Не понимать не возражаю

Петр Ольшевский
               



                Первое  действие.

    В  офисе  с  хромированной  мебелью  трое  в  костюмах  пьют  пиво: снедаемый  неудовлетворенностью  Чургонцев , удерживающий  хлипкое  самодовольство  Гамашев  и  гладкий  здоровяк  Погребной.

Погребной. Приятное  ты  пиво  принес.
Гамашев. Премиум-класс. Словно  бы  по  рецептуре  небесной  лаборатории  сработано. Ругать  его  все  равно , что  богоборствовать.

Погребной. С  кем  ты  сейчас  встречаешься-то?
Гамашев. Я  не  слишком  большой  знаток  женщин , но  если  я  на  какую-нибудь  из  них  навалюсь , меня  будет  не  сбросить.
Чургонцев. Но  у  тебя  кто-нибудь  есть  или  ты  себя  целиком  себе  посвящаешь?
Гамашев. Ты , Ваня , скоропалительно  не  суди. Появилась  работа  с  заработком , появится  и  женщина  ей  под  стать. Вы  продолжаете  за  какие-то  слезы  вкалывать  в  этой  пресной  конторе , а  я  ушел  от  вас  в  никуда , но  уже  востребован. На  супервитамине  сижу!
Погребной. В  витаминный  бизнес  тебя  занесло?
Гамашев. Функцию  супервитамина  для  меня  выполняет  мой  повысившийся  оклад. Когда  тебе  начинают  платить  больше , это  жизнедеятельность , знаете  ли , взбадривает. А  занимаюсь  я  не  витаминами. Пошив  трикотажа  на  «Измайловской» контролирую.
Погребной. У  вас  там  фабрика?
Гамашев. Ближе  к  неофициальному  цеху. С  системным  подходом… что  означает  нечеловеческий  труд  в  тесноте  и  без  условий , но  на  современнейшем  оборудовании. Трикотажные  машины  у  нас  сугубо  из  Японии.
Чургонцев. А  работники  китайцы?
Гамашев. Народишко  у  нас  разный… и  с  островов  попадаются. С  таких  островов , которые  я  даже  не  знал , что  открыты.
Погребной. Женщин-то  полно?
Гамашев. Да  сплошные  они. К  одной  кудрявенькой  я  как-то  подхожу  и  спрашиваю: «Тебе  сколько  лет?». Двадцать пять , отвечает она. Сколько?! – кричу  я. Она  говорит , что  просто  проверяла , внимательно  ли  я  на  нее  смотрю. Ей  оказалось  под  пятьдесят. Не  двадцать  пять , не  подумайте – двадцатипятилетние  у  нас  на  производстве  пятидесятилетними  не  выглядят. Вас  занимает , почему  я  к  ней  подошел  и  спросил  о  ее  возрасте? Она  не  справлялась  с  полагающимся  объемом , и  я  намеревался  подвести  ее  к  самостоятельному  осознанию  того , что  ничто  не  вечно , удаляться  на  покой  когда-нибудь  приходится… я  деликатный  управляющий. Тончайшие  состояния  души  мне  известны  не  по  наслышке. А  у  вас  здесь  что  происходит? Какие  общие  впечатления?
Чургонцев. Ад. Вот  наши  общие  впечатления. И  мои , и  его – общие. В  нашей  огромнейшей  фирме  у  кого  угодно  поинтересуйся – любой  тебе  тоже  самое  скажет.
Погребной. Помимо  руководящего  состава.
Чургонцев. На  корпоративном  небосводе  их  звезды  взошли  высоко… а  наших  чего-то  не  видать.
Гамашев. Переходите  вслед  за  мной  в  организацию  поменьше. С  вашим  стажем  шестерками  вы  в  ней  не  будете.
Чургонцев. А  что  наш  стаж? Кем  мы  были-то? Что  десять  годов  проработай  шестеркой , что  пятнадцать… нас  только  шестерками  и  возьмут.
Погребной. При  метании  костей  шестерка – максимальное  число. 
Чургонцев. Твоим  наблюдением  ты  в  кого  из  нас  успокоение  пытаешься  внести? В  меня  или  в  себя?!
Погребной. Я  против  криков… я  за  свободу  предпринимательства. Соображаешь – заколачиваешь. Кто  смышленей , тот  и  успешней. Наши  боссы  хозяйничают  над  нами , Борис  рулит  в  его  трикотажном  цеху , я  думаю , и  нам  с  тобой  поднапрячь  ум  вполне  бы  время. Что  пропитанное  жидкостью  не  загорится  без  другой  жидкости? Мокрое  сено  без  бензина.

Чургонцев. В  торговлю  крупными  партиями  бензина  нам  не  влиться. А  торговать  по-мелкому – это  бензоколонка… если  бы  не  разливать , а  заведовать , я  бы  призадумался. Что-то  конкретное  у  тебя  для  меня  есть?
Погребной. В  ничтожном  количестве.
Чургонцев. Ну , ты  говори , не  скрывай , что  там  у  тебя. Где  твоя  бензоколонка?
Погребной. На  выезде  в  Тверскую  область. Но  ты  разумей  вот  что – на  парчовой  подушечке  тебе  ключик  от  нее  не  поднесут. Тебе  следует  ехать  и  кому  надо  доказывать , что  ты  им  подойдешь. Кто  с  тобой  будет  говорить , о  чем  тебя  будут  распрашивать , я  не  в  курсе. Человек , занимавший  интересующую  тебя   должность , дела  сдал , но  нашли  ли  ему  замену , до  сих  пор  ли  ищут… с  той  работы  он  уехал  отчаявшимся.
Чургонцев. А  он  кто?
Погребной. Стабильный  середняк. Учился  на  ветеринара. Отложил  диплом  и  пошел  в  бизнес. Вступил  в  бой  за  сверхприбыли. Вышел  из  боя  покалеченным.
Гамашев. Голову  проломили?
Погребной. Руку  отрезали. Ему  говорили  не  подписывать  какой-то  контракт , но  он  не  прогнулся  и… снизив  запросы , далекую  бензоколонку  под  свое  управление  взял.
Гамашев. И  что  же  на  ней  заставило  его  отчаяться?
Погребной. На  ней  раз  за  разом  останавливался  заправляться  малогабаритный  грузовичок. Везущий  на  убой  бродячих  собак.
Чургонцев. А  он  учился  на  ветеринара…
Погребной. Об  этом  он  и  думал. В  обслуживании  не  откажешь , бензин , если  тебя  платят , полагается  наливать , душа  разрывается… и  действует  на  мышление. Его  мысль  пошла  в  предсказуемом  для  него  направлении. Сохранившейся  рукой  он  вынул  из  портфеля  лежавшую  в  нем  дубинку  и  отходил  ею  заливавшего  топливо  живодера , не  слишком  глядя , по  каким  местам  он  бьет.
Чургонцев. А  живодер? Отбивался?
Погребной. Нет.
Гамашев. Кричал?
Погребной. Молчал. С  первого  же  удара  повалился  и  прочие  принимал  уже  в  новом  для  себя  статусе  распластавшегося  молчуна.
Гамашев. Подмоги  ему  не  было? Живодеры  разве  ездят  по  одиночке?
Погребной. Из  кабины  выскочил  и  второй.
Гамашев. Он  и  его  дубинкой?
Погребной. Ногами. Потеряв  руку , он  уделял  ногам  повышенное  внимание – кун-фу  изучил  или  что… рукой  он  пивную  бутылку  подбрасывал , а  ногой  ее  перерубал. Дубинку  он  носил  лишь  формально.

Гамашев. Он  состоявшийся  мужик. Собак-то  выпустил?
Погребной. А  ты  думаешь , почему  он  отчаялся? Потому  что  кого-то  избил?
Гамашев. Мне  представляется , он  разочаровался  от  того , что  эту  группу  собак  он  освободил , но  других-то  не  спасти , и  в  масштабе  повсеместной  ловли  его  усилия  тщетны. Нащупывание  ответа  у  меня  не  задалось?
Погребной. Все  возможные  варианты  ты  не  продумал.
Гамашев. И  что  же  я  упустил?
Погребной. Покусывание.
Гамашев. Выпущенные  им  собаки  его  искусали?
Погребной. Вывалились  взвинченной  гурьбой  и  с  лаем  накинулись. Защищался  он  интенсивно , разорвать  себя  не  дал , но  ты  только  вдумайся, как  ему  было  досадно.
Гамашев. Даже  в  голову  не  укладывается.

Чургонцев. О  его  злоключениях  ты  откуда  узнал?
Погребной. Он  троюродный  брат  моей  матери. Об  обстоятельствах , что  предшествовали  его  отчаянию , он  прошипел  мне  в  среду , когда  я  журналы  ему  завозил.
Чургонцев. Собачек  он , понятно , возненавидел.
Погребной. Он  шипел  не  поэтому. У  него проблемы с  горлом – доктор  вообще  запретил  ему  разговаривать , но  со  мной  он  перемолвился. Горло  у  него  не  замотано. Если  бы  собака  его  прокусила , я  бы  это  увидел. Чрезмерно  распереживался  и  навалилось… журналы  я  отвез  ему  автомобильне. Книг  у  него  нет , а  при  вынужденном  перерыве  в  трудовой  деятельности  чего-нибудь  почитать  неплохо. Я  эти  журналы  от  сердца  не  оторвал – надоели  они  мне. Смотрю  на  крутые  тачки , смотрю , но  у  меня-то  самого  такой  роскоши  никогда  не  будет.
Чургонцев. Насчет  никогда  ты  повремени. Резкий  материальный  прорыв  мы  с  тобой  еще  сделаем!
Погребной. В  ближайшее  время  он  категорически  не  предполагается.
Чургонцев. А  в  надлежащее? В  то , которое  придет , которое  наступит , мы  старались , мы  вкалывали , и  наше  время  настало!
Погребной. Сказка  про  серого  бычка. Другое  название  этой  сказки – американская  мечта.
Чургонцев. Подлейшая  выдумка  для  поддержания  энтузиазма  у  рабов… она  и  у  нас  в  компании  прижилась.

