Мэр Собакин был представительным мужчиной. Выдающийся для чиновника рост, хорошо прокрашенные густые волосы, уверенный взгляд узких светлых глаз, твердый одинарный подбородок. И провинциальный акцент был ему хорош, делая речь увесистой и внушающей уважение подавляющему большинству слушателей, в том числе и выдающимся деятелям культуры на полном бюджетном финансировании. Жители города, в особенности дамы почтенного и весьма почтенного возраста, с каждым годом все нежнее обожали красивого мэра; многие готовы были на него молиться, особенно когда на восьмое марта да к очередным выборам им прямо по месту жительства доставляли продуктовый набор — кило гречки, банку сгущенки и конфеты с начинкой.
Лишь в узком круге самых доверенных лиц — парикмахера, водителя, повара, массажиста и главного псаря - таилось знание о некоторых личных собакинских проблемах. Впрочем, проблемы были у других, а у мэра — особенности. Вполне безобидные. Так, легкая чувствительность к перемене сезонов.
Весной, когда окончательно таял последний снег, и в каждый из долгих дней пыльного, душного, бестолково тянущегося лета Собакин чувствовал себя пустым и ненужным, словно меховая шуба. Оглашая массажисту устное дозволение на реставрацию очередного давно надоевшего труженикам строительного бизнеса исторического здания или уплотнительную суперточечную застройку, казался рассеян, словно не вполне отдавал себе отчет в принимаемом решении. С годами он неплохо изучил вверенную ему топографию; оговорки и путаница случались все реже, а то бывало, что вместо купеческого особняка в центре сносили безвинную хрущевку на спальной окраине, выселив в полчаса силами крепких ребят из ЧОПа застигнутых врасплох обывателей в шлепанцах с котами под мышкой, или, в качестве смелого акта архитектурного постмодернизма, втыкали многоэтажный скороструйный монолит в крохотный пятачок возле чудом избежавшего окончательной реставрации низенького музея. Задумчивый и мягкий, щуривший под летним солнцем узкие глазки как суслик, готовый убыть в спячку, Собакин дремал за оленьей отбивной во время доклада повара об умеренном, но уверенном росте своего рейтинга в отчетах всех уполномоченных социологических институтов. Только звонок сверху мог пробудить его к действию. При первой же ноте торжественной мелодии Собакин вздрагивал, словно во сне рухнул в люк с кипятком, ошпаренно вскакивал, торопливо и бережно воздымал мобильник, почтительно горбился подле него, четко, немного коряво докладывал обстановку, собирал мудрые морщинки возле часто моргающих глаз, тихонько смеялся над шуткой, мелко дрожал лакированной, высокохудожественно мелированной челкой, выслушивал указания, старательно потел сосредоточенно нахмуренным челом, дакал и поддакивал, благодарил и заверял. По завершению разговора возвращал себе прежний внушительный вид и немедленно собирал совещание. И, едва передав скучные летние задания верным людям, надолго оседал в любимом кресле из тюленьей кожи невыразительной, лишенной всякого стремления сонной тушкой.
Зато осенью, когда в городе начинало холодать, мэр приходил в оживление.
- Зима скоро! - с надеждой глядел Собакин на огромный экран, с которого в прогнозе погоды главного городского телеканала девушка в короткой юбочке и ослепительно белых, сверкающих как айсберг колготках, обстоятельно рассказывала о циклонах, антициклонах, холодных ветрах и первых заморозках.
К зиме красавец-мэр расцветал как северное сияние.
- Прогноз хороший обещают, - говорил ему парикмахер; ножницы в руках виртуоза порхали вокруг его творения, персонально обращались к каждому волоску мэрской прически и щебетали как настойчивая птичка.
- Думаешь, пора уже? - хитро щурился Собакин.
- Раньше начнем, лучше места раскрутим, - в ожидании ответа ножницы замирали с открытым клювом.
Идеальная прическа мэра утвердительно кивала.
