Глава XIII. Пурпурная роза
Душа есть скрытый свет. Когда ею пренебрегают,
она меркнет и гаснет, когда же в нее вливают святой
елей любви, она горит, как бессмертный светоч.
Гермес
Была ночь. Тишина и покой мало-помалу водворились на улицах Мемфиса. Вторая столица Египта засыпала, чтобы набраться сил для лихорадочной деятельности, начинающейся с первыми лучами Ра, победоносно выходящего из мрака.
Луна освещала силуэты оригинальных построек древнего города мягким светом, храмы и многоцветные дома отражались в гладкой поверхности Нила. В большом прекрасном доме, стоявшем на одной из главных улиц, царил уже глубокий сон. Хозяева и слуги отдыхали от дневных трудов, и только в маленькой комнатке второго этажа светился еще слабый свет. Эта комната, окна которой выходили во внутренний двор, засаженный пальмами и сикоморами, была просто меблирована, насколько можно было судить при свете масляной лампы стоявшей на столе. На табурете у открытого окна сидела в глубокой задумчивости молодая девушка поразительной красоты. Дом этот принадлежал Гору, человеку богатому и уважаемому. Он владел обширными виноградниками, которые приносили ему большие доходы. Девушка была его племянница, Нефтиса, младшая сестра Ноферуры, жившая у него после смерти родителей.
Ее мать была сестрой Гора, рожденной от одной военнопленной, на которой отец Ноферуры был женат вторым браком. Поэтому Нефтиса совершенно не была похожа на свою сестру, отличавшуюся красотой чисто египетского типа, с темным цветом лица и черными глазами. Нефтиса была меньше ростом, чем Ноферура, нежнее и изящнее сложена. Лицо было цвета слоновой кости и густые золотисто-рыжие волосы окутывали ее волнистым плащом. Ее тонкому и правильному лицу особую прелесть придавали зеленоватые глаза, фосфоресцировавшие, как у кошки. Апатичный и равнодушный в обыденной жизни, ее взгляд становился острым и жестоким, как у тигрa, когда в ней пробуждалась страсть и гнев.
Мечты, лишавшие девушку сна, были очень тяжелые. Лихорадочный румянец играл на ее щеках, грудь тяжело поднималась, а руки, обхватившие колени, нервно дрожали. Вдруг она выпрямилась и откинула локоны своих длинных шелковистых волос. Вытянув вперед руки, она с тоской прошептала:
- Что делать? О боги, что делать? Я не могу больше выносить терзающего меня страдания. О! Если бы я могла еще хоть раз увидеть его, я бы успокоилась и была счастлива!
Закрыв лицо руками, она разразилась конвульсивными рыданиями:
- Днем и ночью его образ преследует меня, его взгляд влечет меня к себе и жжет, как всепожирающее пламя. Во сне мне кажется, что я вижу, как он склоняется ко мне. Когда же, полная безумной радости, я хочу схватить его, то просыпаюсь, и от мысли, что это был только сон, мое сердце готово разорваться на части.
Она прислонилась к стене, потом внезапно бросилась к маленькому туалетному столику. На нем стояли металлическое зеркало, баночка с помадой и несколько флаконов из оникса и алебастра. Оттолкнув как попало все эти вещи, она схватила шкатулку, открыла ее и из-под различных драгоценностей вынула ожерелье, составленное из четырехугольных эмалированных красных с синим звезд, соединенных кольцами.
Нефтиса нажала на центральное кольцо, и одна из звезд открылась. Там лежала увядшая роза, от нее исходил очень сильный аромат. Склонив лицо к ожерелью, Нефтиса жадно вдыхала приятный и опьяняющий запах цветка, скоро наполнивший комнату. Через минуту руки ее упали на колени, а голова опустилась на край постели. Казалось, что она в обмороке, но щеки ее пылали и нервная дрожь сотрясала тело. Впрочем, это забытье длилось несколько мгновений. Быстро вскочив, она закрыла медальон, бросила ожерелье в шкатулку и в волнении стала ходить по комнате.
- Никогда я не смогу выйти замуж за Антефа, ничтожного человека, затерявшегося в толпе себе подобных посредственностей, - пробормотала она. - Хоремсеб! Хоремсеб! Прекрасный, как Озирис, таинственный и величественный, как бог! Тебя одного я люблю, тебя я стремлюсь видеть! Тебе одному я хочу принадлежать! Где встретить тебя, появляющегося только по ночам, я не знаю, но это будет, я этого хочу!
Она остановилась, прижав руки к сильно бьющемуся сердцу. Фосфорические глаза ее сверкали в темноте, как глаза пантеры. Она нагнулась вперед и всей своей грацией и рыжим отблеском волос напоминала эту царицу пустыни, когда та, напрягая свои стальные мускулы, готовится броситься на добычу. Вдруг радостный крик сорвался с ее губ:
- Нашла! Наконец-то я увижу тебя, Хоремсеб. Какая я глупая, что раньше не подумала об этом!
Счастливая и немного успокоившаяся, она легла и скоро заснула тяжелым беспокойным сном.
На следующее утро Нефтиса проснулась с восходом солнца. Быстро одевшись, она спустилась на первый этаж, где ее тетка Сатата, жена Гора, раздавала дневные работы рабыням.
- Милая тетя, - сказала Нефтиса, целуя пожилую Сатату. - Если ты ничего не имеешь против, я хотела бы провести день у старой Аснаты. Она давно уже просила меня прийти показать ее женщинам твою манеру ткать, да и ты хотела передать ей что-то.
- Это правда, я хочу послать ей кусок материи, вино и двух гусей. Моя бедная сестра не очень-то много зарабатывает продажей пряничных животных, которых приносят в жертву бедняки, - ответила добрая Сатата. - Ведь послезавтра годовщина смерти ее мужа. Она будет счастлива принести в жертву настоящего гуся. Я одобряю твое намерение, но не знаю, удастся ли сегодня это сделать. Гор сегодня разливает вино, и поэтому нельзя будет дать тебе с собой раба.