Гамашев. Касательно  рабства  ты  говоришь  понаслышке. Поработав  в  моем  цеху , ты  бы  уразумел  его  непосредственно , и  от  твоей  язвительности  бы  избавился. Двенадцатичасовой  рабочий  день  в  непроветриваемом  помещении  тебя  бы  из  нее  вывел. Дисциплина  жесточайшая , перекуры  недопустимы , я , как  надсмотрщик , прохаживаюсь  и  приглядываюсь – увижу  на  чьем-то  лице  какое-то  чувство  и  сразу  же  скажу , что  работе  вы  отдаетесь  не  полностью , никаких  выражений  лица , помимо  напряженно  отсутствующего , у  вас  быть  не  должно , по  долгу  службы  я  учиню  тут  что-то  чрезвычайное! Не  по  столу  кулаком , не  за  шкирку  из  помещения – я  спою  для  вас  меланхоличный  романс! Об  уволенной  женщине , которая  своей  нерадивостью  на  нищенское  существование   была  обречена. И  романс  я  исполняю… и  работа  кипит!
Погребной. Качества  организатора  у  тебя  бесспорны. Романс-то  современный?
Гамашев. Века  девятнадцатого. Слова  в  нем   устаревшие , но  для  понимания  они  легки. Негромко  напоешь  и  продолжать  устраивать  выволочку  уже  лишнее. Вы  не  допускаете , что  пива  я  принес  маловато?
Чургонцев. Заливаясь  пивом , тоску  не  победишь. Ну , посидим  мы  с  тобой… по  пути  к  метро  добавим…
Погребной. Если  я  долго  смотрю  на  схему  линий  метрополитена , это  не  означает , что  я  в  Москве  случайно  и  чужой.
Чургонцев. Ты  перебравший , но  не  приезжий. А  я  родился  не  в  столице.
Погребной. Ты  из  Барнаула.
Чургонцев. Я  из  него. Ты  словно  бы  ждал , чтобы  об  этом  сказать. Дать  по  мне  уничижительный  залп. Но  я  нисколько  не  смутился… глаза  я  от  тебя  не  прячу. Лебедь , когда  он  плывет , голову  держит  высоко.
Гамашев. У  плывущего  лебедя  голова  чаще  всего  под  водой. Под  ней  он  постоянно  чего-то  ищет – я  так  догадываюсь , что  рыбу.
Чургонцев. Под  пиво  ты  нам  рыбу  не  доставил.
Погребной. Или  икорку. Мы  бы  ее  и  без  хлеба  уговорили.
Гамашев. Притащи  я  вам  килограммовую  банку  икры , вы  бы  не  чувствовали  себя  со  мной  равными. В  Барнауле  ты  появился  на  свет  недоношенным?
Чургонцев. Зачем  спрашивать , если  ты  знаешь. И  к  чему  о  таком  вообще  упоминать…
Гамашев. А  ты  не  комплексуй. Ты  не  думал , что  твои  преждевременные  роды  были  спровоцированы  желанием  твоей  мамы  поскорее  подарить  тебе  жизнь?
Чургонцев. Возможно. Почти  наверняка… жизнь – великое дело , считала  она. Дети получат  от меня  жизнь  и  заживут , как  в  раю , будут  наслаждаться  каждой  прожитой  минутой , мне  мама  казалась  вечно  насупленной  и  чем-то  удрученной , но  не  будь  она  внутри  оптимисткой , она  бы  ни  меня , ни  мою  сестру  не  родила.
Гамашев. Сестра  у  тебя  в  Барнауле?
Чургонцев. С  пятнадцати  лет  в  эксплуатации.
Гамашев. В  сексуальной?
Чургонцев. В  трудовой. С  каких  пор  она  спит  с  парнями , я  вам  не  отвечу , а  работает  она  с  пятнадцати. Я  говорил  ей , чтобы  она  училась , но  она  мне  сказала , что  иметь  собственные  деньги  ей  надо  прямо  сейчас. Сколько  ни  получу – все  мои  будут! Путем  нехитрой  арифметики  я  пытался  ей  втолковать , что , если  взять  следующее  десятилетие , ты , отработав  его  без  образования  от  и  до , заработаешь  за  этот  период  порядком  меньше , чем  если  бы  ты  потратила  пять-шесть  лет  на  учебу  и  пошла  работать  лишь  затем. С  квалификацией! Без  нее  до  серьезных  зарплат  не  дорасти. Из  продавщиц  и  гардеробщиц  не  выбраться. Для  ее  наставления  кучу  усилий  я  прилагал. Неэффективное  выделение  энергии.

Погребной. У  твоей  Кати  ты  бываешь?
Чургонцев. Я  уехал  и   не  возвращаюсь. Барнаул  растаял , как  сон…
Гамашев. Он  в  тебе  навсегда. Куда  бы  ты  ни  приезжал , ты  сходу  прикидываешь , похож  ли  данный  город  на  Барнаул.
Чургонцев. Недавний  отпуск  я  провел  в  Хорватии , на  курорте. На  Барнаул  не  похоже. Проводить  сравнение  и  утверждать, что  где-то  поднебесье , а  где-то  преисподняя , я  не  возьмусь , но  похожести  я  не  увидел.
Гамашев. С  Ларисой  ездил?
Погребной. Лариса  теперь  не  с  ним. Слезу  по  этому  поводу  мы  уже  пустили. Лариса  осталась  на  сцене , Иван  отправился  в  зал… Лариса! Я  тут! Я  Иван! Из  семидесятого  ряда!
Чургонцев. Я  ее  не  зову. На  тормоза  я  нажал! И  ей  нет  скажу , и  всем… после  Ларисы  я  в  спектаклях , где  разыгрываются  страсти  между  мужчинами  и  женщинами , не  задействуюсь. Мой  храм  любви  превращен  в  руины… тобою , Лариса. Чмокни  меня  в  задницу , Лариса! Скорее , чем  к  тебе , я  назад  в  Барнаул  по  шпалам  пойду!
Гамашев. Стремясь  к  обустройству  личной  жизни , ты  понес  тяжелые  потери , но  все  не  так  критично - твои  разногласия  с  Ларисой  проявились  еще  при  мне , и  порвать  с  ней  отношения  тебе  полагалось , едва  их  установив , однако  и  кроме  Ларисы  женщин  здесь  бродит  несчитанно. Они  для  тебя!
Чургонцев. Я  выбыл  на  длительный  срок. По  битому  стеклу  змея  не  ползет.
Погребной. А  кто  у  нас  змея , ты  змея?
Чургонцев. Я  покрупнее , но  и  черепки  моих  расколоченных  привязанностей , что  разбросаны  вокруг  меня , они  повнушительней  бутылочных  осколков. Каждая  женщина – тайна! Неизведенная  степь! И  я  в  нее  отныне  не  суюсь. Не  орошаю  ее  шампанским  и  не  закидываю  влажными  ломтиками  ананасов.
Гамашев. Ты  сходишь  с  ума.
Чургонцев. Сходить  с  ума  благородней , чем  намеренно  с  него  сводить.
Гамашев. Лариса  тебя  сводила?
Чургонцев. Не  свела… когда  я  начал  падать , я  сказал  себе: «Перестань!» и  вопреки  ее  задумке  выпрямился.
Погребной. Переваливающийся  на  волнах  кораблик  после  крена  выправлялся , выправлялся , но  потом  перевернулся.
Чургонцев. Потонул?
Погребной. Не  вынырнул.
Чургонцев. Хочешь  так  реагировать – реагируй. У  меня  было  достаточно  времени , чтобы  свыкнуться  с  подлостью  твоего  нутра , выплескивающего  желчь  не  в  разговорах  за  спиной , а  в  открытую.
Погребной. Но  это  же  не  подло.
Чургонцев. Ну , считай , что  ты  порядочный , прямой , что  твои  твои  слова  о  перевернувшемся  кораблике  ты  произнес  лишь  по  дружбе... иные  задачи  тобой  не  ставились. Передай  своей  жене , что  я , как  твой  друг , смотрю  на  ее  существование  с  тобой  без  энтузиазма. Потому  что  ты , вероятно , какой  друг , такой  и  муж. От  семейного  счастья  голова  у  нее  не  кружится?
Погребной. Она  со  мной  уживается. Без  особых  подъемов , правда…
Чургонцев. Ветер  гонит  по  дороге  два  тлеющих  окурка. Они  друг  к  другу  удивительно  близко!
Гамашев. Ветер  сейчас , говорят , со  Средиземного  моря  идет.
Чургонцев. По  радио  слышал?
Гамашев. Включил  и  вермишель  быстрого  приготовления  поедал. На  упаковке  написано , что  в  составе  того , что  в  ней , должна  быть  тушеная  осетрина.
Погребной. Была?
Гамашев. Я  не  знаю , какова  она  на  вкус.
Чургонцев. Подобные  надписи – это  мифотворчество. Осетрину  они  положат! Саму  вермишель  бы  положили!
Гамашев. Вермишель  в  ней  лежала. Настолько  грубый  обман  производители  не  допускают. Разумная  осторожность  им  присуща.
Чургонцев. Женщины  из  твоего  цеха  готовкой  для  тебя  не  занимаются?
Гамашев. Идея  возникала , но  провалилась. Таджикская  девушка  с  веселым  лицом  пожелала  подкормить  меня  их  национальными  кушаньями , и  к  исходу  того  дня  я  принялся  во  всеуслышание  сетовать  на  живот. У  меня  в  нем  не  то  чтобы  покалывало - сильнее  боли  я  в  жизни  моей  не  испытывал! Без  промывания  я  бы  издох! Да  и  после  него  ночь  была  тяжелой… метался  по  постели  и  думал , почему  же  меня , отчего  же , не  из-за  интриг  ли? Таджикской  работнице  личность  начальника  непринципиальна , ее  зарплата  и  положение  ни  при  ком  не  улучшится , но  ее  же  могли  подговорить - с  выплатой  аванса , с  дачей  уверений  по  окончанию  моих  мучений  озолотить… едва  жар  у  меня  спал , я  додумался , что  при  покушении  яд  бы  ей  вручили  поубийственней.
Погребной. Ножи  на  тебя  кто-то  точит?
Гамашев. Несправедливо  судить  о  моем  окружении  мне  бы  не  хотелось. Пролить  на  кого-то  из  них  неожиданный  свет  было  бы  желательно , но  девушка  с  утра  божилась , что  ей  для  меня  никто  ничего  не  передавал  и  ингредиенты , составляющие  ее  блюдо , она  приобрела  на  рынке , где  всегда  отоваривается.
Погребной. У  кого? Нет  ли  тут  цепочки – заказчик , продавец , девушка… которая  сама , возможно , заказчицей  и  является.
Гамашев. Она  исполнительница.
Погребной. И  заказчица! По  телефону  заказала  продавцу  достать  подпорченный  продукт , затем  пришла  на  рынок  и   купила  его , как  вполне  пригодный , с  чем-то  его  пережарила  и  подала  тебе. Не  убить , а  предупредить.
Гамашев. О  чем?
Погребной. Хотя  бы  о  гибельности  твоих  к  ней  приставаний. Чувства  к  ней  тебя  не  переполняют , а  помять  ее  в  закуточке  ты , видимо , любишь.
Гамашев. Любить  не  люблю , а  полапать  люблю?
Погребной. А  кто  из  нас  не  такой?
Гамашев. Тот , кто  из  Барнаула. С  телом  любимой  Ларисы  он  поигрывал, но  с  прекращением  любви  и  к  Ларисе  не  забегает , и  прочих  не  щупает. Всем  необходимым  и  без  женщин  обеспечивается.
Погребной. Ха-ха…
Чургонцев. Они  мне  ненавистны! Данное  к  ним  отношение  я , надеюсь , пронесу  в  себе  до  конца.

Гамашев. Ты  поддался  ложному  взгляду. По  части  отсутствия  связей  с  женщинами  я  сейчас  твой  побратим , однако  возникни  у  меня  что-то , дорожить  этим  я  буду. Женская  нежность  мне  требуется… и  старость  приближается - я  бы  и  от  пенсии  отказался , найдись  для  мне  женщина , мои  заключительные  годы  душа  в  душу  со  мной  прожившая.
Погребной. А  что  бы  вас  обеспечивало? Твои  сбережения?
Гамашев. У  меня  их  нет.
Погребной. Ну  и  что  бы  вы  с  ней  ели?