Совпадение или навет злопыхателей, только в разных местах города, обязательно на улицах с узким тротуаром, очень вскоре как по команде открывались похожие магазинчики с грубыми вывесками «Роспродажа конфеската» с качественным и на удивление недорогим женским нижним бельем, причем белые колготки предлагались любой покупательнице бесплатно — если она приходила в короткой юбке, черных туфлях и была готова тут же подарок надеть — в рамках проводимой рекламной акции, о существе которой спешно набранные на хорошую зарплату продавцы рассказать ничего толкового не могли, а каждый выдумывал что-то от себя.
Зима веселилась. Бросалась легкой порошей в свежие котлованы и блистала алмазной пылью на обломках, ждущих вывоза после реставрации.
И теперь, пролетая по городу в лимузине посреди орущего сиренами кортежа из джипов охраны и полицейских машин, мэр иногда просил водителя сбавить скорость. Заглядывался в окно. Загадочно улыбался.
Собакин не был бы успешным руководителем, если бы не умел разумно делегировать ответственность нижестоящим чиновникам. В мэрии шли регулярные совещания.
- Кажись, снег пошел, - главный псарь неторопливо говорил суетливому человечку, который успевал кивнуть два раза вслед каждому слову. - Меленький еще. Но борзый, с крупкой. Не шморгнет ведь сразу, а? Так если и чего... Пора мероприятия гололедные делать, а? Организуй, Сергеич.
- Не впервой, Сем Семыч, сделаем в лучшем виде, - почтительной скороговоркой отзывался первый заместитель мэра по вопросам благоустройства. Не стоит делать поспешных выводов на основании одного лишь внешнего вида: спину вежливо прогибал один из крутых городских богатеев, в борьбе с прочими достойными конкурентами нацелившийся не меньше, чем на почетное девятое место по длине собственной яхты в текущем бюджетном сезоне.
Начиналась решающая фаза битвы с гололедом - ежегодная страда, подспудная и зримая.
Тяжелые грузовые поезда везли серые тонны химикатов в титанические ангары химических заводов, ненасытные силосы поглощали тщательно перемолотую смесь, личный водитель мэра на его лимузине встречал бизнес-джет с единственным пассажиром - усталым после долгого перелета немолодым человеком в странной меховой шубе и тяжелой вислоухой шапке, с промороженным арктической стужей лицом. Из багажа таинственный гость имел всего лишь кожаную сумку грубого шитья, и бережно, никому не доверяя, нес ее на груди. Заводы работали в полную мощь. Изможденные счетоводы министерства финансов роняли недоеденные таблетки и засыпали в рабочих креслах. В ночной темноте на горе подготовленной смеси загорался огонь, и если кто-то из работяг третьей смены обладал остротой зрения охотника на белок, то мог бы разглядеть силуэт дико пляшущей вокруг него одинокой фигурки, потрясающей круглым предметом размером с большое блюдо.
Нельзя сказать, что важное и необходимое для зимы делалось в самый последний момент. Все большие, да и малые улицы города проходили основательную проверку еще во время летних ливней, и, случись где воде проскакивать в канализацию без задержки, на место немедленно выезжала бригада специалистов и проводила капитальный ремонт.
Зимние праздники начинались с первым плотным снегопадом. Тяжелые вонючие машины жуками-пришельцами выползали на улицы и щедро вываливали во все стороны едкую соленую смесь. Люди в чистой одежде стали редки, как белые вороны. Обувной бизнес считал сверхприбыли. Автомойки, напротив, скучали — тратить деньги, чтобы сверкая, прокатиться метров двести до первой лужи, позволяли себе только лучшие люди города.
В точности рядом с магазинами «Роспродажа конфеската» с нижним женским бельем щеголеватые дорожники в новых оранжевых куртках с подозрительной для их профессии быстротой и слаженностью обрабатывали дорожное полотно рядом с узким тротуаром. Вдоль пешеходной зоны пробивали глубокую колею, в нее стекался рассол. К столбу у начала колеи вешали приметный мигающий знак «дорожные работы» и заботливо перегораживали всю правую полосу временными столбиками до полного окончания ремонта.
Собакин не был бы собой, если бы весь нелегкий труд спускал на исполнителей и не принимал личного участия в самых ответственных делах.
