«Хлеб и «Рама»!» – вот девиз того времени. А еще помню цитаты Лёни Голубкова и грозное «Заплати налоги и живи спокойно!» Но нам это было далеко по боку. Жизнь экранная не пересекалась и не отражала жизнь в наших захолустьях. Хотя цепкому уму «Хлеб и «Рама», пьянки Ельцина и МММ могли многое сказать о голоде, разрухе и хаосе в умах и жизни населения. Говорят, что мы то, что едим, о чем думаем, о чем мечтаем…Мы этот «бал» не заказывали ни в мечтах, ни в думах своих. Мы просто шпанились на просторах наших дворов, глотали пыль и копоть машин и...воровали. Жрать хотели. Так хотели, как любви.
Все можно оправдать. Да и детский мозг многое не воспринимает так глубоко, как взрослый. Но даже на детский мозг неплохо действует принудительная сила и внушение ребят с мордой бульдога. «Старшие»… они такие… Да никакие! Всего лишь на голову выше тебя, старше по годам, наглее и матерее. Еще каким-то опытом владели урки. Но у «старших» в головах в то время были боевики с Ван-Даммом, каратэ и «Дэнди». В общем, как у всех. А стиль жизни был утрированно слизан у «синих». Вся эта ненависть к ментам, воровская романтика и шальной промысел – что они знали об этом? Да ничего.
Нас трое. Маленьких и шустрых. Задание, как-никак, подходит для нас. Мы ждем из кафе «зажиточного». Нам надо его «проводить». То, что в лихое время все жили плохо, – это чушь. Были те, кто умел жить и в то время. Кому – мать родна, так сказать. Вот таких мы и ждали возле кафе. Куш был. И мы знали, в каком кармане данный «умелец жить» его прятал.
Нас трое. Мы не будем подавать виду, по чью душу тремся здесь, около кафе. Мы дети. Мы играем. А он…он выйдет поддатым, будет плохо держаться на ногах и непременно присядет где-то недалеко от кафе перевести дух. Это будет либо бордюр, где мы играем, либо лавочка. Конечно же, присев и увидев нас, он заведет с нами разговор за жизнь, возможно, угостит чем-нибудь, сплюнет на прощание длинной и густой слюной, заляпает ей себя, попробует уйти и...не дойдет. «Старшие» уже «срисовали» его в кафе и доложили, что «клиент» будет на шатких ногах.
Тут мы и предложим ему на «тимуровских началах» проводить до дома. Улыбаясь во весь рот, доказывая ему свою честность и преданность. Разумеется, не подумав плохо про шкетов, «зажиточный» согласится. А дальше дело техники: двое тащат под бока, блокируя руки, заставляя дубленку провисать и не быть близко к телу, а третий будет искать «лавэ». И найдет. Само собой, «клиента» надо будет отвлекать, пока сзади работают по карманам. Если же внешние карманы окажутся пустыми, а «лавэ» будет находиться во внутреннем кармане, то куртку или дубленку надо будет расстегнуть, чтобы дать пьянице якобы отдышаться, инсценировать падение (якобы не дотащили) и ловко успеть забрать долгожданный «клад».
Иногда мы приходили ни с чем. Тогда нас, мягко говоря, ругали. Старшие не имели жалости. Они тоже паразитировали и хотели есть. Если мы приносили приличный куш, то получали приличный процент. Процент получали всегда. Но какой – зависело от «улова».
Недетские игры. Забитые в голову «понятия». Свои ориентиры, отнюдь не на космонавтов и инженеров. Культ силы. Самодельные кастеты из распиленного пополам вентиля от крана. Школа, как срок, который мы отбывали. «Воспитатели» за стенами школы, и своя «школа». Школа девяностых.
Все работали. Кто как. Работали и мы. Нас было трое. Трое в деле. Кто-то хотел расти и шел в рост. Росли его дела. Рос авторитет. Рос срок…