Чургонцев. Он  и  его  старуха  ели  бы  друг  друга. В  склоках  и  скандалах  выясняя  подоплеку  того , почему  в  доме  у  них  шаром  покати , а  на  столе  объедки  из  больничной  столовой.
Гамашев. Обязательно  из  больничной?
Чургонцев. Твоя  старая  ведьма  будет  тебя  немилосердно  пилить , отчего  ты  станешь  подвержен  приступам  и  попаданиям  в  больницу , где  тебя , выслушав , пожалеют  и  разрешат  приходить  за  объедками.
Гамашев. С  такой  бабой  я  бы  дрался. Навалял  бы  бабуленьке  по  полненькой… вывел  бы  эту  дрянь  из  строя.
Чургонцев. И  тебе  ее  не  жалко?
Гамашев. А  чего  она  меня  изводит?
Чургонцев. Она  изводит  тебя , лежа  в  постели. Из  которой  уже  не  встает!
Гамашев. Будучи  покалеченной  мною?
Чургонцев. Чтобы  снять  с  тебя  обвинения  в  избиении , я  допущу , что  ее  организм  надломился  из-за  разраставшейся  в  ней  с  детства  болезни. Но  убедил  ли  ты  в  этом  вызванную  ею  милицию , мне  неизвестно.
Погребной. Если  он  на  свободе , то  убедил.
Чургонцев. С  три  короба  наплел , но  вывернулся… ушлый  малый.

Погребной. Он  пенсию  не  получает , а  с  ее-то  пенсией  что? И  она  что  ли  от  пенсии  отказалась?
Чургонцев. Она , как  он. Дай  мне  Господи  спутника  жизни  и  больше  ничего  мне  не  надо! К  вынашивающим  подобные  мысли  я  бы  применил  принудительные  меры  медицинского  характера. Пробовал  бы , пока  не  поздно , спасти – прочистить  мозги  таблетками , уколами , окуриванием  вразумляющими  газами. Надышался  и  пошел!
Гамашев. Вешаться?
Чургонцев. На  работу! Как  бы  по  собственному  желанию! Сидишь , работаешь , дуреешь , но  не  крайне. Сторонясь  высоких  порывов  и  погружений  в  последующее  горе! Думал  о  дальних  морских  странствованиях , а  угомонился  на  безводном  пустыре. Здесь  мне  и  могилу  выкопают.
Погребной. Из  могилы  высовывается  рука.
Чургонцев. С  зонтом?
Погребной. И  для  чего  зонт?
Чургонцев. От  птиц. Пролетают  над  могилой  и  гадят! Но  я  держу  себя  с  ними  корректно – через  проделанное  мною  отверстие  ругательствами  в  птичек  не  харкаю. С  выставленным  зонтом  цыкаю  сквозь  зубы  гнилую  слюну.
Погребной. Скачок  наружу  совершить  не  намереваешься?
Чургонцев. А  меня  разве  кто-то  ждет? Кого  я  сегодня  увижу  в  моей  съемной  квартире?
Погребной. Организуй  в  ней  пожар  и  увидишь  пожарных. Ты  им  откроешь? Не  решишь , что  пусть  идет , как  идет?
Чургонцев. Я  и  без  них  потушу. Носясь  в  огне , скажу  себе  на  повышенных  тонах , что  умирать  я  не  желаю! Я  в  расстроенных  чувствах , но  смерти  мне  не  надо.
Гамашев. Ты  здорово  повзрослел.
Чургонцев. Нельзя  не  признать… после  долгих  колебаний  я  постановил  для  себя , что  мне  следует  жить. За  счет  честолюбивых  замыслов! В  инвестиционный  холдинг  я  кладовщиком  не  наймусь!
Погребной. Тебя  приглашают  работать  в  холдинг?
Чургонцев. Мне  не  к  спеху.
Погребной. Ну  а  зарплата  тебя  какая  светила? Побольше  нынешней?
Чургонцев. Изучив  мое  резюме , мне  обещали  одно , поговорив  со  мной  в  их  офисе , озвученное  по  телефону  предложение  не  подтвердили , я  восседал  перед  ними  красный , как  рак.
Гамашев. Что-то  с  давлением?
Чургонцев. Вдобавок  к  тому , что  красный , носом  я  еще  и  клевал… собеседование-то  в  шесть , а  мы  тут  у  нас  с  двух  отмечали. 
Погребной. Ты  о  прибавлении  в  семействе  нашего  шефа?
Чургонцев. Сын  у  него. Попробуй  только  не  выпить! А  собеседование  не  перенесешь! Ну  вот  я  к  ним  и  ввалился. Начал  бодренько , но  потом  разморило.
Гамашев. Кем-то  крайне  неподходящим  ты  им  не  показался.
Чургонцев. Конечно…
Гамашев. Взять  тебя  кладовщиком  они  ведь  согласились.
Чургонцев. Растормошили  они  меня  этим… когда  они  для  верности  повторили , и  я  по  пьяной  лавочке  разразился  проклятиями , мне  сказали , что  вы  обдумайте , при  всей  вашей  склонности  к  напиткам  в  кладовщики  вы  нам  годитесь , черная  кошка  между  нами  из-за  ваших  выплесков  не  пробежала… обходительные! А  наш  шеф – ублюдок! И  сын  у  него  ублюдок!
Погребной. Не  в  браке  парнишка  рожден?
Чургонцев. Да  наверняка! О  мальчишке  я , ладно , не  в  теме , но  шеф-то  мерзавец… подгадал! У  меня  встреча , для  моей  карьеры  архиважная , а  он  в  именно  тогда , видите  ли , всех  угощает!
Погребной. Пригубил  бы  для  проформы  и  пошел. И  шефа  бы  не  обидел, и  сам  трезв – надираться-то  он  тебя  не  заставлял. Что  до  меня , я  рюмку  опрокинул  и  пораньше  к  жене , выполняя  этим  ее  установку  нигде , даже  на  работе , при  возможности  не  задерживаться.
Чургонцев. Твоя  курица  тебя  доклюет.
Погребной. Курицей  ты  ее… при  мне  не  обозначай. Славословия  по  ее  душу  я  не  прошу , но  курицу  ты  исключи.
Гамашев. В  китайской  культуре  курица – символ  женщины. Мне  это  не  китаянка  из  моего  цеха  поведала. Ученая  русская  женщина  при  поджаривании  цыпленка  упомянула. 
Погребной. Секс  у  тебя  с  ней  был?
Гамашев. Частичный.
Чургонцев. Она  его  ртом. Хвать-хвать , цап-цап , и  медики  по  кусочкам  его  член  собирали. После  первого  откусывания  возбуждение  у  тебя  не  исчезло?
Гамашев. Поперла  она  на  меня  действительно  ртом , но  выходило  у  нее… тихий  ужас. А  с  кем  ей  было  практиковаться? В  мрачном  унынии  она  без  всякого  мужского  вмешательства  дожила  до  сорока  семи  лет  и  с  остановки  троллейбуса , где  возле  нее  я  стоял , посмотрела  через  дорогу  и  обнимающихся  людей  высмотрела.
Чургонцев. И  , конечно  же , завздыхала! А  под  боком  у  нее  ты!
Гамашев. Ты  все  романтизируешь. Напротив  нас  обнимаются , мы  томно  переглядываемся   и  тоже  туда  же… на  той  стороне  улицы  громаднейший  мужик  обхватывал  руками  узенького  юношу.

Погребной. Они  родственники.
Гамашев. Родственники  друг  дружку  за  задницы  не  прихватывают.
Погребной. А  они  за  них  держались?
Гамашев. Разминали… неприкрыто.
Погребной. Чудовищно…
Гамашев. Ганимед , промолвила  она. Чего? – спросил  я. «Царевич  Ганимед, сказала  она. Бог  Зевс  похитил  фригийского  царевича  Ганимеда  и  с  ним  сношался. Простите  за  пошлое  слово». Ничего , пробормотал  я. Кто  из  нас  чем-то  таким  не  развлекается? Я , ответила  она. Сказала  и  тяжело  задышала.
Погребной. Похотливо?
Гамашев. Да…
Чургонцев. Это  она  для  создания  образа. Будто  бы  она  нестерпимо  изголодалась! При  том , что  у  нее  и  дня  без  случайных  спариваний  не  проходит.
Гамашев. Столько  со  всеми  спать  и  ничему  не  научиться?
Чургонцев. Своей мнимой  неопытностью  она  затуманивала  то , какова  она  в  реальности. Для  последующего  установления  сердечных  отношений – с  непотребной  бабой  ты  бы  в  них  не  вступил , а  воздать  дань  уважения , а  затем  и  любви , женщине  обделенной , ты  по  ее  расчетам  горазд. Войти  в  ее  портал  она  дозволила  тебе  тем  же  вечером?
Гамашев. Она  не  ломалась.

Погребной. За  соски  ты  ее  ласкал?
Гамашев. Оттягивал  их  сантиметров  на  семьдесят. Дело  делалось! Подо  мной  она  вскрикнула , извинилась , прошептала: «Festina  lente” , пояснила , что  это  значит: поспешай  медленно ; когда  я  после  пары  спадов  снова  был  приблизительно  в  середине  набора  высоты , она  промолвила , что  от  обязательств  перед  ней  я  теперь  несвободен.
Погребной. Нашла , когда  сказать.
Гамашев. Я , разумеется , сник  и  начатое  не  докончил. Не  тигр  ты , процедила  она , не  уссурийский – если  и  уссурийский , то  уссурийский  когтистый  тритон. Царапина  у  меня  от  тебя  на  плече. Лямку  от  платья  ты  сдернул  неаккуратно. Лишь  в  этом  свою  страстность  и  проявил.
Чургонцев. Плечо-то  у  нее  толстое?
Гамашев. Она  булочка. Но  не  белая , а  серая – из  второсортной  муки. Но  меня  от  нее  не  рвало.
Погребной. А  с  чего  бы  тебя  так-то?
Гамашев. Не  получив  удовлетворения , она  принялась  себя  принижать. Говорить , что  она  безобразная , давление  в  мужских  котлах  не  удерживающая , вылей  на  меня , прокричала  она , ведро  твоей  блевотины , и  я  скажу  тебе: “Вот  это  да! Вот  это  жизнь! Могла  ли  я  в  детстве  подумать, что  жизнь  мне  подобное  подстроит?!”.

