***
Через два дня Марина приступила к работе. Их просторный цех, оставшийся от советских времен, находился в полуподвальном этаже промышленного здания. Противоположный от входной двери конец комнаты занимала стеклянная выгородка для начальства, где, подобно одинокому варану в террариуме, виднелась полулысая серая голова их директора.
От входа, как будто на прием к директору, выстроились два ряда швейных машинок, разделенных лентой конвейера, который доставлял к столам гладильщиц ящики с готовыми рубашками.
Азы мастерства Марине преподала немногословная Неля, женщина без возраста, но скорее всего молодая, с короткой мужской стрижкой, насурьмленными по старинке бровями и драматически подведенными глазами. На её голых ногах были серые колючие шерстяные носки и мужские черные сланцы. На худеньких плечах обреченно, как флаг сдавшейся крепости, висел на два размера больший, чем нужно, синий производственный халат. Запомнить последовательность несложных производственных операций было не трудно. Но угнаться за сверхскоростной Нелей решительно невозможно. Неля работала как совершенный автомат без устали и без ошибок. Переводя дух лишь в перекуры. На упаковке мужских рубашек красным по белому русскими языком значилось «Сделано в Германии. Немецкое качество». Именно за немецкое качество и отвечали Марина и Неля: если они замечали кривые швы или неправильно пришитые лейблы, им надлежало возвращать такие рубашки на доработку или откладывать в брак, хорошие отутюживать и запаковывать, соблюдая высокие немецкие стандарты. Правда, случаи брака были исключительно редки. Не забывая беззлобно материться, русские мастерицы выдавали качественную немецкую работу. Первую неделю у Марины болела спина и гудели ноги. На второй она уже немного привыкла. На третьей работа пошла, как по маслу. Не так быстро, как у Нели, но и не с таким позорным отставанием.
Через месяц Марина заскучала. Почему-то этого подвоха от своей новой работы она никак не ждала.
Изо дня в день одно и то же, без всякого намека на движение мысли, без всякого творчества. Каждый день одинаковый, ровный свет ламп накаливания, гудение вентиляторов под потолком. Одни и те же шутки из телевизионных юмористических передач, которые, как Марина считала, никто в стране и не смотрит. Оказывается, смотрят очень многие, да к тому же не один год пересказывают, находя изо дня в день их смешными. Мозг, привыкший к многолетним упражнениям, и тренированная память тосковали без информации. И в отместку за свое серое существование мучили Марину воспоминаниями узлов двигателей: она как в бреду вспоминала самые сложные чертежи, но иногда до головной боли не могла вспомнить какое-нибудь сочленение механизмов. Чтобы избавится от мучительного наваждения, вечерами она начала запоем читать исторические монографии и философские книжки, до которых прежде руки не доходили. Но ненасытный мозг все равно, переварив вечернюю информацию до обеда, после обеда начинал экзаменовать её чертежами. На эту диверсию Марина ответила решительным контрнаступлением - начала учить стихи. Приносила на работу книжку и во время перерывов старалась запомнить понравившиеся произведения; схемы и чертежи свернулись в рулоны и заняли свое место в дальнем ящике.
Когда белые рубашки под утюгом уступили место рубашкам в голубую полосочку, выдали зарплату. Получив свои законные, после вычета налогов, одиннадцать тысяч триста десять рублей, она пошла в магазин, чтобы отметить первую получку на новом месте. О том, чтобы купить себе обновку, не могло быть и речи. Любая ерундовая кофточка стоила половину её трудового заработка, в лучшем случае треть, а ведь предстояло еще месяц питаться! Тогда она купила триста граммов конфет «Трюфель» – мечту последних месяцев, любимых пирожных и пошла восвояси. В конце концов, человеку, который уже лежал бы в могиле больше месяца, вполне достаточная сумма и вполне радостный подарок!
Дома на кухне сидел Клавдий в красной футболке и, размахивая руками, ораторствовал. Когда вошла Марина, он примолк, вгляделся в линии её большого белого бюста, улыбающегося из выреза пуловера, сбился с мысли, подумал и спросил: «Как дела?» Как у нее дела, Марина и сама не знала, поэтому ответила «нормально», поставила на стол коробочку с пирожными и пошла умываться. Когда вернулась на кухню, мама раскладывала жареную картошку по тарелкам. Клавдий опять прильнул взором к бюсту Марины, разлил в глазах масло и вновь спросил, как дела. На этот раз Марина сочла свой ответ роскошью и молча приступила к трапезе.
Ночью Клавдий не давал уснуть, совершенно забывшись, что находится не на огромной вилле, а в маленькой хрущевке. Шептал во весь голос в соседней комнате: «дефочка моя, щастье мое!» А мама, (кто бы мог подумать, интеллигентная, утонченная женщина) отвечала старому, почти семидесятилетнему пердуну: «мальчик мой! миленький». Потом начался характерный скрип дивана. Спать под эти звуки было решительно невозможно.