- О, тетя, не нужно отрывать от работы людей. Я возьму Анубиса. Только ты не беспокойся, если я вернусь поздно. Весь день я проведу у Аснаты, а вечером хотелось бы навестить Некебету, а она всегда задерживает меня.
- Хорошо, хорошо, ступай с Анубисом и развлекайся. Тебе нечего бояться, - с улыбкой ответила Сатата.
Очень довольная, Нефтиса побежала в людскую. Здесь, в маленьком сарае, она нашла молодого раба, он молол зерна ручной мельницей. Работа шла медленно: раб был слепой.
Узнав шаги Нефтисы, Анубис встал с радостным видом. Это был двадцатилетний молодой нубиец, стройный и хорошо развитый. Большие черные глаза выдавали его слепоту. Он был слеп от рождения, воспитывался вместе с Нефтисой и Ноферурой, а после смерти их родителей, уступая просьбам племянницы, Гор взял молодого раба в свой дом. Он был совершенно бесполезен, и юная покровительница использовала его для личных услуг и для ничтожных работ по дому, где он ходил с уверенностью зрячего.
Анубис обожал свою хозяйку и подругу прежних детских игр. Он был предан ей, как собака, и беспрекословно повиновался ей. Известие, что он будет сопровождать ее в некрополь, привело юношу в неописуемый восторг.
Спустя два часа они вышли из дома, Анубис, закинув груз через плечо, шел за молодой девушкой, несшей маленькую корзинку с фруктами и флакон с ароматическим маслом. Она вела его за веревку, привязанную к его руке.
Скоро они добрались до Нила и наняли лодку на целый день, заплатив деньги вперед. Нефтиса села на руль, Анубис схватил весла, и маленькая лодка быстро поплыла по реке.
- Погода такая прекрасная, что мне хотелось бы совершить небольшую прогулку, - сказала девушка, и скоро лодка скользила уже вдоль стен, окружавших дворец принца Хоремсеба.
С бьющимся сердцем и пылающими щеками смотрела Нефтиса на это очаровательное жилище, где обитал холодный, невидимый и равнодушный ко всему чародей Мемфиса, герой тысячи легенд и тысячи фантастических рассказов. Во дворце и в саду царило глубокое молчание. Все, казалось, крепко спало, даже каменные сфинксы на лестнице, у подножия которой журчали воды Нила.
- Счастлив тот, кто может проходить через эту дверь. Счастлив тот, кто может видеть тебя и служить тебе, даже как самый последний раб, - прошептала с глубоким вздохом девушка.
День казался Нефтисе бесконечно длинным. Ни радость Аснаты, ни тысячи любезностей с ее стороны не могли развлечь ее. Все ее мысли сводились к одной - увидеть Хоремсеба. Уже наступила ночь, когда они с Анубисом сели в лодку и снова направились ко дворцу принца. Нефтиса приказала остановиться, когда лодка поравнялась с лестницей.
- Нам нужно немного подождать, - сказала она. - Всю реку загромождает масса нагруженных барок. Мы можем опрокинуться.
Слепой кивнул головой в знак согласия. Вытащил весла и спокойно ждал приказания, когда можно будет снова двинуться в путь.
В нервном возбуждении смотрела Нефтиса на таинственную лестницу. Если Хоремсеб выйдет сегодня на прогулку, то должен появиться здесь или, в крайнем случае, проехать недалеко. Не прошло и десяти минут, как из каменного сарая выехала лодка и причалила к ступенькам. В ту же минуту дверь в стене открылась, вышли несколько человек с факелами в руках и выстроились вдоль лестницы. Потом показался еще один, он спустился вниз и сел в лодку под балдахин. Издалека Нефтиса не смогла рассмотреть черты лица этого мужчины, но при свете факелов она различила, что он был высок, строен и одет в белое. На шее, руках и вокруг головы сверкали драгоценные камни.
Дрожа, тяжело переводя дыхание, девушка наклонилась и не сводила глаз с блестящей лодки, казалось, летевшей по воде. Она уже различала при красноватом свете неподвижное лицо принца, когда его пылающий взгляд остановился на ней. Опять странная улыбка скользнула по губам Хоремсеба, и он, подняв руку, сделал знак человеку, стоявшему за ним. Лодка тут же изменила направление и через минуту остановилась борт о борт с лодкой Нефтисы.
Сердце Нефтисы замерло. Хоремсеб встал, наклонился к ней и протянул руку, глядя ей в глаза глубоким пылающим взглядом. Как очарованная, девушка вложила свою руку в эту тонкую, ледяную ладонь, которая крепко сжала ее и потянула к себе. Не способная ни мыслить, ни даже вскрикнуть, загипнотизированная пылающим взором принца и одуряющим ароматом, исходящим от него, Нефтиса отдалась этому движению. Как во сне, она почувствовала, что ее подняли две сильные руки и опустили к ногам принца. Голова ее тяжело упала к нему на колени.
Эта сцена длилась всего несколько секунд. Когда обеспокоенный слепой кричал: "Нефтиса! Нефтиса! Мы сейчас столкнемся с какой-то лодкой. Я слышу шум весел", - таинственная лодка была уже на обратном пути. Как стрела влетела она в каменный сарай, который тотчас же за ней закрылся.
