В Васюганском болоте, в междуречье рек Чижапка и Чузик, которые ниже по течению называются Парабель и Васюган и впадают в Великую сибирскую реку Обь, расположен реликтовый кедровый остров «Фадихин». Он расположен в 10-15 км. бывшего села Лавровка, которое стоит на реке Чижапка и в 28 -30 км. от бывшего села Шерстобитово, которое стоит на реке Чузик. Размеры острова, примерно 10 на 15 км. И стоит он посреди чистого болота. В былые времена здесь охотилась остячка Фадиха, поэтому он и носит её имя. Есть еще небольшая деревня, точнее хуторок Фадиха, в четырех километрах от Лавровки. Там до недавнего времени живел охотник Собакин Михаил со своим сыном Андреем.
В острове растет кедрач, очень старый, но богат на кедровый орех. Правда, урожайные года, там бывают только через семилетний цикл. Так вот, в один из таких урожайных годов, мы втроем, отец, я и брат Николай пошли пешком в остров на заработки. Раньше были заготпункты, где принимали дикоросы и пушнину. В тот год кедровый орех принимали на месте, т.е. в острове по 1,2 рубля за килограмм, а в Пудино по 1,7 рубля за кг. 22 августа 1964 года мы вышли пешком из Шерстобитово. Пошли в сторону «Васюгана» по бывшей дороге за кузницей. Нужно было пройти до первой р. Березовки, это одна из трех речек левых притоков Чузика. Потом мы повернули прямо на запад, и пошли в исток этой речки. Прошли около десяти километров по лесу, едва заметной старой дорогой, и вышли на чистое болото. От кромки болота до острова нужно было пройти еще десять километров чистым болотом. Никакой тропинки, дорожки на болоте не было. Нужно было дойти до середины болота, а потом на горизонте появится темная полоска, которая и была островом. Идем мы по болоту, а кругом карагайник, да заросли голубичника. Голубики…, усыпаны все кусты ягодой! Мы с братом все время останавливались и хватали горстями ягоды. Отец нас все время подгонял и говорил, что надо идти быстрей, что бы засветло дойти до острова. Ходьба по болоту не из легких, да и путь там не прямой. Под ногами батут изо мха, кое где этот ковер прорывается, и твои сапоги зачерпывают бурой, похожей на крепкую заварку чая, болотной воды. Не всегда путь, по прямой, бывает коротким. Иногда на нашем пути попадались окна открытой воды, которые приходилось обходить. Правды ради, следует отметить, что в это время года не было гнуса на болоте. Этому способствовало то, что болото было открыто, и ветерок отгонял мух да комаров, которые появлялись во время небольшого отдыха на сухих кочках.
Часа через два мы, наконец, добрались до середины болота, так как на другом конце болота увидели ту самую темную полоску на горизонте, которая обещала быть островом. Так говорил нам отец. После небольшого отдыха на сухих кочках мы двинулись дальше. Во время ходьбы не отводили глаз с темной полоски на горизонте. Она постепенно увеличивалась, и вот уже стало ясно, что это действительно остров с крупным лесом. Перед самым островом, на нашем пути появилось новое препятствие. Это была речка Томка, которая несла свои бурые воды под толстым ковром мха. Здесь был её исток, но начала его нет. Речка Томка собирает свои воды из болота, и несет их в речку Чижапку, впадая в неё у деревни Лавровка. Это препятствие, как я уже говорил, обойти невозможно. На наше счастье, мы нашли след недавно прошедшего здесь человека. Этот след, метров через 100 по зыбкому мху, привел нас к открытой воде. Здесь был мостик из трёх жердочек связанных между собой шпагатом. Жердочки были очень тонкие, и был риск, что они могут сломаться от нашей тяжести. У каждого из нас был тяжелый рюкзак с сухарями, мешками и прочим необходимым для жизни в тайге. Поэтому, сначала я, балансируя на этих жердочках, прошел на другой берег налегке. Потом, перекинув веревку, начал перетаскивать рюкзаки вплавь по воде, которые привязывал брат Николай. Вторым, можно сказать, переполз на коленях этот мостик отец. Николай, отправив все рюкзаки, решил резко перебежать по этому мостику, и… был наказан за резвость. Ровно на середине мостика, оступился и упал в воду. Все было бы ничего, но, несмотря на то, что речка болотная, все-таки течение в ней было сильное. Его понесло под мох. Я вовремя сообразил и бросил освободившуюся веревку, и очень удачно. Он поймал её уже в воде, и мы вдвоем с отцом вытащили его на мох с нашей стороны. Вот такие, мокрые, уставшие, мы и предстали перед островом. Время было уже вечернее, а нам нужно было пройти еще по острову несколько километров до ночлега. Сам остров стоял как корабль посреди болота. Его берег возвышался над болотом небольшим обрывчиком, около метра высотой. Поднявшись на берег, мы сразу же нашли тропинку, и двинулись по ней вглубь острова. Несмотря на то, что смеркалось, мы сразу же обратили внимание на великаны кедры. Кедры росли редко, но были такие огромные, что своими кронами закрывали все небо. Под кедрами росла зеленая травка « муравушка», как будто в городском парке. В лесу было так чисто, никакого валежника, а на траве сиреневым ковром лежала упавшая шишка. Её было так много, что это походило на зеленый ковер с сиреневыми крапинками шишек. Шишка была очень крупной, и смола, которая покрывала её, давала сизовато - сиреневый цвет.
Наконец, мы подошли к какой-то непонятной постройке на небольшой полянке. Это был деревянный сруб без окон и дверей. К тому же не было и крыши. Здесь, мы и должны были остановиться, так как дальше идти было уже невозможно. В лесу стало темно. Кое - как развели костер, немного обсушились, попили чаю с сухарями и уснули, кто, где нашел себе место. Таким образом, первый день, мы полностью потратили на дорогу к таинственному острову.
Следующий день был у нас днем восхищений и открытий. Я проснулся первым. И пока мои мужики спали, решил пройти по острову. Так как, я не знал острова, то решил вернуться к болоту, откуда мы пришли. Тропинка четко просматривалась, и вскоре я вышел к кромке острова. И, о чудо! Передо мной вместо болота встала стена сплошного тумана. Туман был настолько плотным, что казался чем - то ощутимым, действительно, похожим на стену. Создавалось впечатление края света. По-крайней мере, болота не было видно вообще. К тому же кедры в острове были совершенно чистыми, и воздух был прозрачен. Я долго стоял в недоумении и в надежде, что туман вскоре рассеется, но, не дождавшись этого, пошел к своему месту ночлега.
Там уже горел костер, кипел чайник. Отец уже распределил нам обязанности. Сам он остается в лагере, и обустраивает наш быт, а мы с Николаем занимаемся сбором шишек. Он уже приготовил нам порожние мешки и фартуки для сбора шишки. И вот, подкрепившись макаронами с тушенкой, попили горячего чая, заваренного смородиной, мы начали сбор шишки. Это занятие было настолько увлекательным, что у нас быстро закончились мешки для шишки. Мы набирали шишки в фартук, а потом высыпали в мешок. Наполнив мешок доверху, завязывали его завязкой и оставляли его стоя, там, где он был наполнен. Когда закончились мешки, мы, подняв головы, увидели их стоящими как большие пеньки. Настолько было много шишки, что мешки стояли в нескольких метрах друг от друга. Когда закончились порожние мешки, мы начали таскать мешки с шишкой к нашему стану. К вечеру там уже была приличная куча. Сама шишка, как я уже говорил, была очень крупной, орех в ней тоже был крупный. Но еще больший интерес у нас вызывали сами кедры. Они были настолько большими, что мы втроем, я, брат и отец, взявшись за руки, с трудом обхватили ствол кедры. Потом мы стали говорить, что кедры в «Фадихе» в три обхвата. Высота их была, наверное, метров 50. По крайней мере, я из своей берданки тридцать второго калибра, не мог сбить роньжу на вершине кедры.
Увлеченно работая, мы не заметили, как закончился день. В лесу, как - то резко стало темно, вдалеке горел костер у нашего стана. Отец приготовил ужин и место для ночлега. В эту ночь мы будем спать внутри сруба. Сруб, это прямоугольное сооружение из бревен в несколько рядов, в котором нет ни окон, ни дверей. Во - внутрь этого сруба нужно было лазать через верх в одном из его углов. В этом углу, внутри, был очаг и через него выходил дым. Вот такое сооружение стало нашим домом. Потом в нем будет склад для ореха. Обработанный орех высыпался сюда навалом. После того как будет заполнен этот склад доверху, его закрывают жердями. Сверху жердей укладывают листы берёсты, а на бересту насыпают землю. Так и хранится орех до зимы.
