Убить Коха... Глава-5. Огранка...

 
И он стал заводить знакомства в среде людей, представляющих заведомый оперативный интерес для немецкой разведки.

Иными словами, Кузнецов входил в доверие к людям, которых НКВД в чем-либо подозревало.

Случалось, собеседники Кузнецова в разговорах на отвлеченные темы, высказывали свои взгляды на жизнь, не подозревая о том, что крамольные мысли могли стоить им свободы, а то и жизни.

«По нашим материалам», — продолжал генерал,  мы видели усиление активности германских спецслужб.

Подписание пакта облегчило немцам проникновение в СССР, расширило возможности для подрывной работы.

Мы это предвидели и принимали соответствующие меры.

К началу 1940 года (я был тогда уже заместителем начальника контрразведки) мы создали 1-й отдел — немецкий.

Возглавил его очень опытный контрразведчик Петр Петрович Тимофеев.

Но вернемся назад, к моменту приезда Кузнецова в Москву.

Идеальным вариантом, конечно, было бы направить его на учебу в нашу школу, по окончании которой он был бы аттестован по меньшей мере сержантом госбезопасности, зачислен в какое-нибудь подразделение в центральном аппарате и начал службу.

Но мешали два обстоятельства.

Во-первых, учеба в нашей школе, как и в обычном военном училище, занимала продолжительное время, а нам нужен был работник, который приступил бы к работе немедленно, как того требовала сложившаяся оперативная обстановка.

Второе обстоятельство — несколько щепетильного свойства.

Зачислению в нашу школу или на курсы предшествовала длительная процедура изучения кандидата не только с деловых и моральных позиций, но и с точки зрения его анкетной чистоты.

Тут наши отделы кадров были беспощадны, а у Кузнецова в прошлом - сомнительное социальное происхождение, по некоторым сведениям отец то ли кулак, то ли белогвардеец, исключение из комсомола, судимость, наконец.

Да с такой анкетой его не то, что в школу бы не зачислили, глядишь, потребовали бы в третий раз арестовать...

В конце концов, мы оформили Кузнецова, как особо,засекреченного, спецагента с окладом содержания по ставке кадрового оперуполномоченного центрального аппарата.

Случай почти уникальный в нашей практике, я, во всяком случае, такого второго не припоминаю.

Что же касается профессиональной учебы, то, во-первых, он не с Луны свалился, новичком в оперативных делах не был, своим главным оружием — немецким языком владел великолепно, да и мы, кадровые сотрудники, которым довелось с ним работать, постарались передать ему необходимые навыки конспирации, работы с агентурой и т. п.

Со своими способностями он все эти премудрости схватывал на лету.

Кузнецов был чрезвычайно инициативным человеком и с богатым воображением.

Так, он купил себе фотоаппарат, принадлежности к нему, освоил фотодело и впоследствии прекрасно сам переснимал попадавшие в его руки немецкие материалы и документы. Он научился управлять автомобилем, и когда во время войны ему в числе иных личных документов изготовили шоферские права, выданные якобы в Кенигсберге, ему оставалось только запомнить, чем немецкие правила уличного движения отличаются от наших.

«Колонист»  был талантлив от природы, знания впитывал как губка влагу, учился жадно, быстро рос как профессионал.

В то же время был чрезвычайно серьезен, сдержан, трезв в оценках и своих донесениях.

Благодаря этим качествам мы смогли его впоследствии использовать как контрольного агента для проверки информации, полученной иным путем, подтверждения ее или опровержения.

К началу войны он успешно выполнил несколько моих важных поручений.

Остался весьма доволен им и мой товарищ также крупный работник контрразведки Виктор Николаевич Ильин, отвечающий тогда за работу с творческой интеллигенцией.

Благодаря Ильину Кузнецов быстро оброс связями в театральной, в частности балетной Москве.

Это было важно, поскольку многие дипломаты, в том числе немецкие, и установленные разведчики весьма тяготели к актрисам, особенно к балеринам.

Одно время даже всерьез обсуждался вопрос о назначении Кузнецова одним из администраторов... Большого театра".

Скромничает генерал, Ильин здесь ни  при чём. Кузнецова в артистические круги, тогдашней Москвы, по просьбе мужа, генерал-лейтенанта Райхмана, ввела прима-балерина Большого театра Ольга Лепешинская.

Именно она, со свойственным ей усердием подготовила неотесанного провинциала к появлению в высшем свете, к которому она принадлежала по своему рождению.

Дворянка, задорная комсомолка, принципиальная коммунистка, балерина от бога, пред
обаянием которой не устоял, сам вождь и учитель, приглашавший её на все увеселительные мероприятия, и лично просивший её, на этих выступлениях танцевать не в пачке, а в платьице.

Виктор Николаевич Ильин только подтвердил, что:

«... у Кузнецова было несколько близких приятельниц — балерин Большого театра, в том числе и достаточно известных, которые охотно помогали ему завязывать перспективные знакомства с наезжающими в Москву гражданами Германии, а также с дипломатами».