Не получив никакого ответа, Анубис позвал второй раз, а потом стал наощупь искать свою госпожу, думая, что она заснула. Убедившись, что лодка пуста, он отчаянно закричал и, схватив весла, принялся грести, как безумный, ни на минуту не переставая кричать. Он хотел скорее известить хозяев о необъяснимом несчастье. Крики и странные зигзаги, которые делала лодка слепого, привлекли внимание нескольких рыбаков. К нему подъехали и отвели его к берегу. Не поняв ничего из его рассказа, кроме имени хозяина, его отвели в дом Гора. Исчезновение племянницы погрузило в отчаяние всю семью. Тщетно Гор и Сатата расспрашивали Анубиса, он повторял только, что ему показалось, что какая-то лодка проезжала мимо них, и когда он стал искать, Нефтиса исчезла. Все терялись в догадках. Нельзя было допустить, чтобы девушка не кричала или не сопротивлялась, если в данном случае было дерзкое похищение. Если же допустить, что она упала в воду, то, без сомнения, Анубис почувствовал бы сотрясение лодки. Но не было ни малейшего признака, который мог бы навести на истинный след.
Поиски, предпринятые Гором и его женой, не привели ни к каким результатам. Исчезновение Нефтисы так и осталось непроницаемой тайной. Глубоко огорченные Гор и Сатата послали гонцов к Антефу и Ноферуре, чтобы известить их о печальном происшествии, а также попросить племянницу лровести в Мемфисе некоторое время, чтобы утешить их.
Молодой женщине не трудно было получить позволение Ромы навестить родных и провести у них месяц. Жрец был счастлив избавиться от Ноферуры, от ее ревности и сцен и даже от ее вида, который с каждый днем становился ему все ненавистнее.
Утрата Нефтисы нанесла сильный удар сестре, искренне любившей ее. В ней она теряла лучшего друга и поверенную, которой рассказывала без утайки все свои огорчения и неудачи. Несмотря на распущенный нрав и непоследовательность, Ноферура чувствовала себя глубоко одинокой и несчастной. Чудная красота Ромы внушала ей сильную страсть, еще больше подстрекавшую его холодность. Сначала она изменяла мужу, чтобы вызвать его ревность. Но, вопреки ожиданиям, результат был обратный. Теряя терпение, видя мужа все время недовольным, равнодушным, избегающим и ее и свои дом, она старалась развлечься любовными приключениями и заглушить свою несчастную любовь праздниками и всевозможными развлечениями. Роанта, никогда не одобрявшая брака Ромы, была ничто для Ноферуры, которая ревновала к ней мужа и завидовала ее богатству, ее высокому положению в свете, а главное, должности Хнумготена.
• • •
Печальная, с сердцем, полным воспоминаний о своей таинственно погибшей сестре, вернулась Ноферура в Фивы, в свое пустое жилище. Как обычно, Ромы не было дома. Он не ждал ее, несмотря на то, что она сообщила о дне приезда.
С глухим гневом Ноферура пошла к себе присмотреть, как распакуют багаж. Ей попалась на глаза шкатулка с драгоценностями Нефтисы, которую дала ей на память Сатата накануне отъезда. Взяв шкатулку, Ноферура ушла в спальню и стала рассматривать лежавшие там безделушки. Со слезами на глазах вынимала она кольца, амулеты, аграфы и другие украшения Нефтисы. Потом вынула несколько браслетов, нитку жемчуга и, наконец, ожерелье из эмалированных звезд, издававшее сильный, но приятный аромат.
- А, - удивилась Ноферура. - Неужели это ожерелье издает такой несравненный аромат? Он поразил меня, как только я открыла шкатулку! И где Нефтиса достала такие необыкновенные духи? Это как будто запах розы, смешанный с ароматом другого цветка, я не могу определить, какого, - и она стала жадно вдыхать предательский аромат.
- Я сохраню все эти вещи, чтобы возвратить их сестре, если она когда-нибудь появится, на что я надеюсь, ведь ее тело не найдено. Но это ожерелье я надену на память о ней и никогда не буду носить другого. Я припоминаю, что оно принадлежало моей доброй мачехе. Как оно чудно пахнет, - она надела ожерелье, а остальные вещи положила опять в шкатулку и заперла ее в шкаф.
Затем она вышла на террасу и легла на ложе, почувствовав себя утомленной. Ее клонило ко сну. Старая негритянка принесла ей освежающий напиток. Ноферура закрыла глаза. Что-то странное происходило с ней. Какой-то огненный жар охватил ее, возбуждая мысли о любви. Но она не думала о Роме. Странный рассказ Туа носился в ее уме, ей казалось, что она видит необыкновенную лодку мемфисского чародея, направляющуюся к ней, и что какой-то человек наклонился к ней. Черты лица она не могла рассмотреть, но его взгляд в одно и то же время и жег и привлекал ее. Чувство дикой, безумной любви влекло ее к незнакомцу. Она протянула руки, чтобы привлечь его к себе, но он был неуловим. Тяжело дыша, молодая женщина почувствовала острую боль в сердце, перехватившую дыхание. Потом ей показалось, что он, крутясь в вихре, исчез в пропасти, наполненной пламенем.
Ноферура отдыхала, может быть, около часа, когда вернулся домой Рома. Узнав от слуг, что жена вернулась из Мемфиса, он прошел на террасу. При виде лежащей Ноферуры он остановился в нескольких шагах от нее и прислонился к колонне. С досадой и отвращением смотрел он на жену, которая всегда вызывала у него только презрение, а теперь стала непреодолимым препятствием на его пути к счастью с Нейтой.
Тем не менее, он заметил, что Ноферуре, по-видимому, нездоровится. Лицо ее раскраснелось, дыхание было тяжело и отрывисто, нервная дрожь сотрясала тело. "Она больна", - подумал Рома, который, как и все жрецы, был немного врачом.
Он подошел и наклонился над ней. Приятный опьяняющий аромат ударил ему в лицо, но он не обратил на это внимания, занятый исключительно состоянием здоровья Ноферуры. С минуту он смотрел на спящую, как вдруг почувствовал легкое головокружение. Кровь бросилась ему в голову, с необыкновенной силой забилось сердце. "Как она прекрасна", - подумал он. - Как я был глуп, что пренебрегал ею".