Второй день пребывания в этом «Кедровом рае» начался с заготовки дров. Утром, проснувшись и плотно позавтракав, мы начали пилить двуручной пилой сухостойный кедр на дрова. Этот кедр стоял недалеко от нашего стана и был настолько толстым, что приходилось делать рез пилой вокруг его ствола. Длины пилы не хватало через его ствол. Долго мы его пилили! Наконец-то, он как то необычно просел, медленно наклоняясь, зашелестел в воздухе своими сухими сучками, и упал с глухим звуком на землю. Пень от этого дерева, на срезе был больше одного метра. Специально мы его не измеряли, но разместились, сидя на нем все трое. Цвет среза был темно-коричневый, отчетливо просматривались годовые кольца. Само же дерево было очень сильно пропитано смолой. Отец называл такое дерево «кремнёвым». Местные жители также называют такое дерево «кремнина». Наверное, потому, что оно было очень крепким, как кремень! Если рубить такое дерево топором, то оно не кололось на поленья, а крошилось на мелкие осколки.
Вот такой материал мы приготовили на дрова. Отпилив несколько чурок от ствола этого кедра, по 50 см., на что затратили время не менее одного часа, мы решили оставить эту работу на следующий день. Погода стояла прекрасная! Солнце ярко светило сквозь темно зеленые и лохматые ветви вековых деревьев, прямолинейные лучи, пробивались через них на изумрудную траву «муравушку», застилавшую всё пространство вокруг огромных стволов деревьев. Картина эта, запомнилась на всю оставшуюся жизнь и вспоминаю я её, как будто вижу это наяву. Не знаю, есть ли еще где на земле такие дендропарки! Не знаю, сохранилось ли ЭТО до наших дней? Ну, да ладно! Лирика лирикой, а работа работой.
Работы было так же много, как и вчера. Набрали мы опять по охапке пустых мешков и начали собирать шишки. Сегодня, уж кроме работы, мы начали замечать красоты этого места. Первое, на что мы обратили внимание, это были шишки, которые собирали. Они были такие большие, которых мы раньше не видели никогда. Шишки были сиренево-серого цвета и очень правильной формы. Настоящие сувенирные! Даже жалко было их бросать в мешок. Их было так много, что пришлось смириться, и мы уже их не рассматривали как чудо, а старались не пропустить мимо себе, что - бы не возвращаться назад. Отец сказал, что нам повезло, так как до нашего прихода на острове был сильный ветер, и шишка вся свалилась с деревьев. И вот, как говорится, шишка за шишкой и полон мешок! Завязал его, встряхнул, поставил на землю что - бы не упал, и дальше…
Опять мешки за нашей спиной поднимались как пеньки! Красивая и приятная картина нашего труда. Мы всё дальше и дальше удалялись от нашего лагеря, но всё же он ещё был на виду. Так же как и в первый день, почти внезапно наступил вечер, и мы начали таскать свои мешки с шишкой к своему лагерю. Шишку высыпали из мешков во вчерашнюю кучу, которая была уже по высоте наравне со срубом. После того как собрали все свои мешки с шишкой, расположились у костра для приема пищи. Она была такая - же, как и вчера, лапша с тушёнкой и чай со смородиной и сухарями. Отец рассказал нам про остров. Остров назвали « Фадихин» по фамилии остяков Фадиных, которые жили в д. Фадиха недалеко от с. Лавровка.. Главой семьи остяков был Михей, который полюбил русскую девушку и хотел жениться на ней. Она не хотела выходить за остяка. Однажды Михей выпил водки на праздник и начал приставать к ней. Она начала вырываться, и он ударил её по голове, чем и закончилось его сватовство. Сестра Михея, тоже остячка сочинила стих: « С горки камешек скатился, посреди реки упал. Михейка пьяненький напился, Настя голову сломал…» Были, оказывается и у абаригенов поэты. Ну вот, отец еще сказал, что недавно в конце острова был пожар, но его затушили кемеровские парашютисты, которые заблудились и их долго искали. Целую неделю летали самолеты, но все таки их нашли. Рассказал он нам и о том, что во время «царя – гороха» мужики из Барабинска возили лес из Фадихи. Ездили через болото специально за кедрачём на лошадях по зимней дороге. Грузили на сани по одному сутунку и вывозили на железную дорогу для продажи и для своих нужд. Он сказал, что в Каинске (Куйбышеве) и в Барабинске до сих пор стоят столбы на воротах в частных домах. Так, под рассказы отца, уставшие, мы начали дремать у костра. Отец приставил лестницу к срубу и велел нам лезть спать. Мы устроились на своих постельках, погрузились в сказочные сны, навеянные рассказами отца, и увиденным за день, до утра.
Третий день, тоже не оставил нас равнодушными. Проснувшись, мы с Николаем, лежа в срубе, начали рассказывать, кому какой приснился сон. Однако, долго лежать нам не пришлось. Снаружи, отец стал нас звать к завтраку. Мы вылезли из своей «берлоги» и увидели, что спали сегодня долго. Солнце уже стояло высоко, а кедровки громко трещали на макушках деревьев вокруг нашего лагеря. Спали мы так крепко, что даже не слышали выстрелов из моей берданки!
Оказывается, кроме кедровок, утром прилетела к нам табунок рябчиков. Отец, недолго думая, начал их расстреливать, не сходя с места. Результат его охоты - четыре рябчика, добытых прямо в лагере. Эти рябчики были уже сварены и лежали в берестине на пне старого кедра, источая запах дичи на всю тайгу. Мы быстренько сбегали к небольшому ручью, умылись и приступили к трапезе. До чего же это было вкусно, помню и сейчас! Долго наслаждаться пищей нам не пришлось, так как отец начал нас поторапливать на работу. Он сказал, что сегодня мы последний день на острове, и завтра нам с Николаем надо будет возвращаться домой. И вот, уже привычная для нас работа началась уже ближе к полудню. Шишку мы уже собирали далеко от стана, но её было так же много, как и предыдущие дни. Понимая, что нам надо сегодня хорошо поработать, так как у нас последний день, мы так увлеклись, что не заметили, как кончились порожние мешки. Взвалив на плечи, по мешку шишек мы направились к лагерю за порожними мешками. В лагере, наскоро перекусив и набрав порожних мешков, пошли снова к месту сбора шишки. Когда подошли мы на свое «рабочее место», то неожиданно увидели тут пребывание в наше отсутствие медведя. Признаком этого были небольшие кучки переваренного ореха, которые источали небольшие струйки теплого пара. Если бы, мы пришли на несколько минут раньше, мы бы встретились с ним! Несмотря на это, волосы на голове у нас всё же зашевелились! Со мной была берданка, но что можно было сделать этим оружием, если такую птичку как рябчик можно было убить не дальше двадцати метров. Немного побродив по следу медведя, мы поняли, что он испугался нас и ушел подальше. Мы посидели немного, поговорили с Николаем про эту ситуацию и решили продолжить работу. Шишки собирали уже в спешке, оглядываясь по сторонам, но нас никто не трогал. Постепенно мы успокоились, но день закончился, и наступили сумерки как обычно неожиданно. Мешки с шишками мы таскали к лагерю уже в потемках, ориентируясь на свет костра. Так закончился наш третий рабочий день на чудном острове. Снова забрались в свою «берлогу» и заснули богатырским сном.
