару,
Батыру если не отдаст коня.
Верблюдицу Актос не зря просила,
Великая в ней мощь заключена.
Чтоб на горбу своем она носила
Кладь тяжкую походного шатра.
Про аксауыт речь завела недаром,
По богатырским скроенный плечам.
Сауыт носить отец мой слишком старый,
Таким, как Ер Тостик лишь силачам
К лицу кольчуга эта боевая,
Однажды жизнь броня ему спасет.
Отец об этом разве сам не знает?
Так для кого сауыт он бережет?
Внимал отец словам гонца, кивая,
Дочь убедила младшая его.
И вправду, маета одна пустая,
Коль сына нет, опоры у него:
«Пусть Ер Тостик сокровищем владеет,
Раз он могучей силой одарен.
Мой дом и без того не опустеет,
Батыр отныне мной усыновлен»!
Вослед им Шалкуйрыка отсылает,
Верблюдицу Актос и аксауыт:
- Надеюсь, зять надежды оправдает,
И дочь пускай обиды не таит. -
Гонца тихонько отозвав в сторонку,
Шепнул на ухо ему старец весть.
Чтоб передать успел свату вдогонку:
- Местечко гиблое там, у дороги есть.
Урочище то путник избегает,
Вас злые чары ночью изведут.
Не зря я наперед предупреждаю,
Зовется это место Соркудук.
Манит колодец чистою водою,
Деревьев сень прилечь на ночь зовет.
Грозит ночлег им тяжкою бедою,
Там нечисть ненасытная живет.
Шел караван пустынною дорогой,
Накрыло степь ночною пеленой.
Вдруг видят домик на пути убогий,
Что освещён туманною луной.
В уединении тихом кто таится?
Предложит может кто-нибудь ночлег?
Покой и отдых Ерназару мнится,
Без сна в пути не может человек.
Со скрипом дверь землянки отворилась,
Дочь пери, Бекторы выходит к ним.
Глаз не сводя пытливых, поклонилась
И голосом запела неземным:
- Вот мой порог, о дорогие гости!
К себе вас приглашаю отдохнуть.
Пусть выглядит мой домик слишком просто,
Ко мне не премините заглянуть.
На Ер Тостика странно посмотрела:
Прекрасен твой избранник, Кенжекей!
Я стать в коне ретивом углядела,
Степного ветра Шалкуйрык быстрей.
Сауыт* батыра зависти достоин,
Надежнее и крепче нет брони.
Сомнений нет, Тостик могучий воин,
Орлу степному будет он сродни.
Шатер походный твоего батыра
Могучий нар лишь может унести.
Песчаный зной и голые такыры*,
Их нипочем верблюдице пройти.
На тор* пройди и отдохни немного
Землянкой, коль не брезгуешь моей.
С восходом солнца провожу в дорогу,
Так выпей же кумыса*, Кенжекей.
В ответ на речи льстивые сказала
Ей Кенжекей решительное: – Нет!
Дочь пери, понапрасну ты старалась,
Уйди с дороги, мой тебе совет.
Да, Ер Тостик силен, могуч, прекрасен.
Тебе какое дело до него?
Твой льстивый говор о коне напрасен,
Не трогай Шалкуйрыка моего.
Завидуешь, мою Актос увидев,
Она батыру смелому под стать.
Мечтаешь, видно, ты ее похитить.
Меня напрасно хочешь уболтать.
И аксауыт в наследство мне достался,
Батыру предназначена броня.
И кто ж из нас с тобою здесь заврался?
Твоя мне надоела болтовня.
Не стала бы я брезговать землянкой,
Порог, однако, не переступлю.
Не станет дом твой на ночь мне стоянкой,
Кумыс не подноси, не отопью.
И даже мед янтарный мне предложишь,
Дочь пери, есть не стану у тебя.
Со мной поделать ничего не сможешь. -
От злости Бекторы стоит, кипя.
Без остановки караван уходит,
Вослед грозится нечисть кулаком.
И глаз своих завистливых не сводит,
На месте завертелась вдруг волчком.
Луна и звезды в небе показались,
Степная даль в объятиях ночи.
И путники, и кони их устали,
Пустынный дол успели проскочить.
Дорога привела их к гор подножью,
Урочище пред ними Соркудук.
Коней повелевая всех стреножить,
Верблюдов Ерназар поставил в круг.
Забыл свата он предостережение,
К ночлегу приготовиться спешил.
И Кенжекей он слышать возражения
Не пожелал, лишь про себя бубнил:
«Доехать мы до дома не успели,
Уже сноха приказы отдает.
Поддамся ее воле неужели?
Вокруг народ меня так засмеет».
Всех сон глубокий в ночь одолевает,
Глаз не сомкнула только Кенжекей.
Отца предупреждение вспоминает
И чудится во тьме опасность ей.
То шорох раздается еле слышный,
То ветер пронесется средь ветвей.
Особенно тревожно ей затишье,
И в воздухе становится душней.
Уходит ночь, вновь утро наступает,
В тундик* луч солнца первый заглянул.
Коней, собравшись в путь, они седлают,
Внезапно страх в глазах ее мелькнул.
Себя не помня, к привязи метнулась,
Верблюдица исчезла без следа.
Что дело тут нечистое, смекнула,
Горит лик Ерназара от стыда:
«И зря же Кенжекей я не послушал,
Умна, как видно, младшая сноха.
Себе и ей спокойствие нарушил,
Подальше нужно было от греха
Уехать, не пеняя на усталость,
Гнездо здесь нечисть, говорят, свила.
Что гиблое тут место, оправдалось,
Ни Кенжекей не слушал, ни свата».
Коня седлает Ерназар, вздыхая,
На поиски отправился Актос.
Умчался вдаль, пыль за собой вздымая,
Вслед смотрит Кенжекей, не пряча слез.
Пустынна степь под солнцем раскаленным,
Ни деревца на ней не увидать.
Простор лежит пред взором утомленным,
Успел в дороге путник заплутать.
Палит на небе солнце жарче, жарче,
Усталый пот течет с него рекой.
Кусты внезапно вдалеке маячат,
Сидит старуха древняя с клюкой.
Верблюдица с ней рядом щиплет травку,
Запутавшись поводьями в кустах.
Подумал Ерназар: «Взяла ж в повадку
Бродить без цели в столь глухих местах».
Подъехав ближе, просит он старуху:
- Апа*, быть может, повод мне подашь?
- Слаба, сынок, я зрением и слухом,
Уж как-нибудь старуху сам уважь.
Никак подняться с места не сумею,
Нет сил во мне, как видишь, никаких.
А если встану, упаду скорее,
Ни прыти нет, ни удалей былых.
К сухим ветвям протягивая руки,
Нагнулся Ерназар, привстав в седле.
Костлявые вцепились в горло крюки,
Пот выступил от страха на челе.
Мыстан* сдавила горло, что есть силы,
Мутнеет взор, дыхание прервалось.
На спину ему ведьма взгромоздилась,
Как будто в глотку лезвие впилось.
Дрожит всем телом Ерназар, слабея:
«Мой смертный подошел, как видно, час».
Перед глазами все вокруг чернеет,
На этом не закончим мы рассказ.
Обидно будет сделать его жертвой,
Когда дожил до столь преклонных лет.
С седла сползает старец, полумертвый,
Дыхания в груди почти что нет.
На счастье, после множества страданий,
Обрел девятерых вновь сыновей.
Немало вынес в жизни испытаний,
Дыхание в груди тесней, тесней.
Женил бай сыновей себе на радость,
Хотел в покое старость доживать.
О жизни удивительная сладость!
- Я не хочу, старуха, умирать! -
Откуда-то из чрева вдруг поднялась
Душа, визжа, беснуясь у груди.
Колдунья же никак не унималась.
- Приданое всех снох моих возьми! –
Но крепче жмет старуха ему горло,
Взвиваясь, выше забралась душа.
В слезах взглянул он на нее покорно:
- Отдам коней, верблюдов, все стада!
- Нет! – головой качает снова ведьма,
Теснится жизнь у горла и щемит,
Исходит Ерназар безумным бредом:
- Снох восьмерых взамен меня возьми.
Душа вот-вот и выскочит из горла,
Сжимает руки ведьма все сильней.
Хрипит, уже готовый к смерти скорой:
- Отдам тебе невестку Кенжекей! -
Прощается старик со светом белым,
Дух верещит и вьется у ноздрей.
Достиг он жизни, кажется, предела:
- Не пожалею восемь сыновей! -
Безжалостна старуха, непреклонна,
Раздался его жалостливый всхлип:
- Молю тебя, Мыстан, будь благосклонна,
Любимый сын есть у меня, Тостик! -
Ослабила старуха тут же хватку,
Смерть Ерназара повернула вспять.
Качается и шаг его стал шатким,
Жизнь удалось на сына обменять.
«О небеса, простите мою слабость!
Как повернулся грешный мой язык?
Ведь он и есть всей жизни моей радость.
Прости меня беспутного, Тостик…».
Грызет его неумолимо совесть,
Что к смерти оказался не готов.
Уже и не рассказ, случилась повесть,
Как видно, стоил сын седых усов.
Трясется голова косматой злюки:
- Как Ер Тостика думаешь отдать?
Что, приведешь его ко мне за руку?
А вздумает он если возроптать? -
С трудом переведя в груди дыханье,
На голову надел айыр калпак*:
- Лежит точилка у меня в кармане,
То, с чем он не расстанется – кайрак*.
Мой сын ее, я знаю, очень любит,
Он стрелы точит ею, что ни день.
Кто знает, может жизнь мою окупит
В кармане завалявшийся кремень.
В залог тебе точилку оставляю,
Прибудет сын мой завтра же за ней.
Лишь об одном тебя я умоляю,
Будь с Ер Тостиком, старая, добрей.
