ЧастьI Сломанный компас
Мороз ударил нежданно-негаданно: еще вчера на улице царствовала унылая оттепель, растапливая на реке сколоченный декабрем лед, а вот сегодня, нате, мороз такой, что и телогрейка, ежели стоять на месте, не спасает, зато вот ноги в валенках греются-не мерзнут, они – валенки-то, – ни чета городским войлочным ботинкам, в которых все детство проходил. Теплее в них намного. Да мы с Ленькой стоять и не собираемся. Раз подморозило, так и на санках его самодельных надо покататься. Вот и катаемся. С обеда самого. Сшибая торчащие из-под снега кусты репейника. У меня аж свитер через полчаса стал мокрым и шапка пару раз слетела. Так жарко. Накатались. Тащим санки Ленькины к его дому.
Телогрейки, ремнями солдатскими подпоясанные, у нас с другом нараспашку, шапки – на затылках, у меня шарф вообще не пойми как вокруг шеи обмотан. Идем, временами на звезды глядим. И тут Ленька возьми да скажи:
– Я как-то в такой мороз чуть не помер однажды; спасибо Яге – спасла.
От этой фразы, понятное дело, я остановился даже, и завязку от шапки-ушанки жевать перестал. Стою, глазами хлопаю. Друг тоже остановился, посмотрел на меня, спрашивает:
– Слышь, ты чево встал-то? Замерзнешь.
Я на предостережение это разумное внимания не обратил, и, в свою очередь, слегка заикаясь, спрашиваю:
– Ккто-кто тебя спас-то?
Ленька усмехнулся, плечами пожал, отвечает:
– Ну я ж тебе сказал, что Яга.
А потом махнул рукой и говорит:
– Ладно, расскажу, все равно ведь не отстанешь.
Это точно, не отстану, хотя фору в приставучести другу не дам: вот он-то умеет добиться от меня уж, наверное, тысячного – одного и того же – рассказа про город и трамваи. И ничего, что я на трамвае этом всего два раза и катался только.
Дошли мы до Ленькиного дома. Стемнело совсем. Мороз еще больше приударил, звезды да свет от фонаря возле Ленькиного дома снег серебрят, штакетник, а за ним яблони да груши, весны ждущие, освещают. Тишина. Только зимними темными вечерами такая и бывает. Деревенскими. В городе такой тишины не встретишь. Стоим возле дома. Мнемся. Не знаю почему, но в дом свой Ленька меня никогда не звал. Так, пару раз я на терраску его заглядывал и однажды во дворе был, где как раз сарай, в котором дракон у Леньки гостил, заприметил.
– Слышь, давай, прогуляемся.
– Давай-давай, – поддержал я предложение друга, тем паче, что холод уже и за остывающий после катаний свитер проникать начал.
Минут пять мы шли молча. Я знал, что торопить Леньку не надо, его это только с мыслей собьет. В общем, идем, до моего дома добрели. Обратно повернули и тут Ленька-таки начал:
– Собрались мы как-то с батей в лес за дровами съездить. На утро уговорились. А тут, слышь, под вечер на меня что-то нашло. Покоя, что ли, нет. Захотелось мне в лес на лыжах прокатиться. Ну а что, темнеет-то рано, а времени еще немного. Да и дров, думаю, насобираю – все ж нам с батей завтра легче будет. В общем, достал я лыжи и вперед. Не прошло и получаса как в лесу оказался. Как раз луна взошла, благодаря ей тропу знакомую да накатанную хорошо видно. Вокруг следы заячьи, да деревья голые. За каждым, чудится мне, леший притаился.
При этих словах друг усмехнулся, а я, напротив, поежился; впрочем, виду не подав и махнув небрежно рукой, произнес, как бы походя:
– Ну, это тебе померещилось.
– Что померещилось? – вроде как Ленька слов моих не понял и даже шаг убавил.
– Ну леший, говорю, за каждым деревом померещился тебе, так?
Друг в ответ только усмехнулся и как-то так странно на меня посмотрел, как на дурня какого-то городского, и продолжил:
– В общем, нарубил я вязанку дров, чайку из термоса горячего хлебнул и обратно ехать наладился. По знакомой лыжне, думаю, враз обернусь. Качусь, красотища вокруг, луна, снег, звезды. Я и тут под горку съехал и там разогнался, и здесь следы лисьи постоял-порассматривал, и вдруг, ни с того ни с сего, слышь, сердце у меня внезапно йокнуло: я ж часа два битых по лесу катаюсь, а мне до края-то его всего-то полчаса пилить. И тут я понял, что леший-то мне и не померещился вовсе. Как назло еще и морозить больше стало. И, хуже того, чувствую, глаза у меня слипаются – сил нет как спать хочется. А в голове промелькнуло: «Все, пропал…». Огляделся я: стою в низине, вокруг ельник да бурелом. И еще вокруг – следы от моих лыж. Как будто я цельных два часа по кругу, в низине энтой, катался.
– Да ты ж с компасом обычно в лес ходишь.
– Хожу, – кивнул Ленька, – я и в тот раз с ним был. Только стрелка, вижу, не в ту сторону показывает. Понимаю: шалит компас-то мой. Я остановился, зевоту подавляю. Слушаю.
– Что слушаешь-то?
– Брехание собак. Их в лесу, когда они в деревне брешут, слыхать.
– И как? – тут уж я шаг замедлил.
– Да не слыхать было никаких собак. Я только чувствую, что в сон проваливаюсь.
– Совсем, что ли, собак не было деревенских слышно?
– Не-а, слышно было по временам только смех за деревьями.
– Чей? – задал я донельзя глупый вопрос.
– Да лешего, видать, кого же еще?
Ленька остановился, посмотрел на меня, и произнес с усмешкой:
– А может и померещилось мне энто.
Но я понял, что ничего другу не померещилось. А он продолжает:
– Снял я варежки – пускай, думаю, руки зябнут, зато сон отступит, снегом лицо протер и рванул на лыжах. Так уж, без компаса, наугад. Но ни варежки, ни снег, лицо умывший, уже не подсобляли. Последнее что помню, споткнулся я о кочку какую-то и понимаю, что лыжни по близости знакомой нет и что сон окутывает меня с ног до головы.
Продолжение следует
14 – 18 ноября 2016 года по дороге из Москвы в Королев и обратно. Анискино.