Марина заплакала от одиночества и тоски. Все на свете были при делах; мужьях, женах, кого-то любили, с кем-то ссорились, за кого-то переживали, лишь она выброшена из жизни - одинокий сухой листок, сорванный ветром и занесенный в холодную пустыню. Так жить неправильно. С этим надо что-то делать. Ведь она еще относительно молодая, тридцать лет, ведь в таком возрасте еще всё можно, мир теоретически открыт навстречу, и мечтать не запрещено…
Утром встала не выспавшаяся и злая. Раньше любовники подобные свидания проводили на его территории. К Марине с мамой заезжали и оставались на ночь, только если поздно возвращались из театра, но тогда Клавдий, выпив кефиру, сразу укладывался спать, «баловства» себе не позволял, и ночи проходили тихо и благопристойно. Сегодня смотреть на его довольную, счастливую морду было неудобно, а поднять глаза на маму, после всего услышанного, просто стыдно. Марина торопливо привела себя в порядок и мгновенно смылась с жилплощади. Завтракать пришлось в Макдональдсе у метро - отвратительное и дорогое, при ее нынешнем бюджете, занятие…
Работа быстро отвлекла от неприятных мыслей. Марина даже порадовалась за себя, что теперь у нее есть занятие, и она не такой уж бесполезный человек, а настоящий рабочий, трудящийся, главная производительная сила всего человечества, в конце концов! Так она вычитала в конспектах мамы, когда в детстве выносила их на помойку. Неля работала молча и сосредоточенно, она вообще не любили говорить. Когда другие пытались над ней подшучивать, она лишь ласково, как уставшая львица на копошащихся, надоедливых львят смотрела на шутниц и ничего не отвечала в ответ. После того, как Марина заслужила достаточное доверие в новом коллективе, то есть на третий день работы, в несколько перекуров, шёпотом, по секрету, ей рассказали горькую судьбу её напарницы. Кое-какие детали она узнала гораздо, гораздо позже.
Неля
Она была из «простой» рабочей семьи, в которой все пили, вернее, пили мама и бабушка, отец был неизвестен, но, наверняка, тоже пил. Бабушка работала посудомойщицей в школьной столовой, мама - на фабрике шарикоподшипников. Пока была советская власть и работали заводы, они существовали довольно сносно. Мама, периодически выходя из алкогольного тумана, терзалась угрызениями совести, пыталась загладить перед дочкой вину и с зарплаты покупала всем ребятам во дворе сок и конфеты. Неля в такие минуты очень гордилась своей мамой! Но когда стала постарше, начала стесняться и приступов подобной доброты, и вида мамы, маскирующей повязкой из яркого платка жирные волосы, а большим слоем пудры - синяки под глазами, и её подобострастного, заискивающего, но в то же время панибратского, желающего показать, что и она на равных, разговора с другими мамами. Когда перестройка набрала обороты, мать уволили за ненадобностью. Другую работу и трезвым найти было трудно, а уж алкоголичке и подавно. Она пыталась торговать на рынке яйцами, но спьяну не могла сообразить в счете и ушлые покупатели, которые не брезговали с ней связываться, неизменно оставляли её с недостачей. Хозяин прогнал. С трудом бабка пристроила её уборщицей в школу. Но и тут она оказалась не ко двору, по пьяни, проливая ведра с водой, пугая малышей и вызывая смешки и злые шутки старших школьников. Сердце Нелли разрывалось от любви к матери и жгучего стыда перед одноклассниками. Конечно, и с этого места мать быстро вылетела. Денег в доме не то чтобы не хватало, их просто не было. Жалование, которое получала бабка, улетало в три дня запоя. Если бы не «остатки» из школьной столовой, они бы просто умерли с голода. Но и «остатков» скоро стало в обрез, в школах отменили обязательные завтраки, и они пробавлялись только небольшим количеством жидкого супа «эконом», остававшегося от обедов учителей. Неле стукнуло тринадцать, ей до смерти хотелось красивой одежды, как у других девочек, а уж разноцветные яркие китайские наборы теней и вовсе сладостной мечтой щемили сердце. Мечтой несбыточной, но неизбывно желанной. Ради мечты она набралась храбрости и попросила директрису устроить её на работу уборщицей. Директриса по кличке Овца, худосочная истеричная дамочка с крупными рыжими кудрями посмотрела на нее профессионально строгими, выпуклыми глазами и ответила: «несовершеннолетним в нашей стране работать не положено. КЗоТ не позволяет». На этом аудиенция была окончена. Но так просто от мечты Нелька отказываться не собиралась.
Однажды, когда она в кабинете физики смотрела телевизор, а смотрела его девочка исключительно из милости уборщицы второго этажа, которая была в приятельских отношениях с Нелиной бабкой. Так вот, когда Неля смотрела выпуск новостей, поскольку другие каналы не принимали, на нее снизошло вдохновение. Корреспондент бодро рассказывал о том, как подростки во всех развитых странах зарабатывают на карманные деньги, и в конце репортажа, чтобы доказать, что и наше великое СНГ не лыком шито, показали, как на перекрестках Москвы пацаны моют стекла машин. В голове Нели словно лампочку включили! Теперь она знала, что делать.
