Теперь немного об общеобразовательном уровне студентов поступивших учиться на физико-математический факультет. В основном то были выпускники сельских школ имеющие аттестаты со средними оценками и не рискнувшие поступать в более солидные вузы. Встречались и отличники, но редко. Встречались даже талантливые студенты. За 21 семестр, которые я проработал в пединституте, встретил двоих одарённых студентов. Судьба обоих печальна. Один Трушин Николай покончил жизнь самоубийством уже работая учителем. Другой Сомов Игорь, получил два гранта Сороса, работая учителем в сельской школе. Он замёрз, возвращаясь зимним вечером с какой-то пирушки, а будучи студентом, вообще не пил. Трушин Н. занимался у меня квантовой теорией твёрдого тела. Но я не мог продвинуть его, поскольку сам не был продвинут. Сомов И. работал у Богданова В.М., сконструировал радиоприёмник, действующий от тепла руки находящейся на расстоянии 20-30см. Его послали в Казань на студенческую конференцию. Как он рассказывал мне сам, в аудитории, где проходила конференция, было очень влажно, и при демонстрации приёмник не сработал. Но он слукавил, поставил приёмник так, чтобы рука находилась сзади него, и незаметно для публики коснулся приёмника рукой. Приёмник заработал. Игорь делился со мной и планами. Он мечтал использовать пламя свечи для звукозаписи. Но я в то время был всего лишь ассистент, даже не дипломированный и помочь ему конечно не мог. Вот такая судьба талантливых русских людей.
Но чаще встречались студенты другого плана. Совершенно безграмотные и даже неспособные учиться на физико-математическом факультете вообще. Откуда они брались? Некоторые попадали по протекции преподавателей, но основная масса безграмотных студентов попадала по протекции ректора.
Я не помню, чтобы Молин Николай Николаевич (ректор при котором я начал работать в пединституте) особо сильно вмешивался в дела экзаменационной комиссии, но когда ректором стал Бибин Михаил Тихонович (осень 1971г) его вмешательство стало очень ощутимо. И, как я уже отмечал, в конце 1970-тых годов экзаменаторам уже подавали ведомость с пометками. Из группы абитуриентов 25 человек, точки стояли против фамилии 20 человек. Однажды на моё возмущение такой установкой, ректор как обычно сказал: «Вот в такой-то деревне нет учителя физики. Ты поедешь туда работать учителем?».
Михаил Тихонович был раньше проректором по хозчасти в университете и, наверное, не знал, что преподаватели должны обращаться друг к другу на «вы».
-Нет, конечно, я не поеду в эту деревню работать учителем физики – должен был ответить я, но я просто промолчал.
-Вот так-то. Так что учи, кого тебе дают! – опять, как обычно заключил Михаил Тихонович.
В результате такой практики попался один студент, который не умел даже умножать и делить простые числа, не говоря уже о более сложных вещах и доучился, благодаря протекции ректора, до третьего курса. Наконец взрыв возмущения всей кафедры физики вынудил ректора подписать приказ об отчислении.
Самое смешное то, что те, которых принимали по указке ректора под предлогом, что в такой-то деревне нет учителя физики, по окончании учёбы ни за что не хотели ехать в ту деревню. Да в той деревне их никто и не ждал, знали, что они из себя представляют. Как правило, они получали свободный диплом и оставались в Саранске.
И ещё один контингент. Я уже не помню в каком году, ректор решил принимать на учёбу в пединститут выпускников с «золотой» медалью не прошедших по конкурсу на медицинский факультет университета. Дело в том, что в 1970-тых годах конкурс на медфак университета составляя 20 и более человек на место. Все поступающие были с «золотыми» медалями. Более того, в Мордовии среди выпускников школ окончивших с «золотой» медалью сложилась такая мораль, что с такими оценками надо поступать только на медфак. Чтобы поступить на этот факультет, надо заплатить такие баснословные суммы по тем временам, что даже не верится. Разумеется, я об этом знаю только понаслышке. Эту мораль, что обязательно надо быть врачом, если у тебя «золотая» медаль, я не понимал тогда и не понимаю сейчас. Всю жизнь копаться в человеческом дерьме, надо иметь уж очень большое призвание. Неужели все медалисты имеют такое призвание?
Но продолжим повествование. Итак, человек десять медалистов были приняты на первый курс физики по результатам вступительных экзаменам на медфак университета. К чести своей, на первом же занятие я обратился к ним с не очень приветливой речью, в которой отметил, что троечники, поступившие на наш факультет мне гораздо ближе, чем вы медалисты, пришедшие сюда по принуждению. Наверное, дорого обошлась бы мне эта речь, если не сами студенты «приёмыши». Больше половины из них ушли в течение первого семестра, оставшиеся в течение второго семестра. Так что после окончания первого курса оказался значительный недокомплект. Кстати, те из них, которые всё-таки сдавали зачёты и экзамены после первого семестра, ничем не отличались по уровню знаний от наших коренных студентов.
