ФУЭТЭ С ЖЕНИХАМИ
рассказ
Дело было давно, где-то году в одна тысяча девятьсот семьдесят четвёртом или в семьдесят пятом. Как раз между моим вторым и третьим браком. Я тогда от второго мужа ушла, точнее уехала, а третьего на горизонте ещё не было. Я была вся в поиске.
Мы всегда куда уезжаем? Правильно, к маме. Тем более, что у мамы мой сын, и ему уже шесть лет. И было это моё убегание по весне, где-то в начале апреля.
Мама у меня очень хороший человек, но дочь свою не попилить!? Да сам Бог велел! Вот она меня и взялась пилить. Пилила, пилила, пилила, пилила - в опилки, а тут и весна наступила, во всей своей красе…
Я и решила от мамы, и её лесопилки опять сбежать, только теперь не замуж, а на юга нашей Родины, вместе с сыном.
Взяли мы с собой свою любимую кормилицу, швейную машинку «Тула» в одну руку, чемоданчик с тряпками в другую, да и подались к морю. Приехали в город Одессу.
У меня в Одессе жил один старинный приятель, семидесяти лет от роду. Мы с ним в поезде познакомились, когда я каждые выходные из Питера моталась к маме и сыну. С тех самых пор мы с ним и переписывались, иногда обмениваясь небольшими посылками. Он мне кофе растворимый подгонял. Жуткий дефицит в то время, а я ему дары лесов белорусских - грибочки маринованные и сушеные, варенья разные. И так много лет, до самой его смерти. При этом постоянно зазывал в Одессу на отдых.
И в ту весну он мне написал:
- Приезжайте, я помогу вам устроиться.
И помог!
Мы поселились в Черноморке. Это такая зона отдыха в трамвайной доступности от Одессы, в пригороде, на берегу моря. И как в любом пригороде там был частный сектор, а столоваться нужно было в санатории по курсовкам. Санаторий принадлежал Министерству культуры. Культурный нам попался санаторий. Меня всю жизнь с культурой сводит! Это же надо! Даже на берегу моря я умудрилась «приобщиться» к культуре…
И вот мы с моей машинкой один день работаем, а второй день на пляже. Не успели местные дамы прознать про то, что тут, рядом, портниха завелась, как на меня обрушился целый шквал заказов. Моя машинка ели-ели успевала строчить, бедная. Даже приходилось ежедневно смазывать. Наверное, от влаги. Море же рядом. Она у меня была самая обыкновенная. Никакая не «Веритас», или ещё какая навороченная, а обычная, совдеповская «Тула», но очень любимая и преданная. Моя швейная машинка. Кормилица моя!
Вечерами мы с моим сыном Вадимом ходили в санаторий на кинушку и танцульки. Я по молодости это дело очень любила. На мои задовиляния обратил внимание один очень симпатичный мужчина, в том самом соку, который мне всегда нравился. Мне очень нравились мужчины старше меня лет на пятнадцать, двадцать. Зрелые, степенные, умные. Зачем им дурь? Дури и куражу у меня и у самой было навалом.
В общем «мужчина моей мечты»!
И произошёл у нас «курортный роман»! Он был весь заслуженный и главный. Главный в «Киевском Мюзик-холле». А я, когда в романе, меня всегда в разнос несло. Меня задница на поворотах заносила.
И давай я вечерами показывать все, на что способна моя фигура и мой темперамент, а он, «мужчина моей мечты», ну меня подзадоривать! А я, ну и давай перед ним выкаблучиваться! А как жаж! Знай наших!!!
Ну и вот! Однажды мы с ним поехали в ресторан. Какой-то восточный. А там заиграла восточная музыка, естественно. Он и давай меня раззадоривать, подкидывая комплементы про мою фигуру.
Ну, меня и понесло! На танец живота вынесло! Я так выложилась, что в зале минуту тихо было, а потом такое началось! Шквал аплодисментов и куча народу с букетами и заказами. Они думали, что я профессионалка! А потом прибежал директор ресторана и давай уговаривать у них танцевать за зарплату. А какой из меня танцор? Я же портниха! Мы еле ноги унесли…
А в санатории вечерами, на танцульках, стало много народу набираться. Как потом оказалось, это они на меня посмотреть приходили… Молодость…
Вы, может быть, хотите у меня спросить, чем же это всё закончилось?