Почти бессознательно он наклонился еще ниже и прижался губами к полуоткрытому рту Ноферуры. Женщина открыла глаза, слабо вскрикнула и обвила шею мужа. На этот раз он не оттолкнул ее, как прежде. Со свинцовой головой, с тяжестью в груди он терпел ее страстные ласки. И вдруг привлек ее в свои объятия, стал возвращать ей поцелуи и шептал слова любви.
Все было забыто. Образ Нейты померк. Теперь его неудержимо влекло к жене, которую он прежде ненавидел. Потоки огня, казалось, текли по жилам Ромы, и он, сам того не замечая, жадно вдыхал чудный аромат, исходивший от нее и наполнявший все его существо неведомым блаженством.
С этого дня какое-то странное и непонятное состояние овладело супругами. Дикая, безумная, ненасытная страсть пожирала Рому. Эти чувства, не свойственные спокойной, чистой и гармоничной натуре молодого жреца, казалось, даже влияли на его здоровье. Он чувствовал головокружение, острые боли в груди, лихорадочное беспокойство, ни на минуту не оставлявшее его даже во время службы в храме. Образ Ноферуры всюду преследовал его, а вместе с ним неопределенный запах, который будто сливался с представлением о ней. Только рядом с ней, когда он сжимал ее в объятиях и вдыхал этот аромат, Рома находил относительный покой. И новый прилив страсти заставлял его все забывать, уничтожая моментально нетерпение и беспокойство, пожиравшие его вдали от нее.
Ноферура ничего не понимала в этом внезапном превращении мужа. Несмотря на удовлетворение от того, что он, наконец, разделяет ее страсть, она не чувствовала полного счастья, к которому стремилась. Какое-то разочарование, пустота и самые разноречивые чувства, в которых она ничего не понимала, преследовали ее даже в объятиях Ромы. Когда же он уходил и она усталая лежала на ложе, странные грезы мучили ее. Какая-то неясная фигура незнакомого мужчины наклонялась к ней, его глаза, горевшие, как два пламени, отнимали у нее дыхание, и она просыпалась разбитая, дрожа от желаний, которых сама не могла определить.
Под влиянием этой страсти молодые супруги сделались домоседами, и такое необыкновенное затворничество удивило всех. Роанта ничего не могла понять. Страх и ревность Нейты, которая больше не видела любимого человека, превосходили всякое описание.
- Говорят, что он безумно влюбился в свою жену и для того, чтобы не расставаться с ней, нигде не бывает. Веришь ты этому, Роанта? - спрашивала она свою подругу со слезами на глазах.
Полусмеясь, полубеспокоясь, подруга покачала головой:
- Было бы настоящим чудом, если бы после пятилетнего замужества он влюбился в эту бесстыдную дуру. Но успокойся, Нейта. Завтра утром я отправлюсь к нему, выясню это таинственное дело и приведу его к тебе.
Как и обещала, она отправилась к брату и застала его вместе с Ноферурой в саду. Рома шел, обняв жену за талию. Их взгляды и манеры не оставляли ни малейшего сомнения в их чувствах. Посещение Роанты, по-видимому, не доставило им особенного удовольствия. Она с беспокойством заметила болезненный вид брата и незнакомый прежде лихорадочный и неопределенный взгляд. Руки его горели, как в огне. Видя, что он прячет глаза и уклончиво отвечает на вопросы, Роанта отвела его в сторону.
- Что с тобой делается, Рома? Отчего ты забыл меня? А главное, отчего ты больше не бываешь у Нейты? Бедное дитя в отчаянии от того, что тебя нет. Можешь ли ты, любя, так огорчать ее?
Глаза Ромы жадно следили за женой, прогуливавшейся в конце аллеи, он, очевидно, сгорал от нетерпения.
- Что ты говоришь мне про Нейту? - взвился он в сильном раздражении. - Я не могу бывать у нее, потому что люблю одну Ноферуру. Только теперь я понял, что такое истинная любовь. Рядом с ней я чувствую что-то такое, чего не могу описать: наслаждение, счастье, какого я еще никогда не испытывал. А возле Нейты, как она ни прекрасна, я оставался холодным и равнодушным.
Роанта слушала его, онемев от удивления. Яркий румянец гнева залил ее щеки.
- Признаюсь, я ничего не понимаю в твоей болтовне. Ты сошел с ума или Ноферура околдовала тебя? Иначе почему же такая страсть раньше не овладевала тобой? Твое поведение по отношению к Нейте позорно, и, пока ты не излечишься от своего безумия, я не хочу видеть тебя. Но перед тем как уйти, я дам тебе один совет: ступай в храм и попроси, чтобы тебя полечили. Ты или болен, или находишься под влиянием дурного глаза. Вообще вы оба, ты и Ноферура, очень изменились и стали какими-то странными. Ты похудел и как-то лихорадочно возбужден. Твои глаза горят, как угли, и пугают меня. Что с вами случилось?
- Прошу, избавь меня от своих нравоучений! Я чувствую себя отлично и не считаю нужным излечиваться от законной любви к жене! - с гневом выкрикнул Рома, повернувшись спиной к сестре.
Роанта ушла очень озабоченная, ничего не понимая в состоянии брата. Нейта с нетерпением ждала ее и засыпала вопросами. Роанте очень хотелось скрыть или смягчить истину, но настойчивость девушки скоро вырвала у нее признание в том, что действительно сильная страсть к Ноферуре наполнила душу Ромы, заставляя его все забыть.
- Все это очень странно, и я уверена, что здесь скрывается какая-нибудь тайна, - прибавила Роанта с гневом и огорчением. - Или эта отвратительная женщина околдовала его, или он находится под влиянием ужасного дурного глаза. Но это пройдет. Тогда он поймет свою ошибку и вернется к тебе любящий сильнее, чем прежде.