Утром, на четвертый день, проснувшись, мы долго восхищались своей работой. Куча шишек была огромной. Её вершина была выше нашего сруба. Отец тоже был доволен и говорил, что ему хватит перерабатывать эту шишку целый месяц. За те, три дня нашего пребывания на острове, пока мы с Николаем таскали шишки, он готовил себе приспособления для переработки шишки в орех. Сначала он сделал валёк, что бы крошить шишку. Это такое примитивное устройство состояло из самого валька и колодины с нанесенными насечками. Шишку клали на колодину и растирали вальком. Однако такое приспособление было малопроизводительно, да и нужно было здесь работать вдвоём. Один клал шишку, а другой растирал её вальком. Тогда, отец изготовил себе мельницу. Он приготовил небольшой барабан из «кремлевого» корня кедры. На этот барабан набил сверху коротких гвоздей, специально принесенных из дома. Сделал отверстие через этот барабан специальным жигалом. Жигало это небольшой металлический прут, который он нагревал в костре докрасна, и постепенно прожигал им отверстие в барабане. Когда было отверстие готово, он вставил туда металлическую ручку, которую тоже принес из дома. Этот барабан с ручкой он поместил в конусный ящик без дна. Ящик, он сколотил из досок, которые вытесал из сухостойной кедры, той, которую мы спилили на дрова. Таким образом, получилась мельница для размалывания шишки. В ящик засыпалась шишка, крутили за ручку, шишка размалывалась гвоздиками на барабане, и высыпалась через нижнее отверстие этого ящика. Такой продукт первичной переработки необходимо было просеять через крупное сито, что бы отделить орех от шелухи шишки. Для этого он приготовил сито из широкого листа бересты. В этом листе он набил отверстия гильзой от патрона моей берданки 32 калибра. Сделал рамку из небольших палок, привязал это сито на перекладину между деревьями на высоту одного метра. Размолотую шишку высыпали на это сито, и орех просыпался в отверстия, а крупная шелуха оставалась на сите. Кроме этого он сделал еще одно сито. Это сито было уже окончательное для отделения ореха от мелкой пыли. Оно было из проволочной сетки, которую он, тоже принес из дома. Орех оставался на сите, а мелкая пыль просыпалась на землю. На этом же сите потом он сушил орех на специальном костре. Вот и вся технология обработки ореха.
Так вот, сегодня, мы отправляемся домой. Мы с Николаем напилили еще несколько чурок от сухостойного кедра на дрова отцу. Приготовили свои котомки, в которые положили немного сухарей, по мешочку сырого ореха, и двинулись в путь. Отец проводил нас до кромки острова. Здесь, он срубил нам несколько жердочек, для того что бы могли их положить на мосток через речку Томку, и мы отправились по болоту на восток. Отец сказал нам на прощанье, что на другой кромке болота, он поставил вешку изо мха, положенного на высокий куст карагайника. На эту вешку нам и надо было идти. На острове он теперь остался один. Мы шагнули с твердой земли на болотный мох, погружая ноги в него, зашагали домой. Вначале, дорога нам была знакома, да и остров еще хорошо виднелся за спиной, и мы уверенно шагали и шагали по болоту. Потом, где то уже на середине болота, обходя очередное «окно», мы потеряли свою тропинку и решили идти чистым болотом, в расчете выйти на р. Чузик в районе Львовки и Шерстобитово. Отец уверенно отпустил нас идти домой одних, потому что мы не могли заблудиться, если будем идти все время на восток. Рано или поздно мы выйдем на речку Чузик, а за ней дорога « Львовка-Пудино». Уверены в этом были и мы. Болото, особенно на половине пути, было трудно проходимым. Если в начале и в конце болота мы шли по мху с водой, то здесь мох был высокий и сухой сверху. Ноги сначала продавливали этот мох, а потом приходилось их вытягивать из него. И так шаг за шагом. На мокром месте было легче. Ноги не проваливались так глубоко, хотя и была вода сверху. Вот так шагаем, шагаем, упадем на кочку повыше, посидим немного и опять вперед.
Через некоторое время на горизонте стала увеличиваться кромка болота. Где же вешка, которую поставил нам отец? Вот уже появилась опять под ногами вода, кромка всё ближе и ближе. Мы стали прибавлять шаг от нетерпения, быстрее, наступить на твердую землю. Вот уже и кромка, рукой подать. В четыре глаза смотрим, где же вешка? Но, увы, ни вправо, ни влево, вешки нет! Выходим от нетерпения на твердую землю. Какое блаженство, почувствовать твердь под ногами! Нашли колодину и присели отдохнуть. Решили развести костерок и перекусить. Вскипятили котелок со смородиновым чаем, попили горяченького с сухарями, пощелкали орешек, и решили идти по компасу на восток. Лес был негустой и мы уверенно шагали. Всё было хорошо, и мы переговариваясь с Николаем, обнадеживали друг друга, что выйдем скоро на р.Чузик. Вскоре так и случилось.
Впереди появился черемошник. Мы с трудом продрались через его заросли и увидели реку. Прошли немного по берегу и нашли упавшее дерево через русло. По этой березе переправились на другую сторону реки, снова немного отдохнули на берегу, и продолжили своё путешествие дальше. Через некоторое время лес стал редеть, и мы вышли на заброшенное поле. Когда огляделись, то определили свое местонахождение. Оказалось, что мы ошиблись в своих навигационных расчетах километров на десять. Вместо того что бы выйти на шерстобитовскую дорогу, мы вышли в Намечено, а хотели выйти на р.Кулга .
До Шерстобитово от Намечено семь километров, а от Шерстобитово до Львовки ещё десять. Таким образом, нам надо было пройти еще семнадцать километров до дома. Делать нечего и мы уныло поплелись по внезапно возникшей перед нами старой дороге до Шерстобитово. В Намечено уже жителей не было, а в Шерстобитово народ еще жил. Мы незаметно дошли до Шерстобитово. Немного отдохнули на мосту через Чузик в деревне, и продожили путь до Львовки. Во Львовку мы пришли поздно вечером. Рассказали матери обо всём, и на этом наши путешествия закончились, так как начались занятия в школе.
Отец же жил в острове почти целый месяц. Он переработал всю шишку, которую мы ему натаскали за три дня. Высушил и сдал орех заготовителям. Он рассказывал потом, что после нашего выхода из острова, там появилось много народа, которые тоже пришли на заготовку ореха. Места всем хватило и все тоже хорошо заработали на орехе. Весь заготовленный орех принимали на месте заготовители. Этот орех ссыпали в срубы, которые я описал выше, где он и хранился до зимы. Зимой, после того как промерзнет болото, орех вывозили в Пудино на тракторах. Несколько мешков ореха отец оставил для себя, который хранился в общем амбаре. Таких амбаров я видел там три штуки, ион говорил, что все три были заполнены под самую крышу. Вот такой был урожай на орех в « Фадихином» острове в 1964 году.
Второй раз я попал в Фадихин остров зимой этого же года. В декабре месяце, каким-то образом, отец договорился с Иваном Александровичем Петровским, о совместной поездке в остров за орехом.
Иван Александрович жил в Шерстобитово. С отцом они были вместе в острове на заготовке ореха. Оба они оставили по нескольку мешков ореха для собственных нужд. Решили поехать в остров на конях. Кто из заготовителей уже ездил в остров и дорога туда уже была. Я в то время, был дома на каникулах. Отец предложил мне съездить с Петровским в остров за орехом. Я с удовольствие согласился. И вот, я приехал в Шерстобитово к Ивану Александровичу. Здесь мы подготовили двое конных саней. В сани наложили сена, взяли порожние мешки для ореха, и утром следующего дня на двух санных повозках поехали в остров. Погода стояла морозная и мы, закутавшись в огромные тулупы с высокими воротниками, сидя в санях на сене, подергивая вожжи и покрикивая на коней, поплыли по белоснежному ковру в таинственный остров. Надо сказать, что сегодня я понимаю, насколько это было рискованное мероприятие, но в то время я был молодой романтик и с восторгом ждал свидания с этим островом. Сидя в санях, я представлял картину наших действий в острове, хотелось увидать амбары засыпанные орехом. Эти мечты и скрип полозьев по снегу стали причиной моей дремоты. В теплом тулупе и от однообразности окружающей природы я немного задремал лежа на возу. Моя лошадка, почуяв неуправляемость, постепенно стала снижать темп своего бега, и заметно отстала от впереди идущей повозки Ивана Александровича. Иван Александрович же не интересовался моим положением в нашем караване. Его лошадка была помоложе, порезвее, и он уехал далеко вперед от меня.