А закончилось это всё тем, что он официально пригласил меня работать в Киевской Мюзик-холл!!!
А роман закончился, как и все «курортные романы», отъездом «Героя» в свои пенаты. Но в душе у меня осталось очень приятное воспоминание, может быть от того, что он помог мне раскрыться и почувствовать мой КУРАЖ С БОЛЬШОЙ БУКВЫ?!!
Это я вам к чему всё это рассказываю? Это все я вспомнила во время танца. Просто я в своих воспоминаниях в эту минуту танцевала с шикарным мужчиной очень красивое, медленное танго!
Точнее вальс бостон. Я обожала танцевать вальс бостон до умопомрачения!
Мужчина был удивительный. Звали его Леня, и был он невысокого роста, но такой высокий! Так он себя нес! Это было почему-то очень сексуально, и возбуждала дам на поступки! Дамы млели и строили глазки, а Леня танцевал именно со мной вальсы бастоны с подвывертами и перегибаниями моего тела в разнообразные наклоны! То вбок, то взад, то в перед, то с поднятием моей ножки вверх! А все остальное на цыпочках! Со стороны, я думаю, было красиво!
После танцев мы с ним разговаривали с умным видом об искусстве, а точнее о балете! Оказалось, что он балетоман! А я с самого детства очень любила балет.
У меня с «балетом» были свои взаимоотношения… но вначале нужно рассказать вам про Киевский театр Оперы и Балета, и про сам балет, чтобы было понятно.
Было это давно, когда я училась ещё в первом классе. Жили мы тогда с родителями в маленьком провинциальном городке, который очень смешно назывался – Барань. Один мой школьный приятель Миша Духман придумал очень экзотическое название нашему городку: - Баран с мягким кончиком.
Я с детства обожала балет до сумасшествия. Ещё маленькая я ходила дома на пальчиках, а когда меня на лето отправляли в деревню к бабушке Юле, там вообще было раздолье. Меня в деревне звали - артиска! Я стареньким бабкам показывала кукольный театр в окошко строящегося сруба, а куклы шила сама. Потом я стала чуть постарше. И летом в деревне, в сельском клубе, всегда стали ставить летние, детские концерты для уставших работников села, а точнее, для пап и мам. Я всегда танцевала там под собственное ля-ля «танец маленьких лебедей».
А потом случился подарок судьбы! К нам, в деревню из Ленинграда, стала приезжать каждое лето к своей тетке солистка Ленинградской оперетты, и с нами, на радость всей деревни, занималась этими самыми концертами в местном клубе с настоящей сценой. Для неё своеобразная развлекалка летом, а нам знакомство с прекрасным.
Я сама сшила себе «балетную пачку» на резинке по талии из марли. На патефоне, прямо на табуретке, сбоку сцены ставили пластинку с настоящим «танцем маленьких лебедей», которую привезла из Ленинграда наша «МУЗА» и я танцевала, как могла, самозабвенно закрыв глаза от счастья…
Однажды зимой мне попалось на глаза объявление в газете о том, что Киевский театр Оперы и Балета будет проводить весной набор девочек и мальчиков в балетное училище при театре. Поступающим нужно было иметь при себе метрику, справку о здоровье и из школы об успеваемости. Попытка провести переговоры с мамой и папой, мои детские подходы издалека, ни к чему не привели. Я поняла, не видать мне балета, как своих ушей. Как же это они меня отправят неизвестно куда? Ни в жисть!
И я стала готовиться к балету самостоятельно.
Сама, потихоньку, сдала все анализы. Сама так подстроила ситуацию, обманув учительницу, что она дала мне справку об успеваемости. Сама стала копить деньги на дорогу. А когда наступила ранняя весна, я решила - пора, и отправилась в путь дорогу пешком, по рельсам.
Моя Барань стояла в трёх километрах от города Орша. А это крупнейший железнодорожный перекресток. И просчитать, в какую сторону идти на юг, мог даже первоклассник.