Вослед отцу хихикает старуха,
Актос ведет старик на поводу.
Бессвязны мысли, сердце бьется глухо.
Как перед сыном искупить вину?
А Кенжекей, конечно, не дремала,
Шла старику украдкою вослед.
Да разговору тайному внимала,
Спасти Тостика, дав себе обет.
Как будто бы ни в чем и не бывало,
Вернулся Ерназар к себе домой.
Но виду Кенжекей не подавала,
Не спится только ей ночной порой.
Дверь юрты на запоры закрывает,
Кинжал кладет меж мужем и собой.
Тостик же изумления не скрывает:
- Что, Кенжекей, случилось вдруг с тобой?
К губам в тревоге палец прижимает:
- Лежи спокойно, нам грозит беда. -
Но Ер Тостик ее не понимает:
- Да что же ты надумала, жена?
- Отец продал тебя косматой ведьме,
Покоя от Мыстан нам не видать.
Тайком за ним я пробиралась следом,
Их разговор случилось мне застать.
Звала тебя доселе благоверным,
Теперь ты, к сожалению, не мой.
Все обстоит на самом деле скверно,
Владеет злыдня черная тобой.
Пока ее, батыр, не одолеешь,
Нам в этой жизни счастья не видать.
Лишь победив косматую, сумеешь
Со мною радость тихую познать.
Немеет Ер Тостик от удивления.
Поверить, как ему словам жены?
Он требует немедля объяснения:
- Твои слова всех смыслов лишены.
Но шепчет Кенжекей на ухо пылко:
- Ты должен верить слову моему.
Спроси под утро у отца точилку
И прямо посмотри в глаза ему.
Сын ранним утром, недоумевая,
Пришел с вопросом к старому отцу.
А тот глаза отводит, стыд скрывая:
- Куда я дел точилку, не пойму. -
Вздыхает ото лжи своей стесненно,
Кайрак* в кармане принялся искать.
Взглянул на Ер Тостика удивленно:
- В дали безлюдной позабыл, видать.
Одно найдешь, другое потеряешь,
Уж такова коварной жизни суть.
Верблюдицу искал я, сам же знаешь,
Кайрак* найдешь в том месте как-нибудь.
Езжай, мой сын, туда без промедления,
Двух самых резвых дам тебе коней. -
Отцу терзают душу опасения,
Стыдом исходит сердце все сильней:
- Я пегого в дорогу оседлаю,
Могучий, резвый, о шести ногах.
И рыжего с тобою посылаю,
Быстрее ветра, о семи ногах.
Два скакуна, как пущенные стрелы,
Тебя, мой сын, от бед уберегут.
Достигнешь только нужного предела,
Обратно тебя сами привезут.
Собрался Ер Тостик тотчас в дорогу,
Опасный путь батыру предстоит.
Жена метнулась к самому порогу,
Чтоб о беде его предупредить:
- Лежит глухая степь перед тобою,
О несравненный муж мой, Ер Тостик.
Тебя прикрыть готова я собою,
Немея, стынет в горле моем крик.
Безводные пустыни и болота,
Живой души не встретишь на пути.
У рек бурливых не найдешь ты брода,
Кулану даже пустошь не пройти.
Орел степной ту землю облетает,
Боясь на солнце крылья опалить.
Зверь дикий в те места не забредает,
Там жажду невозможно утолить.
Ни пегий конь, ни рыжий не способны
В пути батыру крылья заменить.
Кобылам многоногие подобны,
Кому дано их было породить.
Смиренностью пугает меня пегий,
Он шести дней не выдержит пути.
Копыта в кровь сотрет при быстром беге,
Оставив одного среди степи.
Рожден конь рыжий старою кобылой,
На день седьмой падет он под тобой.
Конь очень слаб и норовом унылый,
Не обладает резвою ходьбой.
Не зря тулпара у отца просила,
Тебе, батыру Шалкуйрык под стать.
Таится в нем невиданная сила,
Лишь ты его сумеешь оседлать.
В табун Тостик нукеров посылает
И Шалкуйрыка им велит пригнать.
Курук*, ловчась, один, другой кидает,
Никто не может скакуна поймать.
Вздыбился Шалкуйрык, подобно буре,
Вокруг себя всех мигом раскидал.
Глаза нукеры от испуга жмурят,
Конь в ярости зубами скрежетал.
Травы вдруг ниже и воды стал тише,
К нему Тостик как только подошел.
Хозяина шаги едва заслышав,
К нему, кивая головой, пошел.
Покорный конь, батыр тому дивится,
Тулпара в путь далекий оседлал.
Бьет под седлом копытом и резвится,
И весь от нетерпения дрожал.
В путь Кенжекей, батыра провожая,
Слезу с ресниц безмолвную утрет.
Себя платком, гадая, обвязала:
«Развяжется – вернется, иль умрет».
Тут и Актос к хозяйке подбежала,
Жест Кенжекей без слов она поймет:
«Я верблюжонка принесу, чтоб знала,
В тот день вернется как он, иль умрет».
Отъехал Ер Тостик от каравана,
Заговорил с батыром Шалкуйрык:
- Душа с тобой единой наша стала,
И времени у нас теперь впритык.
Опасность на дороге поджидает,
Запомни все, что я сейчас скажу.
Тобою завладеть Мыстан желает,
Но знай, батыр, что я тебя спасу!
У саксаула ветхая старуха,
А рядом с ней лежит и твой кайрак*.
Не зная сна, ждет Ер Тостика злюка,
Один горит во лбу, пылая, зрак.
Приблизимся как только к саксаулу,
Сожми руками крепкими узду.
Полыни ниже спину как согну я,
Схватить точилку сможешь на ходу.
Но прежде, мой батыр, одно запомни,
Внимание старухи отвлеки.
Она коварна, мстительна и злобна,
Лишимся мы иначе головы.
Доехал Ер Тостик до саксаула,
Трясет карга седою головой.
- В пустыне отчего, апа*, заснула?
Кто эти девушки, сидят что за тобой? -
Старуха оглянулась в лихорадке,
Полыни ниже стал под ним тулпар*.
Схватив точилку, мчится без оглядки,
Отчаяние бросает ведьму в жар.
Колдунья, обозлившись, захрипела,
Костлявым угрожая кулаком.
Скосила рот и мигом почернела,
Водя вокруг единственным зрачком.
Змеиное шипенье вслед раздалось,
В погоню тут же бросилась за ним.
Под нос себе угрозу бормотала,
Гонима гневом яростным одним.
Конь, разогнавшись, на утес взлетает,
Под Шалкуйрыком треснула скала.
Тулпар копытом искры высекает,
В песок крошится острая гора.
В разверстую расщелину упали,
В кромешном мраке дна и не видать.
С протяжным гулом камни осыпались,
Куда летят, нет времени гадать.
В груди теснится, глуше сердце бьется,
Ни зги не видно в вязкой темноте.
Парят, на ощупь только грива вьется,
Вдруг гулкий стук раздался в пустоте.
Копытами, скребнув поверхность камня,
Тулпар на все четыре встал ноги
На месте, словно кто-то заарканил,
И замер, ходят только желваки.
Еще сильнее темнота сгустилась.
С хозяином скакун заговорил:
- В подземный мир с тобою мы спустились,
Хан змей Бапы, джигит, нас захватил.
Меня у входа во дворец оставишь,
В его покои смело заходи.
Двух черных змей у выхода застанешь,
Не обманись, ведь это лишь рабы.
Со свистом и шипением бросаться,
Завидев только, станут на тебя.
Не стоит понапрасну их пугаться,
Нет никакого, знай, от них вреда.
Иди вперед, и в тронный зал беззвучно
Две серые змеи вослед вползут.
Они хранят покои безотлучно,
За пазухой твоей свернутся в жгут.
Стой прямо, даже как они засвищут,
То дочь и сын правителя всех змей.
Как вылезут затем из голенища,
Пугаясь, их вытряхивать не смей.
Садись на землю и не беспокойся,
Две желтые громадные змеи,
Свернувшись в кольца, двинутся, не бойся,
Ни Бапы хана, ни его жены.
Взгляни на них почтительно и прямо,
Лишь так их уважение обретешь.
Как чешую перед тобою стянут,
Через внезапный страх перешагнешь.
Закрой глаза на миг и поклонись им,
Мужчина с женщиной предстанут пред тобой.
Ни слова, друг мой, только зубы стисни,
В тебе признают гостя хан с женой.
В подземном мире уважают смелых,
Там не в почете трусость и боязнь.
Домой вернешься невредимым, целым,
Но если вдруг заслужишь неприязнь,
Останемся у них в плену навеки,
Поверхности земли нам не видать.
Мечтать не стоит даже о побеге,
В неволе век придется коротать.
Все так и вышло, он взглянул без страха
Тем черным змеям в тусклые глаза.
Стоят, одеты в пестрые халаты,
В поклоне низком черных два раба.
Две серые змеи вдруг встрепенулись,
С себя на землю скинув чешую.
И на глазах Тостика обернулись
В прелестных, юных брата и сестру.
Как тополь строен юноша, прекрасен,
Сестра изящна и нежна, как лань.
Густые кудри облик ее красят,
Чешуйками струится платья ткань.
Трон с изголовьем в виде грозной пасти.
Двоится, извиваясь в ней язык.
На подлокотниках, мигая часто-часто,
Змеиный глаз искрится и дрожит.
И так же точно взор мерцает хана,
Добро ли, зло горит в нем, не понять.
Вокруг стоит дворцовая охрана,
Владычица сидит с ним рядом мать.
Но Ер Тостик не струсил, не опешил,
С поклоном смело к хану подошел.
Улыбкою вдруг тот его утешил:
- С какою целью ты ко мне пришел?
Отважное, я слышу, бьется сердце,
Тебя, джигит, в обиду, знай, не дам.