- О! Если это время когда-нибудь настанет для него, то мое безумие, я надеюсь, пройдет безвозвратно, - побледнев, ответила Нейта, слушавшая с пылающим взором. - Благодарю тебя, Роанта, за то, что ты сказала мне правду. Знать, что Ноферура заменила меня в сердце человека, в любовь которого я слепо верила, - это горькое, но спасительное лекарство, - сказала она и рассмеялась.
- Любить, любить я могу только один раз в жизни. Всякое недостойное чувство я вырываю из своего сердца, как ядовитую змею. Так же я поступлю и с Ромой. Если ты дорожишь моей дружбой, не произноси никогда имени этого изменника, я хочу забыть того, кто так презрительно отнесся ко мне... - она умолкла, задыхаясь от волнения, и несколько горячих слезинок скатилось по ее щекам.
Глубоко огорченная, Роанта поцеловала ее и постаралась успокоить, объясняя колдовством непонятную измену брата. Но смертельно оскорбленная Нейта не хотела признавать никаких объяснений для человека, осмелившегося изменить ей и забыть ее. Пожираемая ревностью, с трудом сдерживая свои бурные чувства, она простилась с подругой и на несколько дней заперлась в своем дворце, обдумывая план мести. С жестоким самодовольством она поздравляла себя, что в своей любви никогда не переступала границ честности. По крайней мере, в этом поражении ей нечего краснеть за себя и никакая прошлая слабость не будет обезоруживать ее перед изменником, если он когда-нибудь снова попадет под ее власть.
Несколько недель прошло без изменения. Рома и Ноферура продолжали безумно любить друг друга. Но эта любовь была так законна, примирение молодых супругов было так просто, что никто не обращал на это внимания. Только одна Роанта, знавшая тайные чувства брата и его отвращение к жене, огорчалась и все больше беспокоилась, так как всей душой любила его. Несмотря на обещание не встречаться с ним, она несколько раз была у него и с ужасом наблюдала, как он страшно изменился. Такой тихий и спокойный человек, каждое движение которого отличалось величественной грацией, стал раздражительным, сердитым, с резкими жестами и речами. Прежний ясный взгляд постоянно пылал огнем, а удовлетворенная страсть, очевидно, не давала ему ни счастья, ни покоя. Самое странное было то, что с Ноферурой произошла совершенно такая же перемена. Она не была уже распущенной женщиной, жаждущей удовольствий и ненасытной в стремлении к празднествам. На ее побледневшем и похудевшем лице читалось то же утомление, такое же лихорадочное беспокойство пожирало ее, отнимая всякое удовлетворение и всякий покой.
Окончательно убедившись, что Ромой овладела какая-то таинственная сила, Роанта в страшном отчаянии отправилась однажды в храм к брату и со слезами на глазах умоляла его признаться, что с ним. Как во сне, молодой человек провел рукой по лбу.
- Ты права, Роанта, что-то странное происходит со мной. Внутренний огонь сжигает меня. Все мое тело как бы налито свинцом, и какое-то неопределенное беспокойство гонит меня отовсюду. Только возле Ноферуры я чувствую некоторое облегчение и нахожу немного покоя и забвения. Я сознаю, что прежде было совсем иначе, что какая-то внезапная любовь овладела мной. Когда я молюсь здесь, то сам удивляюсь себе: чего я хочу? Я стал рабом этого чувства, и у меня нет сил бороться с ним.
- Бедный мой Рома, очевидно, ты жертва какого-то колдовства. Собери всю свою энергию, посоветуйся с мудрецами и магами и попробуй лечиться. Может быть, тебя избавят от него, - умоляла Роанта, заливаясь слезами.
Рома обещал и сдержал слово, но это не привело ни к каким результатам. В своем горе Роанта поведала однажды своему другу Кениамуну, что происходит с братом, не упоминая, конечно, про любовь Ромы к Нейте.
Очень заинтересованный и удивленный, воин посоветовал ей обратиться к Абракро, самой опытной в деле колдовства. Полная новой надежды, женщина с богатыми подарками отправилась к чародейке. Та дала ей различные порошки и питье, которое она должна была подливать так, чтобы Рома не знал этого. Но эти средства, как и лечение мудрецов, не подействовали. Тогда Абракро откровенно призналась, что она не может отгадать, что за колдовство было совершено в этом случае.
Все это время Нейта жила очень замкнуто. Ее первый гнев и отчаяние сменило мрачное, полное горечи спокойствие. Жизнь казалась ей пустой и ненавистной, мужчины внушали недоверие и презрение. Каковы должны быть другие, если Рома - этот идеал, которому она преклонялась, как богу, - если Рома, за верность которого она поручилась бы своей жизнью, постыдно изменил ей ради женщины, которую он, по его же словам, презирает? Отдаваясь вульгарной страсти, он больше кого бы то ни было заслуживал презрения. Влияния же сверхъестественных сил Нейта совершенно не допускала. Ее оскорбленная гордость и тайная ревность не хотели допускать никаких оправданий.
Под влиянием этих чувств Нейта избегала общества и даже при дворе бывала редко. Любопытство, с каким старались узнать причину ее таинственной ссоры с Саргоном в день несчастного бракосочетания, делало ее еще более дикой.
Одну Роанту она принимала дружелюбно. Но ее гордый рот никогда не произносил имени забывшего ее человека, она избегала всякого разговора, который мог бы напомнить о нем. Роанта чувствовала себя неловко. Рома всегда был главной темой их разговоров. Теперь же касались только общих предметов, и разговор лениво тянулся, оканчиваясь обыкновенно долгим молчанием с обеих сторон.
Однажды, когда Нейта чувствовала себя особенно одинокой, к ней пришел Кениамун как посол от Сэмну. Девушка благосклонно приняла его и, усадив рядом с собой, предложила ему прохладительного.