Да вот беда, в их замызганной облезлой квартире не было ничего целого и прочного, и нормального ведра в том числе. Так что Неле пришлось пойти на кражу и взять ведро, приписанное к кабинету биологии. Потом прятать его на чердаке дома под старыми картонками. В субботу, после уроков, она отправилась на стоянку рядом с автосервисом зарабатывать свой миллион. К её разочарованию, таких искателей золота там было пруд пруди. За рынок труда банда мальчишек сражалась с бандой старушек. После драк с подключением милиции был достигнут хрупкий сепаратный мир – мыть машины по очереди. Новенькой никто не обрадовался. К машинам её просто не подпускали. Когда Неля беспомощно пропустила уже три автомобиля, и в отчаянии рванула к вновь прибывшей машине, двое мальчишек так сильно её оттолкнули, что она упала. Розоватая мохеровая шапка, утратившая свою форму еще при эксплуатации оной бабкой, слетела с головы, ведро со стуком покатилось в сторону, вода разлилась и побежала к ней широкой темной полосой, вспыхивая блестками в свете фонарей, и пытаясь подобраться к её облезлому драповому пальтишку, на какой-то помойке добытому всё той же заботливой бабкой. Мальчишки зло и коротко рассмеялись, один обозвал чучелом-мяучелом и велел сваливать отсюда, пока не накостыляли, мотивируя это тем, что тут их зона. Неля вскочила, схватила пустое ведро и кинулась к мальчишкам бить их орудием труда. Мальчишки разбежались врассыпную, но Неля не сдавалась, гоняясь за каждым из них в отдельности. Троих ей все же удалось огреть по спине. Салки не на жизнь, а на смерть прервались по сигналу водителя «девятки» с затонированными стеклами. Мальчишки побежали к клиенту. Нели напялила шапку и пошла в туалет автосервиса, набирать воду. За это время победившие мальчишки вымыли машину. Бритый на лысо упитанный хозяин авто выбросил в окно окурок, презрительно посмотрел на ждущих плату работников и сказал: «А денег я вам не дам. Не будете девочек обижать». Нажал на газ и уехал. Мальчишкам оставалось только материть обидчика. Бабки, с интересом наблюдавшие за фиаско конкурентов, громко рассмеялись, чем только увеличили обиду честных тружеников. Когда на горизонте появилась Неля, с осторожностью, чтобы не забрызгаться тащившая ведро, мальчишки, не сговариваясь, рванули к ней, дабы поколотить хорошенько. Неле не нужны были долгие лекции, чтобы понять их намерения. Она стояла на месте как вкопанная, но когда неприятели подбежали совсем близко, окатила их водой и бросилась наутек. На ходу закрепив дужку ведра на плече, быстро взобралась по пожарной лестнице на здание автосервиса и … оказалась недоступна. Смельчаков, пытавшихся взбираться за ней по лестнице, лупила сверху ведром. Волей-неволей, мальчишкам второй раз за вечер пришлось признать свое поражение. Выругавшись всеми матерными и грубыми словами, которые знали, подгоняемые ноябрьским холодом и промокшей одеждой, они вынуждены были убраться с поля боя, пригрозив, что, если еще раз встретят, убьют. Как только враги удалились, она слезла с крыши и в третий раз пошла наполнять ведро.
На этот раз всё сложилось благополучно. Бабки, сообразив, что сегодня будут без мальчишек, позволили ей принять участие в своем труде и честно выделили долю. Потом, довольные счастливым стечением обстоятельств, ушли смотреть «Санта Барбару». И Нельке в награду за храбрость выпало одной вымыть две машины. Домой она шла счастливая, впервые в жизни у нее были деньги, к тому же огромные, почти половина бабкиной зарплаты! Она могла купить весь мир! Да вот беда, с покупкой мира в девяностых годах было сущее наказание, в магазинах не было ничего. К тому же в десятом часу вечера предприятия торговли были безнадежно закрыты. Но победительнице хотелось есть, и она решила не упускать благосклонность фортуны. Зашла в кооперативный ресторан «Варьете». Представительный швейцар с длинной седой бородой преградил ей вход в заманчивый и загадочный мир изобилия: «Чего тебе?» -
«Мне колбасы купить» - Неля мечтала о колбасе с прошлого года, когда её одноклассница угостила на Новый год своим бутербродом. Ничего вкуснее в своей жизни Нелька не пробовала, у них в семье и в лучшие времена, когда она была маленькой, ничего дороже докторской за 2,20 не покупали, а та колбаса одноклассницы была совсем другая, вкусная. От нее она и узнала, где это чудо в суровое время тотального дефицита водится.
- Ты что, малявка?! Здесь ресторан, а не магазин.
- У меня деньги есть. Пустите.
- Детям до шестнадцати вход воспрещен.
- Где это написано?!
Швейцар растерялся. Это правило действительно нигде не было написано.
- Не положено и все тут! Проваливай.