И прежде здесь бывали чужеземцы.
Зачем явился, расскажи-ка, нам?
Все Ер Тостик поведал без утайки,
И про отца, про ведьму, про кайрак*.
Про злые козни старой негодяйки,
На чьем челе горит один лишь зрак.
Как под землей с конем он очутился,
Что ждет его невеста – Кенжекей.
Просил его советом поделиться,
Как избежать ему Мыстан когтей.
В ладоши хлопнул хан, и тут явились
Девицы с угощением в руках.
Блестя, тугими локонами вились
Десятки змей в их черных волосах.
Уважить гостя хан Бапы желает,
Ему напитки в кубках подают.
За дастархан* джигита приглашая,
Свой стан девицы кольцами совьют.
Вокруг Тостика в хороводе кружат,
Играет музыка, лаская нежно слух.
Подносят чаши и батыру служат,
Видение захватывает дух.
Весь год гостил Тостик у Бапы хана,
Поведал о печали хан своей:
- Луны есть краше дочь у Темир-хана
И солнечных прекраснее лучей.
Ее не раз пытался сватать сыну,
Но отказал нам все же Темир-хан.
Мне больше унижаться не по чину,
Не менее влиятелен и сам.
От цели отступаться не намерен,
Ты дочь его, батыр, мне привези.
Уж слишком Темир-хан высокомерен,
Ему за унижение отомсти.
Когда мое исполнишь пожелание,
Не сомневайся, щедро награжу.
И дочь отдам тебе без колебаний,
На родину с дарами отпущу.
Но вот о чем предупредить желаю,
Задать всего один вопрос хочу:
От бедствий предстоящих защищая,
Когда тебя сейчас же проглочу?
Немногих удостоил этой чести,
Неустрашимых редко я встречал.
Их мало было здесь, на этом месте,
Кто дар от Бапы хана получал.
Тостик в ответ:
- На все есть божья воля!
Посмею разве возражать тебе?
Уж такова, как видно, моя доля,
Дал быть согласным я зарок себе.
Раздвоенный язык вбок отодвинув,
Бапы батыра разом заглотнул.
И тут же, пасть змеиную разинув,
Где и стоял, обратно изрыгнул.
В руках Тостика щит и меч булатный,
Горят стальные латы, как огонь.
- Непобедим теперь ты, воин знатный,
Оружий пять* вложил в твою ладонь.
Я одарил тебя всем, чем возможно.
Второй попытки, знай, не допущу.
Железным станет сердце твое, ложным,
Когда опять тебя я поглощу.
Твоя душа отважна и прекрасна,
Таким пусть и останется навек.
Чтоб никогда не испытал соблазна,
Себя гордыней губит человек.
Невиданную силу ощущая,
Батыр царя всех змей благодарил,
Из рук его дар дивный получая,
За то, что чудо с ним он сотворил.
Собрался Ер Тостик в поход опасный,
Ждут впереди семь месяцев пути.
Он одолеет бури и ненастья,
Пока живое сердце бьет в груди!
Раскинулись безлюдные просторы,
Несется бодрой рысью Шалкуйрык.
Степь с выжженным покровом перед взором,
Поехал прямо, выбор невелик.
В дали пустынной видит человека,
Что притаился ловко за кустом.
Нет у батыра на вопрос ответа:
Зачем так лихо вертит он ножом?
С ним рядышком присели две сороки,
Отрезал незаметно им хвосты.
Не ведают подвоха белобоки,
Им поменял хвосты без суеты.
Тостик подумал:
«Как же он проворен»!
Не чувствуя проделки ловкача,
Ведя между собою разговоры,
Сидят на ветке птицы, стрекоча.
Подъехав ближе, Ер Тостик дивится:
- Ловкач, скажи, кто будешь ты такой?
- Раз стал моей проделке очевидцем,
Секрет тебе, джигит, открою свой.
Давно здесь Ер Тостика дожидаюсь,
За хватку прозван был Епты* батыр.
Ножом от праздной скуки забавляюсь,
Мне для потехи птицы да пустырь.
Все говорят, Тостик в подземном царстве,
Бездельничая, жду его, томясь.
Хочу делить с ним все его мытарства,
С ним дружескую чувствую я связь.
- Я Ер Тостик, сражен твоей сноровкой,
Епты батыр, стань спутником моим.
В пути мне друг понадобится ловкий,
Нам беды станут нипочем двоим. –
Кивнув ответ согласно головою,
Епты с Тостиком разделяет путь.
Чем заниматься баловством впустую,
Не лучше ли на мир ему взглянуть?
Дни пролетают, ночи незаметно,
Короче стал за разговором путь.
Олень бегущий встретился с рассветом.
Кто на безлюдье мог его вспугнуть?
Копыт могучих топот раздается,
Рогач уходит вдаль на всех парах.
За ним босяк какой-то вслед несется,
В ногах висят два камня на цепях.
Догнал и спутал в тот же миг оленя,
Нет устали в сверкающих глазах.
С казан чугунный на ногах каменья,
Такие же вдобавок и в руках.
Подъехав ближе, Ер Тостик дивится:
- Бегун, скажи, кто будешь ты такой?
- Уж если стал проделке очевидцем,
Секрет тебе, джигит, раскрою свой.
Давно здесь Ер Тостика дожидаюсь,
Зовут меня за скорость Желаяк*.
Погоней за оленем забавляюсь,
Могу догнать и спутать весь косяк.
Как с ног босых сниму вот эти камни,
Могу в полете птицу обогнать.
И нет мне никакой нужды в аркане,
Любую дичь могу в капкан загнать.
Все говорят, Тостик в подземном царстве,
Бездельничая, жду его, томясь.
Хочу делить с ним все его мытарства,
С ним дружескую чувствую я связь.
- Да, Желаяк, ты, вижу, очень шустрый.
Я Ер Тостик, стань спутником моим.
В пути мне друг понадобится быстрый,
Нам беды станут нипочем троим!
Кивнув в ответ согласно головою,
Бегун охотно разделяет путь.
Чем заниматься баловством впустую,
Не лучше ли на мир ему взглянуть?
Лежит пока пред ними путь нетрудный,
Коня за разговором легче бег.
В степи однажды встретили к полудню
Припал к земле какой-то человек.
То правое, прислушиваясь, ухо,
То левое старательно прижмет,
Как видно, обладая тонким слухом,
Тот человек кого-то стережет.
Подъехав ближе, Ер Тостик дивится:
- Слухач, скажи, кто будешь ты такой?
- Уж если стал проделке очевидцем,
Секрет тебе, джигит, раскрою свой.
Давно здесь Ер Тостика дожидаюсь,
Степи известен всей, как Саккулак.
К земле недаром ухом припадаю,
До звуков всевозможных я мастак.
Все шорохи земные мне подвластны,
Услышу даже самый тихий шаг.
Шуршание отдастся громогласно,
Слух тонок мой, как нюх иных собак.
Все говорят, Тостик в подземном царстве,
Бездельничая, жду его, томясь.
Хочу делить с ним все его мытарства,
С ним дружескую чувствую я связь.
- Я Ер Тостик, как Саккулак ты чуток!
Твой обернется дар для нас добром.
Так стань мне другом, безо всяких шуток,
Легко достигнем цели вчетвером.
Кивнув в ответ согласно головою,
Безропотно шагает им вослед.
Чем заниматься баловством впустую,
Не лучше ли увидеть белый свет?
Степной травы вдыхая ароматы
И, жаворонков слушая напев,
К подножью гор подъехали к закату.
Скалу рукой огромную поддев,
Поднял батыр могучий над собою
И, словно пух, на землю опустил.
Соседний холм поднял другой рукою,
Тостика этим сильно удивив.
Пред чудаком он тотчас же явился:
- Силач, скажи, кто будешь ты такой?
- Уж если стал проделке очевидцем,
Секрет тебе, джигит, раскрою свой.
Давно здесь Ер Тостика дожидаюсь,
Известен всей степи, как Таусыргыт*.
Легко и просто горы раздвигаю,
Могу вершины мигом подменить.
Все тяжести земные мне подвластны,
Великой силой обладаю я.
И если вы, друзья, на то согласны,
Вам покажу, мощь какова моя.
Все говорят, Тостик в подземном царстве,
Бездельничая, жду его, томясь.
Хочу делить с ним все его мытарства,
С ним дружескую чувствую я связь.
- Я Ер Тостик и рад нежданной встрече,
Удача ждет с таким нас силачом.
Пора настала всем идти далече,
Легко достигнем цели впятером.
Кивнув в ответ согласно головою,
Силач с друзьями разделяет путь.
Чем заниматься баловством впустую,
Не лучше ли на мир ему взглянуть?
Отправились, не мешкая в дорогу,
Епты батыр, Ер Тостик, Желаяк.
Шагают вместе с ними дружно в ногу
И Таусыргыт, и чуткий Саккулак.
Кругом темнеет, мглою степь накрыло,
Угасли солнца уж давно лучи.
Луна сквозь тучи лик свой приоткрыла,
Высокий показался холм в ночи.
В сиянии луны там на вершине
Считает кто-то звезды в вышине.
Помахивая веточкой полыни,
Он что-то видит в неба глубине.
Подъехав ближе, Ер Тостик дивится:
- Эй, звездочет, кто будешь ты такой?
- Уж если стал проделке очевидцем,
Секрет тебе, джигит, раскрою свой.
Давно здесь Ер Тостика дожидаюсь,
Зовут меня в народе Откыркоз*
Невидимые звездочки считаю
И вижу то, что дальше дивных грез.
В иных мирах порою взор блуждает,
О тайнах сокровенных мой рассказ.
Причины их я разгадать пытаюсь,
Всевидящий мне в помощь будет глаз.
Все говорят, Тостик в подземном царстве,
Бездельничая, жду его, томясь.