- Отчего ты так редко навещаешь меня, Кениамун? Тебе скучно со мной? - спросила она с улыбкой.
Молодой человек покачал головой:
- Нет, Нейта, это ты стала совсем другой. Мне тяжело приходить сюда с мыслью, что ты окончательно изгнала меня из своего сердца, что ты не доверяешь больше мне и не находишь для меня дружеского слова.
- Ты ошибаешься, Кениамун! Теперь, как и раньше, ты внушаешь мне искреннее чувство, а в эту минуту, больше чем когда-либо, я нуждаюсь в преданном друге. Выслушай меня без гнева и не требуй от меня любви. Нельзя дать вещь, в которую не веришь, а я не верю больше в глубокую, вечную, как жизнь, любовь. Я дорого заплатила за опыт, доказавший мне, что это слепое чувство так же непостоянно, как и биение сердца, которое она возбуждает. Я любила и думала, что любима взаимно. Глупость! Безумие! Мне позорно изменили! Не сожалей же об этом предательском чувстве. Оно может дать только беглое, мимолетное счастье, за которое ты не поручишься даже на один день. Прими лучше...
- Ты кощунствуешь, Нейта. Измена одного не дает тебе права осуждать истинную и глубокую любовь, какую ты внушаешь другим. Ты свободна, так как преступление Саргона развязало тебя с ним. Почему бы не попытаться тебе быть счастливой и дать счастье другому?
- Ты ошибаешься, Кениамун, считая меня свободной, - ответила Нейта, качая головой. - Нерушимая клятва связывает меня с Саргоном. Накануне его высылки я увиделась с ним и поклялась ему, призвав в свидетели Гатору, что возьму его в мужья опять, когда он вернется с каторги. И он вернется. Недавно царица сказала мне, что есть известия о принце. Он с мужеством и покорностью переносит наказание, и ему всячески стараются облегчить участь. Царица прибавила, что через два или три года она помилует его и возвратит ему состояние и положение. Итак, ты видишь, что я не могу принадлежать тебе. Прими же мою любовь друга, сестры и дай мне в обмен такое же чувство. Одно оно свободно от эгоизма и расчета. Она замолчала. Глаза уже были мокрыми, губы нервно дрожали. - Я так одинока, покинута! - проронила она тихо.
Кениамун опустил голову, подумал и через минуту, пожав Нейте руку, с волнением сказал:
- Благодарю тебя, Нейта, за доверие, которого ты меня удостаиваешь. Постараюсь оправдать его. С этой минуты я совершенно изгоняю из своего сердца всякое эгоистическое чувство. Я буду для тебя только другом, братом, покровителем и защитником, если ты в этом будешь нуждаться. А ты обещай мне откровенно поверять все свои огорчения и дай мне право навещать тебя, развлекать и делить с тобой твои заботы.
- На все это я согласна. Но доверие должно быть обоюдным. Поэтому я имею право знать твои заботы, как ты мои...
И Нейта уже улыбалась и протягивала ему руку.
С этого дня между ними действительно установились дружеские и братские отношения. Кениамун своей веселостью, своим остроумием всегда умел развлечь Нейту и, никогда не проявляя нескромного любопытства, разгонял тучи, омрачавшие ее лицо. Нейта же была счастлива удивить его неожиданным подарком и избавить от скучных денежных забот своего небогатого друга.
• •
В это время Ноферура получила известие, что ее тетка Сатата, хворавшая со времени исчезновения Нефтисы, почувствовала себя очень плохо и пожелала ее видеть, может быть, в последний раз перед смертью.
Ноферура не могла отказаться. Рома, не желавший ни на один день расставаться с ней, решил сопровождать ее. Они наняли небольшое судно и отправились в Мемфис, плывя днем и ночью, чтобы скорее приехать.
Была ночь, когда они приближались к древнему городу. Чувствуя себя по обыкновению тяжело, утомленный Рома лег в маленькой каюте и крепко заснул. Ноферура была в особенно подавленном настроении, пожираемая внутренним огнем, который не могли загасить ни пылкие поцелуи, ни безумная страсть мужа. Она села на носу лодки подышать свежим ночным воздухом, в надежде, что он успокоит ее болезненное состояние.
Подперев подбородок рукой, Ноферура смотрела на величественные храмы и дворцы, уже ясно вырисовывавшиеся при свете луны, как вдруг ее внимание привлекли красные огни, быстро скользившие по воде. Она встала, чтобы лучше видеть, и скоро различила большую, великолепно отделанную лодку, в которой под балдахином, на подушках, лежал какой-то мужчина. Сердце Ноферуры забилось. Ей вспомнился странный рассказ Туа. Она видела самого мемфисского чародея, сфинкс с огненными глазами, украшавший нос лодки, не оставлял ни малейшего сомнения в этом. Лодки быстро приближались друг к другу и скоро поравнялись. Жадно наклонившись вперед, Ноферура вдруг хрипло вскрикнула и вытянула руки. В этом молодом мужчине, лежащем на подушках, в его мрачном сверкающем взгляде, устремленном в бесконечность, она узнала незнакомца своих грез, чарующее видение, которое ускользало из ее рук, когда она хотела схватить его, и которого Рома не мог заменить ей.
От этого восклицания, звучавшего дикой страстью, незнакомец в лодке приподнялся на локте и широко открытыми глазами посмотрел на женщину, стоявшую с протянутыми руками и, казалось, пожиравшую его пламенными взглядами. Трудно передать, что происходило с Ноферурой. Как будто огненное облако наполнило ее голову, уничтожив все сознание, кроме одной мысли: во что бы то ни стало соединиться с этим человеком, схватить его, пока он снова не исчез. Ее грудь высоко вздымалась, огненные искры носились перед омраченными глазами, сердце расширилось. Хотела ли она отчаянным прыжком попасть в лодку Хоремсеба или просто думала освежиться в волнах, неизвестно, но только она прыгнула, как безумная, не переставая протягивать к нему руки, и тяжело упала в воду на расстоянии вытянутой руки от таинственной лодки, которая продолжала свой путь и скоро исчезла вдали.