- Не провалю. Пусть мне сюда колбасу вынесут!
- Еще чего захотела! Брысь! Пока не выкинул.
В это время из дверей ресторана стала выходить компания хорошо одетых мужчин и женщин. Швейцар склонился в почтительном поклоне, ожидая чаевых.
- Дяденька, дяденька! Пусть он мне колбасу купит. У меня сегодня день рождения. – немного приврала Нелька, мгновенно разобравшись, кто тут главный.
Подвыпивший, веселый мужчина обратил сытый благосклонный взгляд на чучело в треугольной бесформенной шапке, заношенном грязном драповом пальто и с жестяным ведром в руках, на котором было написано красной краской «каб. 214».
- Дяденька! Дяденька! Пусть он мне колбасу купит! У меня деньги есть, я заплачу! – закричала Нелька, предчувствуя успех.
Мужчина усмехнулся.
- Федор, вынеси ей брауншвейгской. Видишь, ребенок есть хочет, - сказал благодетель и сунул швейцару деньги.
- И хлеба тоже! – вспомнила Нелька, как выглядит настоящий бутерброд.
Компания рассмеялась. Швейцар пошел внутрь. Нелька осталась ждать у дверей. Через десять минут её мечта сбылась. Швейцар не обманул. Вынес завернутую в бумагу колбасу и буханку свежего белого хлеба. И за это чудо Нельке не пришлось платить ни копейки! Повезло так повезло!
Она, торжествуя, несла свое сокровище домой. Сердце её ликовало и пело, впервые в жизни она была по-настоящему счастлива!
Нельке не терпелось поделиться радостью с бабкой и мамой. Но когда она увидела окна своей квартиры, настроение у нее резко испортилось. Она поняла, что ни в коем случае нельзя показывать домашним деньги, все равно пропьют; и ведро надо спрятать, а то с утра пойдут продавать. Нелька сама поражалась, как она сегодня быстро соображает. Во всем теле была какая-то ловкость и легкость. Нелька спрятала на чердаке ведро с тряпкой. Большую часть денег завернула в валявшуюся на полу бумажку и засунула под лист старого толя, у окна. И лишь после этого с трофеями отправилась домой. Дома мать со своим сожителем валялись на полу в большой комнате уже совершенно без чувств. Бабка дремала на краю замусоренного стола на кухне, оперев голову на кулак. Нелька подошла к ней и начала трясти:
- Бабка, бабка.
Бабка имела счастливую способность концентрироваться, в каком бы подпитии она не находилась. Благодаря этой особенности, в отличие от своей непутевой дочери, она всегда имела работу и какой-никакой доход, и пусть с кучей выговоров и взысканий, но на работе её держали, так как найти работника на крошечную зарплату всегда трудно, а мест с высокой зарплатой она смиренно не искала.
- Бабка, бабка.
- Чего тебе внученька?
- Я колбасу принесла, – с горящими глазами сообщила Нелька. – Хочешь?
- Вот молодец, детонька. Кушай, кушай. – И бабка вновь погрузилась в дремоту.
Нелька сняла пальто и повесила его на остатки мебели в прихожей. Вымыла руки с кусочком хозяйственного мыла, которое притаскивала бабка из школы, и отрезала ломтик своей собственной колбасы.
В эту ночь Нелька уснула сытой и счастливой, впервые за последние годы её недолгой жизни ей снились хорошие детские сны. Утром, не моргнув глазом, отрапортовала, что нашла колбасу на улице у подъезда, завернутую в бумажку.
А днем, после уроков сбылась её главная мечта. Она купила тени! Целый вечер любовалась переливами перламутровых разноцветных квадратиков, сидя в их с бабкой комнате, не смея начать пользоваться. К тому же она купила две булочки и кефир, начавший появляться в свободной продаже. Её сытый живот одобрял её финансовую независимость. Вторую ночь Нелька спала счастливой.
Но утром явилась мамаша со своим собутыльником в поисках чего-либо, что способствовало бы приобретению огненной воды. Она обшарила карманы пальтишка дочери, но ничего не нашла. Бабка отчаянно сражалась на подступах к своей сумке, но мамин бой-френд заставил пожилую женщину расстаться со своей собственностью, и не зря, в ней нашлось мелочи на полфлакона лосьона «Розовая вода». Увы, лосьон, не продают в розлив. Они начали обшаривать углы квартиры в поисках пустых бутылок. И взгляд матери наткнулся на коробочку теней на засаленной подушке дочери, которую та в радужных мечтах забыла спрятать. Нелька проснулась в ужасе.
- Куда мама?! Это же мое! – вскричала она.
- Я верну тебе, верну. Только похмелюсь и куплю тебе точно такие же, даже лучше.
- Ты не купишь. У тебя же нет денег, ты алкашка!
- Не груби матери. Мала еще. – Отрезал бой-френд и грязной лапищей засунул сокровище в карман. Бороться с дядей Лешей было невозможно. Когда ему надо было похмелиться, он и горло мог перерезать.