Хочу делить с ним все его мытарства,
С ним дружескую чувствую я связь.
- Нам суждена была такая встреча,
Так здравствуй, Откыркоз, я – Ер Тостик!
Всем шестерым, возможно, этот вечер
В пути удачу верную сулит.
Без слов он соглашается с Тостиком,
Отправиться собрался с ними в путь.
Уж лучше мир увидеть многоликий,
На всяческую невидаль взглянуть.
За Ер Тостиком двинулись в дорогу
Гурьбой Епты, Таусыргыт, Желаяк.
Шагают вместе с ними дружно в ногу
И Откыркоз, и чуткий Саккулак.
Заря вдали вдруг ласково забрезжит,
Покинут звезды утром небосвод.
На озере волну луч солнца нежит,
И в ряби золотой поверхность вод.
Поближе подойдя, Тостик дивится:
Вода, исчезнув, явится опять.
То вдруг она журчит и пузырится,
А то рукою можно дна достать.
В куге густой он видит человека
И дудочка из камыша во рту.
Подумал с удивлением:
- Кто это?
И для чего дудит в свою дуду?
Спросил тогда батыр у незнакомца:
- Вокруг тебя шумит густой камыш.
Что делаешь здесь до восхода солнца?
- Меня все называют Сужуткыш*.
Через дуду воды в рот набираю,
И высыхает озеро до дна.
Затем ее обратно выпускаю,
И снова чаша озера полна.
И жажду утолю, и любопытство,
Трудов не стоит море проглотить.
С десяток их в меня могло б вместиться,
Я степь могу мгновенно наводнить.
Все говорят, Тостик в подземном царстве.
Бездельничая, жду его, томясь.
Хочу делить с ним все его мытарства,
С ним дружескую чувствую я связь.
- Я Ер Тостик, подай в знак дружбы руку!
Твой, Сужуткыш, и вправду дивен дар.
Полезную, видать, познал науку,
Что можешь погасить любой пожар.
Я тот и есть, кого здесь поджидаешь,
В край Темир хана мы идем в поход.
Последовать за нами, коль желаешь,
Тостик в дорогу и тебя зовет.
- С тобой идти согласен на край света,
Готов делить все трудности в пути.
Ведь именно тебя и ждал вообще-то,
Я рад такого друга обрести.
Вслед за Тостиком двинулись в дорогу
Гурьбой Епты, Таусыргыт, Желаяк.
И Откыркоз шагает дружно в ногу,
И Сужуткыш, и чуткий Саккулак.
Семь месяцев дорогою шел верной
Батыр наш в окружении друзей.
Сказать о том вам можем достоверно,
Прошли немало гор, лесов, полей.
Владения пред ними Темир хана,
Стоянка заросла густой травой.
Лишь стебельки колышутся жусана*
Да жаворонок слышится степной.
Как только весть дошла про Ер Тостика,
Аул тотчас откочевал долой.
В испуге собирались, видно, диком,
Скарб кое-где разбросан был порой.
Но Ер Тостик надежды не теряет,
Сосватать должен Темир хана дочь.
Немедленно о том узнать желает,
Куда ушел народ отсюда прочь?
Тостик, конечно, к другу обратился:
- Лишь на тебя надеюсь, Саккулак.
Я б без тебя, наверно, заблудился.
На землю, друг, прошу тебя, приляг.
Лег Саккулак, прислушиваясь к шуму,
Услышал отдаленный разговор.
Углубился, лоб морща, в свою думу:
- То место будет дальше дальних гор.
В краю безлюдном птицы не летают,
Там есть утес, а рядом - тёмный лес.
Недаром гору люди называют -
Глухой и неприступный Окжетпес*.
Тогда Тостик с надеждой обратился:
- Друг Откыркоз, ты выручишь меня?
Куда, скажи, народ запропастился?
В какие он откочевал края?
Тут Откыркоз ладонь ко лбу приставил,
В неведомую вглядываясь даль.
Куда-то руку вытянув, направил:
- Дорогу подсказать мне разве жаль?
Шесть гор крутых меж нами пролегают,
Затем солончаковых семь озер.
Враг Темир хан иль друг тебе, не знаю,
Но страх таит его надменный взор.
Вдали вершины снежные поднялись,
Расчистил им дорогу Таусыргыт.
Со скрежетом гор гребни закачались,
Один лишь взмах и путь для них открыт.
Семи озер стремительно достигли,
Втянул в себя до дна их Сужуткыш.
Бушуя, волны синие вспенились.
Жуткыша разве ими напоишь?
Как не было, все высохли озера,
Нет проще, чем путь этот одолеть.
Открыта степь бескрайняя обзору,
К утру успело небо просветлеть.
Повсюду табуны коней пасутся,
И блеяние слышится овец.
Там, озоруя, стригунки несутся,
За дастарханом Темир хан – отец.
Он гостя, Кеще* хана привечает,
Приехал сватать ханскую тот дочь.
Калым отец немалый назначает.
- Не время, хан, решение отсрочь! –
Гонец нежданный перед ним явился,
- Я Ер Тостиком послан был к тебе.
Молва идет, жених другой явился?
От ярости батыр наш не в себе.
Тебе велел сказать слова такие:
Послал сюда Тостика Бапы хан.
В разы ему ты отказал другие,
Зачем творишь коварство и обман?
Дал Кеще хану ты свое согласие.
Скажи, его чем хуже сын Бапы?
Чтоб разрешить пустое разногласие,
Чтоб между нами не было войны,
Объявишь принародно состязание,
Искусней кто окажется, хитрей.
То будет просьба, а не приказанье,
Ответь же Ер Тостику поскорей!
Слегка опешив, Темир хан кивает:
- Согласие свое на то даю. –
Гостей на небывалый той сзывает:
- Двоим дань уважения отдаю. -
Тостику юрту белую отводят,
Велит хан угощенье подавать.
Народу тьма, подходят и подходят,
Ловчей кто и хитрее, чтоб узнать.
Скот, Кеще ханом пригнанный, зарезан,
Гостям горою мясо подают.
Узнать, кто больше съест чтоб достоверно,
Затем и скот хозяина забьют.
Заносят угощенье к Ер Тостику,
Сватов Бапы чтоб голод утолить.
Гостей дивятся люди аппетиту,
Их досыта никак не накормить.
Все без разбору Сужуткыш съедает,
В утробу льется из саба* кумыс.
Бараньи туши целиком глотает
И кости следом добела обгрыз.
На дастархане яства быстро тают,
Таит в душе тревогу Темир хан.
- Стада твои бесследно исчезают, -
Сказал ему в беседе Кеще хан.
- Съедят все до последнего барана,
Быть может надо яду подложить?
Подайте им с отравою айрана*,
Чтобы весь этот ужас прекратить. -
Но уши Саккулака не дремали,
Сумели тихий шепот уловить.
Епты батыра к казанам послали,
Чтоб блюда с угощеньем подменить.
Со свитой Кеще хан отведав мяса,
Упали замертво на месте, кончен пир.
Тягались с Ер Тостиком понапрасну,
Объявлен победителем батыр.
Но Темир хан так просто не сдается,
Решил устроить аламан байгу*.
Победы над Тостиком он добьётся
И дочь вовеки не отдаст ему.
Приказ дает готовить к состязаньям
Хан самых быстроногих скакунов.
Особое им уделил внимание,
Отважных, ловких выбрав седоков.
И Ер Тостик готовятся с тулпаром,
Подкован к поединку Шалкуйрык.
Быстрее ветра был скакун недаром,
К победе в состязаниях привык.
- Три дня, три ночи бег мой будет длиться, -
Заговорил с батыром Шалкуйрык,
- Боюсь, что не смогу остановиться,
Когда наступит подходящий миг.
Скрути тройную, прочную веревку
Из джута, шелка и сухих волос.
Спасение мое в твоей сноровке,
Чтоб седока я мимо не пронес.
К концу байги ты должен предо мною
Веревку вдоль дороги натянуть.
Мы пронесемся пущенной стрелою,
Спасемся, я надеюсь, как-нибудь.
Не выдержит веревка и порвется,
Прощайся с Шалкуйрыком навсегда.
Но если уцелеет и прогнется,
Разбиться насмерть суждено тогда.
А если разорвется вполовину,
Я упаду, но к счастью, буду жив.
Надежда есть, что победим, не сгинем,
Не бойся ничего, будь терпелив.
Задумал Темир хан одно коварство,
Во что бы то ни стало победить.
Добавив Ер Тостику вновь мытарства,
Единственную лошадь уморить.
Хан назначает длительные скачки,
Неделю чтоб продолжилась байга.
Желая Шалкуйрыку неудачу,
Как можно больше нанести вреда.
Умчались кони, к небу пыль вздымая,
Семь дней нестись им в скачке предстоит.
Народ явился, праздника желая,
Борьбу для них устроить хан велит.
Батыры собрались со всего ханства,
Народ их сила буйная дивит.
Освободив для силачей пространство,
Вокруг толпа веселая шумит.
Объявлен первый бой, вперед выходит,
Играя мышцами могучий Таусыргыт.
Противник ждет, и глаз с него не сводит.
Кто в этой битве сможет победить?
Схватив друг друга, будто бы клещами,
Кружатся в поединке силачи.
Вдруг ропот пробежал между гостями.
В железные объятья заключив,
Наш Таусыргыт, как будто бы пушинку,
Противника поднял над головой.
Затем, сложив, как тонкую былинку,
Подбросил вверх его перед собой.
В испуге замирая, кто-то охнул:
«Не одолеть такого никому»!
Но тут же Темир хан в ладоши хлопнул,
Давая знак другому силачу.
Но Таусыргыту силы их неравны,
Один повержен, следом и второй.
Косой десяток проиграл бесславно,
Никто на поединок ни ногой.
Все хвалят победителя, возносят,
Стоит он в окружении толпы.