Из дремотного состояния я очнулся от удара саней обо что твердое. Очнувшись, я увидел, что мой конь остановился, а сани уперлись полозом в небольшой пенек на обочине. Я быстренько соскочил с саней, плечом отодвинул сани с пенька, взяв вожжи начал дергать их, погоняя коня. Сани благополучно выправились на конный след и я, вскочив на воз, начал погонять коня. Оказывается, мы давно уже въехали в лес, проехав васюганские поля. Дорога петляла между деревьев, надо было управлять конем, чтобы не задеть их оглоблями или полозом. Здесь коня сильно не разгонишь, рискуя наскочить на пенек или деревце. Поэтому я заволновался, что Иван Александрович ждет меня, где то впереди. Мои предположения оправдались, Иван Александрович уже подъехал к кромке болота и поджидал меня. Когда я подъехал к нему, он вылез из саней, подошел ко мне и поинтересовался, почему я задержался. После этого он сказал, что надо немного отдохнуть коням, так как на болоте это сделать будет нельзя. Мы дали коням немного сена, развязав черезседельники, подкрепились сами кусочком сала и хлеба. Пока кони жевали своё сено, я прошел немного вперед в сторону болота. В лесу санный след хорошо просматривался, а в болоте резко обрывался, как будто здесь никто не был. Ну вот, немного отдохнув, мы поехали дальше. Конь Ивана Александровича, по-прежнему пошел впереди. Выехав на болото, его конь шел по проторенной раньше дороге, хотя её и не было видно. Дорогу он чувствовал ногами. Наступал туда, где был твердый снег. Как только мы выехали на чистое болото, холод сразу же напомнил о себе. Небольшой ветерок гнал поземку и заставлял прятать носы в высокие воротники тулупов. Своего коня я постоянно подгонял, стараясь не отставать от Петровского. Теперь мне уж было не до сна, я всё время смотрел вперед. Пытался определить положение острова на темной полоске горизонта. Но, там было однообразие, и ничего не указывала на признаки острова. Через некоторое время езды по болоту, я увидел, как Иван Александрович выбросил четушку из саней. Оказывается, он уже высосал бутылочку с самогонкой, пытаясь спастись от холода. У меня тоже была бутылка с самогонкой, но я прогонял холод привычным для сибиряков методом. Иногда я соскакивал с саней и бежал за ними, стараясь не упустить их. Таким образом, согревшись, прыгаешь опять в свой возок. Иван же Александрович, по своему возрасту, решал эту проблему другим способом. В этом я убедился окончательно, когда через некоторое время увидел, что следующая четушка полетела в другую сторону дороги. Сколько же их у него? Этот вопрос волновал меня потому, что я боялся, как бы он не запьянел окончательно. В такой ситуации мне пришлось бы нелегко. Кроме того, что надо было сделать работу, здесь нужно было ещё и выжить. Эти мрачные мысли, наверное, и навлекли первое мне испытание. Случилось это уже на второй половине болота. Уже просматривались очертания острова на горизонте. Кое - где, среди снежной пустыни, просматривался санный след впереди нас. Кони наши уже устали. Был сильный мороз. Приходилось останавливаться и освобождать нос у коней от намерзшего снега в их ноздрях. От усталости они шли уже шагом, опустив головы вниз в полудреме. И вот, впереди на санной дороге, из под самого носа коня, резко с криком взлетел ворон, который долбил замерзшую конскую глызу. Конь Ивана Александровича, от внезапного шума ворона, резко отпрыгнул вправо с санной дороги, и сразу же провалился по брюхо в снег. Мой конь тоже остановился. Иван Александрович спрыгнул с саней и вожжами начал подергивать коня пытаясь направить его на дорогу. Однако его конь был молодой, да, наверное, ещё и испугался, начал резко прыгать в снегу. Но выбраться на дорогу ему не удавалось. Своими резкими движениями, вскоре он пробил мох под снегом и начала появляться вода на снегу. Оставив своего коня, я подошел к Петровскому, и сразу же понял серьезность ситуации. Мало того, что надо было выручать коня из воды в такой мороз, но еще и надо было что - то делать с Иваном Александровичем. Или из того что он был пьян, или из-за испуга, он нещадно лупил своего коня вожжами. Тот, ещё энергичней бился в снежной каше с водой. Вода уже начала переливать через спину коня. Задняя часть его вместе с хвостом и ногами вообще уже ушла в снежную кашу. Я остановил Ивана Александровича и сказал, что надо быстро распрягать коня, пока он не уйдет вообще под воду. Тот согласился со мной, видя неизбежность ситуации, и мы начали распрягать коня. Развязали сначала черезсидельник, потом начали развязывать хомут. Это было сделать труднее, так как супонь была под шеей у коня, да к тому же еще и воде. Сначала Иван Александрович пытался это сделать, потом я, но никто не мог нашарить в воде конец супони. Если бы могли его найти, то нужно было бы резко дернуть, и хомут бы развязался. Руки у нас были в воде, и мороз заставлял нас думать решительнее. Было решено разрезать супонь ножом. Иван Александрович вытащил свой нож, передал его мне, и я снова полез руками в воду. Нащупав супонь, я начал пилить её ножом наугад. Раздался щелчок, и хомут был развязан. Иван Александрович сдернул гужи с дуги, и наш конь был свободен от саней. Начали мы его опять дергать за вожжи, но всё было бесполезно. Он выбрасывал передние ноги вперед, но они тут же проваливались в воду. Нужно было создать какую- то ему опору впереди. Мы решили вывернуть оглобли из саней и положить их перед конем. Это нас и спасло! Он, выбросив ноги на оглобли, подмял их под себя, несколько ещё усилий, и наконец- то, он стал появляться во весь рост. Еще несколько шагов и наш конь стоит на дороге! Вода с него льется ручьем, под брюхом начали намерзать сразу же сосульки, несмотря на то, что от коня шел пар.
Мы набросили свои тулупы на него вверх мехом, пытаясь согреть его. Пока конь согревался, мы вытащили сани на дорогу, завернули на место оглобли. Привели немного себя в порядок, отскребли снежную кашу с валенок, как могли, согрели и высушили своим дыханье руки. Дальше надо было спасать жизнь свою и животных. Мороз и ветер не щадил никого. Несмотря на то, что на коне были наши тулупы, он начал крупно дрожать. Спасение было только в движении. Костра мы не могли разжечь, так как дров в чистом болоте трудно найти. Кое- как мы запрягли, нашего несчастного коня не снимая с него тулупов, и двинулись дальше к острову. Пока мы возились с конем, самим было не холодно, кроме того, что мерзли голые руки. Когда же мы поехали в санях, да к тому без тулупов, мороз начал залазить за воротник. Сначала я решил было пробежать за санями, но штаны и валенки «стояли колом» от замерзшей воды. Вот и пригодилась мне тут моя заначка! Я откупорил бутылку с самогоном и сделал один глоток. Самогон был очень холодный, и я его с трудом проглотил. Через некоторое время тепло изнутри приятно стало согревать. Самогон был очень крепкий, но действие его было недолгим. Через некоторое время пришлось повторить это действие, и опять результат был приятный. Так до самого острова я и приговорил эту бутылочку. Видел я, что и Иван Александрович согревался этим же. Третья бутылка у него полетела в сторону тоже у самого острова.
И вот, наконец, мы заезжаем в долгожданный остров. Несмотря, на свои проблемы с морозом, я все- таки изумился его красоте. С кромки болота остров смотрелся как большой великан, готовый принять и обогреть нас. Большие, темно-зеленые ветки кедра были покрыты снегом, создавая как бы крышу в огромном доме.