Погребной. Нежно  ты  на  нее  не  взглянул?
Гамашев. Она  к  стене  от  меня  отворотилась. И  сестрой  медузы  Горгоны  назвалась. У  Горгоны , по  ее  разъяснению , было  две  сестры – Горгона  смертная , сестры  нет. Но  столь  же  страшные. Я  лежал  рядом  с  ней  и  раздумывал  на  тем , чем  бы  мне  ее  утешить  и  сообразил , что  я  могу  привести  ей  доказательство  того , что  Горгоне  она  не  сестра.
Чургонцев. Ее  сестры  бессмертны.
Гамашев. Мой  план  ты  ухватил. Но  осуществлять  его  бессмысленно.
Чургонцев. Ну , естественно. Если  бы  ты  ее  прикончил , ты  бы  доказал , что  она  не  бессмертна  и , следовательно , Горгоне  она  не  сестра , но  мертвой-то  что  докажешь? А  доказывать  ты  собирался  не  кому-то , а  ей.
Гамашев. Нуждающейся  в  воодушевлении , в  подбадривании… не  в  ударе  чем-то  железным  по  черепу. Она  небезупречна , но  цыпленка  она  мне  приготовила. А  я  ей  не  праздник  устроил , а  язык  показал… в  Китае  высунутый  язык  означает  угрозу. Еще  будучи  в  приподнятости , она  хохотала  и  его  шуточно  высовывала – когда  я  притронулся  к  цыпленку  и  ощутил , что  специями  он  напичкан. Она  рассказала  об  их  возбуждающих  свойствах , высунула  язык , сказала , что  Китай , язык , угроза. Объедаться  ее  цыпленком  я  был  не  склонен.
Погребной. По  вкусу  не  пришелся?
Гамашев. Для  меня  островат.
Чургонцев. Соизволь  ты  помучиться , но  съесть , втертые  в  цыпленка  возбудители  тебя  бы  оглушили , ослепили , и  ты  бы  повалился  на  ту  женщину  бездумной  машиной , в  слепоте  и  глухоте  ее  бы  пронзал , твоя  ладонь  легла  бы  ей  на  лицо - не  пасть  женщине  заткнуть , а  чтобы  по  шевелению  ее  губ  убедиться  в  том , что  она  не  отмалчивается. Губы  дергаются , мышцы  лица  сокращаются , благодаря  ладони  на  ее  лице  ты  это  улавливаешь , действие  специй  не  прекращается  двадцать  минут , тридцать , идет  второй  час , и  губы  шевелятся  активней , сокращение  лицевых  мышц  все  резче… напрашивается  допущение , что  она  уже  не  от  удовольствия  вопит , а  о  пощаде  тебя  молит.
Гамашев. Жанр  твоего  повествования – невеселая  сексуальная  сказка.
Чургонцев. Художественно  я  не  одарен , однако  и  меня  прорывает. Ладонь  на  губах… есть  специалисты , которые  умеют  читать  по  губам. Но  глазами! А  на  ощупь?
Гамашев. Поместив  пальцы  на  чьи-то  губы?
Чургонцев. Да. Под  силу  ли  кому-нибудь  определить , о  чем  говорит  тот, чьи  шевелящиеся  губы  находятся  у  него  под  пальцами?
Погребной. А  уши?
Чургонцев. Какие  уши?
Погребной. Уши  специалиста. Если  в  уши  ему  ничего  не  вставить , он  будет  слышать , о  чем  ему  говорят.
Чургонцев. Можно  дать  указание  говорить  про  себя.
Погребной. При  разговоре  не  вслух  движения  губ  куда  слабее. Нет , разговаривая  про  себя , содержательно  не  выскажешься. Я  с  женой  сегодня  попробую… прикрою  ладонью  ей  рот  и  попрошу  ее  беззвучно  мне  сказать , кто  же  я  для  нее. Пуп  земли? По  вибрациям  губ , похоже , выходит что  он…
Чургонцев. Очевидность  недостаточная.
Погребной. Смотрит  она  на  меня  преданно. Советуете  не  обольщаться?
Гамашев. В  напряжении  она  тебя  еще  подержит. О  предмете  ее  воздыханий  она  тебе  когда-либо  не  проговаривалась? Если  он  кто-то  из  телевизора , тебе  тревожиться  незачем.

Погребной. Вороша  прошлое , я  вспоминаю  фильм  о  море…
Чургонцев. С  раздувшимися  трупами?
Погребной. Они-то  в  кадре  не  плавали , а  рельефный  актеришко  бронзовым  телом  волны  пенил. Втыкался  в  них  без  доски. Картина , по-моему , американская.
Гамашев. Для  какой  возрастной  группы?
Погребной. Отрываний  голов  в  ней  не  происходило. Эпизод  с  инцестом  присутствовал , но  решен  он  был  драматично – случившееся  под  покровом  ночи  в  узкой  постели  никому  не  понравилось.
Чургонцев. Ни  персонажам , ни  зрителям? 
Погребной. В  заброшенную  прибрежную  хижину  вселился  старшеклассник. К  нему  с  уговорами  не  уходить  из  школы  приехала  его  родная  тетя. Покоя  она  ему  не  давала , и  он  задумал  ее  вытолкать. Толкнул  ее  в  грудь - она  повалилась. Взметнула  ноги! Он  и  груди  коснулся , и  между  ног  чего-то  углядел – наклонился  к  ней  уже  на  взводе , но  основным  у  него  беспокойство  о  ее  здоровье  было. Поведи  себя  она  взвешенно , он  бы  одежду  на  ней  не  порвал.
Чургонцев. Тетя  взглянула  на  него  плотоядно?
Погребной. Сошлось  несколько  факторов…
Гамашев. Твоей  жене  он  приглянулся  до  его  совокупления  с  тетей  или  после?
Погребной. До. Укажи  она  мне  на  его  симпатичность  после , это  бы  оказалось  для  меня  за  пределами  разумного.

Чургонцев. С  Ларисой  мы  как-то  пошли  в  кино  и  попали  на  боевик. Меня  события  в  нем  грешным  делом  увлекли , ну  а  она  вся  избурчалась. Что  за  дурацкий  сюжет , какие  глупые  диалоги… я  ей  сказал , что  если  тебе  неинтересно , ты  можешь  у  меня  пососать.
Гамашев. Публика  бы  ликовала.
Чургонцев. Сидевший  на  нашем  ряду  мужичок  был  безгранично  поглощен  происходящим  на  экране. К  чему  бы  мы  через  пять  кресел  от  него  ни  приступили , он  бы  к  нам  не  повернулся. Ну , побаловала  бы  она  меня… что  тут  крамольного? Но  она  посмотрела  на  меня  обиженно.
Погребной. Понятливость  не  выказала.
Чургонцев. Чтобы  ее  распалить , я  вздумал  побродить  в  ней  рукой , но  от  моего  поцелуя  колени  у  нее  не  разошлись. 
Гамашев. Ты  бы  ее  не  целовал , а  сразу  же  раздвигал  ей  колени – истинный  чалдон  так  бы  и  сделал.
Чургонцев. Я  не  чалдон.
Гамашев. Но  ты  же  из  Барнаула.
Чургонцев. А  в  Барнауле  по  твоему  разумению  что , сплошь  чалдоны?
Гамашев. А  чалдон , по-твоему , кто?
Чургонцев. Типа  полудурка.
Гамашев. Никак  нет. Барнаул – это  Сибирь?
Чургонцев. Это  Алтай. Ну  и  Сибирь , да , Сибирь , и  что  с  того?
Гамашев. А  то , что  чалдонами  звались  коренные  сибиряки , осевшие  там  после  того , как  они  бежали  туда  с  берегов  рек  Чала  и  Дона. За  вольницей  от  властей  уносясь.

Погребной. За  волей  люди  шли  не  с  Дона , а  на  Дон.
Гамашев. Приходили  на  Дон  и  опрометью  с  Дона  в  Сибирь. Тех , кого  в  кандалы  еще  не  заковали.
Чургонцев. В  кандалах  дорога  тоже  в  Сибирь.
Гамашев. Вот  мы  все  и   связали… завязали  узлом. Скатали  в  клубок  противоречий. Какие  у  вас  пожелания? Будем  распутывать  и  развязывать?
Погребной. А  помедлить  нельзя?
Гамашев. Ну  от  чего  же… наши  головы  до  наших  квартир  нам  нужно  в  сохранности  донести. Не  допустить  их  расплавленности. Шагая  от  вас , я  забреду  в  магазин  одежды – кепку  погляжу.
Чургонцев. Соображение  о  кепке  объявилось  в  тебе , когда  ты  о  голове  заговорил?
Гамашев. Мыслишка  пойти  по  жизни  в  модной  кепке  пощипывает  меня  уже  продолжительно. Я  двигался  к  ее  реализации  полным  ходом , но  полный  ход  у  меня  не  быстр… относительно  самого  себя  я  сейчас  более  реалистичен , чем  некогда. 



                Второе  действие.

  В  магазине  одежды  укатанная  неурядицами  продавщица  Красникова  и  смотрящийся  кем-то  не  от  мира  сего  охранник  Василевич.

Красникова. Отношения  с  ним  я  не  возобновлю. 
Василевич. Он  получил  то , что  получил. Ты  организуешь  ему  прекрасную  проверку  его  душевных  сил. И  себя  заодно  испытаешь.
Красникова. На  сладкое  у  меня  теперь  мандарины.
Василевич. Если  ты  настолько  не  можешь  без  мужчины , кого-нибудь  себе  подбери. Чувства  между  вами  были?
Красникова. Строго  говоря , не  было. Я  могу  дождаться  упреков  в  излишней скрытности , но  излишне  распространяться  о  нас  с  ним  я  не  настроена.
Василевич. Вести  нескромные  распросы  я  и  не  думал. Что  мне , о  постели  тебя  спрашивать… чего  в  ней  такого  найдешь? Секс – это  истинная  радость , лишь  когда  его  мало. У  меня  как  случалось – то  пусто , то  густо… чем  реже , тем  приятней.
Красникова. Мне  секс  жизнь  никогда  не  отравлял. Он  меня   устраивал  и  с  мужчинами , не  очень  красивыми. До  того , как  мой  приятель  из  сети  магазинов “Книжный  лабиринт” свихнулся  на  почве  пьянства , жару  мы  с  ним  задавали.
Василевич. С  лица  воду  не  пить.
Красникова. Лицо  у  него  не  подарок , но  тело  страшнее. Искривленное , синюшное , с  выпирающими  костями… но  я  сумела  его  уговорить  не  раздеваться  при  свете.
Василевич. А  ему  желалось  выставляться  перед  тобой  напоказ?
Красникова. Он  подходил  ко  мне  выпивши. Я  уже  лежала , а  он  на  кухне  долакает  и  ко  мне  в  комнату – зажжет  свет  и  все  с  себя  сбрасывает. Смотреть  на  обнажающегося  мужчину  мне , как  правило , в  удовольствие , но  не  на  него. И  небезосновательно.

Василевич. Ну  и  что  же  ты  с  ним… разве  не  омерзительно?
Красникова. У  него  были  свои  сильные  стороны. При  исключительных  обстоятельствах   женщине  и  с  уродом  хорошо.
Василевич. Когда  больше  не  с  кем?
Красникова. Нет , когда  урод - мужик.
Василевич. Ты  и  пьянство  ему , как  настоящему  мужику , в  достоинства  записываешь?
Красникова. Пить  надо  уметь. Не  доходить  из-за  выпивки  до  громогласных  воззваний  к  Всевышнему. Мой  Александр  этого  не  избежал… завалится  рядом  со  мной  и  исступленно  бормочет. С  типичной  для  него  эрекцией. Я  на  него  забираюсь , хочу  его  оседлать , а  он  меня  сбрасывает , таращась  на  потолок , выпрашивает  у  Бога  проявить  к  нему  снисхождение  и  милосердие… явные  нелады.
Василевич. После  выстраданных  просью  наказание  иногда  смягчается.
Красникова. Кем , Богом?
   
  Василевич , не  ответив , удаляется. Красникова  стоит , прохаживается , размышляет. В  магазин  заходит  Гамашев.

Красникова. Чем  могу  вам  помочь?
Гамашев. Мне  бы  кепку.
Красникова. Кепками  мы  не  располагаем. Для  вас  это  не  проблемный  момент. Ножом  в  спину  мой  ответ  для   вас  не  стал?
Гамашев. Еще  один  день  без  кепки  я  протяну.
Красникова. С  водкой-то  конечно.
Гамашев. Чего  с  водкой?
Красникова. От  вас  пахнет. Вы  все  время  слегка  не  трезвы? Я  к  тому , что , когда  вы  заходили  сюда  в  предыдущий  раз , от  вас  тоже  попахивало.
Гамашев. С  того  раза  прошло  месяца  четыре. И  вы  меня  запомнили?
Красникова. Вы  мне  чем-то , наверное , показались. Друг  другу  нам  есть  что  сказать?
Гамашев. Я  скажу  вам , что  я  пил  не  водку , а  пиво. Прийти  к  вам  под  водкой  было  бы  волнительней , но  я  возможность  встречи  с  такой  соблазнительной  женщиной  не  предвидел.
Красникова. А  вы  ловелас.
Гамашев. Ловылас. Мой  знакомый  грузин  говорит “ловелас” через “ы” – я, говорит , ловылас… “слесарь” он  произносит  правильно.
Красникова. Он  слесарь?
Гамашев. Учеником  слесаря  он  был  строптивым , а  освоив  профессию , уже  не  гоношится. Категорично  притух.
Красникова. Но  на  женщин  искр  хватает.
Гамашев. Его  женщины  не  из  разряда  леди.
Красникова. Опустившиеся?
Гамашев. Других  ловыласу  не  завоевать. Вы  сами-то  не  пьете?
Красникова. Сама-то  нет , но  если  запах  алкоголя  идет  от  мужчины , я…
Гамашев. Не  осуждаете?
Красникова. Возбуждаюсь.