«Иначе силу покажи, - все просят,
- Батыры, если пред тобой слабы». -
Тут Таусыргыт, схватив поближе гору,
Подкинул, словно камешек ее.
«Конечно он сильнее всех, нет спору», -
К решению приходит большинство.
Три дня проходит в играх, развлечениях,
Что кончится байга, никто не мнит.
У самых зорких вызвав удивление,
Вздымая пыль, какой-то конь бежит.
Но Саккулак тому и не дивится,
К земле прижавшись ухом, он сказал
Еще вчера:
«Скакун наш, слышу, мчится»,
Заранее победу предсказав.
И Откыркоз не менее спокоен,
Он день назад тулпара увидал:
«Быть только первым Шалкуйрык настроен,
Я от него иного и не ждал».
Несется Шалкуйрык быстрее ветра,
Оставил далеко всех позади.
Нет на вопрос ни у кого ответа:
Как этот конь сумел всех обойти?
Копыт удары вдалеке раздались,
Натянута веревка перед ним.
Наскок, и волос с джутом разорвались,
Жгут шелковый остался невредим.
Пал Шалкуйрык, подкошенный на землю.
Закрыв глаза, недвижно конь лежит.
Таким его не видели доселе,
Народ к нему, разинув рот, бежит.
Тостик садится возле Шалкуйрыка,
Густую гриву гладит скакуну.
Глаза коня по-прежнему закрыты.
- Послушай, Шалкуйрык, что я скажу.
Беда непоправимая случилась,
Когда отец врагу продал меня.
Не знаю, как такое получилось?
Не пожалела даже и родня.
Отдав Мыстан в залог мою точилку,
Не сына, душу ведьме он продал.
Как видно, жизнь отец мой любит пылко,
Но я не слишком на него роптал.
В опасную дорогу отправляя,
Решил, что лучших скакунов мне дал.
С шести – и семиногим я-то знаю,
Конец бы непременно мой настал.
Но Кенжекей отчаянно взмолилась,
Что мне поможет только Шалкуйрык.
Лишь ей известной тайною делилась,
Что недостоин веры мой старик.
Я, не желая Кенжекей обидеть,
Тебя, тулпар мой верный, оседлал.
Жена вперед намного могла видеть,
Хозяина не раз ты выручал.
Я знаю, три души в тебе имелось,
Ты за меня бы каждую отдал.
Лишь две из них сегодня уцелели. –
Тостик обнял коня и зарыдал:
- Вставай, мой друг бесценный, умоляю!
Открой глаза и на меня взгляни.
Как без тебя жить далее, не знаю,
Я твой на веки вечные должник.
Хозяина услышав голос скорбный,
На все четыре конь встает ноги.
Взор на Тостика обратив покорный,
Слизнул слезу батыру со щеки.
Народ в степи гуляет днем и ночью,
Четыре дня конь приходил в себя.
Сказал, слух Саккулак сосредоточив:
«Сегодня же закончится байга».
Степную пыль до неба поднимая,
Несутся седоки во весь опор.
С отчаяньем во взоре понимая,
На этот раз проигран ими спор.
Но Темир хан не думает сдаваться,
Немало скороходов средь гонцов.
Должно его велением начаться
Для пеших состязание бегунов.
Поджарые джигиты наготове,
Их возглавляет хитрая Мыстан*.
Ничто ее в пути не остановит,
Нестись умеет, словно ураган.
Кто должен выйти с ними состязаться?
Один на всех соперник – Желаяк.
Им невдомек, что нужно опасаться,
Резвее всех окажется босяк.
Стегнув камчой об землю, знак подали,
Стрелой сорвались с места бегуны.
Степную пыль завесою взметают,
Азартом лица их распалены.
День Желаяк промчался без оглядки,
Распознает по звездам ночью путь.
Сверкают в темноте босые пятки,
И пот со лба нет времени смахнуть.
Заранее победу предвкушая,
Как никогда спокоен Желаяк.
Оглядываться смысла нет, он знает,
И эдак их обгонит он, и так.
Под утро у холма остановился,
На целый день отстали бегуны.
И сам своей же прыти удивился,
Какой же путь преодолел длины!
Прилечь, соснуть иль нет, пока не знает,
Но хитрая колдунья тут как тут.
Бродяжкою прикинувшись, вздыхает:
- Сынок, быть может стоит отдохнуть?
Глаза старушки добротой лучатся,
Платочек беленький надет на голове.
В кого угодно может превращаться.
Батыра уложила на траве:
- Спи крепко, ни о чем не беспокойся,
Придет как время, разбужу тебя.
Вот этой шалью перед сном укройся.
Устал, я вижу, пожалей себя. -
Пока спал Желаяк сном безмятежным,
Вперед умчались с ведьмой бегуны.
Вскочив, вослед понесся безутешный,
В плен угодив двуличной болтовни.
В зените солнце жаркое пылает.
Жаль, до полудня предавался сну.
Мыстан коварной отомстить желая,
Песка хватает горсть на всем бегу.
Зверей и птиц в полете обгоняет,
Вот-вот толпу настигнет бегунов.
И видит, впереди всех возглавляя,
Мыстан несется, лик ее суров.
Легко догнав зловредную старуху,
Песок ей бросил Желаяк в лицо:
- Со мною шутки плохи, знай же, злюка! –
Продолжив путь беспечною трусцой.
Глаз, что во лбу, со стоном протирает,
Шлет вслед ему проклятия Мыстан.
О том, что проиграла, понимает,
Что не удался хитроумный план.
Всех обогнав, батыр неспешным шагом
Оставшийся отрезок одолел.
Увидев одного его, кинжалом
Пронзила зависть хана. Помрачнев,
Сказал:
«Опять победа за Тостиком!
Как Бапы хану дочь свою отдам?
Не я ли буду сам себе владыка?
Их загоню в безвыходный капкан».
Откинулся на мягкие подушки,
Задумался, тревожась, Темир хан.
На этот раз какую заварушку
Решил затеять мстительный тиран?
«В глубоких водах озера степного,
Когда-то затонул большой казан.
Кулашей* в сорок будет он обводом, -
Соперникам задание дал хан,
- Нет у меня желания иного,
Лежит, видать, он и поныне там.
Тот, кто достать его сумеет снова,
Тому без слов я дочь свою отдам».
Однако тщетно хана повеление.
Не стоит Сужуткышу ничего,
На то и есть его предназначение,
Всю воду выпить озера того.
Велит Тостик испить воды озерной,
Подходит Сужуткыш без суеты.
Сумеет ли он выпить воду, спорно,
Не одолеть, осталась треть воды.
Батыр опять пытается, но снова
Вода не иссушается до дна.
Но знать они не могут основного,
Мыстан проделки все, ее вина.
Увидев Сужуткыша неудачу,
С Тостиком Шалкуйрык заговорил:
- Достать казан попробую иначе,
Лишь мне на это хватит, видно, сил.
Когда нырну на дно, увидишь пену,
Которой цвет расскажет обо всём.
Коль белая, казан на дне поддену,
Победу в поединке мы возьмём.
Но если пена сделается красной,
Узнаешь, что пролилась кровь моя.
Затеяли все это мы напрасно,
На дне останусь, значит, навсегда.
Нырнул тулпар, поверхность вспузырилась
И тут же белой пеной разлилась.
Как будто снегом озеро покрылось,
В воронку пена понеслась, кружась.
Обрадовался Ер Тостик, вздыхает,
Становится все легче на душе.
Вода вдруг красной пеной распухает,
В испуге замер, весь настороже.
На волны смотрит, глаз не отрывая,
Кровавой пены цвет темней, темней.
В тревоге все иное забывает,
На тысячу б не променял коней.
Нельзя ему расстаться с Шалкуйрыком,
От бед любых тулпар его берёг.
Немым исходит его сердце криком,
И пот холодный по спине потёк.
Присел у кромки берега в надежде,
Зовет печальным голосом коня:
- Хотел бы оседлать тебя, как прежде.
- Ответь, друг верный, слышишь ли меня?
Мыстан с тобою мы перехитрили,
Точилку из-под носа увели,
Как от нее, я помню, уходили,
Копытом не коснулся ты земли.
Шатались горы, осыпались градом,
Вдруг треснула могучая скала.
Мы одолели многие преграды,
В подземный мир судьба нас занесла.
Ты был крылом, души моей отрадой,
Советчиком моим был Шалкуйрык.
В долгу перед тобою неоплатном,
Услышу ли я звон твоих копыт?
Когда-то три души в тебе имелось,
Ты за меня бы каждую отдал.
Одна душа в тебе лишь уцелела. –
С мольбою Ер Тостик к коню взывал.
Все замерли, развязки ожидая,
Возможно, никогда он не всплывет.
На берегу народ стоит, гадая:
Неужто чудо не произойдет?
Могучей воды вздыбились волною,
И тучей брызг осели, обнажив
Коня. Казан огромный за собою
Тянул, Тостику службу сослужив.
-Как, подскажите, обмануть Тостика? -
Хан свите задает своей вопрос.
Задумчивым он стал и темноликим.
Но только вот какой от свиты спрос?
Молчат они, не зная, что ответить,
Хан в тщетные заботы погружен.
Не лучший выбор Темир хану светит,
Отдать дочь Бапы хану должен он.
Как будто зверь, сидящий в тесной клетке,
Хан в ярости метался по дворцу.
Он белого не взвидел ныне света,
От слов ему отречься не к лицу.
Но мысль одна его вдруг осенила,
Велит позвать к престолу кузнеца.
Догадка его мучила, манила.
Но разве в этом есть его вина?
- Врагу слегка поджариться полезно,
Даю тебе задание, кузнец.
К утру чтоб был из толстого железа
Построен крытый золотом дворец.
Кузнец с поклоном, молча удалился,
Проснулся хан под утро и к окну.