Шла я четыре дня. Три ночи ночевала на улице. Одну ночь в стогу сена, одну с собакой в будке, а последнюю, третью, у тётеньки, которая меня поймала, когда я пыталась залезть на ночёвку к ней в хлев. Дело-то было в апреле месяце, и на улице было ещё холодно, особенно ночью. Тётенька меня накормила, помыла, высушила мои ботиночки и пальтишко и уложила спать.
Что я ей там наплела, «хтож теперича знаить»? Но я чётко помнила, что мои родители против, могут меня поймать, поэтому рано-рано утром я тихо смылась и опять пешочком отправилась в путь-дорогу. К концу четвертого дня у меня разболелись ножки, и я решила ехать дальше на поезде.
Мне удалось сесть в вагон, где меня и поймала милиция. Меня ссадили с поезда в каком-то небольшом городке (я не знаю названия), и привезли в отделение милиции. Сначала я не говорила, как меня зовут и откуда я, и милиционеры взялись пугать меня тюрьмой.
Это я до сих пор помню.
Может быть, поэтому ментов с детства терпеть не могу? Ночевала я на деревянной скамейке, прямо в отделении милиции, куда за мной и приехали мои родители. Мой папа, который меня до этого дня и пальцем не трогал, в этот раз выдрал ремнем, как сидорову козу. Я его простила, он порол меня и плакал. Наверное, от безысходности своих возможностей? Глядя, как его дитё рвется в другую жизнь, а он не может ей это дать.
Хотя одно мамино слово решило бы этот вопрос окончательно.
А случай этот мы в семье назвали смешно:
Как Нина ходила в балет!
А теперь перенесёмся к моему рассказу, на двадцать шесть лет вперёд.
Он был очень красив! Очень! Не скажу, чтобы сильно высокий, но меня рост устраивал.
Дело опять происходило на юге. Но уже в Мисхоре. Я так люблю Крым, как его не любят сами крымчане. До самозабвения! Не успею приблизиться к перевалу на любом виде транспорта, как начинаю реветь от счастья белугою в предвкушении появления вот сейчас, через минуту, другую, моря на горизонте, между горами. Что это? Может в прошлой жизни я жила в горах? Или в горах на берегу моря? Может даже Черного? Тайна…
Я, как всегда, с сыном и «Тулой» проживала в частном секторе. На втором этаже и с балконом. Ну, и с видом на море, естественно! А он в близлежащем санатории. Он тогда был научным сотрудником какого-то НИИ в Киеве. Научные сотрудники раньше отдыхали только летом и только по путевке. Каждый уважающий себя санаторий имел танцплощадку. У этого тоже она была. Вот там мы и познакомились. Он с лысиной на всю голову, с чёрными и густыми бровями, такими густыми, что Брежневу рядом делать было нечего. Над левой бровью большая, чёрная родинка, придающая ему какой-то шарм, сексуально возбуждающий всех женщин, почему-то, с голубыми глазами и полными, припухлыми и выпуклыми, розовыми губами. Всё вместе так необычно!
А танцевал, как Бог!
Особенно этот самый вальс-бостон! И мы с ним на цыпочках, в медленном бостоне! Не передать словами, какая красота! Мы балдели, зрители балдели, а сын мной гордился! Сейчас ему уже за сорок, но он до сих пор помнит мой вальс-бостон! Он даже сам, по собственной инициативе, пошёл тогда осенью учиться бальным танцам! Во!
Ну, и начался у нас роман, естественно!
«Курортный Роман» заканчивается, как правило, ж.д билетом, или самолётным. У кого как. Мой закончился ж.д.
Вернулась я осенью к маме, вместе с «Тулой» и сыном и потекла обычная, провинциальная жизнь. Но тут, как из рога изобилия, на меня посыпались письма про «лямур» из города Киева. Письма сыпались аж до апреля месяца! С августа начиная.