Гамашев. Вы  женщина  не  банальная.
Красникова. Я  Татьяна.
Гамашев. А  я  Борис.
Красникова. А  он  Александр. Бухал  он  безудержно , но  обслужить  меня  он  мог. Поэтому  у  меня  в  мозгу  и  зафиксировалось… то , что  я  вам  поведала.
Гамашев. Если  от  мужчины  разит  выпивкой , он  вас  не  обязательно  удовлетворит. По  мерке  вашего  Александра  вы  всех  не  меряйте – он  такой , а…
Красникова. И  он  теперь  не  такой. Во  всяком  случае , не  со  мной.
Гамашев. Он  вас  оставил?
Красникова. Он  бесцеременно  переметнулся  от  меня  к  Господу  Богу. Без  вмешательства  дьявола  тут  не  обошлось. В  нашу  последнюю  ночь  Александр  обмолвился  о  подозрении , что  наиболее  мощно  у  него  стоит, когда  он  спит. Но  у  тебя  и  сейчас  стоит  больше  некуда , сказала  я. Значит , я  сплю , сказал  он. Александр  спит… он  не  спит! В  его  пьяной  башке  что-то  перемешалось  и  обратно  в  том  же  порядке  не  собралось! А  у  нас  с  ним  был  счастливый  союз…
Гамашев. Внебрачный?
Красникова. Расписаться  я  ему  предлагала.
Гамашев. И  что  же  он  сказал?
Красникова. Ни  слова  не  проронил. В  отключке  он  в  тот  миг  не  находился – стоял  у  раковины  и  краны  крутил. Подбирал  приемлемую  для  него  температуру  воды.
Гамашев. Руки  помыть?
Красникова. За  те  пять  минут , что  я  проторчала  около  него , он  ни  к  чему  так  и  не  приступил. А  возможно , я  чего-то  и  проморгала… я  же  на  него  то  посмотрю , то  не  посмотрю , он-то , как  изваяние , ну  а  меня  тряхануло , кому  же  придется  по  душе , когда  ты  говоришь  о  замужестве  и  понимаешь , что  ты  здесь  некстати. Наслаждаться  особенно  нечем!

Гамашев. Меня  терзают  смутные  догадки.
Красникова. На  чей  счет?
Гамашев. Да  на  ваш , на  ваш… мне  видится , что  выйти  замуж  за  кого-то  не  слишком  поганого  вы  бы  не  отказались.
Красникова. Я  могу  об  этом  только  мечтать.
Гамашев. Моложе  тридцати вы не выглядите… а  для  женщины  тридцать – это  уже  почти  сто.
Красникова. Ваш  подсчет  мне  не  нравится. Положительные  эмоции  вы  им  в  меня  не  вдохнете! Для  чего  вам  вздумалось  меня  расстраивать? Чужие  функции  на  себя  вы  берете! Меня  тут  и  без  вас  есть  кому  задеть! И  в  окружающем  мире , и  в  магазине – молоденьких  кошечек  наше  начальство  ставит  работать  днем , а  меня  задвигает  в  ночную  смену , что  объясняется  мною  тем , что  их  заботят  наши  доходы. Кто  придет  днем  - поглядит  на  точеных  милашек , которые  очаровывают. Способствуют  продажам. Кто  заявится  после  одиннадцати – взглянет  на  меня!
Гамашев. Глядеть  на  вас  совсем  не  страшно.
Красникова. Спасибо… но  вы  не  покупатель.
Гамашев. Кепку  бы  я  купил.
Красникова. Кепку , треуголку… в  такое  позднее  время  если  какой-нибудь  кадр  и  заползет , то  не  за  покупками.
Гамашев. А  чего  вы  же  открыты?
Красникова. Политика  руководства. Я  в  нее  не  вдумываюсь. Мы  сможем  поговорить  с  вами  на  одном  языке?
Гамашев. О  тревоге  за  будущее?
Красникова. О  посеребренных  луной  влюбленных , что  обрели  себя , сойдясь. Жена  или  постоянная  партнерша  у  вас  имеется?
Гамашев. Я  живу  без  раздоров.
Красникова. Ни  с  кем  не  жить – то  еще  удовольствие… чтобы  вам  было  от  чего  отталкиваться , я  скажу  вам , что  вы  мне  не  неприятны.
Гамашев. Дома , за  чашкой  остывающего  чая , я  ваше  признание  обмозгую. 
Красникова. Ну  а  вообще-то  я  вам… как?
Гамашев. Мне  приходилось  терперь и более  мерзкое  общество. Вероятно , я  вам  нагрубил , но  от  вашей  на  меня  волны… от  вашего  смывания  моей  почвы… от  вашего  того , что  ваше… я  заговариваюсь! Ваш  на  меня  наскок… наскок! Как  у  девушки  с  лошадью. Куцая  девочка  держала  за  узду  бокастую  лошадь. Когда  я  проходил  мимо  них  по  бульвару , девочка  мне  в  лицо  бросила , что  если  вы  не  дадите  моей  лошадке  на  питание , она  ударит  вас  копытом.

Красникова. Девочка  худенькая , а  лошадь  толстенькая?
Гамашев. Для  обхватывающего  замера  ее  туловища  рулетка  понадобится  пятиметровая.
Красникова. Порядочная  какая  девчонка…
Гамашев. И  лошадка  порядочная!
Красникова. Девчонка  ее  не  объедает , вот  она  и  раздалась. Что  девочка  выпросит , идет  у  нее  на  лошадь – не  на  собственные  прихоти. Девчонка  ей  наверняка  и  тренировки  устраивает. Лошадь , ничему  не  обученная ,  по  приказу  копытом  не  засветит.
Гамашев. В  меня  она  махнула. Не  гривой  махнула… от  живота  до  груди  копыто  прошло  по  мне  вскользь. Лишь  покраснение  осталось.
Красникова. А  пониже  бы  и…
Гамашев. Было  бы  сокрушительно! И  никакая  девочка  никаких  слов  лошади  не  говорила! Она  на  меня  без  малейших  указаний  прогневалась.
Красникова. Вас  же  предупреждали. Не  дадите – ударит… лошадь  невоспитанная , необученная , но  умная  феноменально!
Гамашев. Предоставьте  мне  судить  о  ней  самому. Умная  ли  она , дурная… величие  человека  в  том , что  лошадям  он  не  мстит.
Красникова. Безоружным  на  лошадь  не  набросишься. Затопчет!
Гамашев. Большое  желание  привести  к  ним  легавого  и  прояснить , с  чьего  же  разрешения  они  там  расположились  и  кого  ни  попадя  атакуют , во  мне  засвербило , однако  посвербило  и  отошло. Девочка… лошадка… чего  мне  на  них  хищника  напускать?
Красникова. На  такое  они  не  нагрешили.
Гамашев. Тощенькая  девочка  и  без  того  была  бледной , а  подойти  к  ним  некий  правоохранитель , тут  бы  и  лошадь  побледнела. Неестественно! Людям , чтобы  неестественно  побледнеть , надо  помереть , а  лошади  и  мертвыми  не  бледнеют – если  она  все  же  побледнеет , то  здесь  что-то  воистину  неестественное! Сверхнеестественное!
Красникова. Сверхестественное.
Гамашев. Сверхестественное – это  что-то  являющееся  тем , что  сверх  естества , ну  а  сверхнеестественное – это  что-то , что  сверх  не-естества , то  бишь  что-то , что  гораздо  фантастичней  и  поразительней. От  моей  логики  у  вас  нигде  не  затрещало?
Красникова. С  толку  я  не  сбита.

  В  магазин  заходит  Константин  Дедунов – облик  у  него  подзаборный.

Красникова. Идите  к  нам.
Дедунов. Благодарю , что  не  гоните. 
Красникова. Но  вам  нужно  будет  поддержать  нашу  беседу. О  естестве  и  о  не.
Дедунов. Что  за  не?
Красникова. Не-естество. Оно  для  вас  что?
Дедунов. Я  сейчас  на  вас  брошусь.
Красникова. Чего?!
Дедунов. Я  так  ответил  на  ваш  вопрос. Битье  морд  и  поножовщина  для  меня – не-естество. А  естество  для  меня  то , что  я  запутался.
Гамашев. Насколько?
Дедунов. Ни  жилья , ни  работы.
Гамашев. Весомо. И  как  намереваетесь  выбираться?
Дедунов. Через  работу. Найду , у  кого-нибудь  из  сослуживцев  займу  и  чего-нибудь  сниму.
Гамашев. А  в  данный  момент  вы  что , по  вокзалам?
Дедунов. По  подъездам. В  Москве , если  код  подъезда  подглядишь , на  ночь  всегда  устроишься. Москва – город  гостеприимный. Подкинуть  мне  работенку  никто  из  вас  не  удосужится?
Гамашев. А  профессионально  вы  кто?
Дедунов. Я  зоотехник.
Гамашев. Профессия  у  вас  для  Москвы  не  топовая… вы  приехали  в  Москву , по  специальности  работать  думая?
Дедунов. В  Москву  я  последовал  за  дамой  моего  сердца. Прочувствовав  в  себе  готовность  уговорить  ее  вернуться  обратно.
Красникова. На  Таймыр?
Дедунов. Южнее.
Гамашев. Ваши  уговоры  на  нее  не  подействовали?
Дедунов. В  Москву  она  вросла… но  жизнь  непредсказуема. Вилки  остры. Демоны  улыбчивы.
Гамашев. Вам  они   широченным  образом  улыбаются.
Дедунов. Удача  нет , а  они  да - порода  у  них  глумливая. Подпихнут  на  меня  прохожего , и  он  в  меня  воткнется , после  чего  то , что  висит  у  меня  на  груди , в  меня  вопьется. На  груди  у  меня  медвежий  коготь.
Гамашев. Он  вам… для  подчеркивания  ваших  достоинств?
Дедунов. Я  мужчина  невзрачный. А  что  у  меня  внутри  и  что  у  меня  на  груди , кто  увидит? Майка  у  меня  без  выреза… когда  вы  услышали , что  я  зоотехник , вам  о  чем  помыслилось? Не  о  медведях  же?
Красникова. О  свиньях. Ну  о  коровах… до  правды  наши  мысли  не  дотягивают?
Дедунов. Подходят  к  ней  не  вплотную. Опасаются  что  ли…