И вот, наконец, мы под сенью этих деревьев. Тепло проявило себя тем что, не надо было отворачивать лицо от ветра, здесь его не было. Кедры великаны, создавая своими ветвями крышу, задерживали и снег. В бору он был неглубокий. Немного проехав по острову, мы добрались до первого амбара, который и нужен был нам. Быстро разожгли костер, распрягли коней. Соорудили из шестов перекладины у костра и разложили на них упряжь для просушки. Дали коням сена. После этого занялись собой. Разложили также у костра свои вещи для просушки, поставили чайник на костер. И вот, Иван Александрович, вытащив очередную бутылочку, предложил мне выпить за чудесное наше спасение и прибытие на остров. Я не отказался, выпил кружку самогонки и закусил хорошим куском сала и хлеба. Вскипел чайник и мы, согревшись и немного отдохнувшие, решили открыть амбар. В бору было уже темно, но свет от костра хорошо освещал амбар. Когда открыли лаз, то увидели, что амбар был заполнен наполовину. Видимо, уже отсюда, орех брали. Иван Александрович выразил желание насыпать орех в амбаре, а я должен был принимать от него мешки с орехом и таскать на сани. Он залез в амбар. Я подал ему порожние мешки, и началась у нас ночная рабочая смена. Он нагребал орех в мешки ладонями, завязывал их и подавал мне через лаз. Я вытаскивал эти мешки и укладывал на сани. Таким образом, мы вытащили десять мешков ореха. Иван Александрович, за то время пока я укладывал очередной мешок на сани, успевал приложиться к бутылочке. Когда же мы закончили эту работу, он уже не стоял на ногах. Присел на орех около лаза и пытался уснуть. Как я его ни уговаривал вылезти и подремать у костра, он ни на что не реагировал. Я понял, что надо залазить самому в амбар, чтобы вытолкнуть его оттуда. Когда я залез в амбар, то убедился в том, что вылезти оттуда не очень-то легко. Орех под ногами рассыпался, они разъезжались, и тело теряло опору. Пришлось отгребать орех от лаза до дна. Потом я разбудил Ивана Александровича и начал выталкивать его через лаз. Он был очень тяжёлым, и практически ничем мне не помогал. Несколько раз я падал вместе с ним обратно на орех, но потом он или, проснувшись, или протрезвев, начал сам карабкаться. После того, как он стал мне на плечи ногами, и я, поднявшись на ноги, поднял его в отверстие лаза. Он ухватился за края лаза руками, и наконец-то вывалился наружу. Пришла моя очередь вылезать из амбара. Тут я понял, что тоже не смогу выбраться самостоятельно, из-за усталости и высоты до лаза. Я крикнул Ивану Александровичу, что бы он бросил мне вожжи. Он, видимо уже сам понял, что надо мне помочь. Он перекинул вожжи через лаз, и начал тянуть меня. Так двойными усилиями, я освободился от плена. Когда вылез из амбара, я увидел, что наш костер догорает, а дров поблизости не было. Я взял топор и пошел за дровами. Ивана же Александровича ничего не волновало. Он откупорил очередную бутылочку, присев у догорающего костра, и приложился к ней из горла. Я нарубил первых попавшихся на пути сучков, притащил и подбросил их в костер. Сразу же стало веселее, эти сучки были смоляные корневища упавшего кедра. Весело заиграло пламя, и появилась возможность у нас отдохнуть и погреться у костра. Мы оба, сидя у костра, незаметно впали в дрёму и от его тепла уснули крепким сном. Проснулся я от того, что холод начал щипать нос. Оказалось, что костер наш опять прогорел. Я хотел было идти снова за сучками, но Иван Александрович опередил меня, он уже тащил их от свалившегося кедра. Когда костер заиграл огнем, мы внезапно ощутили, что ночь кончилась. Небо, между лохматых сучков, уже было светло-синим. Нужно было собираться в дорогу домой. Задали мы нашим коням овса понемногу, еще раз попили чаю сами, и начали увязывать свои возки. В каждых санях было по пять мешков ореха, наши рюкзаки, топор, тулуп и немного сена. Все это обвязали веревками, закрепив их за отводины саней. Запрягли коней, и двинулись в обратный путь. Обратная дорога у нас была без приключений. Мы благополучно проехали, то место на болоте где, чуть не утопили коня, заехали в лес на домашней стороне, и вскоре были уже в Шерстобитово. Остановились мы у Ивана Александровича, распрягли лошадей. Перетаскали мешки с орехом в сени его дома. Было время уже позднего вечера, и Иван Александрович выделил мне место для ночлега на русской печке. Место это было мне знакомо, так как до Петровских, наша семья некоторое время жила в этом доме. Я отказался от ужина и залез на печку. Вскоре я пригрелся и уснул счастливым сном, чувствуя себя как дома. Сны у меня были фантастические! Я всё еще бродил по острову, закидывал голову вверх, рассматривая верхушки деревьев. Каждая вершина кедра приветливо мне покачивала своими ветвями, на которых гроздьями висели крупные шишки. Подсматривал я за семьей медведей, которые лазали по упавшему кедру, представляя картину Шишкина «Три медведя». Видел я и бескрайние , белоснежные просторы Васюганского болота. Наблюдая за поземкой, задавал себе вопрос во сне, куда же несется этот снег? Вот такие детские картинки все еще снились мне. Утром меня разбудили громкие голоса в доме. Оказывается за мной заехал Яков Антонович Фрумусати. Он уже загрузил один мешок ореха в сани и ждал, когда я проснусь, что бы доставить меня во Львовку. Он был хороший наш знакомый и попутно довез меня домой. Оставшиеся четыре мешка ореха, отец потом сдал заготовителям и получил за них хорошие по тем временам деньги. Вот так и закончилось моё знакомство с удивительным, изумрудным островом Фадиха. С тех пор я больше там не бывал, и ничего не знаю о дальнейшей его судьбе. Кто- то из охотников говорил, что остров погибает постепенно, помогает ему в этом наша цивилизация. В остров ходит вездеходная техника, нарезая глубокие колеи. Летают низко над вершинами кедра вертолеты, пытаясь сбить струей ветра от лопастей шишки. От этого ломаются верхушки деревьев, и кедр начинает сохнуть. Говорили, что там была установлена пилорама, на которой изготавливали пиломатериалы из кедра. Однако, всё это слухи, и я конкретно это не утверждаю, так как источники не достоверны. Жаль, конечно, что это если так. Такой остров нужно было бы сохранить как памятник природы. Хотя из-за недоступности и отдаленности, вряд бы туда кто- то изъявлял желание посетить его из любопытства. Так устроена наша Сибирь-матушка, всё сокровенное она скрывает в своей недоступности. Вот такие параллельные уникальности!
Уникальные островки памяти в моём, ещё здравом мозгу, уникальные природные островки с уникальными кедрами среди бескрайнего болота нашей Сибири.
В начале моего рассказа, я упоминал об еще одном чуде природы в Васюганском болоте. Хранит моя память уникальность, и такой же островок среди болота еще одно чудо природы.
Это озеро «Щучье» в 28 километрах на юг от с. Львовка. Точнее, там два озера, одно маленькое и большое. Они находятся рядом друг от друга. Эти озера находятся на пути, когда то существовавшем от Львовки до Горемычки. Во времена переселения кулаков в ссылку и до последних колхозов, по этой дороге в летнее время носили почту из-за болота. В зимнее время ездили на лошадях по своим надобностям на большую землю. Так вот, это озеро расположено среди Васюганского болота. С восточной стороны у него высокие торфяные берега, на которых растут карликовые сосенки. Южный берег пологий, и вода выходит на болото. Остальные берега заросли мелким карагайником. Назвали озеро «Щучьим», потому, что в нем водилась рыба щука. Другой там никто не добывал. Жители с. Львовка постоянно ходили на это озеро и ловили там щук. Щуки там ловились огромные. Рассказывали, что такие щуки питались утятами и другими водоплавающими зверьками.
Так вот! Я бывал на этом озере несколько раз. Ходили с рюкзаками по нескольку человек летом, когда жара, да пауты. Под ногами мох и вода, а сверху солнце, назойливые мухи, да пот. Однако, охота « пуще неволи», и трудности не помеха.
В сапогах трудно идти, так мы приспосабливались ходить в плетенках. Какие бы сапоги ни надевали, ноги все равно были мокрыми, если не от воды, то от пота. Поэтому, надевали сандалии с носком, и шагали прямо по болоту и воде. Идти было легко.
Ездили на технике весной, пока еще не растаяло болото.
Вот про такую поездку я и расскажу. В то время я работал управляющим отделения совхоза. Компания охотников и рыболовов уговорили меня поехать на озеро. Мы снарядили трактор ДТ-74 с санями и на майские праздники отправились на рыбалку. Погода стояла самая подходящая. Снег уже почти весь сошел, но земля ещё не протаяла. Тоже, самое было и на болоте. Сверху мха была вода, а внизу мерзлота, которая хорошо держала трактор с санями. Трактор весело бежал по болоту, пощелкивая чистыми башмаками гусеницы. Сзади образовывался след от деревянных полозьев саней.
В некоторых местах след окрашивался в красный цвет. Оказывается, красный цвет был от раздавленной клюквы, по которой мы невольно проезжали. В таких местах мы останавливались, что бы полакомится клюквой и оценить её запасы и площадь.