Кроме зачётов и экзаменов студенты очники должны были написать курсовую работу и сдать госэкзамены. Курсовые работы выполнялись на третьем курсе по темам предлагаемым преподавателями. Темы предварительно утверждались на заседании кафедры. Я лично всегда предлагал темы по квантовой теории твёрдого тела. Защита курсовых работ проходила наподобие защиты дипломных работ, но в упрощённом порядке и главный оценщик был руководитель данного курсового проекта.
Главное испытание для выпускников – госэкзамены. Государственных экзаменов было два: физика, куда включался вопрос по методике преподавания физики и философия, куда включался вопрос по истории КПСС. Сдавали госэкзамены по группам. Две группы очников и одна группа заочников. Для приёма госэкзаменов создавалась Государственная экзаменационная комиссия (ГЭК) из 5-6 человек экзаменаторов и одного секретаря. Аудиторию, где будет проходить госэкзамен, обставляли студенты под руководством секретаря.
Студенты-выпускники так боялись провалиться на госэкзаменах, что охотно верили всяким небылицам. Любые попытки объяснить, что их обучали четыре года не для того чтобы «завалить» на госэкзаменах, не имели успеха. В 1969г секретарём ГЭК была назначена Шведова Елена Георгиевна. Вот что написано в её дневнике по этому поводу.
03.06.1969г.
Если бы я могла предвидеть будущее! Зимой Быков решил назначить меня секретарём государственной комиссии. Меня это особенно не расстроило в то время. <•••> Но, боже мой, какие страсти разгорелись теперь! Студенты во что бы-то ни стало хотят от меня избавиться. Я им мешаю. Конечно дело не во мне, они хотят, чтобы секретарём у них была Екатерина Ивановна – секретарша физмата. Она им может помочь на экзаменах отвечать по готовым билетам. А Быков на Катю ни в коем случае не соглашается.
Когда я лежала ещё в больнице, ко мне пришла Полякова Зинка. Она учится в пединституте, в этом году кончает.
Когда я её увидела, то думала она к кому-нибудь ещё пришла, а ко мне зашла попутно и до меня не сразу дошло, что она действительно ко мне, да ещё с передачей. Она пришла договориться насчёт того, что бы я как-нибудь осталась дома подольше. Взяла бы, по крайней мере, отпуск за свой счёт, они бы мне заплатили, только бы не появлялась на госэкзаменах. Тогда секретарём ГЭК была бы Катя, а она им поможет достать билеты и штампованной бумаги. Я ничего толком не обещала, так как не знала, сколько ещё пролежу. Мне было очень неудобно за то, что она принесла мне много всякой снеди. Тем более я чувствовала, что до 7-го июня [дата первого экзамена] я всё равно выпишусь, а за свой счёт отпуск Быков сейчас не даст, идут занятия.
Как только я появилась на работе, , Зинуха (так её раньше в школе звали) снова нанесла мне визит. Ну, я ей объяснила, что по моей воле меня в больнице долго держать не будут, а Юрий Иванович (врач мой) выписал меня на работу сразу же на другой день после выписки из больницы, даже на дорогу времени не оставил. А за свой счёт сейчас мне отпуск никто не даст.
Вчера вечером она уже пришла ко мне домой. Не соглашусь ли я на то, что бы мне из Ширингушей прислали телеграмму, что кто-нибудь болен. На телеграмму я не согласилась. Такие шутки я не люблю. Лучше, если сумею, я им сама помогу, если будет возможность. Сегодня ко мне в каморку ввалилась уже целая делегация. Одна обещает мне достать бюллетень – у неё дядя врач. А нет, то они мне пришлют телеграмму – брат болен. Брата у меня нет, но это неважно. А вчера она [Зина] мне даже деньги приносила, 25 рублей. Деньги я, конечно, не взяла. Сейчас у меня только одно желание, отделаться от этих экзаменов. Прошлый год секретарём ГЭК была Валя.
Пояснение. Валя Заренкова была заведующей кабинетом методики физики до 1970г, когда её сменила Масленникова Людмила.
Ей прислали телеграмму, что у неё сын в тяжёлом состоянии. Быков отпустил её домой, и вместо неё была Катя. И вообще, тут такие сложные махинации. Прошлый год студенты знали порядок расположения билетов. Сами они знали по два билета хорошо. Вытаскивали свой билет, если случайно ошибались, то секретарь заменяла их билет на нужный. <•••> Вот интересно, Валя за деньги уезжала или бескорыстно? Кате-то точно платят. А у меня сейчас плачевное состояние. Я не хочу и студентов подводить и не хочу поступать незаконно. Тем более я не умею и не знаю, да и вообще, если с таким делом попадёшься, то это вай-вай-вай. Студентам-то что, заметят что списал, ну второй билет заставят взять. Они всё равно сдадут и уедут отсюда, а для меня крупный скандал, и тогда только с работы уходить. Я теперь и студентам мешаю – они хотят сдать, и Кате мешаю – она хочет подзаработать, и может ещё кому?