Нелька завыла и зарыдала. Никогда еще она не испытывала такую душевную боль. Никогда еще её мечту не воровали и не втаптывали в грязь. Ей было больно, и слезы лились непрерывным потоком. Бабка, как товарищ по несчастью, обняла и начала утешать. «Да брось ты, девка. Что там было-то?»
И Нелька рассказала, как трудно далось ей сокровище, которое безвозвратно исчезло в бездонном кармане Лёхи. Бабка, сочувствуя горю, достала из своей вечной, клетчатой, линялой и потрескавшейся по бокам клеенчатой сумки заветный карандаш, который вот уже без малого двадцать лет верой и правдой служил ей в нелегком деле наведения красоты.
Любуясь в большой осколок зеркала, Нелька сочла, что с начерненными бровями и подведенными глазами гораздо красивее. Бабка абсолютно согласилась и, не без внутреннего колебания, оставила огрызок карандаша в вечное Нелькино владение. На радостях внучка купила пакет перловки и майонез (почему-то майонез не пропадал с прилавков столицы, а масло, как сливочное, так и подсолнечное еще не появилось). Бабка, которой сегодня выпить не светило, сварила кашу, и у них был настоящий воскресный семейный обед, за которым бабка не уставала нахваливать Нельку за сообразительность, что та не отдала все деньги мамаше. После обеда обратилась к ней с просьбой выделить ей денег в долг до получки. Нелька знала, чем это закончится, но бабка умоляла. Пришлось после недолгого сопротивления вытрясти ей то, что осталось от похода в магазин. Бабка подобрала все до копейки и быстро смылась. Нелька осталась в квартире одна. Только делать ей теперь было совершенно нечего, душа её была пуста. Послонявшись по обеим комнатам. Оделась и пошла к автосервису…
Любое решение, маленькое или большое, влияет на нашу судьбу. Как только Нелька почувствовала вкус денег, она уже мечтала только о них. Она еще не знала, как опасны мечты и как далеко они могут завести.
Мальчишки её сразу узнали и встретили неласково: «А, чучело-мяучело, сейчас мы тебе наваляем!»
Нелька ответила: «А я не к вам! Я к бабушкам!».
Старушки вовсе не горели желанием принимать к себе в коллектив лишний рот, но и бросить её на произвол судьбы тоже не могли. Ведь в прошлый раз она вместе с ними трудилась. И теперь пролетарская совесть требовала проявления солидарности: «Да что там, мальчишки! Простите уж вы её, ведь сами первые начали». (О том, что и они не давали подступиться ни к одной машине, бабушки предпочли забыть). «Ей ведь тоже есть надо. Возьмите к себе».
- Сами к себе берите. Она баба.
- Да какая баба! Она же девчонка еще. Вам по возрасту самый раз. К тому же вас по числу меньше, чем нас.
Неизвестно, чем бы дело кончилось. Но в бригаде мальчишек, в этот вечер, был товарищ Нели по несчастью. Они учились в одной школе. А их завуч, престарелый добрейший Сидор Павлович, очень сочувствовал детям из неблагополучных семей. Как мог, помогал им в жизни и учебе, подкармливал насколько позволяли финансы, частенько чинил им обувь, ранцы и другие вещи. Неисправимый романтик, он верил в высокое предназначение Человека. На счет Нели у Сидора Павловича были самые честолюбивые мечты, поскольку вопреки всему, она училась довольно прилично. Даже её собственная бабка удивлялась, и как могла, поощряла юный талант: «Учись, девка, учись. Может, хоть из тебя что путное выйдет. Учительницей станешь». Сидор же Павлович прочил толковой ученице блестящую научную карьеру по примеру Софьи Ковалевской. Её ранец, который она таскала с первого класса, которого стыдилась и который надоел ей до смерти, чинил с особенной любовью и тщательностью. Петька, завсегдатай кабинета Сидора Павловича, очень уважал Нелю за её успехи в учебе, поскольку был непроходимым двоечником.
Петька, разумеется, узнал Нелю.
- Так это же Нелька, своя! Мы с ней вместе к Сидору ходим! Ты че, ведро у Кобры сперла?
Мальчишки, большинство которых училось в той же средней школе №518, посмотрели на Нельку с восхищением. Связываться с Коброй (учительницей биологии) никто из учеников не отваживался, даже сама Овца её побаивалась, до того это была злая, истеричная и бестолковая женщина. Наступить на хвост Кобре значило обречь свое существование на вечные муки. Строго говоря, Нелька не воровала ведро, оно стояло забытым кем-то из учеников в углу коридора, наискосок от кабинета Кобры. Она его просто взяла, в надежде потом вернуть. Но делать чистосердечные признания сейчас было не время.
- Да. Прям из лаборантской стырила.
Глаза мальчишек засверкали уважением. И джентльмены приняли даму в клуб любителей наживы.