Пред ним дворец под солнцем золотится,
С великим облегчением вздохнул.
Батыра, его свиту приглашает
Хан посетить загадочный дворец.
И мысли Ер Тостик не допускает,
Коварный, что устроен им конец.
У входа их торжественно встречают,
Захлопнулась за ними тотчас дверь.
На семь замков те двери закрывают,
Лишь смерть в неволе им грозит теперь.
О том, что завлекли сюда обманом,
Им стало ясно, Темир хан хитер.
Все заволокло вдруг дымом и туманом,
У стен дворца как разожгли костер.
Но лицемер забыл о том лукавый,
Всё спутникам Тостика нипочем.
Веселой, к счастью, будет лишь забавой
Тому, кто силачом на свет рожден.
Хватает Таусыргыт дворец руками,
Пушинкою подкинул над собой.
У Сужуткыша плещет за щеками
То, что легко зальет любой огонь.
Постигла хана снова неудача,
Отчаялся батыра победить.
Немыслимые выполнил задачи,
Тостику невозможно навредить.
Дочь отдает с приданым Бапы хану:
- Не спорю больше, ты нас победил.
Ни хитростям не дался, ни обману,
Достойно мою дочку заслужил!
За Ер Тостиком двинулись в дорогу
Гурьбой Епты, Таусыргыт, Желаяк.
И Откыркоз шагает дружно в ногу,
И Сужуткыш, и чуткий Саккулак.
Семь месяцев дорогою шел верной
Батыр наш в окружении друзей.
Сказать о том вам можем достоверно,
Прошли немало гор, лесов, полей.
И вот настало время попрощаться,
Ушли Епты,Таусыргыт, Желаяк.
И Откыркоз в пути решил остаться,
И Сужуткыш, и чуткий Саккулак.
Пожали Ер Тостику крепко руку:
- Нам жаль, но дальше нет для нас пути.
Умели чем, тем помогли мы другу,
Прощай, батыр, а что не так – прости. -
Надежной были для него опорой,
Друзей таких впредь не найти вовек.
Не знал, что расставание будет скорым,
Им Ер Тостик печально смотрит вслед.
Подвел невесту к трону Бапы хана,
Довольными остались сын с отцом.
Сажают Ер Тостика к дастархану,
Желают отплатить ему добром:
- Тебе, батыр, за службу благодарен,
Привез невесту, выполнил наказ.
Отныне будешь гостем долгожданным,
Я объявляю ханский мой указ:
Нелегким было, знаю, испытание,
Осталось тебя щедро наградить.
И дочь отдать свою без колебаний,
На родину с дарами отпустить.
Поверхности земли достичь непросто,
В полгода путь дальнейший предстоит.
В приданое верблюдов девяносто
Богатым скарбом хан грузить велит.
Напутствие последнее в дорогу
И дочь свою с рабынею Кункей,
Проводников находчивых в подмогу
Дал Ер Тостику повелитель змей.
Ждут впереди их мертвые пустыни,
Не смеют птицы в тех местах летать.
Живой души в краю том нет в помине,
Со смертью встречи там не избежать.
Передвигая еле-еле ноги,
Идут, горячим ветром их палит.
В дороге потеряли уже многих,
Проводников, дочь хана, не погиб
Лишь Ер Тостик и вместе с ним рабыня
Кункей, смерть пощадила их двоих.
Оставив позади себя пустыню,
В степи нашли живительный родник.
В тени густой раскидистого древа
Присели, чтоб с дороги отдохнуть.
Усталость понемногу одолела,
Но не удастся им никак уснуть.
Там, наверху, среди ветвистой кроны
Вдруг запищали жалобно птенцы.
Уже и не пищат, а просто стонут,
От ужаса дошли до хрипоты.
Батыр, забравшись на макушку, видит,
Ствол дерева обвил собой удав.
Птенцов собрался лиходей похитить,
В гнезде одних, без матери застав.
Движение змеи опережая,
Тостик тотчас вдевает в лук стрелу.
Навылет тело хищника пронзает,
Пал, смерти змей не осознав в пылу.
Там, наверху птенцы угомонились,
Прилег внизу батыр вновь отдохнуть.
Вдруг бурей адской тишина сменилась,
Успела в небе молния сверкнуть.
Двуглавая орлица подлетает,
Размах крыла покроет в месяц путь.
На птичьей голове глаза сверкают,
А человечья вызывает жуть.
Набросилась орлица на Тостика,
Его до смерти хочет заклевать.
От жалобного встрепенулась крика,
Птенцы ее то принялись пищать.
Чудовищным пронзая насквозь взглядом,
Вдруг молвит человечья голова:
- С гнездом моим как оказался рядом?
Знай, не ступала здесь ничья нога.
Что, путник, ищешь ты в краю безлюдном?
Охотишься, быть может на птенцов?
И если жив пока, то только чудом,
Не смей мне лгать, я не терплю лжецов!
- Ты на меня не гневайся, орлица.
Всего лишь мирный житель я земли.
В краю случилось здешнем заблудиться,
Птенцов твоих мне удалось спасти.
Услышал я их жалобные визги,
Удав тайком прокрался до гнезда.
Когда он подобрался слишком близко,
От смерти их спасла моя стрела.
В гнезде сидят, все живы и здоровы,
Не причинил птенцам, как видишь, зла.
Не обходись со мною так сурово,
Твой враг убит, внизу лежит змея.
- Он прав, он прав! – птенцы заверещали,
- Не вздумай Ер Тостика убивать! –
Признательность батыру выражали,
Пытаясь успокоить свою мать.
Орлица плавно рядом приземлилась:
- Как подскажи, тебя благодарить?
Слегка, быть может, я погорячилась,
Не стоит в том меня, батыр, винить.
Любое пожелание исполню,
Достаточно лишь вслух произнести.
Поступок смелый навсегда запомню,
Чем доброту твою мне возместить?
Тут Ер Тостик ей обо всем поведал,
Как предал сына некогда отец.
Про то, какие беды он изведал,
Попал как к Бапы хану, наконец.
Что у него одно лишь есть желание,
Поверхности достичь родной земли.
Оставить хочет в прошлом все скитания,
Увидеть солнца теплого лучи.
Со словом его каждым соглашаясь,
Кивают птицы обе головы.
Могучих крыльев перья распушая,
Готова взмыть до самой синевы.
Сев на коня верхом, Тостик с рабыней
Забрались на орлиное крыло.
Взлетели над подземною пустыней,
Птенцы остались где-то далеко.
Пред ними через миг родные степи,
Колышет легкий ветерок траву.
Запрыгали от счастья, будто дети.
Во сне все это с ними, наяву?
На небе солнце ласковое блещет,
Какое чудо, облака плывут!
Вдруг сердце от восторга затрепещет,
Что жаворонки в вышине поют.
- Пора пришла с тобою нам расстаться, -
Орлица говорит,
- Имей в виду,
С бедой случится если повстречаться,
К тебе на помощь мигом я приду. –
Степь огласила клекотом орлиным,
Затем сорвала перышко с крыла:
- В пере моем невиданная сила,
В любой беде оно спасет тебя.
Потри его при случае об камень,
Я тотчас же на выручку примчусь.
Врагов твоих накроют лед и пламень,
Я для тебя и горы сворочу!
Размахивая сильными крылами,
Орлица в край подземный унеслась.
Вслед поднялась до неба пыль клубами
И долго-долго в воздухе вилась.
Под теплыми лучами отогревшись,
Спит в поле безмятежно Ер Тостик.
Всего в подземном мире натерпевшись,
Он больше ни о чем и не тужит.
Теперь ему один покой лишь мнится,
Как только он достиг родной земли.
Пустое все, напрасно ему снится
Мир этот, полный счастья и любви.
Обманчивое солнце в небе светит,
Притворно травы в поле шелестят.
Земля его бедою новой встретит,
Ждет, злобу затаив Шойын Кулак*.
Пока гостил Тостик у Бапы хана,
Воды немало в реках утекло.
Дочь пери Бекторы злодея слала:
- Поймай, и приведи ко мне его!
Сынок Мыстан Шойын Кулак злобливый
Перечить ей, ослушаться не смел.
Когда Мыстан Тостика упустила,
Та мать душила, он же лишь немел.
Он видел, как Мыстан в тисках хрипела,
Затем слабея, испустила дух.
От злобы дикой Бекторы кипела,
И кровью глаз от ярости набух.
Здесь, на земле Тостика возвращения
И днем и ночью ждал Шойын Кулак.
Он лютой Бекторы боялся мщенья,
Был сильным, но трусливым здоровяк.
Идя под солнцем в день один палящим,
Вдали он Шалкуйрыка увидал.
Не чудо ли? Застал Тостика спящим,
Батыра по рукам, ногам связал.
Оторопел от столь нежданной встречи,
Своим не мог поверить он глазам.
Добычу кинув на литые плечи,
Принес и бросил к Бекторы ногам.
Тостик спал сном покойным, непробудным,
Могучий раздавался только храп.
Был полон сон его видений смутных,
От испытаний, видимо, ослаб.
Дочь пери, видя это, хохотала,
И хохот ее землю сотрясал.
На дно колодца бросить приказала,
Лица ее ужасным был оскал.
Тулпару спутать ноги повелела
И впроголодь держать его в узде.
Чтобы Кункей без дела не сидела,
Шойын Кулак пусть заберет себе.
Женой сынок Мыстан вдруг обзавелся,
Удаче неожиданной он рад.
И с Ер Тостиком наконец-то счелся,
Иных ему не надобно наград.
Стремительно несутся год за годом,
Батыр томится в тягостном плену.
Дни Шалкуйрыка тянутся в невзгодах,
И нет свободы в путах скакуну.
Кункей в слезах и в горе пребывая,
Шойын Кулаку сына родила.