Один из испуганных гребцов бросился в воду. Ему удалось схватить Ноферуру. Ее вытащили. Прибежал Рома, разбуженный криками и шумом, и как безумный бросился к жене, стараясь привести ее в чувство. Проснулась и прибежала помогать молоденькая служанка Ноферуры - Акка. Но все их усилия были тщетны, и Ноферуру в бесчувственном состоянии принесли в дом ее дяди.
Пока под наблюдением Гора ее раздевали и всеми средствами старались вернуть к жизни, Рома побежал в храм, где он служил во время своего пребывания в Мемфисе, чтобы привести знакомого жреца, который был превосходным врачом.
Когда мужчины вошли в комнату, где лежала неподвижная Ноферура, Рома тотчас же бросился к ней. Вдруг он вздрогнул. Вместо прежней страстной любви в его душе шевельнулось чувство, граничащее с отвращением. Голова у него закружилась. Он выпрямился и почти равнодушно следил за действиями друга, который после продолжительного осмотра, объявил, что Ноферура мертва.
Рома принял это известие, не теряя своего спокойствия, что резко противоречило его прежнему волнению. Он только сказал, что страшно устал. Не бросив даже взгляда на покойницу, он ушел в свою комнату и заснул крепким сном.
Проснулся Рома довольно поздно. Он чувствовал себя усталым и разбитым, как будто перенес тяжелую болезнь. Теперь он был спокоен, душа его испытывала давно забытое умиротворение. Рома сел у открытого окна и задумался. Что значит этот тяжелый сон? Что происходило во время этого сна? В его голове носились только смутные воспоминания, в которых сталкивались любовные сцены и болезненные ощущения, но все это перемешалось, когда он попытался осознать свои поступки и их причины. Вдруг в уме возник образ Нейты. Она тоже исчезла из его жизни во время этого мрачного и тяжелого сна. Давно, давно он не видел ее! Конечно, он оскорбил ее! Сердце жреца усиленно билось. Как мог он пренебречь и забыть это чистое и очаровательное создание ради распущенной женщины, измучившей его своими капризами, своими вульгарными вкусами и животной страстью, вызывавшей у него когда-то отвращение.
Рома выпрямился. Холодный пот выступил у него на лбу. Действительно, он был околдован! Но что разрушило чары? Смерть Ноферуры? Он пошел к телу, которое бальзамировщики, завернув в сукно, собирались уже уносить, и еще раз убедился, что его не влекло больше к этой женщине.
- Наконец свободен! - прошептал он с облегчением. Ему и в голову не приходило, что всегда окружавший Ноферуру аромат, ужасный, опьянявший и привязывавший его к ней, исчез, а вместе с ним исчезли и лихорадочное беспокойство, и внутренний огонь, пожиравший его.
Когда по приказу Гора раздевали Ноферуру, чтобы растирать ее похолодевшее тело, Акка сняла также ожерелье и унесла его вместе с другими мокрыми вещами. Ноферура не снимала ни днем, ни ночью это ожерелье и смотрела на него, как на счастливый талисман. Ведь с того дня, как она его надела, к ней вернулся муж.
Убеждение, что Ноферура прибегла к колдовству, возмущало Рому и сделало ненавистной даже память о жене. Он сгорал от желания вернуться в Фивы, чтобы объясниться и помириться с Нейтой. Объяснив Гору, что его настоятельно призывает служба, он несколько дней спустя покинул Мемфис. Едва он высадился на берег, как побежал к Роанте и сообщил ей о событии, вернувшем ему свободу. Роанта приняла его с распростертыми объятиями и выразила сочувствие по поводу горестной потери. Но с первого же слова Рома перебил ее:
- Брось это, дорогая! Эта потеря - милость богов. Лучше скажи мне, что делает Нейта? - добавил он нерешительным голосом.
Роанта в сильном недоумении посмотрела на него.
- Дорогой мой Рома! Я с радостью вижу, что боги вняли моим молитвам и избавили тебя одновременно и от этой ненавистной женщины, и от чар, которые она навеяла на тебя. Ты образумился и вернулся к истинному чувству, наполнявшему твое сердце. Но, мой бедный брат, я должна сказать тебе, что Нейта, несмотря на молодость и сильную любовь к тебе, так разгневалась на тебя за "измену", как она говорит, что все эти месяцы даже имени твоего не произносит. С горечью в душе она отвернулась от тебя, а что происходит в ее сердце - это для меня тайна.
Рома побледнел, слушая ее.
- Я знаю, что виноват перед Нейтой, хотя и невольно, - сказал он после минутного молчания, - так как находился во власти чар, ослепивших меня, и был бессилен против них. Я с трудом вспоминаю, что делал все эти месяцы под влиянием кошмарного сна, от которого проснулся только у тела Ноферуры. Но мое сердце всегда принадлежало Нейте, и я не могу поверить, что она оттолкнет меня, когда я объясню ей всю правду. Сию же минуту отправлюсь к ней. Если она когда-нибудь действительно любила меня, то простит невольную ошибку.
Роанта пыталась удержать его, убеждая, что уже поздно и что лучше будет, если она предупредит Нейту о его посещении. Но Рома не хотел ничего слышать. Он поспешно направился к Нилу, нанял лодку и приказал плыть ко дворцу ассирийца. В страшном волнении он выскочил на ступеньки и, велев гребцу ждать его на реке на расстоянии голоса, быстро взбежал по лестнице.