Всегда попадались такие места, что клюквы было очень много. Мы разбредались по болоту, вокруг саней собирая, и бросая её пригорщнями в рот. Клюквы было так много, что можно было её собирать, но у нас была другая цель. Насытившись, ягодами мы с сожалением, что надо было ехать дальше, собирались на санях и продолжали путь к озеру.
К озеру, из-за таких задержек, мы подъехали ближе к вечеру. Пока заготавливали дрова для костра, устраивали место для ночлега, солнце успело спрятаться за горизонтом, и наступила темнота. Весело затрещал костер, закипел чайник, и все принялись развязывать рюкзаки, вытаскивая съестное. Подкрепившись, традиционным для такого места ужином, стаканом водки, хлебом да салом, да кружкой чая с сахаром, завели разговоры о предстоящих делах здесь.
Решили, завтра разделится на две бригады. Одни займутся охотой и рыбалкой, а другие будут готовить лес для избушки. Избушку мечтали давно здесь поставить, так как приходилось часто ночевать на озере. У костра же это было не очень- то комфортно. Когда решили этот вопрос, кое- кто еще добавил в себя «огненной воды», кто-то еще посмаковал горячего чаю, и все начали укладываться спать. Некоторые мужики уснули сразу, а другие в полголоса обменивались друг с другом рассказами о своих удачах на этом озере. Постепенно зашел разговор о другом озере - «Карасевом», которое в пяти километрах на восток от «Щучьего». Иван Пассажеников говорил, что он был там, но карасей не наловил, так как была плохая погода. Вообще же карась на этом озере любит тишину, и при любом неестественном шуме для озера, сразу же зарывается в ил.
Это подтвердил Семен Богачев. Он начал рассказывать, что ходил на озеро с Андреем Дмитриевичем Булатовым. Когда они пришли на озеро, Дмитриевич сразу же предупредил его, чтобы не было шума, « иначе мы ничего не поймаем» сказал он.
На этом озере раньше рыбачил отец Булатова, и Андрей всё об этом озере знал из его рассказов. Семен сказал, что они хорошо поймали карасей только один раз. Очень осторожно они поставили сети с берега. В этих сетях сразу напутались «жёлтые лапти». Выпутали больше мешка карасей. Потом решили поставить оставшиеся сети. Начали рубить березки для тычек, и этим шумом распугали карасей. Поставили сети, и сколько раз ни проверяли, карась в сети не шел. Просидели целый день, но карась больше не ловился. На этом их рыбалка и закончилась. Андрей сказал, что здесь больше делать нечего, карась зарылся в ил.
Рассказал он Семену, что здесь рыбачил его отец во время ссылки. Рыбачил он в основном корчагами, от которых шума не было. Это было еще удобно и тем, что в корчагах рыба сидела как в садках и не засыпала долгое время. По мере сил он брал столько рыбы, сколько можно было унести на другую сторону болота. Там он продавал её местным жителям и возвращался за новой порцией, и так всё лето. Потом вытаскивал корчаги из озера и приходил домой с деньгами, на которые они жили семьей всю зиму. В один из таких годов отца долго ждали домой, но его все не было и не было. Андрей решил пойти к нему и узнать, почему его так долго нет.
Когда он пришел на озеро, то там отца не обнаружил. Он решил пойти дальше в сторону «большой земли». Через несколько километров он увидел стаю воронья. Оказалось, что вороньё было здесь не зря. Андрей увидел своего отца бездыханным и безденежным. По его предположению его убили и ограбили те, кто знал, что у него есть деньги. Андрей похоронил своего отца прямо на болоте и поставил на его могиле православный крест. Этот крест стоит на середине болота, на полпути от Львовки до Горемычки, и называется «Булатовский крест».
Так вот время за рассказами перевалило за полночь. Очистилось небо от облаков, и прямо над нами появилась «желтоглазая». Сразу же всё преобразилось, появились причудливые тени от невысоких сосенок, послышались непривычные для нашего уха звуки.
Особенно беспокоили, какие-то жуткие звуки, неизвестные мне. Сначала раздавался, какой- то хохот неизвестного существа, потом звук, похожий на плачь ребенка. И так всю ночь до утра.
Утром я спросил у Ивана, что это за зверь всю ночь орал около нас? Он засмеялся и ответил: «Ты что, не знаешь? Это же куропатка. Она сейчас линяет и в это время у них ток. Самцы сидят на сосенках вокруг озера и соревнуются в песнопениях». Я решил проверить его слова. Нашел сосенку повыше всех остальных и не без труда забрался на неё. Сразу же увидел этих самых куропаток. Они действительно сидели на высоте около метра от земли, и их было так много, что я сбился со счета. Потом начал осматривать окрестности подальше. Вдали заметил, какие-то белые пятна. Сначала я подумал, что это бугорки ещё не растаявшего снега, но почему то кроме этих бугорков других нигде не было. Иван пошутил на мой вопрос: «Как ты думаешь, что это такое?». Он ответил мне: « Это, наверное, ступени от космической ракеты, которые часто здесь падают». Об этом я знал и почти уже согласился с ним, но вдруг увидел, что эти белые пятна передвигаются. Я сказал об этом Ивану и он ответил мне, что это дикие олени, наверное. Хорошо присмотревшись, я действительно увидел, что это олени. Белые пятна это был их зад и задние ноги. Вот такой у них окрас оказывается!
Ну что! Естественно, охотничий азарт заиграл в нашем воображении, и мы с Иваном пошли охотиться на оленей. После того, как вышли мы из карагайника на чистое болото, мы почти сразу же различили их в полукилометре от нас. Решили подходить к ним с двух сторон. Я пошел к ним с южной стороны, а Иван пошел в засаду. Я должен был направить оленей на него. Метров за 300 от меня олени начали беспокоиться, часто поднимали голову и смотрели в мою сторону, перебегая с место на место. Я маскировался как мог, но при первом же моём шаге в их сторону они настораживались. Тогда я понял, что они чувствуют мой запах, так как ветер идет от меня на них. Я решил переменить свою тактику и зайти на них против ветра. Для этого я должен был обойти их с южной стороны. Через некоторое время мне это удалось, и я стал подкрадываться к ним. Олени не вызывали беспокойства и наклонивши голову что то грызли во мху. Устроившись на небольшой кочке, я открыл огонь по ним из тозовки. Расстояние было метров двести, двести пятьдесят. Животных было семь штук. Стрелял я по трем ближайшим ко мне, и лишь один однажды вздрогнул от моего выстрела. Я предполагаю что, видимо пуля задела его немного. После второго выстрела он побежал вокруг стада и остановился, глядя в мою сторону. После третьего выстрела всё стадо вдруг сорвалось со своего места и побежало в сторону засады Ивана. Через некоторое время я услышал и увидел выстрел из ружья Ивана. Однако все стадо продолжало бежать и вскоре потерялось из вида. Я подошел к Ивану, и он сказал мне, что один олень ранен. Мы с ним прошли несколько сот метров по следу, но ничего не заметили, да и олени убежали очень далеко от нас. Мы решили вернуться к озеру. Был уже полдень, солнце по-весеннему припекало. На озере лежал ещё лед, по которому можно было ходить. У берегов озера были закраины чистой воды около метра. В некоторых места меньше, поэтому мы свободно перепрыгнули с берега на лед и пошли по льду озера в сторону своего лагеря. В небе над нами творилось, что- то невообразимое. Всё пространство в небе над озером было заполнено птицами. Птицы водили, только им понятный, хоровод высоко в небе. На разных эшелонах в небе находились утки разных пород; крякаши, чирки, гоголь, гуси, несколько лебедей, кулички, вальдшнепы, чайки и другие мелкие птицы. Каждая порода этих птиц издавала свои голоса. Песни это были, или восторги от радости, мне неведомо, но настроение от этого было у нас тоже как у птицы, парящей в небе. Мы, задрав головы, наблюдали за этой картиной, которую нигде больше не посмотришь. Солнце, тепло, лед под ногами, над головой птичья карусель, и мы двое на льдине огромного озера. Сказочная картинка! Жаль, что нечем было зафиксировать всё это. Думаю, загадочный был бы снимок из космоса. Среди однообразной болотной пустыни, белое пятно озера, а на нем две человеческие фигуры. Да, но это всё из области фантазии. В самом деле, мы были не одни здесь. На берегу с северной стороны нас ожидали остальные мужики нашей компании. Пока мы занимались охотой, они заготавливали лес для будущей избушки. Сосенки здесь были невысокие. Бревна получались не более трех метров. Такие бревна назывались сутунками, их было уже заготовлено достаточно, но они были разбросаны на большом расстоянии друг от друга. Их надо было собрать в одном месте. Общими усилиями, всей команды мы стаскали на плечах этот лес в один штабель. Хотели, было отправиться домой, но было уже поздно, и решили переночевать еще одну ночь.