Но Шалкуйрыку сила колдовская
Никак опутать ноги не могла.
Арканом, сыромятными ремнями
Коня в неволе им не удержать.
Пытались и железными цепями,
Но Шалкуйрык легко их мог порвать.
Грызя зубами, растоптав копытом,
Он вырвался однажды из оков.
Хоть бит не раз и не кормили сытно,
Сумел конь путы снять, и был таков.
К хозяину он тотчас же помчался,
Копытом бил, чтоб камень раздобыть.
Кусок скалы из-под копыт сорвался,
Батыр в полете смог его схватить.
Не мешкая, достал перо орлицы,
Коснулся камня перышком слегка.
Стремительно на дно спустилась птица,
Сложив в теснине два своих крыла.
С Тостиком вместе вихрем вверх взмывает,
Темницы мрак остался позади.
С него оковы тяжкие снимая,
Орлица на прощание говорит:
- Сдержала я обещанное слово,
К тебе явившись в самый трудный час.
Глоток мне тяжек воздуха земного,
Птенцы в гнезде ждут под землей сейчас.
На этом мы с тобою разойдемся,
Шойын Кулака мне не победить.
Прощай, батыр, навеки расстаемся,
Лишь об одном хочу предупредить.
Злодей не побоится твоей мести,
Ни меч, ни нож, ни стрелы не возьмут.
Его душа хранится в тайном месте.
Плоть сына ведьмы лишь пустой сосуд.
Найдешь, куда он прячет свою душу,
Прервать сумеешь его сердца стук.
И чары злые вместе с ним разрушишь,
Навеки разорвешь порочный круг. –
Сказала и на небо взмыла птица,
Махнула на прощание крылом.
Душонка злыдня Ер Тостику мнится,
Хоть на небе найдет ее седьмом.
Направившись в аул Шойын Кулака,
Кункей у колыбели он застал.
Обняв его, рыдает бедолага:
- Измучил злобный муж и истерзал.
Спаси меня, прошу, от негодяя,
Еще чуть-чуть и я, батыр, умру.
Тебя и день и ночь здесь дожидаюсь,
Был беспощаден он со мной и груб.
Нет времени ему Кункей утешить,
Расправиться с врагом пришла пора.
Зубовный раздается его скрежет,
И нет на нем от ярости лица:
- В твоей подсказке я, Кункей, нуждаюсь.
Чем более всего он дорожит?
Поможешь если, с ним я поквитаюсь.
Узнай, где свою душу он хранит?
Задумалась Кункей, перебирая
Шойын Кулака слабые места:
- Как одолеть злодея, я не знаю,
Он мысли держит втайне от меня.
У мужа сердце твердое, как камень,
Он только сына любит своего.
Не одолеть ни силой, ни мольбами,
Лишь хитростью возьмешь, батыр, его.
Под колыбелью выкопаем яму,
Тебя в той яме спрячем до поры.
Накрою сверху толстым одеялом,
И кину, для надежности, ковры.
Весь день искал Шойын Кулак тулпара,
Но Шалкуйрыка, словно след простыл:
- Конь этот для меня, как божья кара.
Степь вдоль и поперек я исходил. -
Кункей привычно накормила мужа
И тут же уложила его спать.
В постели как свернулся неуклюже,
Она младенца принялась щипать.
Услышав плач любимого ребенка,
Шойын Кулак ей задает вопрос:
- Кто моего обидел вороненка?
Что довело, жена, его до слез?
- Кто мой отец? – спросил меня ребенок.
Шойын Кулак? А может Ер Тостик?
Усталый муж ей говорит спросонок:
- Что это вдруг надумал баловник?
- Когда б я сыном был Шойын Кулака,
Мою бы душу спрятал со своей, -
Сказал твой сын, - для нашего же блага.
Кто прячет душу от своих детей?
- Он на меня похож и любопытен.
Нет, не Тостика вовсе, мой он сын.
И с ним я никогда не буду скрытен,
Оставь, жена, один нас на один.
Кункей из юрты тотчас удалилась,
Под колыбелью замер Ер Тостик.
Мгновенье лишь беседа с сыном длилась,
Ушей батыра шепот их достиг:
- Душе моей быть вечно молодою,
Сынок, я твой отец Шойын Кулак.
У родника ее храню, не скрою,
Там, где журчит в степи Борык Булак.
Коз диких у ручья пасется стадо,
Есть Черная средь них одна коза.
Ее мне потерять страшиться надо,
Козы во чреве спрятана душа.
Вспороть надумает ей если кто-то брюхо,
Найдет там девять черных сундучков.
Скажу тебе тихонечко на ухо,
Сидят в них девять маленьких птенцов.
Как подрастешь немного, твою душу
Мы спрячем в теле Черной той козы.
Перед тобою клятвы не нарушу,
Не допущу, сынок, твоей слезы.
Никто не должен знать про эту тайну,
Иначе смерти нам не миновать.
Запомни крепко, это важно крайне. –
Сказав ребенку, он ложится спать.
Тостик тихонько выбрался из ямы,
Шойын Кулака слышен громкий храп.
Сев на коня, батыр поехал прямо,
Где бьет из-под земли Борык Булак*.
Полуденное солнце раскалилось,
Сбежались сорок коз на водопой.
Вода в ручье бурлила и резвилась,
Но встали козы вдалеке гурьбой.
Почувствовав какую-то опасность,
К воде страшится стадо подойти.
Затем решили, что их страх напрасен,
Ведь так ручей заманчиво блестит.
Их наконец-то жажда одолела,
Воды бы хоть немножечко испить.
Но Черная коза шепнуть успела:
- Нет, нет, к ручью не стоит подходить!
- Чужой здесь слышу запах, - подсказала
Одна из коз, - то нехороший знак.
Другая ей:
- Я тоже не узнала,
Шойын Кулака может это враг?
Вдруг Черная коза насторожилась,
От страха в тот же миг умчалась прочь.
Все козы остальные всполошились,
Хотя от жажды было им невмочь.
Присел Тостик средь камышей недвижно
И песню тихим голосом запел:
- Куда девалась Черная? Не вижу,
Ее давно проведать я хотел.
Приветствую вас, дорогие козы.
Шойын Кулака не узнали вы?
Увидел вас, и льются счастья слезы,
Как эти струи ласковой воды.
Не бойтесь подойти ко мне поближе,
Я с вами вместе жажду утолю.
Не будьте же настолько боязливы,
Для вас, родные, песню я спою.
Пойди сюда, души моей хранитель,
Не бойся меня, Черная коза.
Я вашей безопасности блюститель.
Зачем бежите в страхе от меня?
Пал Ер Тостик со мною в рукопашной.
Мы кубарем катались, оттого
Врага вам запах кажется опасным,
Пристал ко мне он, видно, от него.
Я душу сына сохранить желаю,
По сундучкам сложить хочу ее.
К тебе я, Черная коза взываю,
Пришел один, чужих нет никого.
Тостика запах и слова пугают,
Доверия к ним нет ни у кого.
Никто из коз к воде не подбегает,
Не чуют вовсе с ним они родство.
Робея, стадо держится подальше,
Сбежать готовы козы в миг любой.
В словах налет почувствовали фальши,
Но манит в жаркий день их водопой.
На них Тостик не в шутку разозлился:
- Обид козе я Черной не прощу! -
Привстал слегка, камыш зашевелился,
- Клянусь, за недоверье отомщу!
Не быть вовеки мне Шойын Кулаком,
Да имя будет проклято мое,
Тебя коль гончим не отдам собакам,
На части разорвали чтоб живьем!
- Свирепый голос, сколько же в нем злости.
- На Шойын Кулака вроде бы похож, –
Друг другу козы, - Вон как нас чихвостит. –
К ручью быстрей склониться невтерпеж.
Одна коза, вторая, следом третья
К воде припали, жадно стали пить.
Прислушиваясь к странному злоречью,
Успело стадо берег обступить.
Вслед Черная, пугливо озираясь,
К воде прохладной робко подошла.
Батыр почти не дышит, замирая,
Она же, словно к берегу вросла.
Напившись вдоволь, стадо коз уходит,
Все пьет и пьет лишь Черная одна.
Прицелившись, стрелу Тостик наводит,
Живот распотрошила ей стрела.
Коза мгновенно набок завалилась,
На воду с плеском сундучок упал.
В нем еще восемь сундучков хранилось,
Из них он самый маленький достал.
Откинул крышку, с диким верещаньем
Теснятся девять маленьких цыплят.
От радости немея, со стараньем
Восьми свернул он головы подряд.
Девятого решил пока оставить,
Живым Шойын Кулака чтоб застать,
Да на колени изверга поставить,
Чтоб о пощаде стал он умолять.
В седло запрыгнув, мчится торопливо,
В аул Шойын Кулака подоспеть.
За пазухою держит бережливо,
Того, успел который ослабеть.
Кункей ему навстречу выбегает:
- Он очень плох, но все еще живой.
Проклятый муж совсем изнемогает,
Убей его, пока еще он твой!
Лежит Шойын Кулак и еле дышит,
Одной лишь бровью может шевелить.
Слова батыра он почти не слышит
И лишь глазами пристально сверлит.
Лицо от страха потом заливает,
Ручьем стекая с его толстых щек.
Батыр за ним с ухмылкой наблюдает,
Держа в руках заветный сундучок:
- Что ж это ты передо мной разлегся?
Как поживаешь, славный здоровяк?
Не повезло, мой друг, не уберегся,
И пальцем не задел, а ты обмяк.
К Шойын Кулаку силы вдруг вернулись,
Он с яростью бросается вперед.
Все девять душ как будто бы проснулись,
Вот-вот и сундучок свой отберет.
Схватив за глотку, душит со всей силой,
Батыра, как оковами стянул.
Тостик подумал: «Справлюсь ли с громилой?