19.06.1969г.
<•••> С госэкзаменами у меня всё в порядке. <•••> В конце концов все мои сомнения разрешил Витя. Он запретил мне соглашаться на какие-то ни было афёры, а всех делегатов отсылать к нему. Я так и сделала. Ну конечно Шведков сумел с ними поговорить. Он несколько раз повторил на все их просьбы: «Учите!». После этого разговора выпускники дрожали и снова подойти к нему не решались.
Экзамен прошёл хорошо, завалов не было. Вся комиссия болела за студентов и соблюдала благопристойность при «дяде Феде» [Фёдор Михайлович Алемайкин, председатель ГЭК]. Студенты вынимали шпаргалки и все делали вид, что ничего не видят. В меру сил подсказывали. Катя бегала ко мне каждую минуту, как бы заботясь о том, правильно ли я веду протокол и успеваю ли. В это время она отыскивала по списку нужные билеты. Они лежали на том конце стола, который ближе ко мне. Иван Иванович Аникин перерыл и переложил все билеты по данному ему списку, нисколько не смущаясь и не таясь на глазах у Быкова. Быков молчал. Через некоторое время, Катя догадалась предложить мне выйти, а сама села вместо меня.
Пояснение. На первый взгляд кажется большой загадкой, как могла Катя, совершенно посторонний человек, так свободно вмешиваться в работу Государственной экзаменационной комиссии. На самом деле никакой загадки нет. Она была агентом этой самой экзаменационной комиссии, и у неё был пропуск.
Я отсутствовала довольно долго, и в общем обошлось всё как нельзя лучше. А на следующий госэкзамен по физике я вообще не пошла. Сказала, что плохо себя чувствую.
Пояснение. И опять возникает вопрос, как могла официальный секретарь ГЭК не явиться на госэкзамен под предлогом «я плохо себя чувствую»? Для этого надо иметь бюллетень. На самом деле, Лена не пошла на госэкзамен по требованию Кати, которая, разумеется, действовала от имени госкомиссии и Лена прекрасно это знала.
Эта группа сдала ещё лучше, чем предыдущая. Причём, никто из студентов этой группы физику не знает, даже отличники.
В понедельник и вчера в среду были госэкзамены по философии. В понедельник сновала Катя, а вчера она была на экзамене у математиков и потому покровительствовать физикам не могла. Но Кузнецов, единственный специалист по философии из всей комиссии, отдал билеты мне. Со студентами я договорилась на счёт того порядка в котором эти билеты будут лежать. Я их расположила не в порядке нумерации [а в таком порядке, как договорилась со студентами], и если сами студенты не перепутали бы, то всё было бы хорошо. Но первые же студенты спутали расположение. В этом им ещё помог Иван Иванович. Как только я разложила билеты, он тут же решил посмотреть, как они расположены. Я ему говорю: «Не путайте билеты». Он возразил: «Но они же не по порядку?». Я ему объяснила, что студенты знают в каком порядке они расположены. Он ещё раз поглядел крайние номера, некоторые билеты переложил местами и пошёл сообщать студентам в каком порядке они лежат. Вот тут и началась путаница. Тогда Иван Иванович ещё раз посмотрел билеты и снова некоторые переложил местами. После этого ориентиры полностью сбились. По нижнему ряду попадали ещё хорошо, но некоторым попались не «свои» билеты. Они, конечно, списали, но отвечали в этот раз хуже и оценки были уже не такие высокие.
Вот такие страсти разыгрывались на государственных экзаменах в таком, казалось бы, захолустном пединституте. На этом все трудности связанные с учёбой для студентов заканчивались, но их ждала ещё одна процедура – выбор места распределения. Распределением занималась комиссия во главе с деканом факультета. В состав комиссии входили в обязательном порядке: зам. декана, зав. кафедрой, парторг, комсорг, профорг и один или два члена из ведущих преподавателей. Вначале распределяли тех на кого уже поступили запросы из сельских школ. Затем вызывали отличников по одному человеку и предлагали им выбирать из имеющегося списка школ нуждающихся в пополнении учительских кадров. Выпускник, выбравший школу, получал направление и расписывался в ведомости распределения. Как правило, особых эксцессов при распределении не было, потому что списки сельских школ, нуждающихся в кадрах, вывешивались заранее и выпускники договаривались между собой кто и куда поедет.
Основная масса выпускников 35-40 человек разъезжались по направлениям и проработав один – два года в деревне возвращались в Саранск и устраивались работать в различные организации. Таким образом, вакансии учителей в сельских школах всегда имелись. Выпускники заочники направление не получали. Они уже работали учителями и просто оставались на своих местах, повысив свой статус.