Гамашев. Вы  не  нагнетайте. Не  нервируйте… даже  если  вы  занимались  медведями  и  срезали  с  какого-то  из  них  коготь , для  нас-то  вы  чем  опасны?
Дедунов. Ничем. Надуманная  проблема!
Красникова. Но  вы… не  копытце , а  коготь  откуда-то  заимели.
Дедунов. Щекотливая  тема! Медведи… кто  они  мне , медведи? Профилактикой  заболеваний  золотых  рыбок  можно  обеспечить  себя  поосновательней.
Красникова. А  с  медведями  что? Хрен  бы  с  медведями?
Дедунов. В  хрене  лизоцим. Белковый  фермент. Антимикробный  барьер.
Красникова. И  с  вашими  познаниями  вы  без  работы? 
Дедунов. Я  выйду  на  нее  хоть  завтра. У  вас  для  меня  какая  найдется?
Красникова. Такую , чтобы  отвечала  вашему  уровню , у  нас  в  магазине… диплом  вы  в  Москву  захватили?
Дедунов. Не  привез.
Красникова. А  трудовую  книжку?
Дедунов. За  всем  этим  мне  необходимо  в  мою  Саратовскую  губернию  ехать. В  принадлежащее  мне  жилище  с  душем  и  батареями. Приеду  и  уезжать  не  захочется.
Гамашев. Вы  знаете , что  дома  вам  будет  хорошо  и  при  этом  не  едете?
Денунов. Не  еду. По  подъездам  здесь  мыкаюсь…
Гамашев. Для  меня  это  дико.
Дедунов. Вы  поймите – дома  мне  будет  не  полностью  хорошо. Комфорт  сопряжется  с  поддавливаниями  и  покалываниями  из-за  того , что  женщину , которую  я  люблю , я  не  только  не  возвратил , но  и  всех  попыток  не  предпринял. Я  к  ней  заходил , ее  убеждал , она  говорила  мне  убираться , и   я  от  нее  выходил , с  новым  набором  увещеваний  возникал  перед  ней  вновь , с  тем  же  плачевным  исходом  спускался  от  нее  на  лифте , она  воспринимает  меня  негодующе. Сейчас  так , а  в  перспективе… зачем  заранее  сдаваться? Я  к  ней  еще  похожу , и  червь  сомнений  в  ней  зашевелиться - не  он  ли  мой  суженый , не  им  ли  мне  следует  загореться. В  конечном  счете  она  меня  не  обматерит… я  к  ней. Огромный  плюс  в  том , что  мне  есть  к  кому.

                Дедунов  уходит.

Красникова. Сумасбродный  товарищ.
Гамашев. Организм  витиеватый , не  одноклеточный - с  его  потенциалом  ему  в  моем  пошивочном  цеху  делать  нечего. В  нем  бы  он  его , как  полагается , не  использовал. 
Красникова. У  вас  собственный  цех?
Гамашев. Владею  не  я , а  управление  на  мне.
Красникова. Ко  всеобщему  недовольству?
Гамашев. Со  хозяином , что  надо  мной , мы  друг  на  друга  не  огрызаемся. Что  обо  мне  думают  работники , они  держат  в  себе – если  бы  высказались , я  бы  пресек. Я  не  деспот , но  моей  пехотной  дивизией  я  командую  твердо.
Красникова. Вы  и  меня  к  пехоте  причислите?
Гамашев. Ну  а  кто  вы? Вы – продавщица. У  меня  бабы  шьют , вы  тут  для  кого-то  торгуете , и  к  каким  войскам  мне  отнести, к  космическим? Вы – пехота… на  войне  она – пушечное  мясо , а  на  гражданке – бесцветная  масса , которая  трудолюбиво  копошиться  и  сколачивает  для  серьезных  людей  состояния.
Красникова. Не  для  вас  же…
Гамашев. Я  не  наверху , но  я  тоже  руководитель. В  сопоставлении  с  вами  я , дорогуша , посолидней.
Красникова. Мужчина  и  должен  быть  влиятельней  его  женщины. Предположите , что  я  уже  ваша. Приступа  тревоги  не  случилось?
Гамашев. Персональная  ответственность  за  него  лежала  бы  на  вас.
Красникова. Но  его  не  было?
Гамашев. Что  бы  вам  сказать… нефть  добывается. Доллар  растет…
Красникова. Пусть  что  хочет , то  и  делает! Я  говорю  вам  о  нас.
Гамашев. Неконтролируемо  говорите. Где  ваш  разум? Он  вам  добрые  советы  никогда  не  дает? Я  и  намека  на  это  не  почуял. Перед  тем , как  переть  на  меня  с  чувствами , вы  не  сообразили , что  вам  обо  мне  нужно  что-нибудь  узнать – о  моих  привычках , причудах. Зарываюсь  ли  я  в  книги , швыряю  ли  об  стены  бутылки.
Красникова. В  квартире?
Гамашев. Не  допью  и  брошу. Чтобы  допить  не  захотелось.
Красникова. Мой  Александр , на  что  он  сильно  пил , и  то  бутылки  в  квартире  не  колотил.
Гамашев. Но  он-то  завязать  с  алкоголизмом  не  стремился.
Красникова. А  вы… вы  утверждали , что  пили  пиво. Алкоголики  пиво  презирают. 
Гамашев. А  пивные  алкоголики? С  ними  вы  еще  не  жили?
Красникова. А  они  что? И  они  до  чертиков  надираются?
Гамашев. Выпив  поллитра  водки  и  высмотрев  на  бутылке  свое  отражение , ты  замечаешь , что  оно  нечеткое. После  бутылочки  пива  четкость  твоего  отражения  смутной  не  будет. Но  это  после  первой. После  четырнадцатой  взглянешь  и… покрутишь  бутылку  и… никакое  отражение  не  отыскивается. Словно  бы  тебя  нет! Ты  был  бы  рад  всякому , самому  плывущему , самому  кривому  отражению , но  оно , как  ни  ищи , на  глаза  не  попадается. 
Красникова. Опыт  у  вас  грустный.
Гамашев. Не  чрезмерно. Для  кого-то  быть  не  в  кондиции  обычное  дело , но  не  для  меня – я  себя  этим  не  перегружаю. У  меня  в  подчинении  женщины. Чтобы  не  ударить  лицом  в  грязь , мне  пристойней  появляться  перед  ними  не  косым  и  не  с  бодунища.
Красникова. К  вашим  женщинам  вы  пристаете?
Гамашев. Я  же  с  ними  трезвый. Кого  как , а  меня  трезвость  принуждает  существовать  по  принципу  умеренности. Напившись , я  бы  с  ними  повольничал , но  выпивку  и  работу  я  не  совмещаю.
Красникова. Вы  выбрали  лучшую  жизнь.
Гамашев. С  высокого  постамента  я  бы  спустился…
Красникова. Так  вы  что? Набираете  обороты  или  не  набираете?
Гамашев. Обновиться  я  бы  не  возражал… в  моем  танке  мне  отчасти  горьковато.
Красникова. Шоколадку  мне  вам  туда  принести?
Гамашев. Танкист  вышел  продышаться. В  танке  лежит  нетронутая  шоколадка. А  танкист  не  дышать  ведь  пошел , он  поспешил  за  девушкой , что  шоколадную  плитку  ему  просунула  – она-то  по-детски  думала , что  угощу  солдатика  шоколадом , дежурство  ему  скрашу , а  он  почувствовал  в  ней  столь  нужную  ему  доброту  и  летит  за  девушкой , как  за  посланной  ему  провидением… не  отвергая  возможности  овладеть.
Красникова. Без  спросу?
Гамашев. Солдатик  молодой , безрассудный… поэтому  с  шоколадками  поосмотрительней.
Красникова. Вам  бы  я  ее  дала.
Гамашев. И  бежать?
Красникова. Сближаться. Шоколадку  вам  в  руку , а  свою  руку  вам  на  спину… если  бы  я  вас  притягивала , вы  бы  меня  не  отодвигали?
Гамашев. На  грудь  я  бы  вам  надавил.
Красникова. Как  бы  отпихивая , но… в  действительности-то  что?
Гамашев. Не  хочу  конкретизировать.
Красникова. А  я  скажу  вам  прямолинейно. Я  бы  ушла  из-за  вас  в  декрет.

Гамашев. Прилива  энергии  из-за  вашей  прямоты  я  не  словил… может , останемся  друзьями?
Красникова. Вы  что , стушевались? А  от  чего? Что  вас  от  меня  отворачивает? Я  же  не  демоническая  красавица , чтобы  передо  мной  подрагивать - я  типичная , безвредная  женщина , которая  мечтает  о  семье , об  уюте… чем  я  не  для  вас? Почему  вы  подумываете , что  я  для  вас  не  предназначена?
Гамашев. У  меня  о  вас  обрывочные  сведения.
Красникова. Вам  требуется  полная  раскладка? Какую  сосала  соску , в  какую  ходила  школу , с  камими  мальчишками  играла  на  переменках , с  какими…
Гамашев. Вы  играли  с мальчишками? Не  в  мужском  туалете , случайно? В  “Миленькая , замри” , в “Миленькая , позволь  тебя  раздеть” - я  в  школе  учился , я  не  забыл.
Красникова. В  вашей  школе  попадались  такие  девочки , что  совершенно  без  стыда? И  вы  у  вас  в  туалете  на  них  пялились?
Гамашев. Меня  старшеклассники  не  впускали. Когда  я  сам  стал  учащимся  старшей  школы , глядеть  в  туалете  стало  не  на  что.
Красникова. Перевелись  охотницы  наготой  светить?
Гамашев. Я  их  там  не  заставал.
Красникова. Но  совались  в  туалет с  ожиданием…
Гамашев. Посещал  его  чаще , чем  мне  было  надо.

  В  магазин  заходит  прилизанный , пребывающий  в  взвинченности  Шабанов. 

Красникова. Добрый  вечер.
Шабанов. Где  у  вас  рубахи  от  “Армани”?
Красникова. Вы  сказали , рубахи…
Шабанов. Ну , рубашки. Если  я  выразился  по-простецки , вы  меня  что , за  чушку  приняли? За  хмырину  среднерусскую? У  тут  Москва , а  я , предполагается , еще  утром  гусей  на  Белгородчине  пас? А  я , любезные , с  “Аэропорта”! Не  с  аэродрома , а  с  района “Аэропорт”. В  нем  я  с  рождения. Когда-то  и  улыбчивым  был… сейчас , когда  я  сильно  улыбаюсь , у  меня  ноют  зубы. Рубашки  от  “Армани” вы  мне  покажете? 
Красникова. Вы  их  у  нас  не  найдете.
Шабанов. Не  завезли?
Красникова. У  нас  не  фирменный  магазин “Армани”.
Шабанов. Вижу , людей  вы  не  любите… я  о  них  тоже  много  знаю. По  другим , по  себе , в  плохом  расположении  духа  я  относительно  идеала  котирую  себя  низко. Чувствуя  нутром , что  на  моей  могиле  никакая  береза  не  приживется.
Гамашев. Вкопайте  пластиковую.
Шабанов. С  листочками  из  алюминия? А  к  надгробию  будет  приделано  чучело  ворона! Ветерок , перезвон , неподвижный  ворон… у  пришедших  на  мою  могилу  масса  впечатлений  возникнет.