Эх, зря с птенцом девятым я тянул». -
Сдавило горло, будто бы клещами,
Вот-вот и задохнется Ер Тостик.
С трудом великим шевеля губами,
К Кункей он обратился, только хрип
Из уст батыра еле-еле слышен,
В нем тихая, горячая мольба:
- Лежу в тисках злодея, обездвижен,
Мне помощь твоя позарез нужна!
Нелегкий путь когда-то одолели,
Остались живы мы с тобой, Кункей.
Вдвоем в пустыне мертвой уцелели,
Прошу тебя, Тостика пожалей.
У Бапы хана ты томилась в рабстве
И на земле был тягостным твой плен.
Шойын Кулак свиреп. Самоуправство
День ото дня терпеть тебе зачем?
Последние уже уходят силы,
Мне смерть готовит лютую злодей.
Когда бы за меня ты заступилась,
Свободными впредь стали бы, Кункей.
За пазухою смерть врага таится,
Прошу, не бойся, подойди ко мне.
Там сундучок с душой его хранится,
Сидит один цыпленок лишь на дне.
Кункей схватила сундучок заклятый,
В нем уже восемь маленьких цыплят.
Вот-вот готов родиться и девятый,
Все дико, в один голос верещат.
Прикрыв сундук, взглянула на Тостика,
От страха онемевшая Кункей.
Пришла в себя от сдавленного крика:
- Сверни цыплятам головы скорей!
Вмиг восьмерых руками придушила,
- Все кончено! – шепнула она вслух.
Вздох радости, не зря видать спешила,
Шойын Кулак тут испускает дух.
Послышался вдруг визг из колыбели:
- За смерть отца однажды отомщу! -
Гнездо коварство свило в детском теле:
- Как воду кровь, Тостик, твою пущу!
Батыр мгновенно колыбель хватает,
Зло уничтожить надо на корню.
В глубоком месте на воду кидает,
Уходит люлька, булькая, ко дну.
Ко всем злым духам Бекторы взывает,
Отчаявшись, бросает кумалак*.
Гадание глаза ей открывает:
Погиб от рук врага Шойын Кулак.
Не хочет верить, весть невыносима,
Проклятиями сыплет Бекторы.
Сама себя от злости удавила,
Заплакав от бессилия навзрыд.
Собрался, наконец, Тостик в дорогу,
На родину с тулпаром держат путь,
Чтоб поклониться отчему порогу.
Но помнит ли батыра кто-нибудь?
О нем отец и братья позабыли,
Решили, рок слепой его сгубил.
Их память уж давно покрылась пылью,
Никто об Ер Тостике не тужил.
Лишь Кенжекей о нем не забывала,
В глазах тоска, как у иных сирот.
Платком себя когда-то обвязала,
Развяжется – вернется, иль умрет.
И глаз с Актос все годы не спускала,
Случись примета, тотчас же поймет,
Родиться должен верблюжонок, знала,
В тот день вернется как он, иль умрет.
Однажды обнаружила пропажу,
Исчезла без следа ее Актос.
С отчаянием спрашивает стражу,
Но нет у них ответа на вопрос.
На поиски отправилась в тревоге.
В степи бескрайней, может быть найдет?
Несут куда ее, не знает, ноги
И тихим голосом верблюдицу зовет:
- О, милая Актос, куда ты делась?
Оставила меня совсем одну.
В надежде зыбкой сердце изболелось,
В заботах и унынии живу.
Ты помнишь, как Тостика провожали
И клятву в этот день как мне дала?
Тех слов я никогда не забывала,
И день и ночь любимого ждала.
Шепнула ты мне на ухо тихонько,
Пророчеству срок, видно, настает.
Как принесешь в день этот верблюжонка,
Тостик вернется или же умрет.
Куда, скажи, исчезла спозаранку,
Что вынудило в степь тебя уйти? –
Зовет, зовет отчаянно беглянку,
Надеется верблюдицу найти.
На поясе платок вдруг развязался
И на бегу запутался в ногах.
А ветер отчего разбушевался?
Да кровь стучит отчаянно в висках.
Верблюдицу увидела нежданно.
О чудо! Верблюжонок рядом с ней.
Заволокло глаза ее туманом,
Заплакала от страха Кенжекей.
Согласно ее худшим ожиданиям,
Старик несется на хромом коне.
«Судьбы моей то видно испытание,
Тостика не увидеть больше мне.
Не вестника ли его смерти вижу?
Что хочет этот старец сообщить?»
Как только он подъехал к ней поближе,
Стал на коне вокруг нее кружить.
Во взоре старика боль промелькнула,
От радости скакун под ним заржал.
Конь, только лишь она к нему шагнула,
В седой старухе Кенжекей признал.
Заплакали два старца, обнимаясь,
Воды с поры той столько утекло.
С тоской о прошлом оба вспоминают
И на сердце вдруг стало тяжело.
Но говорят не зря, что счастья слезы
С души любую боль способны смыть.
Не чудо ль это? Может это грезы?
Миг радости вовеки не забыть.
В объятиях друг друга молодеют.
Старуха где, и что случилось с ней?
До пят спадают косы и чернеют,
Вновь юная невеста Кенжекей.
Налились буйной силой старца плечи,
Стоит пред нею молодой батыр.
Как долго оба ждали этой встречи.
О, как же ты прекрасен, дивный мир!
Согнув пред ними шею горделиво,
Копытом бьет об камень Шалкуйрык.
И буйную ласкает ветер гриву,
Конь тут же головою к ним приник.
Шальной он, как и прежде, полон силы,
Готов нестись, как много лет назад.
И пламенем глаза его светились,
Играет мышцами стальными, как булат.
На свадьбе гости сорок дней гуляли
И степь цвела весеннею порой.
Любви и счастья молодым желали,
Своей могу поклясться бородой!
Прислушайтесь, друзья, к словам акына.
Да, дивные бывали времена!
Не стоила бы песня и тиына*,
Когда бы солгала моя струна.
07. 01. 2015 г.
Г. Алматы
Примечания:
*Кереге – решетчатые, деревянные стены юрты.
*Жараткан – Создатель.
*Джут – массовый падеж скота от бескормицы и голод, вызванный этим.
*Сырык – рогуля, длинный шест с развилкой, служащий подпоркой для юрты во время сильного ветра.
*Тундик – войлок, покрывающий верхний круг дымохода юрты, который открывают для проникновения воздуха и света.
*Хвататься за воротник – услышав удивительную новость, казахи хватаются за ворот.
*Шанырак – круговое навершие юрты, перен. родной кров, дом.
*Ер Тостик - Тостик – грудинка. Ер – мужественный.
*Дастархан – скатерть, стол, накрытый для гостей.
*Кику - звук, издаваемый в подражание крику лебедя, использовался пастухами для того, чтобы повернуть табуны коней в нужном направлении. Отсюда – гик, гиканье.
*Той – свадьба, праздник.
*Кумыс – кобылье молоко.
*Божий гость – случайный гость, самый почетный для казаха, ибо считалось, что его привел к порогу сам бог.
*Шеге шапан – подбитый мехом чапан (халат), вручаемый главному свату родителями невесты в качестве подарка.
*Шубат – верблюжье молоко.
*Куйрык-бауыр – обрядовое угощение из курдюка и печени, которую едят сваты в знак состоявшегося сватовства.
*Калым – приданое невесты.
*Женге – невестка, жена родственника, старшего по возрасту.
*Урын той – смотрины невесты.
*Кол устатар – небольшие подарки, вручаемые женихом молодым девушкам за смотрины невесты.
*Шолпы – подвески, серебряные или золотые украшения, вплетаемые в косы.
*Шалкуйрык – кличка коня, букв. конь с седым хвостом.
*Актос – кличка верблюдицы, букв. белогрудая.
*Аксауыт – ак – белый, сауыт – панцирь, кольчуга, латы.
*Тулпар – крылатый скакун, боевой конь.
*Пери - фея, злой дух, нечистая сила.
*Такыр – солончаки, потрескавшаяся глинистая голая земля.
*Тор – почетное место в доме.
*Соркудук – от слов: сор – солончак и кудук – колодец, название местности.
*Апа – бабушка.
*Айыр калпак – мужской войлочный колпак с разрезами на полях.
*Кайрак – точило, брусок, оселок.
*Курук – укрюк, шест с арканом для ловли пасущихся лошадей.
*Мыстан – ведьма, злая колдунья, сказочный персонаж.
* Пять оружий – батыр должен был мастерски владеть пятью видами оружия. Это сабля, лук и стрелы, копье, боевой топор, палица.
*Епты батыр – от епты – верткий, ловкий, проворный.
*Желаяк – от слов: жел – ветер и аяк – ноги, быстрый, как ветер.
*Саккулак – досл. чуткое ухо.
*Таусыргыт – досл. сдвигающий горы.
*Откыркоз – досл. острый глаз.
*Сужуткыш – досл. поглотитель воды.
*Жусан – полынь.
*Окжетпес – от слов: ок – пуля, стрела и жетпес – не долетит, недосягаемая вершина из казахских легенд и сказок.
*Кеще хан – кеще – тупой, бестолковый.
*Саба – большой бурдюк из выделанной, прокопченной конской кожи для приготовления и хранения кумыса.
*Айран – кисломолочный напиток особой закваски, близкий по вкусу к кефиру.
*Аламан байга – скачки на большие расстояния.
*Кулаш – мера длины, равная расстоянию между концами пальцев обеих рук, вытянутых в противоположные стороны на уровне плеч.
*Шойын Кулак – имя персонажа, сост. из слов: шойын – крепкий, чугунный и кулак – ухо.
*Борык Булак – от слов борык – корневище камыша, рогоза и булак – родник, название источника.
*Кумалак – круглые камешки или бобы для гадания.
*Тиын – копейка, ничтожная цена.