И так они меня зазывали в город Киев! Так зазывали! Я собралась и на майские праздники поехала в город на Днепре. Тем более, что моему визави должны были дать учёную степень, он и собирался ею передо мной похвастаться. Да ещё, почему-то, его родители очень хотели со мной познакомиться. Дело начинало пахнуть серьёзным…
На вокзале меня встречали, как суперзвезду или министра с южного отдыха. На перроне обнаружились папа, мама, старшая сестра, подруга старшей сестры, друг моего друга, он сам, собственной персоной, и супружеская пара соседей. Я обалдела! К чему бы это?
На двух машинах все поехали в квартиру родителей. Там обнаружился уже накрытый стол на всех прибывших, явно посчитанных по головам. Вокруг меня началась какая-то непонятная тусовня, почти с уговорами. Они все дружно хвалили Лёню на все лады и самыми лестными словами.
Я уже ничего не понимала, но испугалась. Что-то тут было не то. Меня оставили ночевать у родителей, а сам Лёня уехал в свою квартиру, которая имелась в наличии.
Утро в городе Киеве было необыкновенно красивым. Майским и солнечным! А я, дура, надела новое, ватное пальто зелёного цвета в талию и с рыжим, здоровенным лисьим воротником до этой самой талии! Думы про пальто отвлекали меня от красоты за окном, потому что было оно явно не по сезону.
А за окном, прямо напротив дома, находилась Киевско-Печёрская Лавра, и посреди площади, прямо под окном стоял памятник, который я видела только на открытках. Памятник Богдану Хмельницкому на коне с развивающимся хвостом, булавой в правой руке, в зипуне и злыми усами. Богдан был горд, величественен и красив! И прямо под окном же комнаты, где я спала!
А теперь представьте себе! Я прожила в мамино-папиной квартире с видом на спину Хмельницкого и зад его коня, правда, яйца завешивал хвост, целую неделю или даже больше…
Леня днем ездил на работу, потом гулял со мной по Киеву, прямо в ватном пальто… Вечерами мы ходили в его любимый Киевский Театр оперы и балета имени Шевченко! Во, как гордо он его называл! Я его понимала. Он очень любил этот театр ровно так же, как и театр любил его! Все в театре здоровались с Леней, даже бабушки у входа и билетерши, не говоря уж о тех, кто стоял на сцене непосредственно!
Помню мой первый поход в этот театр. Мы с Леней сидим на левом балконе второго этажа, прямо над сценой. Медленно открывается занавес! Сердце у меня колотится, потому что это был мой самый первый поход в театр! Самый первый! Да тем более в тот самый театр, куда меня не донесли ноги еще в первом классе! Слезы начинают сыпаться горохом из глаз! Сцена вся в тумане, из-за моих слез, я хлюпаю носом, на сцене стоят балерины, выстроенные полукругом, и вдруг все дружно поворачивают головы и смотрят прямо в нашу ложу…
- Леня? Что это? - спрашиваю я сквозь слезы.
- Просто меня ещё никто в театре не видел с такой красивой девушкой! – выдает мне Ленчик.
Как я тогда возгордилась! Как возгордилась! Я, прям, вся светилась и сияла, как начищенный медный самовар! А как жа ж! На меня все так смотрят!
Весь май был удивительно теплым и солнечным и каждый вечер мы выводили мое ватное, зеленое пальто на прогулку в театр! Конечно, это было гениально! Все что я слышала по радио и по маленькому телевизору дома, здесь я видела прямо перед своим носом! Прямо над сценой!
Душа моя пела и тоже летала над сценой, особенно если на сцене были знаменитости. Они пели и смотрели на меня. Получалось, что пели именно мне! Леня мне про всех все рассказывал! Знакомил!
Тогда я помню, слушала в «Севильском цирюльнике» самого Соловьяненко и даже Мирошниченко! Нет! Не теперешнюю, а ту, из моей молодости. Народную певицу Украины!
Все это было гениально, но поднимало во мне вопрос. И сколько это будет продолжаться? Такая «скоромная» жизнь?
Леня оправдывался ремонтом в квартире, который должен закончиться буквально днями. Как раз под празднование его защиты кандидатской степени.
И вот однажды это случилось! Новоселье и банкет в одном лице!!!
В тот день мы собрались прямо с утра поехать к Лёне в новую квартиру с мамой и сестрой. Мы должны были готовить там стол для друзей и сотрудников, потому что само торжественное награждение учёной степенью уже состоялось, но банкета по этому поводу ещё не было.