У двери, ведущей с террасы в дом, дежурил старый раб, присев на каменные плиты. Он узнал молодого жреца. Когда тот спросил, одна ли его госпожа и где она находится, старик ответил ему со счастливой улыбкой, что Нейта на террасе, выходящей в сад, от нее только что ушел Кениамун.
Быстрым шагом Рома прошел через хорошо знакомые комнаты и, как вкопанный, остановился у входа на террасу, освещенную красноватым светом нескольких факелов и двух треножников, поставленных у подножья лестницы, ведущей в сад. На первой ступеньке, опираясь головой о балюстраду, сидела Нейта, неподвижная, как прекрасная статуя. Большое колеблющееся пламя треножников фантастически освещало пространство и придавало красноватый оттенок белым одеждам, сверкало на ожерелье и на массивных браслетах Нейты. Широкий золотой обруч сдерживал иссиня-черные волосы, густыми, шелковистыми кольцами рассыпавшиеся по ее спине и плечам и по каменным плитам.
Несколько минут Рома молча любовался ею. Никогда еще обожаемая женщина, с которой разлучила его таинственная сила, не казалась ему такой прекрасной, как в этот момент, - задумчивая, с выражением мрачной горести на лице.
Переполняемый чувствами, он быстро подошел и протянул к ней руки, робко позвав: "Нейта!". При звуке этого дрожащего, хорошо знакомого голоса Нейта молниеносно вскочила. С минуту она смотрела на него широко раскрытыми глазами, как на привидение, потом отступила назад.
- Рома! - вскрикнула она, пылающим взглядом смеривая дерзкого, словно желая уничтожить его.
Но, встретив чистый и ласкающий взгляд бархатистых глаз, с мольбой устремленных на нее, она прислонилась к балюстраде, охваченная нервной дрожью. Глаза уже не сверкали, гнев улегся.
- Чего ты хочешь от меня? - с горечью спросила она. - Объяснить свою позорную измену? Оправдаться? К чему все это? Я не имею никакого права на твои чувства. Я замужем, мое слово и моя жизнь принадлежат Саргону. Ты тоже связан, и твоя любовь законна. Вернись к своей жене, к которой ты воспылал такой внезапной страстью. Уйди от меня и не смущай покой, который я обрела, осознав свою преступную ошибку.
Она замолчала и опустила глаза. Голос отказывался ей служить, и она чувствовала, что слабеет под взглядом, с упреком устремленным на нее.
- О, Нейта, не ожидал я услышать от тебя такие жестокие слова. Что я могу сказать, чтобы оправдать рану, которую оставил в твоем сердце? Мое единственное объяснение - роковая сила, ужасное колдовство, которое ослепило меня и тянуло, как раба, к женщине, наведшей на меня чары. Лишенный рассудка, я думал, что люблю Ноферуру, эту преступницу, смерть которой только что освободила меня. Я излечился душой и возвращаюсь к тебе, моей единственной истинной привязанности, несмотря на ужасный кошмар, сделавший меня преступным и набросивший тень на мою искренность. Неужели ты поверила, что женщина, которую я не уважал, могла внезапно стать мне так дорога, что я ради нее позорно забуду тебя? Ты молчишь, Нейта! Неужели ты до такой степени забыла меня, - голос Ромы дрожал, - что не веришь больше моим словам? Так посмотри на меня! Похож я на человека, месяцами наслаждавшегося счастливой любовью?
Нейта подняла глаза и внимательно посмотрела на похудевшее, утомленное лицо жреца, который отступил назад и прислонился к косяку двери, опустив голову. Да, на лице была печать физических страданий. Но возможно ли, чтобы роковые чары привели к измене помимо его воли? Нейта начала этому верить. Рома разбудил в ней добрые чувства. Все злые, нечистые или эгоистические устремления исчезали в его присутствии, он как бы разгонял их глубокой, благородной привязанностью к ней. Так и теперь, печаль любимого человека, его сдержанность и сочувствие к его незаслуженным страданиям разбили ледяную корку, заковавшую гордое сердце девушки. Она сделала несколько нерешительных шагов навстречу, а затем порывисто бросилась в его объятия.
- Ты прощаешь мне прошлое? Ты возвращаешь мне любовь, которая осветит мою омраченную душу? - прошептал он, радостно и ласкающе глядя во влажные глаза любимой.
Нейта сияла детской улыбкой, полной счастья. Обвив рукой шею Ромы, ответила ему поцелуем. Гнев, горе - все было забыто. Бедная Нейта! Не зная цены, она наслаждалась любовью без упреков и без страданий - единственной любовью, дающей истинное счастье и облагораживающей сердце. Вечная любовь - частица того божественного огня, который вложен в наши души. Она не знала, что будущее готовит ей ад, который тоже называется любовью, - одно из трех роковых чувств, которые разрушают тело, омрачают душу. Ей предстояло вынести гораздо больше всех тех страданий, которые выпали на долю Ромы. Но, к счастью, будущее скрыто от смертных, и поэтому никакая тень не омрачала этого блаженства.
- Теперь довольно ссор и объяснений, - просто и нежно сказала Нейта. - Пойдем, мой бедный Рома, поешь чего-нибудь. Твои измены сделали тебя худым и бледным, как тень. Надо опять стать красивым и полным.
Скоро они сидели за ужином, состоящим из самых изысканных блюд. К Нейте вернулось хорошее расположение духа. Она так остроумно шутила над чарами Ромы и так мило насмехалась над ним и над собой, что он смеялся от всего сердца.
Взрыв серебристого смеха заставил обоих обернуться. На пороге стояла Роанта. Хлопая в ладоши, приятельница бросилась к Нейте и поцеловала ее. Затем она обняла брата и, схватив со стола кубок вина, подняла его с торжествующим видом:
- Да будет благословенна Гатора! Мир заключен, прошлое забыто, и злые духи изгнаны навсегда!