Рыбаки наши тоже ничего не поймали. Походили по закрайкам, побросали блесенки, но ни у кого не было ни одной поклевки.
Кто-то из мужиков сказал, что здесь недалеко есть косачиный ток. Можно будет утром сходить пострелять.
Особо желающих никого не оказалось, и я решил сходить один утром. Сказал об этом Ивану. Он сказал, что касач на ток прилетает в четыре часа утра. Так что, на току надо быть до их прилета. Точного места токовища я не знал, но вечернюю тягу слышал и засек направление.
В два часа ночи, я проснулся и решил идти на ток.
Ночь стояла ясная тихая, и морозная. Ярко светила луна, сосенки отбрасывали свои недлинные тени на ещё не растаявший вокруг их снежок. Когда я двинулся в путь, то этот снег под ночами так зашелестел, что разбудил нескольких охотников. Кто-то спросил: « Георгиевич, ты куда?» Я ответил «… на ток». « Ты чё, ночью то, утром надо…». «Ладно спите, я пойду. Утром рано поедем домой». Вот так и не получилось у меня уйти незамеченным. Да ещё и был вопрос « куда пошел», а это плохая охотничья примета. Если тебе задают такой вопрос перед выходом на охоту, обычно охотник на это отвечает матерком и плюет под ноги. Но я промолчал, и стал удаляться от стана, стараясь находить место для сапога, где бы снег был мелкий.
Как бы я ни выбирал путь, снег так громко хрустел под ногами, что я начал сомневаться в своей затее. В лесу стояла такая тишина, как будто всё вокруг вымерло. Неслышно было и вчерашних куропаток со своим жутким хохотом и стоном. Скорее всего, они убрались от нашего присутствия подальше. Отступать мне было некуда, и я продолжал путь.
Километра через два от стана, сосны стали покрупней, и повыше. Еще немного прошел, и… лес начал редеть. Впереди проглядывалась какая-то «чистинка». Когда я вышел на неё, то увидел на снегу следы птиц. Я решил, что это и есть ток тетеревов. Отойдя немного назад, я нашел сухую валежинку, за которой решил устроить себе шалашик. Наломал немного веток сосны, набросал их на снег, несколько веток воткнул в снег перед валежиной, что бы спрятаться от птиц. Тут я и решил сидеть до утра, надеясь на удачу.
Луна уже светила не так ярко, тени от деревьев становились все длиннее, отчего на полянке появилась темнота. Не знаю, сколько времени прошло, но первыми, задолго до рассвета подали голос чайки, где то в стороне озера. Скорее всего, кто- то их потревожил. Крик их был короткий: « чьи вы, чьи вы , кра..а» И сразу затихли, словно постеснявшись что рано проснулись.
Тем не менее, я оживился от ночной дремоты и стал напрягать слух и зрение. Как бы я ни напрягался, тишина стояла внеземная. Я посмотрел на небо и увидел, что один кусочек небосклона становится чуть светлее, и в это время как то внезапно проблеял бекас над озером. И опять тишина! Я начал присматриваться к полянке, в надежде определить, куда же прилетят косачи? Однако поляна была в такой темноте, что я не различал даже её границ. Прошло ещё, какое- то время, и вот, я услышал шум садящихся птиц. Их было несколько в разных местах полянки. Они садились на снег. Это я понял по тому, как шелестел снег от их лап и крыльев. Несколько мгновений тишина, нарушаемая лишь подлетом запоздалых участников боя.
Небо начинает светлеть, полянка определилась в своих границах, но все равно по краям еще темновато.
Вдруг робкое бормотание токовика напрягло мой слух и зрение. После этого продолжительное шипение, с каким-то клокотанием, и на середине полянки появились темные комочки, которые забегали друг за другом, с каким- то пением или шипением, не понять.
Или от того, что я напрягал свое зрение, или от того, что рассвет делал своё дело, я начал различать на нижних сучках сосен самок. Тетерки сидели на сучках вокруг полянки и наблюдали за происходящим.
На поляне же, уже вовсю, шел бой. Несколько пар петухов, расправив крылья и чиркая ими снег под ногами, наскакивали друг на друга и отпрыгивали на безопасное расстояние. Вся красота этой птицы состояла в их расцветке. Сочетание черного, красного цвета и зеленоватого отлива перьев крыла придавали им бойцовский вид и торжественность события. Кроме этого, распушенный хвост, как у павлина, с высоко загнутыми крайними перьями, выдавали их за бойцов особо рода. Воинствующих самцов было три пары. В основном они ходили вокруг друг друга, устрашающе шипели и редко атаковали. Если кто делал выпад, то противник обычно почти сразу же бочком, бочком отходил в сторонку. На его место подлетал молодой боец, и всё начиналось сначала. Постепенно поле боя пустело, и вот осталась только одна пара. Я так увлекся созерцанием этой картины, что напрочь забыл о своей тозовке. Однако, когда увидел, что птиц становится всё меньше и меньше, я вспомнил, что нахожусь на охоте. Я потянулся было за винтовкой, но тут, предательски, сломался сухой сучок на валежине, о которую я опирался. Раздался резкий щелчок и всё вокруг зашумело. Все участники и зрители весеннего боя резко поднялись в воздух и с шумом удалились в неизвестном направлении. Вот и сработала нехорошая примета, с которой меня направили на охоту! Надо было всё же, послать, кого ни будь подальше. Так и пошел я без трофея, так и закончилась моя охота.
Встряхнувшись от волшебной картины, я очутился в реальном мире. Сразу же появились, привычные для уха звуки, этого места. В стороне озера перекликались кулички, в небе блеял бекас, где то кричали чайки. Я поднялся со своего насиженного места и направился в сторону лагеря. Направление его уже было понятно, там уже охотники проснулись, и слышен был обычный шум человеческого присутствия.
Когда я подошёл к нашему стану, все уже проснулись и суетились около тракторных саней. Оказывается, было решено уезжать с утра пораньше. Мужики, раздосадованные неудачной рыбалкой на озере, решили ехать в Лавровку, на речку Чижапка. Затрещал пускач трактора, нарушая все озерные звуки, все уселись на сани, и Сёмка Богачев, врубив передачу, дал полный газ.
Опять защёлкали башмаки гусениц, и наши сани поплыли плавненько по болоту домой. Ощущение у всех было, какое то грустное, все сидевшие в санях смотрели назад в сторону озера, а не в домашнюю. Жалко было, конечно, мало здесь побыли, но мы знали, что ещё вернемся сюда. Домой приехали в обед.
Договорились, что завтра рано утром выезжаем в этом же составе в Лавровку. Добавится к нам Михаил Собакин. У него в Лавровке стоит дом, где можно будет нам ночевать. Кроме этого у него есть ловушки, необходимые для ловли рыбы в речке и в это время.
Здесь следует сказать, что весной рыба в сибирских речках очень рано поднимается на нерест. Такое событие используют рыбозаводы, которые устраивают атарменный лов. Такое используют и рыбаки любители.
На следующий день, день отправки в Лавровку, ранее отправление у нас не получилось. Утром, Семен уже подогнал трактор к конторе, но никого еще не было.
Мужики еще не подошли по нескольким причинам. Майские праздники для кого-то были праздниками, а для кого- то днями для подготовки к весенним работам на огороде. Кто-то спал еще, после вчерашнего возлияния, кто-то успевал сложить грядку из навоза для огурцов, кто-то вытаскивал картошку из погреба на семена.
Такие майские дни для деревни обычное дело.
Первым подошел Михаил Собакин. Он попросил, чтобы трактор с санями подогнали к его дому. Нужно было погрузить его вещи. Мы с Семеном сели в трактор и поехали по деревне к дому Собакина. Народ в деревне услышал ранее тарахтение трактора и к дому Собакина стали подходить наши участники экспедиции.
