Зеленое солнечное лето весело отзвенело свои соловьиные трели, отыграли разноголосые фанфары сладким урожаям слив и абрикосов, вишен и черешен, подходила пора созерцать и пробовать спелые плоды виноградных гроздьев, потяжелевших и налившихся соками от щедрой лозы. По ночам природу начал сковывать легкий белесый туманец, обволакивающий своими бархатными объятьями все водоемы и прибрежные округи, перелески и расстилавшийся по бескрайним степям серебристый спелый ковыль. Вода начала остывать, и купальный сезон приказал долго жить до следующего красивого лета.
Детки пошли в школу, закончилась веселая пора каникул и купания, спортивных игр и загорания, портфели повисли неимоверной непривычной тяжестью своего содержимого за их плечами, отдавливая книжными знаниями хрупкие детские плечи. И как-то незаметно, словно из-за угла, за сентябрем появился более прохладный октябрь со своими удлиняющимися прохладными черными ночами и промозглыми утренними серыми взглядами на просыпающуюся жизнь.
Вроде бы, прохладно стало, спать легче, спокойнее, менее утомительно, но однажды мы заметили с Мариной, что Людмилка начала много и подолгу разговаривать во сне, иногда плача и пугаясь не по-детски, отгоняя кого-то невидимого, стоящего то в одном, то в другом углу нашей комнаты. Нас это стало настораживать и пугать, мы не могли понять, что с ней происходит. Как-то ночью, при очередном приступе, Марина попыталась взять свое родное выстраданное при родах существо на руки, но взбудораженный ребенок начал упорно вырываться и пытаться что-то кричать во сне, при этом широко раскрыв и так немаленькие глаза:
- Смотрите, смотрите, вон тетя в углу стоит! Она на меня смотрит, мне страшно! Я хочу спрятаться! – и она все пытается спрятаться от чьих-то глаз, соскакивая на пол.
Я пытаюсь взять ребенка на руки и ловлю ее, бегающую по комнате и показывающую пальцем на какую-то тетю, мешающую ее спать. Мне все-таки удается поймать напуганного ребенка и только теперь из моих рук, из рук, по сути своей сказать, чужого дяди, Люда не пытается убежать, вырваться, все так же широко раскрыв во сне глаза. Она чувствует мои теплые сильные нежные и надежные объятия, когда я прижимаю ее хрупкое трепыхающееся от страха и влажное детское тельце к своей груди и тихо успокаиваю, пуская ей по волосам тонкую струю свежего ветерка изо рта. Через некоторое время она закрывает глазки, забывшись спокойным безмятежным сном младенца, спрятавшись в моих объятиях от своего страха и обняв меня маленькими тонкими ручонками. Ее белокурая кудрявая головка упала мне на плечо и изо рта полились сладкие слюнки умиротворенного сна.
- Стас, видимо, Люда в тебе находит свою защиту, доверяет тебе и тебя эта женщина не трогает, – тихо произнесла мне Марина, когда я уложил дочь в импровизированную кроватку.
- Какая женщина? – не поняв суть вопроса, спросил я.
- Та, которую она так сильно боится, - ответила Любимая.
- А кто это может быть?
- Может, твоя Оля нас не пускает в ваш дом или ревнует там, в небесах? – испугалась Марина. – Не хочет, что бы мы здесь жили после нее.
- Ерунда, я все правильно сделал, меня она не тревожит, видишь, и Люда у меня на руках успокоилась быстро. Стало быть, вам со мной ничего не грозит, давай спать, утром на работу вставать…
Такие происшествия продолжались несколько темных осенних ночей, с двух и трехдневными перерывами, Людмилка после неожиданных вскакиваний с постели успокаивалась и закрывала глазки только на моих руках, совершенно не слушаясь родную маму. А утром она совершенно спокойно прыгала, весело щебетала и на вопрос, помнит ли что-нибудь, отрицательно качала белокурой головкой.
И наконец, однажды Марина захотела мне поведать небольшую их семейную тайну:
- Стас, вообще, когда меня муж сильно избил, Люде было всего полтора годика и она видела меня в крови. После того случая она сильно напугалась и иногда по ночам вскакивала. Потом это прошло, но мы водили ее к своему детскому врачу, другу папы моего. Он делал ей томографию головы и поставил диагноз «ночная детская эпилепсия», как раз на фоне стресса. Может, это она и есть да еще замешанная на Олиной смерти и присутствии ее духа в квартире?
- Все может быть, а почему ты раньше об этом молчала? Чего ждала? – искренне удивился я. – Не доверяешь мне?
- Ну что ты, доверяю, просто не хотела беспокоить, думала, что это временное, возрастное и скоро пройдет, - оправдывалась Любимая.
- Я не понял, Марин, мы семья или как, почему ты молчала? Давай свозим ее в какую-нибудь больницу в город…
А вскоре нам подвернулся счастливый случай и в одной компании друзей мы познакомились с очень хорошими людьми, врачами, которым и поведали свою проблему.
- Свозите ее вот в эту детскую закрытую клинику, - и Василий Иванович дал нам адрес в городе-герое, куда можно было показать ребенка…
Свозить-то мы ее свозили, томографию головы ей внимательные и учтивые врачи сделали, вопросы «с глазу на глаз» задавали, тесты различные проводили, диагноз тот же самый, что и ранее, поставили. На компьютере явственно мы видели, как внутренности головы нашей дочки бегают в хаотичном направлении, беспорядочно себя ведут, поэтому и состояние ребенка беспокойное и непонятное для нас. Много бумаги исписали эти самые доктора, таблеток навыписывали, процедур поназначали, да только все без толку, аллергия у нее присутствовала на все это, обычная невосприимчивость к антибиотикам. Что делать, мы не знали, просто находились в растерянности, в шоковом состоянии, как избавить от недуга маленького ребенка? А врач еще назначили повторное обследование через полгода приема лекарств.
Нам так хотелось ей помочь, так помочь, ему же, ребенку, еще расти и жить дальше, а скоро в школу идти и там нагрузки на организм и в том числе на черепную коробку возрастут. А здесь ступор, самый настоящий ступор, да и только!..
Из шокового состояния вывел меня однажды телефонный разговор с моей мамой, когда я поведал набожному человеку, моей умной и Любимой маме, о наших ночных похождениях. А она в ответ и предложила:
- Приезжайте ко мне, мы посетим святые места, в Дивеевский монастырь съездим, в Источнике Святом искупаете ее, помолитесь в Храмах, Господь и поможет…
Знали бы мы тогда, как перевернется ее, Людмилкина, жизнь, когда мы сделаем то, что предложила моя мама…