Квартира оказалась однокомнатной, но хорошо, дорого и со вкусом обставленной. Хотя на самом деле это была стандартная хрущёба второй очереди. С малюсенькой прихожей, на одного человека, шестиметровой кухней, восемнадцатиметровой комнатой и балконом с видом на реку Днепр. Самым потрясающим был вид из окна! Правда, без Богдана Хмельницкого!
Я, вообще-то, привыкла к сложной жизни строителей коммунизма во всём мире, но ели мы тогда, всё-таки, много. Второй вопрос, что не очень сытно.
Правда! Ели без изобилия мяса или индюков с курицами. Но, уж нажарить картошки от пуза, или, там, навалить полведра квашеной капустки с хрусткой, или огурчиков маринованных, или помидорок! Всегда, пожалуйста!
А тут тоска тоской. Разве можно накрывать стол из трёх небольших салатов, скрашенных бутербродами? Это не по-нашему. Это, наверное, по-хохляцки. Бедновато, как-то, точнее жадновато…
Я высказывала свою точку зрения, высказывала, и, в конце концов, не выдержала. Сама отправилась в магазин и натушила целую кастрюлищу мясо с овощами, нажарила кур, и осталась сама собой очень довольна! Это было по-нашему!!!
Сказать, что в городе Киеве у меня совсем не было знакомых - не правда! Знакомые были. Это Леня десять дней на море потусовался и домой, а я-то потом три месяца платья шила южному народу и даже не южному.
По соседству с моей съемной квартирой отдыхали две пары из Киева. Ничего такие, симпатичные! Дамочкам я даже по платью успела сшить. Да! Именно про них я и вспомнила, пока помогала готовить салат на кухне.
Леня, мама и сестра отреагировали нормально, и к столу одна из пар прибыла почти без опозданий. Марик и Лена. Вторая пара в тот вечер не смогла. Ну, ладно…
Речи во время готовки, а потом и за столом велись сугубо вокруг моей персоны. Сначала мамаша давала мне наставления про коллег Лёни. То есть, как я должна была себя вести на этом вечере. Ну, прямо, целая инструкция! Такое впечатление, что Лёнчик отродясь в своей жизни ни одну бабу за руку не держал, тем более за что-то другое…!
А ему, между прочим уже лет было «под жопу», как говорит народ… За тридцать!
А потом так усиленно меня расхваливала всем эти Лениным коллегам! Что я и шью, и что я вяжу, и готовлю так, что пальчики съешь, сами, мол, попробуйте, и что из глухой провинции и никто меня в Киеве не знает, кроме пары друзей… И это даже хорошо, мол, что уже ребеночек есть и разведенная…. А они меня взялись так рассматривать, только что зубы во рту не пересчитывали, как у породистого рысака…
Странно это все было как-то!
Сама кандидатская компания мне не очень понравилась. Какие-то они все были зажатые и скучные. Может от того, что большое начальство заехало на часик, посидело, посидело, да и убралось, но кайф народу сломало. После ухода начальства застолье скатилось кубарем сначала в производственное совещание, а потом и в выяснение отношений, и хлопанье дверьми. Я даже подумала, что среди так называемых подруг по работе были мои конкурентки…
Во! Как!
Когда все убрались, включая сестру, папу и маму, слава Богу, вдруг прибыло еще одно лицо. Друг. Ну, друг, так друг. Проходи, друг! Хотя я настроена была на интимную близость, которой ещё не было с самого моего приезда…
Друг был какой-то жеманный и ломанный, и голосок визгливый. Странный, в общем. Долго шептался с Ленчиком на кухне при закрытых дверях, и я так поняла, что очень хотел остаться ночевать на диване.
Интересная история? Да? Приперся в ночь, в однокомнатную квартиру и лезет, гад, на диван! Как вам это нравится? Мне - нет!
С трудом и обидами Леня от друга отделался. Мы остались одни. Даааа!
И ничего! Представляете? Ничего!
У него, как у капризной жены, вдруг голова так заболела…, так заболела… прям, никаких мочей, блин! А потом он ещё и очень сильно устал….