Первый год они просто и честно мыли машины. Проедая заработанные деньги в открывшихся «Макдональдсах». На следующий год они подросли и окрепли. Во время посещения стадиона Лужники, который превратился в центральный вещевой рынок столицы, поняли, что вещи можно не покупать, а воровать. Понравилось. С этого дня они все меньше мыли машины и все больше воровали. Восьмой класс Нелька закончила с горем пополам. Ей совершенно некогда было делать уроки. Спасала хорошая память, благодаря которой она могла на следующем уроке ответить то, что запомнила на предыдущем из объяснений учителя. Зато у нее появились вещи покруче, чем у многих девочек в классе. Сидор Павлович убеждал Нелю вернуться к учебе, убеждал бросить дурную компанию. Это был единственный человек, перед которым Неле было стыдно. Она даже после таких бесед на время бросала лихой промысел и неделю-другую сидела в школе, наверстывая упущенное. Но против Сидора Павловича сражались неизмеримо большие силы: государство, улица и сама жизнь. Добросердечный гуманист проиграл битву.
Закончив восемь классов, Нелька даже не пришла в школу забрать аттестат. Ей было совершенно некогда. У нее появился любовник. Парень девятнадцати с половиной лет, мечта любой девчонки с рабочей окраины: высокий, крепкий, в кожаной куртке, с наглыми синими глазами - единственный отпрыск захудалых родителей, которые благополучно померли от белой горячки, оставив ему двухкомнатную квартиру. Трудился он шестеркой в банде рэкетиров, но мечтал стать главой собственной банды…
Неизвестно, чем понравилась ему Нелька, но однажды роковым лунным вечером он пригласил её в гости. Она же, попав в его отремонтированную, чистую квартиру с новым телевизором и музыкальным центром, просто растаяла от такой роскоши. Ей захотелось здесь жить. Поэтому, когда красавчик полез к ней с приставаниями, кочевряжиться не стала. И после решила: правильно сделала. Из-за пустяка приобрела мужчину-заступника и тихую квартиру, в которую не вваливались пьяные компании. О том, что свершилось, поделилась только с бабкой, которая выслушав внучку, вполне ее одобрила и даже поздравила с удачным замужеством.
Новая жизнь предлагала все больше соблазнов, а на соблазны нужны были деньги. Нелька с друзьями и «мужем» перешли на квартирные кражи. В основном старались залезать в жилища кооператоров, но не брезговали и квартирами попроще. Во время чистки одной богато обставленной квартиры Петька случайно выглянул в окно и, увидел подъезжающую милицейскую машину, предложил смываться. Видимо, сработала хитрая импортная сигнализация, которую как им казалось, они отключили. Мальчишки побежали с награбленным добром вверх на чердак, чтобы отсидеться, а Нелька, как уже неоднократно делала, спокойно пошла вниз навстречу милиционерам играть в дурочку и по возможности задержать бригаду, имитируя припадок эпилепсии. Но на свою голову, в прихожей покидаемой квартиры решила прихватить кокетливую дамскую сумочку из кожи под крокодила. Откуда ей было знать, что одновременно с милиционерами по лестнице поднимается и хозяин квартиры, который эту сумочку лично выбирал битых два часа супруге на день рождения. Нельку повязали с поличным. Ни под какими угрозами она не выдала товарищей, взяла все на себя. Безбожно врала, что зашла в квартиру, поскольку дверь в нее была открыта, а потом услышала шаги на лестнице и сдуру прихватила сумку, простите дяденьки, больше так не буду. Но дяденьки не очень верили этой «правдивой» истории и очень интересовались, откуда взялись её отпечатки еще в семи обворованных квартирах. Пришлось ей во всем признаться, и «честно» сказать, что награбленное добро она раздавала бедным нуждающимся, незнакомым людям. Грабила она исключительно одна на свой страх и риск. В чем готова признаться и подписаться. Она еще не знала, что, играя в Робин Гуда и подписывая протокол допроса, себе подписывает жизнь, а друзьям-подельникам смерть.
Пока она в тюрьме мотала семилетний срок, её товарищи один за одним гибли в криминальных разборках. И первым в тот же год поплатился за тягу к красивой жизни её синеглазенький.
Арест Нельки странным образом подействовал на бабку. Как только милиционеры пришли к ним домой в поисках родителей несовершеннолетней и полупьяной бабке сообщили, что её внучка задержана за кражу, в организме бабки что-то прочное щёлкнуло, и она протрезвела. Более того, с того самого дня поняла, что не может больше пить! Пока шли суд и следствие, бабка вела трезвую деятельную жизнь: собирала скудные передачи, обивала пороги прокурора и адвоката в надежде на чудо, но в качестве взятки могла принести лишь свои слезы и уверения в невиновности внучки, этим лишь раздражая занятых людей. Она не пропускала ни одного свидания с Нелькой, а когда её видела, заливалась слезами, причитала: «Я думала, хоть из тебя что-то выйдет. Хоть ты учительницей станешь». Нелька её слезы расценивала как пытки. Впервые в жизни, пребывая в стенах тюрьмы, они осознали, что вопреки всему, любят друг друга и что родная кровь не водица, и что жить надо было совсем по-другому. Бабка присутствовала на суде, мужественно выслушала приговор и на последнем свидании поклялась не помирать, пока не увидит её на свободе, обещала хранить квартиру – единственную ценность, которой владела.