Красникова. Судя  по  вашему  виду , вы  хвораете  лишь  морально.
Шабанов. Физически  я , как  дуб. Физически! Не  умственно!
Гамашев. Это  никто  не  оспаривает.
Шабанов. И  даже  не  вздумайте… сегодня  я  кое-кому  рожу  уже  начистил. Шел  по  Якиманке  и  смотрю – тонкая  пачка  денег  лежит. Ну , понятно , что  кидок , рассчитано  на  придурков… но  я  ее  поднял. Из  чувства  противоречия. Меня  окликают , и  подошедший  мужик  говорит , что  деньги  обронил  он , что  отдавай , я  возвращаю , и  он  молвит , что  в  пачке  было  больше. Иной  бы  безвольно  замямлил , а  я  не  растерялся  и  проорал: я  что , на  лоха  похож?! Но  ты  же  поднял , пробормотал  он. Вот  мы  и  поглядим , кто  от  этого  выиграет , крикнул  я  и  влепил  ему  четко  в  подбородок. Подскочивший  сообщник  навел  на  меня  пистолет , но  я  попер  на  него  грудью , пистолет  у  него  вырвал  и  опять  кулачищем  со  всей  дури  в  подбородок… деньги  остались  у  меня.
Гамашев. Вы  их  заработали.
Шабанов. Они  грязные. И  я  задумал  на  что-нибудь  грязное  их  и  потратить – перепихнулся  со  шлюшкой , купил  билет  на  выступление  популярного  певца , вечерком  заполз  к  вам. За “Армани”.
Красникова. Прочие  бренды  вас  не  заинтересуют?
Шабанов. Да  я  моду  не  отслеживаю… что  на  слуху , то  и  спросил. Вы  замужняя  женщина?
Красникова. А  вам-то…
Гамашев. У  него  пистолет.
Шабанов. Я  с  ним  не  расстался. Из  соображений  безопасности  вам  следует  мне  не  грубить.
Красникова. Я  вам  не  нахамлю , но  и  задабривать  вас  ничем  не  стану. Было бы  иллюзией  думать , что  если  вы  вооружены , вы  меня  так  разом  добьетесь.
Шабанов. Участь  быть  подвергнутой  насилию  вам  не  грозит. Не  стоит  и  возиться… я  нисколько  не  собираюсь  к  чему-то  вас  принуждать! Я  осведомился о вашем семейном  положении , а  прочее  пошло  не  от  меня – это  вы  разговор  в  ту  плоскость  повернули. По  собственной  инициативе! Мои  понятия  о  порядочности  надругаться  над  женщиной  мне  никогда  не  давали , но  я  и  с  пистолетом  никогда  не  ходил… с  ним  власть  повыше , чем  без  него. Под  дулом  пистолета  вы  бы  мне , наверное , не  сопротивлялись. Подонком  я  прошу  меня  не  считать! При  том , что  вспылить  я  могу , осознанно  кого-то  унижающим  я  себя... не  видел , а  сейчас  не  исключаю. И  кто  же  мои  базовые  ценности  сокрушил? Вы , дамочка! Вы  задали  мне  направление , о  котором  я  и  не  задумывался.
Красникова. Я  о  сексе  думаю  постоянно.
Шабанов. Характером  вы  сильны… я  с  пистолетом  и  я  весь  заведен , а  она  говорит  мне  такое. Не  женщина , а  монстр… чего  вы  от  меня  хотите?! А  мужик  ваш  чего  тут , как  немой?! Особенности  вашего  с  ним  поведения  меня  настораживают. Я  как-то  невыспавшимся  ехал  в  метро , и  моя  рука , соскользнув  с  поручня , хлопнула  по  плечу  стоявшую  рядом  со  мной  особу. Я  сказал: “Ой!”. А  она  процедила: “Дорога  не  заканчивается  со  смертью. Любовь  может  начаться  и  под  землей”. После  услышанного  в  меня  будто  бы  подачу  кислорода  прекратили. 

Гамашев. Душновато  в  метро  бывает. Телефончик  у  нее  вы  не  спросили?
Шабанов. Такого  движения  души  во  мне  не  произошло. Находясь  рядом  с  ней , я  чувствовал , что  я  в  зоне  риска , и  поэтому  я  отошел. Она  двинулась  за  мной  и  проявила  то , что  она  хромоножка. Перед  тем , как  я  вырвался  из  вагона , она  успела  мне  крикнуть: “Тавкры , не  верьте  коню! Обман  в  нем  некий  таится”. Это  о  троянском  коне?
Красникова. У  хромой  девушки  время  на  мифологию  остается.
Шабанов. Еще  она  добавила , что  работает  в  научном  учреждении.
Красникова. Связана  с  наукой , а  говорит  о  загробной  любви… похоже , в  этом  мире  ей  совсем  не  везет.
Гамашев. В  экстренном  порядке  выручать  ее  нужно. Был  бы  у  вас  ее  телефон , я  бы  с  ней  созвонился. Сказал  бы , чтобы  не  отчаивалась , заверил  бы , что  с  недостающей  половинкой  судьба  ее  вскоре  соединит… что  же  вы , товарищ? Раз  она  хромая , телефон  у  нее  взять  нельзя?
Шабанов. Я  не  взял  его  не  оттого , что  она  прихрамывала. Я  ее  испугался.
Красникова. Ваш  страх , я  думаю , закономерен.
Шабанов. Без  сомнений! Выданные  ею  фразы  и  у  ярого  дон-жуана  пыл  бы  охладили - причина  нервничать  образовалась… а  нервничая , не  пожалеешь. К  хромой  надо  бы  с  сочувствием  отнестись , но  если  хромая  к  тому  же  и  причудливая , и  мало  того , наверняка  воинственная , к  ней  жалостливое  отношение  не  применимо. Что  там  у  нее  на  него  сдетонирует , я  вызнавать  не  любитель.
Гамашев. Ваше  бегство  из  вагона  свидетельство  тому  достоверное. Она , как  я  понимаю , за  вами  не  ринулась?
Шабанов. Она  было  последовала , но  поперевший  ей  навстречу  народ  затолкал  ее  вглубь. Он  все  сделал  неплохо.
Красникова. По  части  единения  наш  народ  наибольших  успехов  в  метро  достиг. В  час  пик. Его  тогда , как  ни  отпихивайся , от  себя  не  отожмешь.
Гамашев. А  вы  отпихиваетесь? Слиться  с  народом  у  вас  тяготения  нет?
Красникова. Мягко  бы  можно. Мужская  рука  случайно  по  мне  проходит, я  возбуждаюсь , она  уходит… приходит , поглаживает , соскальзывает… но  вжимания  у  нас  настолько  трамбующие  и  вопиющие , что  я  на  своей  станции  на  грани  инвалидности  выхожу. Мне  бы  ваш  пистолет! Достань  я  пистолет , от  меня  бы  мигом  отпрянули.
Шабанов. Законы  физики  возражают. Куда  бы  они  от  вас  отскочили , если  в  вагоне  ни  сантиметра  свободного? Из  окон  бы  повыпрыгивали?
Гамашев. Они  бы  скорее  ее  повалили. И  в  этой  куче  стали  бы  в  вас  совать… кто-то  в  юбку , кто-то  в  лицо , множественное  мужское  участие  вы  бы  перенесли  стоически?
Красникова. Вы  придумали  для  меня  ситуацию  сверх  всякой  меры…

Шабанов. Он  к  вам  неуважителен. Мне  его  приструнить? Скажите , и  я  по  вашей  наводке  в  него  выстрелю - на  какой  из  его  органов  мне  нацелить  мой  ствол? У  мужчин  есть  органы  парные , как  уши , глаза , а  есть  и  непарный... и  не  тот, который  нос. В  то , о  чем  вы  уже  догадались , мне  не  стрелять?
Красникова. Никуда  не  стрелять. Бравированием  вашим  пистолетом  вы  рамки  дозволенного  еще  не  перешли , но  вплотную  в  них  уперлись. Что  вам  в  голову-то  ударило? Пистолет  у  него… при  снятии  его  вами  с  предохранителя  я  тут  же  охранника  позову!
Шабанов. Ваш  безоружный  охранник  мне  не  указ. Чего  он  мне  против  моего  оружия  выставит? Приплетется  сюда  с  электрошокером - я  ему…  по  самому  себе  током  врезать  заставлю. Склонность  к  судорогам  вы  за  ним  не  наблюдали? От  хорошего  разряда  он  в  них  забьется.

Гамашев. Уладив  с  ним , за  нас  приметесь? Мне  вы  уже  грозились , но  вы  же  и  ее  не  обойдете… если  вы  пообещаете  в  нас  потом  не  стрелять, я  безропотно  позволю  ударить  всех  нас  электричеством. Оно  до  полного  бессознания  вырубает?
Шабанов. Какие  у  электрошокера  рабочие  характеристики , я  не  знаю. Встряхнет-то  несомненно , а  уложит  ли  на  пол…  вы  не  могли  подумать, что  вы  будете  лежать , а  я  пускать  в  вас , лежащих , пули. Вы  не  сделали  мне  ничего  плохого. А  я  почему-то  на  вас  ополчился  и  растрелял! Ох , мамочка  ты  моя , я  шизоид! Я  не  в  чьей-то , а  в  их  обойме! Раньше  это  не  проявлялось , но  день  на  день  не  приходится… если  говорить  от  сердца , вы , мужчина , меня  задели.
Гамашев. Машины  столкнулись. Водители  выскочили  и  выискивают  повреждения. А  они  никак  не  обнаруживаются.
Шабанов. Вы  ведете  речь  о  том , что  мы  вот  так  побеседовали  и  от  нашего  разговора  никаких  потерь  не  понесли?
Гамашев. А  по-вашему  получается  по-другому?
Шабанов. От  вас  я  здесь… но  забудем. Пусть  восторжествует  согласие.

                Появляется  охранник  Василевич.

Шабанов. Сеньор  охранник  пришли… подождали , пока  я  угомонюсь  и  выбрались  к  нам  разбираться. Чтобы  меня  не  будоражить , даже  электрошокер  не  прихватили.
Василевич. Я  рассчитываю , что  мы  договоримся  и  без  него.
Шабанов. И  о  чем  же?
Василевич. О  вашем  отсюда  уходе. Насколько  я  расслышал , у  вас  тут  с  самого  начала  не  пошло. С  рубашки , которую  вы  назвали  рубахой. Затем  вы  заговорили  о  пистолете , после  обратили  обладание  им  в  возможность  его  задействования , вы  были  разнузданны , но  охлынули. Давайте  на  этом  остановимся. Где  у  нас  выход , вы  должны  видеть.

Шабанов. Плавный  поворот  головы , и  я  его  узрел…
Василевич. Вы  через  него  уйдете  и  вашего  грехопадения  в  блудняк  не  состоится.
Шабанов. Оно  бы  на  меня  тяжким  камнем  и  при  моей  пальбе  не  навалилось. Пистолет-то  у  меня  травматический! Какой  отобрал , с  таким  и  хожу… влетаю. Вылетаю. Легкий , как  перышко.

                Шабанов  уходит.

Красникова. (охраннику) Хладнокровие  тебе  не  изменило. Засвисти  у  нас  пули , ты  бы  пребывал  у  себя  таким  же  спокойным , каким   выплыл  к  нам. У  тебя  на  одежде  крошки.
Василевич. Я  грыз  сушки. Они  тверды , но  в  них  нет  красителей.
Гамашев. Ваша  забота  о  вашем  здоровье  демонстрирует  нам , что  жить  вы  собираетесь  долго. Он  забыл  об  опасности! Сказано  не  про  вас.
Василевич. Двигаясь  на  того  мужчину , я  полагал , что  иду  на  человека  с  настоящим  пистолетом. Это  дает  мне  право  ваши  намеки  на  мою  трусость  отлягнуть. Ну  а  под  словами  о  наличии  во  мне  хладнокровия  и  определенного  оледенения  я  подпишусь. Видит  бог , я  не  нервный. Пойду  покручу  педали.