В общем, мы отправились в путь уже в одиннадцать часов утра. Поехали мы по шерстобитовской дороге. Не доезжая «Трофимовки» свернули налево, и поехали в сторону «Горелой крышки». После этого выехали на болото. Благополучно, как в прошлый раз проехали болото, и заехали на лавровскую сторону. Здесь дорога шла в основном по березовым местам. На пути встречались глубокие лога, но весенней воды в них ещё не было. В Лавровку мы подъехали уже вечером. Дом Собакина стоял на берегу речки Чижапка. Сразу все пошли к речке. Чижапка была уже полая, хотя и зимой льда на ней мало, так в её русле много ключей.
Начали разгружать сани, а Михаил решил, успеть до темноты, поставить в речку фитиль. Он надеялся, что хоть немного попадет рыбы для вечерней ухи. После того как все дела по устройству были решены, я пошел посмотреть ловушку. Когда хотел вытащить фитиль из воды, то увидел, что он был полностью забит рыбой. Я вернулся в дом и сообщил мужикам об этом. Все пошли на берег, и началась у нас ночная работа по ловле рыбы. Несколько человек вытаскивали фитиль, зайдя по колено в воду, с тем расчетом, чтобы не испортить ловушку от тяжести рыбы. Фитиль был старинный с кольцами из прутьев черемухи, и его, практически не вытаскивали, а выкатывали боком из воды. Пока выгружали рыбу из фитиля, Михаил сходил в дом за вторым фитилем и поставил его ниже по течению от первого на пятьдесят метров. И вот, началось! Когда освободили первый фитиль и снова поставили его на место, то второй фитиль уже был полный. Освободили второй фитиль, первый опять был полный. Не все еще мужики успели поужинать с вечера, поэтому с ночной работы отпускали по одному в дом, что бы попить чаю. И так всю ночь до утра! Ближе к утру поставили еще один, третий фитиль. Самое интересное было то, как шла рыба, будто кто- то её сортировал по породам. Сначала шёл чабак, потом пошел подъязок, потом появились окунь, щука. Утром пошел елец. И вот к обеду работы у нас поубавилось, фитили были полупустыми, и вскоре ход рыбы прекратился совсем. Несколько мужиков пошли по берегу речки с ботами, в надежде попугать рыбу от берега, но всё было напрасно, рыбы больше не было. Вот так бывает! Успели мы на ход рыбы! А если бы не поставили ловушки вечером, опять бы были без рыбы. Все сокрушались потом, зачем мы поехали на озеро. Надо было ехать сразу в Лавровку. Однако горевать, нам было не о чём. За одну ночь мы поймали столько рыбы, что каждому досталось по несколько мешков. Всю рыбу мы таскали в снег, который сохранился еще под берегом речки. После того как рыба не стала идти в ловушки, все, наконец то отправились на отдых в дом Михаила. Пожевали, попили чаю, и дружно повалились на нары спать.
На следующий день проснулись все рано, и сразу же пошли затаривать рыбу в мешки. Рыба за ночь немного подмерзла, и было удобно засыпать её в мешки. Потом загрузили мешки в сани, перекусив вчерашней ухой, отправились домой. Во Львовку мы приехали как раз девятого мая, в день Победы. Дома нас встречали тоже как победителей. Так что праздник отмечали с хорошей закуской. Вот такая была весна моей молодости.
Ну, а в остров, мы ходили и ездили еще ни один раз.
Помню, что как- то раз в июне месяце, пошли туда пешком. Кто-то додумался на болоте поменять сапоги на босоножки. Вода была теплая, и в босоножках было идти легко. Жара стояла изнурительная. На болоте не было ветра, на который мы надеялись, когда шли по лесу. Комары, слепец и мухи загрызали наши руки и уши. Когда дошли до озера, почти все сразу же попрыгали в прохладную озерную воду, смывая с себя пот и кровь трудного пути. В то время на берегу озера стоял уже вагончик, который оставила сейсмопартия. Вагончик был пригоден для жилья, там была круглая печка, были двери и нары. Так что нужды в другом жилье на озере уже не было. Наш лес, который мы готовили весной, уже никому был не нужен. К тому же он начал уже портится, так как был не ошкурен. Можно было его использовать на дрова.
Время уже подходило к вечеру, и мы сразу же начали блеснить по берегу. Щука хорошо хватала, но была не крупная. Увлекшись рыбалкой, мы растянулись по берегу озеро, далеко от балка. Подходило время возвращаться на место ночлега. Пока мы возвращались, наступила темнота. В балке растопили печку, и от огня в ней немного стало светло. Фонариков ни кого не было, свечек тоже в балке не нашли.
Нашли мы небольшой лист железа и из него сделали жаровню. На этот лист положили приготовленную щуку, залили её растительным маслом и поставили на печь. В балке вкусно запахло жареной рыбкой. И вот в темноте, мы голыми рукам, выбирая себе кусок жареной рыбы, наслаждались вкусом своего труда. Жареной рыбы было много, все наелись, и на листе осталось на утро ещё несколько рыбин.
Тут же вскипятили себе чай в чайнике, который нашли в балке, попили, и с наслаждением расположились на палатях. Утром следующего дня проснувшись, мы обнаружили на берегу озера, недалеко от балка деревянный баркас с двумя веслами. Это уже было интересно, так можно было ловить щук в разных местах озера. Естественно, мы воспользовались этой возможностью, и вот двое рыбаков отправились в круиз вокруг озера на этом «корабле». Один гребет веслами, а второй сидит на корме и держит блесну. Красота! Сидишь себе спокойно в лодке и с нетерпением ждешь, когда дернется леска. И вот первый рывок лески, да такой, что было больно рукам. Щука намертво заглотила блесну! Леска у нас была толстая, и мы вдвоем начали подтаскивать щуку к лодке. Это была непростая задача, вытащить щуку в лодку. Когда она подходила к борту лодки, то активизировалась и подныривала под лодку, появляясь у другого борта. Мы уже видели эту щуку в воде, для нас она казалась огромной. Долго мы с ней возились. Наконец, она уставшая, спокойно подошла к корме лодки, и мы в четыре руки подхватив её, вытащили в лодку. Щука оказалась килограмм пять, шесть. Таких щук, мы ещё здесь не ловили. В лодке щука начала бить хвостом. Мы, из-за боязни, что она может выпрыгнуть из лодки, перерезали ей лен. Поплыли дальше. Дальше попала еще щучка килограмма на два. Потом пошли травянки по полкило. Потом снова поклевка крупной рыбины. Вытащили опять с возней, щуку килограмма на три. Ну, а потом! Заглотил нашу блесну, какой- то «крокодил»! Леска так резала руки, что приходилось её наматывать на локоть. Описывать эту борьбу, у меня не найдется слов. Да и конец её был плачевный! В конце концов, оборвалась наша леска вместе со щукой, почти полностью весь моток, у самых руках. Так и ушел наш «крокодил» в темные воды озера с длинным поводком и блесной. После этого решили вернуться мы к балку, так как рыбачить нам было нечем. Самое интересное здесь то, что все щуки так намертво заглатывали блесну, что опасаться схода её не было причин. Половил я еще щук с берега. Хорошо попадались! Мужики еще несколько раз заплывали на баркасе и у всех щука хорошо брала. К вечеру все уже хорошо поймали и решили рыбалку прекратить, так как много рыбы домой не унесешь. Все стали потрошить щук и солить солью. Соль каждый приносил с собой. Переночевали мы ещё одну ночь в балке и утром отправились домой с рюкзаками полными соленой рыбы. Так и закончился этот поход .
Думаю и закончить своё повествование на этом об красотах Васюганского края, Теперь его зовут ещё и Край Кедровый. Так стали называть это место по городу, который построили в пудинском бору. Если получится, расскажу, как-нибудь и об этом.
Ну вот, и похвалился я своим болотом. Каждый кулик хвалит своё болото. Болото же это засосало меня на всю жизнь. Здесь я родился, здесь живу. Этим и горжусь !
Удивительная все же эта штука - жизнь! Всё, что случается с тобой в её течении. бывает только в единичном экземпляре. Все чему ты изумлялся, уже невозможно повторить, как бы ты ни хотел.
Только память человеческая может всё восстановить до мельчайших деталей, только при определенных условиях, посетивших меня в начале рассказа.
Каждый день жизни человека, всегда единственный миг, других похожих дней друг на друга не бывает.
И этот день надо прожить, запомнив каждое его мгновение. Возможно, кому то из моих близких или земляков будет интересен этот миг моей жизни.