И как это было ей не тяжело, слово держала. Выгнала пропащую дочь, чтобы не водила в дом всяких проходимцев, в рот хмельного больше не брала, посылки с каждой пенсии отправляла регулярно. Пацаны Нельку не забывали, приносили бабке деньги для передачи, диктовали новости, сообщая клички вместо имен, лишь Синеглазенький обо всем забыл, ни строчкой, ни рублем не замарался…
Когда за хорошее поведение, хорошие производственные показатели она вышла через пять лет (вместо семи) из тюрьмы, то застала бабку в болезни, а всех своих друзей-подельников в могилах. Правда, теперь у нее была специальность швеи-мотористки шестого разряда, которую она получила в тюрьме, и аттестат о законченном среднем образовании, который она получила тоже не на свободе. Но что со всем этим делать? На свободе люди и без судимости пристроиться не могут. Бабкиной скудной пенсии и на одну не хватало, а на два рта и говорить нечего. На работу устроиться было невозможно. Как только в отделах кадров узнавали о судимости, сразу отказывали. В пединститут даже документы не стали принимать. У Нели уже начали опускаться руки. Она решительно не могла понять, чем ей зарабатывать на жизнь. Одним тоскливым вечером, сидя на тихой пустой кухне, она вспоминала начало своей бурной деятельности и заодно вспомнила, что не вернула в школу похищенное ведро. Ей захотелось проверить, как поживает её ведро, и пошла на чердак. К своему удивлению обнаружила ведро на месте, ровно в том углу и под той картонкой, под которую его в последний раз упрятала. Также нашла и заначку, которую засунула под старый толь в своем незапамятном детстве. Правда, эти деньги теперь уж никуда не годились, прошла реформа, их можно было теперь только выкинуть. Ведро же решила вернуть Кобре, чтобы нигде старая лихая жизнь не могла спрятаться...
Когда она вымыла ведро и принесла его в школу, то узнала, что Кобру давным-давно хватил «кондратий», Овца уехала жить за границу. Из прежних сотрудников почти никого не осталось. Лишь старенький Сидор Павлович по-прежнему захватывающе интересно преподавал географию и свято, истово верил в добро, как последний страж-рыцарь святого Грааля. Молоденькая учительница биологии наотрез отказалась принимать ведро, сказав, что и без этого экземпляра в лаборантской не развернуться, не повернутся. Тогда Неля пошла к Сидору Павловичу и поведала все свои приключения и злоключения за последние годы. Он выслушал сочувственно, школьное имущество принял на свое попечение, поздравил с тем, что Неля так серьезно подошла к делу исправления своей жизни. Потом пошел в учительскую, куда-то позвонил, с кем-то поговорил и пристроил Нелю на швейный комбинат, один из последних оставшихся государственных. Там Неля проработала два года, за это время схоронила бабку. На кладбище встретила памятник Синеглазенькому, недалеко от его могилы - могилы других ребят. Когда вернулась в пустую квартиру, поняла, что жизнь-то её, собственно, на этом и закончилась. Ждать больше нечего.
После закрытия комбината, она где только не работала: и полы мыла, и газеты разносила, и объявления расклеивала, пока случайно не встретилась с бывшей коллегой по работе на комбинате, которая и привела её в цех по производству немецких рубашек.
Маринин стол стоял напротив Нелиного стык в стык. Они работали молча. Девочка-укладчица, которую нанимали за почасовую оплату на время аврала, даже побаивалась этих суровых теток. А им, пожившим и всё на свете повидавшим, престарелым, без девяти лет сорокалетним женщинам просто нечего было сказать окружающим. Когда всё в прошлом, зачем отцветшим и опавшим листьям мешать молодой поросли радоваться жизни?!
В то время, когда Неля мыла машины, Марина зубрила английский и занималась в драматическом кружке. Когда Неля украла свою первую вещь в Лужниках, Марине дядя из заграницы привез настоящие американские кроссовки и джинсы. Когда Неля уже познала все радости плотской любви, Марина даже заговорить не смела с понравившимся ей парнем из выпускного класса. Когда Неля села в тюрьму, Марина села с репетитором готовится к поступлению в МАИ.
Самой большой трагедией в жизни Марины был разрыв с любимым человеком, который вместо нее женился на блеклой, тощей дочери директора сберкассы и в благодарность от отца невесты получил машину «Волгу». Трагедии в жизни Нели происходили одна за другой. Она теряла близких не потому, что они куда-то или к кому-то уходили, а потому что исчезали с лица земли.