А я-то девушка с самого лета про Ленчика мечтала! В моей провинции у меня никого не было, да и не могла быть. Во-первых, потому что я в этой провинции выросла, во-вторых, время тогда было другое, мы честь свою очень берегли, а потом в моей молодости мы могли, только если очень нравится, а не потому, что по медицинским показаниям положено два раза в неделю…
На следующий день мне позвонили мои знакомые ребята. Марик и Лена. И вдруг Марик загадочным голосом сообщает, что очень нужно обчнуться!
Встречались мы с Мариком на Крещатике в кофешке.
Тема убила меня наповал! Именно намеки мамы про мою кандидатуру в Ленины жены, которые были видны невооруженным
глазом даже издалека, толкнули Марика на эту встречу. Оказывается!
- Ты что, замуж за него собралась? - с ходу брякнул он сразу же
после поцелуйчика в щечку.
- А чё? Ни-зя?
- Почему? Зяяяя… Только не за него же?
- И почему это?
- Да потому что он ГО-ЛУ-БОЙ!
- Какоооой? Голубой? А это как? Вроде бы с виду нормальный и цвет обыкновенный…
- Ты чё, не понимаешь? Голубой это педераст!
- Какой еще раст? Я не понимаю! В моей деревне про это никто ничего не знает! Честное слово я не знаю, что это такое! Это болезнь? И она заразная?
- Провинция ты моя провинция… Это когда мужчина трахается не с женщиной, а с мужчиной! Поняла?
Если бы меня стукнули кувалдой по голове, эффект был бы меньший, чем от таких слов! Я тогда была молодая и глупая, как пробка! В моей семье мои родители про такое никогда не говорили! Они даже матом не ругались! Поэтому я сидела, раскрыв рот, как в ступоре, нелепо крутила глазами во все стороны, и молчала…
А потом стала представлять, как это и куда…, и не могла даже представить…
- Твоего Ленчика в Киеве каждая собака знает! Он тебя в театр уже водил, оперы и балета?
- Вооодиииил! И и что?
- А то! Он там уже со всей труппой… того! Но не с бабами…
- Гооосподи! Мама моя родная! - выдохнула я из себя весь кислород, потому что сразу вспомнила, как на меня вся сцена пялилась с первого дня и по позовчерашний… - А я-то думала, что они на меня так смотрят, потому что я очень красивая… - и заплакала вдруг от такой жгучей обиды…
На часах было половина одиннадцатого вечера, когда я вернулась в квартиру к Ленчику.
Когда он открыл дверь, на нем лица не было.
- Где ты была? - зло, зло спросил он.
- Гуляла по Крещатику и думала… - задумчиво сказала я. - А правда, что ты педераст? - вдруг напрямую спросила я, сама от себя не ожидая такого, и так сходу.
Леня шарахнулся от двери, как будто я с размаху заехала ему по щеке затрещину, рванул в ванную и закрылся на защелку…
Ночь на вокзале оказалась противной. Во-первых, это было первый раз в моей жизни. На вокзале. А, во вторых, из-за осадка на душе. Как-то это было все липко, грязно и очень неприятно… Он даже не вышел из ванной сказать до свидания…
Ехала я в поезде, стоя у окошка и смотрела на мелькающие за вечереющим окном пейзажи. Дума была тоскливая. О тяжелой женской доле была моя дума.
Как же нам хочется быстренько выскочит замуж! Лучше за принца, а ещё лучше, если он и вальс бостон тебе танцует, а про балет прекрасно рассказывает и обходительный, ласковый и вообще…
А сам такой мерзопакостью занимается под прекрасную музыку Чайковского или Бизе… Хотя, как выяснилось, сам Чайковский тоже был… того… Вот и как дальше жить? Как разобраться, что и к чему?
Эх! Молодость! Молодость! Напьемся у моря винища, и с залитыми глазищами не можем отличить принца от простого, но нормального мужика!
А все инстинкт виноват! Размножительный! Первичный! Плюс молодое и терпкое южное вино, периодически подкрепляемое коньяком или водочкой и будоражащее молодую девичью кровь и нашу фантазию…