Любовь и ненависть - продолжение 21, гл. II

Дастин Зевинд
Внутри нашей студенческой группы я поддерживал статус-кво своей независимости и легкого словесного стёба ко всем проявлениям чванства и ханжества, оставаясь при этом в поле относительного приличия. Окружающие меня ребята имели в основном тягу к спортивным видам развлечений и не очень понимали моего неравнодушия к юмору, а существенная между нами возрастная разница накладывала еще и отдельные нюансы на наши, довольно-таки, коллегиальные отношения. В других группах были другие деятели комедийного жанра или упертые коммунистические лидеры, чей круг потребностей редко выходил за рамки их идеологических понятий. Теперь уже смешно вспоминать, но наша дружба с "осудившим" мои проступки Михаилом расстроилась, едва начавшись: он неисцелимо обиделся из-за того, что я не пришел с Раисой на его день рождения! И этот моралист напрочь "не понимал", как можно бросить жену с ребенком! Когда с ним случилась беда и он также своих покинул, я не стал его допекать злорадством. “Не суди, да несудим будешь.”
 

Из под угрюмых, раскрытых веером, облаков выглядывало “зубастое” солнышко и хотя в плаксивом небе метеосводк снега не предвиделось, наматывая секунды на веретено земного времени, распоясавшийся декабрь приближал зимние праздники. Всех нагрузили общественной работой: кому - снежинки вырезть, кому - чертей малевать. Мы с моим приятелем, Стасом К., готовились к елочному концерту, выпросив для нужд ансамбля подсобную комнату на старой территории института.

Рослый, в меру упитанный Станислав был надежным и простым в общении парубком, хоть и родился в семье замминистра. Однажды он пригласил меня в свой дом и я удостоверился, что министерские работники живут ничем не лучше учителей - мило, со вкусом, но воздержанно. По всей видимости, его родители не были хапугами. Поэтому с совестью у Стаса было окейно и, к слову, с музыкальным слухом - тоже...

Два дня мы мучили свои гитары, разучивая песню группы Цветы, "Летний вечер". Гармонию освоили, соло содрали, собрать её слаженно и красиво не получалось, - нужен был барабанщик. А где его взять?.. Кликнули клич по факультету. Желающих много, умеющих – никого! Приходили даже девчонки с ЧРТ, беспомощно пытаясь что-то изобразить на в хлам разболтанной ритм-установке. Стас предложил проверить своего друга, Володю Б., сына нашего преподавателя археологии. Вовка никогда ударником не был и барабаны видел только в кино. Но он имел приятный баритон и, несмотря на частичное отсутствие слуха, из-за полученной в драке травмы, мы его прописали в свой ансамбль. С ним я серьезно и надолго cдружился, он был единственным парнем на факультете, который всегда меня поддерживал и понимал. Да и отец его оказался матёрым специалистом прикладной истории, с заглавной буквы человеком и отличным преподавателем...


Ну где ты, бойкая “пташка”, куда запропастилась? Пока часы неумолимо отсчитывали время, мой взъерошенный вихор замерзал на ветру. Пора идти подыграть выступающим...

С Раей мы договорились встретиться перед самым концертом, чтобы ей успеть сменить обувь и переодеться, но она опаздывала... Я не стал дожидаться “жар-птицы” у входа и побежал к "согревающимся” изваром музыкантам. Не дай бог, набубенятся!

К тому достопамятному балу моя искусница сшила себе длинное платье из броской дорогой ткани с алмазными блестками. Когда она, в самый разгар карнавала, появилась в освещенном актовом зале института, добрая половина парней и девушек, обратив на неё свои пораженные зырки, инстинктивно ахнула. Другая бы споткнулась от такого к себе внимания, а обаятельной чародейке всё было нипочем! Секрет её раскованности прост - всё та же близорукость. Она и меня на сцене не сразу увидела. Хорошо, что вовремя это заметил я, иначе танцевал бы со своей гитарой до самых петухов!..

Я познакомил Раю с моими друзьями, попросил их с ней не шалить, поднялся на авансцену к своему, уже "прогретому", составу клоунов и… “снова песня, снова мы, от Ре-мажор - до хрипоты!” А она веселились внизу в общей компании и мне за неё было радостно и спокойно. 


Второй раз после армейской службы я приехал праздновать Новый год в незыблемую крепость своей семьи. Вечерним поездом добрался и брат с подарками. Наши родители не могли нарадоваться – целых два студента в соскучившемся по дорогим гостям доме! На улице моросил холодный зимний дождь, была неописуемая слякоть, а возле поселкового клуба шумел народ, торопя киношника открыться. У нашей калитки появилась незнакомая девушка. Передала мне записку. Неля просила выйти поговорить. Мы встретились в парке, где около часа мокли на деревянной скамье, замкнувшись в заунывном молчании. Нам нечего было больше сказать друг другу. По её щекам, как горькие слезы, катились небесные капли, где-то, во тьме, скулили жизни щенята, а на сердце моём одичавшие кошки скреблись… “Хорошая, добрая ты, но не моя, прости, в глазах слишком много грусти, - мне столько не унести…”


http://www.proza.ru/2016/11/23/157