Казалось бы, они как две параллельные линии, и никогда не должны были пересечься их судьбы, но жизнь свела их в одном цеху, с одинаковым состоянием души, с одинаковой зарплатой. Правда, для Нели её нынешняя стабильная зарплата и статус были хорошим повышением, а для Марины катастрофическим падением. Две женщины друг напротив друга, как два карикатурных отражения в кривых зеркалах тощий и тонкий, делали одно дело, думали об одном, не надеялись ни на что. Им казалось, что так будет всегда…
***
Но слово «всегда» не из словаря обычной жизни, на котором говорит Россия. В жаркий июньский полдень посыпались стекла из окон под потолком. Вслед за стеклами на пол свалились бравые парни в черной спецодежде и черных масках с короткими автоматами наперевес. Громко крича, приказали всем встать и выстроиться лицом к стене, в которой несколько секунд назад были окна. Перепуганные женщины, хрустя стеклами и опасаясь прорезать обувь, исполнили приказание. В цеху воцарилась непривычная тишина. «Ноги на ширине плеч! Руки за голову! Стоять! Не двигаться!» - сыпались громкие, лающие приказы. Марина стояла рядом с Нелей и дрожала от страха, чувствуя себя слонихой, увидевшей мышь. Ей казалось, все видят, как сотрясается её огромное тело. Это было унизительно. Чтобы не позориться и отвлечься, она посмотрела вправо на обычно смешливую озорную конопатую Ленку, та тихо плакала. Тогда Марина покосилась влево, там стояла Нелька, спокойная, как пообедавший удав, будто её вовсе не отрывали от обычной работы, и в данную минуту она разглаживает воротничок рубашки. Марина немного воспрянула духом, в голове одна за другой зашевелились ободряющие мысли. В самом деле, по какому праву с ними обращаются, как с пленными фашистами?! Они закон не нарушали, честно работали. Тут Марина ощутила, как на её широкую спину чуть ниже подмышек легли и поползли вниз по бокам сильные мужские руки, слишком трепетные для профессионала. В это время зазвонил будильник, который они заводили каждые два часа, чтобы всем вместе отправляться на десятиминутный перекур. И захватчики, и работницы рефлекторно повернулись на звук и после будильника почему-то посмотрели на Марину, единственную, подвергшуюся личному досмотру. Все дружно захохотали. Марина развернулась и влепила глухую, но сильную пощечину. Такого развития событий никто никак не ожидал. В воздухе повисла краткая тишина. «К стене! И не дергаться!» - скомандовал побитый. Но ярость уже закипела в душе Марины, она завопила: «А с чего это к стене?! Я что украла?! Мы тут, что негры на плантациях?! Кто вы такие?» Она схватила маску своего конвоира и хотела сорвать, но тот перехватил её руку и закрутил за спину. «Московский ОМОН! Всем стоять! Здесь нелегальное производство. Сейчас разбираться будем!»
- Девчонок не трогайте. Что вам угодно? – как-то неожиданно и буднично раздался голос директора, на которого нападавшие почему-то не обратили никакого внимания. Он как сидел у себя в «террариуме», так и продолжал сидеть, пока в цеху не воцарилась тишина.
- К стене!
- Зачем к стене? Это мое предприятие и вы у меня, так сказать, в гостях находитесь. И мне хотелось бы знать, что вам собственно надо? И кто вас послал?
- Московский ОМОН!
- Тишь, тишь, тишь. Не шуми. Не кричи. Глухих тут нет. Девчонок только перепугали. Что вам угодно?
- Документы! Документы где?!
- Да что ты кричишь? Я хорошо слышу. Документы там, где положено. Для этого не надо было стекла выбивать, достаточно в дверь зайти. Каждое стекло не меньше трехсот рубликов стоит, да плюс работа неизвестно во сколько станет.
Спокойный деловитый тон директора на присутствующих подействовал успокаивающе.
- Кто у вас старший, прошу ко мне в кабинет. Девочки, идите домой. Работать нам сегодня, по всей видимости, не дадут.
Работницы повернулись от стены, но расходиться не решались. Директор и два человека в масках прошли за стеклянную загородку. Там они о чем-то оживленно говорили, куда-то звонили, рассматривали бумаги. Женщины и милиционеры стояли друг напротив друга, не зная, что делать, и молча рассматривали друг друга.
Через час вынужденное безделье надоело.
- Ну что, может быть, мы домой пойдем? Вы тут без нас разберетесь, – предложила Неля.
Одна маска отделилась от группы омоновцев и пошла за стеклянную перегородку. После совещания вынес предложение: «Предъявите документы».
И хотя списки всех работников были у директора, швеи предъявили паспорта, и данные с них были записаны на оберточную бумагу, оторванную от тюка ткани одной из масок. После этого все еще посидели, кто ходил покурить, кто просто сидел на рабочем месте. Поскольку сидячих мест для омоновцев не находилось, через три часа после захвата работниц всё же отпустили.
На следующий день окна починили, разбитые стекла и окурки замели, работу возобновили. Правда, сшитую накануне партию упаковывать не пришлось, она целиком ушла в «фонд помощи милиции». Жизнь потекла по обычному руслу, только теперь в перерывах обсуждались не шутки из телепередач, а налет на фирму, кто и что в это время делал и как пережил.