Уже окрепшей зимой, раз в неделю, не чаще, но никогда не реже, обычно в пятничный вечер, кортеж из лимузина, нескольких новых внедорожников и пары машин в цветах ГИБДД подъезжал к припаркованному на инвалидном месте большому потертому джипу с тяжко затонированными стеклами и широкими ребристыми колесами.
На улицу выпрыгивал десяток молодых людей такого крепкого телосложения, будто под их черными костюмами была хоккейная форма; они четко делили местность на сектора, а самый ответственный бережно приоткрывал правую заднюю дверь лимузина. Показывались ботинки. Полы длинного серого пальто. И их хозяин, да не только их, а всего города, мэр его; конечно, в меру отведенных ему руководством полномочий, а то бы и дня не просидел. Сосредоточенный насупленный Собакин шел к заведенному и прогретому джипу. Садился за руль. Трогал руками. Улыбался загадочно. Вздыхал мечтательно. Кивал идеальной прической. Лично захлопывал дверь и давал гудок. Необычный кортеж трогался: одна машина ГИБДД ехала перед потертым джипом, вторая — прикрывала тыл. Через пару минут они оказывались в нужном месте - на заранее подготовленной улице возле одного из хорошо раскрученных магазинов «Роспродажа конфеската». Гаишники отсекали случайных лихачей. Команда в рабочих тужурках молниеносно убирала временное ограждение.
Джип Собакина в полном одиночестве занимал правый ряд, медленно и аккуратно, чуть попыхивая выхлопом, двигался вдоль тротуара, пока не достигал яркого и заметного, мигающего знака «дорожные работы». Невдалеке от выхода из магазина, откуда на холод выбирались довольные выгодными покупками разновозрастные девицы в миниюбках, белых колготках и темных туфлях на высоком каблуке, джип четко въезжал правыми колесами в приготовленную колею. Резко прибавлял скорость. С ревом и дымом от мощного, бывалого двигателя, на низкой передаче мчался вдоль тротура. Заливал женщин грязной соленой жижей сплошь от каблуков до верха колготок. Выше пояса клеймил как попало смачными жирными брызгами. Визг, мат, истошные проклятия неслись вслед — ладно бы еще джип был новый и блестящий, только что вымытый, непосильно дорогой, из тех, что очень спешат по важным делам на заседание или сходняк, но потертый вид, дымный выхлоп и хриплый рев железного хлама возводили хамство маневра в необыкновенную, редкостно высокую даже для суровых городских нравов степень... Ничего этого Собакин слышать не мог — он пролетал вперед пару домов, сворачивал под второй такой же мигающий знак «дорожные работы», заезжал во двор и резко останавливался. Задняя машина ГИБДД тормозила в почтительном отдалении и наглухо перекрывала всякое движение. Все замирало.
Что делал Собакин в джипе в следующие несколько минут, предположений никто из разумных людей не строил. А если какой-нибудь не в меру пронырливый журналюга мог бы спросить об этой тайне его личных водителя с массажистом, они бы только взглянули быстро на дерзостно любопытного и тут же сделали морды кирпичом. Только давно уже не числилось в штате приличных городских СМИ подобных вопрошателей: кого по-хорошему уволили, а кто и от бытового криминала здоровьем пострадал; всякую шпану ни к мэру, ни к его доверенным людям не допускали. И нефиг беспокоить высокое начальство, вона сколько хорошего людям делается.
Мэр вываливался из джипа мешком, ничуть не представительный, но расхристанный, взъерошенный и счастливый, как первокурсник розовым утром из женского крыла студенческой общаги, и, не побеспокоившись захлопнуть дверь, через проем которой летела в тихий городской двор мелодия удалой, еще советской песни «...и отчаянно ворвемся прямо в светлую зарю-у-у-у... Эгей!», в распахнутом пальто, не чувствуя леденящий ветер, неровной походкой шел к лимузину навстречу мчащимся поддерживать его за локотки хоккеистам-охранникам; брел, не выбирая пути, в ботинках, что каждый ценою в подержанный джип, напролом через коричневый снег и соленую жижу.