Гамашев. Вы  что  как-то… сленгуете?
Красникова. У  него  там  велотренажер. Он  его  на  смену  приносит , а  после  нее  утаскивает. Дирекция  бы  ему  за  велотренажер  всыпала.
Василевич. За  то , что  ты  меня  не  выдаешь , тебе  отдельная  признательность. Наше  начальство , оно  ведь  на  алкогольные  возлияние  ночных  охранников  смотрит  сквозь  пальцы , а  за  поддержание  физической  формы  оно  с  приказом  об  увольнении  не  задержится.
Гамашев. Оно  хочет  от  вас , чтобы  вы  беспрестанно  бродили  по  торговому  залу?
Василевич. Разрешается  стоять , сидеть , но  не  на  велотренажере.
Гамашев. Сидением  на  стуле  мышцы  не  укрепишь , однако  если  бы  вы  все  ваше  рабочее  время  были  на  ногах  и  вперед-назад  на  них  передвигались , нагрузкой  бы  вы  их  загрузили  основательно. И  без  велотренажера.
Василевич. А  вы  дельно  говорите. И  велотренажер  всякий  раз  приносить  не  придется… он  разбирается , но  нести  эту  тяжесть  в  машину , из  машины...
Гамашев. Тренировка.
Василевич. Вы  вновь  глядите  в  суть. Мне  же  не  только  ноги  необходимо  закачивать. Получается , без  перетаскивания  велотренажера  мне  комплексно  мое  тело  не  взбодрить. Из-за  велотренажера  меня  могут  отсюда  прогнать , но  если  я  не  буду  собой  при  его  содействии  заниматься , в  будущем  нетрудоустроен  я  окажусь. Редкая  по  масштабу  дилемма.
Гамашев. Сказать  вам , как  ее  преодолеть?
Василевич. Пожалуйста  скажите.
Гамашев. Тренируйтесь  в  нерабочие  часы , и  она  отпадет.
Василевич. В  нерабочие  часы  я  сплю. Часов  по  двенадцать-тринадцать. Я  уравновешанный , хладнокровный , длительный  сон  для  меня  не  проблема. Проснувшись  по  будильнику , я  едва  успеваю  до  работы  доехать. Какие  тут  тренировки.
Гамашев. Но  вы  же  здесь  не  каждую  ночь  работаете.
Василевич. В  очередь  с  магазином  у  меня  ночные  дежурства  в  банке. Туда  велотренажер  не  притащишь – без  промедления  разоблачат. Через  день  потренироваться  удается , и  то  польза. В  вопросе “годен-негоден” я  пока  своих  позиций  не  сдаю.

Красникова. Завтрашней  ночью  здесь  у  нас  на  дежурство  заступит  Вячеслав  Олегович  Дубков. Ему  пятьдесят  два  года , он  с  дрябленьким  животиком… вылететь  из  охранников  он  отчего-то  не  пугается.
Василевич. У  Вячеслава  Олеговича  бумага. Ну  или  корочка. Он  мастер  спорта  международного  класса  по  самбо. С  этим  документом  его  в  охрану  всегда  наймут , а  мне  остается  не  на  корочки , а  на  кондиции  полагаться. С  захиревшей  мускулатурой  я  скачусь  в  нищету. В  ней  люди  озлобляются , чего  бы  я  себе , нет , не  пожелал. Бьющую  через  край  ненависть  я  отношу  к  серьезнейшим  дефектам  внутренней  структуры.

                Василевич  удаляется.

Гамашев. С  эмоциями  он  справляется. Что  бы  в  нем  ни  бурлило , наружу  оно  не  выплескивается.
Красникова. Наберитесь  терпения.

Гамашев. А  чего  мне  ждать? Того , что  он  посидит-посидит  и  взбесится? Если  с  ним  это  случается , нам  мудрее  больше  не  видится. Хотя  буйство  в  его  исполнении  с  моим  представлением  о  нем  никак  не  вяжется. Мне  подумалось , что  он  и  срыв  несовместимы.
Красникова. По  моим  наблюдениям  он  не  узкоспециализированный  охранник. 
Гамашев. А  кто?
Красникова. Я  к  нему  пристально  присматриваюсь , но… дым  все  гуще. Мечтами  о  простом  житейском  счастье  он  не  задавлен. На  наше  существование  пообъемней , чем  усредненная  масса , глядит. Когда  я  у  него  кокетливо  спросила , как  он  развлекается , он  сказал , что  за  него  ответит  цитата. Из  псалма  номер  один. От  неожиданности  я  даже  запомнила… “Блажен  муж , который  не  ходит  на  совет  нечестивых , и  не  стоит  на  пути  грешных , и  не  сидит  в  собрании  развратителей”. Умели  люди  высказаться , да?
Гамашев. Меня  от  подобных  оборотов  укачивает. Я  так  высоко  не  взлетаю , а  если  меня  хватают  и  тащат  вверх , передо  мной  все  идет  кругом,и  я  ничего  не  могу  рассмотреть. Религиозно  я  безнадежен.
Красникова. Атеист  не  обязательно  выродок.
Гамашев. Я  порочен  в  меру. Ради  вас  я  ее  не  превышу.
Красникова. Женщину  это  не  может  не  оскорбить… при  вашем  ко  мне  отношении  заглядываться  на  вас  я  перестану.
Гамашев. Помогай  вам  Бог.
Красникова. Не  дерзите! Вы , похоже , расположились  здесь  на  ночлег , и  чтобы  я  вас  отсюда  не  спровадила , вам  надо  быть  со  мной  более  пикантным. Чего  вам  со  мной  разговаривать , если  я  вам  не  нравлюсь?
Гамашев. Изначательно  столько  тут  торчать  я  не  думал. Почему  не  ухожу? Не  хочу  задеть  вашу  гордость.
Красникова. Разве  у  меня  гордость… с  ней  бы  я  к  вам  не  ластилась.
Гамашев. Гордость , ну  в  разной  степени , является  свойством  каждой  личности - у  вас  ее  на  мизинец , но  уйди  я  из  магазина , она  пострадает, ведь  вы  передо  мной  чуть  ли  не  ложитесь , а  я  вас  проигнорирую. Не  свысока! Комплекс  исключительности  во  мне  не  развит.
Красникова. Вы  считаете  себя  непойми  кем , но  я  тем  ни  менее  вас  не  устраиваю? Вот  этим  вы  меня  обидели , так  и  обидели…
Гамашев. Я  человек  не  светский , и  вам  на  мои  необдуманные…
Красникова. В  культурном  обществе  вы  с  вашим  стилем  речи  чужаком  бы  не  показались! Как  там  принято , ужалить  поэлегантней  и  побольнее  вы  умеете! Вы  и  в  вашем  пошивочном  цеху  женщин  аналогичным  образом  опускаете?
Гамашев. В  нем  я  бизнеса  узник. С  вами-то  я , что  бы  ни  думали , беседую  с  тактом , а  в  цеху  обо  всем , что  препятствует  делу , приходится  забывать. Недавно был случай – обычно  расторопная  работница  не  выполнила  план , и  я  неблагозвучно  на  нее  нарычал. У  тебя  в  Средней  Азии , сказал , ты  бы  хлопок  не  покладая  рук  собирала , а  в  Москве  расслабленно  дурью  маешься? Что  с  тобой , девушка? Вернуться  назад  в  кишлак  возмечтала? Она  лицо  опустила  и  пробурчала  мне , что  я… 
Красникова. Прав?
Гамашев. Что  я  ишак.
Красникова. Она  бойкая!
Гамашев. Она  влюбилась… и  в  нее  влюбились. Она  сказала , что  сегодня  она  работает  в  цеху  последний  день. Переезжает  на  постоянную  к  жениху , будет  жить  в  его  трехкомнатной  квартире  и  их  ребенка  вынашивать. Меня  подмывало  сказать , что  он  тебя , беременную  дуру , бросит , но  практического  подхода  к  ситуации  в  этом  бы  не  было , а  на  службе  я  исхожу  только  из  него. Она  увольняется  и  для  меня  пропадает. Пропадет  ли  она  в  личной  жизни , меня  не  касается.
Красникова. А  своего  жениха  она  не  нафантазировала?
Гамашев. На  восточную  красавицу  девятнадцати  лет  мужчина  клюнуть  способен.
Красникова. Ну  а  конкретно  вам  она… без  надобности  была?
Гамашев. Для  меня  она  больно  молода.
Красникова. Старомодно.
Гамашев. Пускаться  во  все  тяжкие  с  молоденькой  штучкой  себе  дороже.
Красникова. Надорваться  и  со  сверстницей  можно.
Гамашев. Поэтому  я  вас  и  сторонюсь. В  вашем  магазине  я  пришел  к  убеждению , что  быть  одному , все  равно , что  быть  помилованным. Женатые  и  любовники  казнены , а  меня  отпустили… я  иду  и  с  собой  я  в  ладу. Я  пойду?
Красникова. До  свидания  с  ноткой  печали  я  вам  скажу.
Гамашев. Ваша  угнетенность , она  с  вас  сойдет. Вы  с  себя  ее  стряхнете. И  ненасытно  поворотитесь  к  кому-то  еще. Не  в  пику  мне , а  следуя  вашей  физиологии  и  взгляду  на  мир.
Красникова. У  вас  колкий  язык. 

  В  магазин  входят  Перминов  и  Цибульникова ; он  решительный , она  кроткая , на  его  пиджак  и  ее  платье  приколоты  бирки  с  надписью “Церковь  пророка  Левашова”.

Красникова. Пора  вспомнить , что  я  продавщица… вы  за  какой-нибудь  одеждой  зашли?
Перминов. Мы  к  охраннику.
Красникова. А  у  вас  с  ним  чего? Мне  не  нужно  ему  кричать , чтобы   меры  предосторожности  он  принял?
Цибульникова. О  чем  вы , девушка , мы  его  и  пальцем  не  тронет. Вашего  охранника  Валерием  зовут?
Красникова. Он  Виталий.
Цибульникова. А  нам  сказали… что  же…
Перминов. Имя  он  поменял , но  здесь  видели  не  кого-то , его. О  Петре  Николаевиче  ты  вправе  думать , как  о  грязном  старикашке , но  я  ему  доверяю. Третий  глаз  у  него  не  особый , однако  обыкновенным  зрением  он  наделен , и  увидеть , а затем , вернее , одновременно , почти  тут  же  узнать , он  может  безукоризненно. Прямых  оснований  отказывать  ему  в  этом  у  меня  нет. Слишком  вызывающим  был  бы  ляп… если  бы  Валерий  оказался  не  Валерием. Вы , девушка , его  к  нам  не  позовете?
Красникова. Он  нас  слышит. Пожелает  с  вами  повидаться – выйти  не  преминет.

Цыбульникова. Он  отчего-то  не  появляется.
Красникова. Ему  решать. Возможно , он  вовсе  не  тот , к  кому  вы  пришли.
Гамашев. Будь  он  не  тот , он  бы  вышел  и  сказал , что  они  ошибаются. По  всему  вырисовывается , что  он  тот.
Перминов. Иначе  логика  теряется. Путаных  объяснений  его  поступку  я  давать  не  стану - он  к  нам  не  выходит , поскольку  он  нам  не  обрадовался! Его  сердце  для  любви  не  открыто…
Гамашев. С  кем  не  бывает.
Перминов. Вы  не  имеете  никакого  понятия  о  наших  с  ним  взаимоотношениях. Исчерпывающие  сведения  при  вашем  запросе  я  вам  предоставлю , ничего  постыдного  они  не  содержат , но  Валерию , когда  я  буду  говорить  о  человеке , столько  для  него  сделавшем , пристало  не  прятаться , а  встать  рядом  с  нами  и  благоговейно  мне  поддакивать. Ты  разумеешь, Валерий? Твоей  неотзывчивостью  на  мое  взывание  ты  во  мрази  и  сволочи  ты  записываешься! А  им  не  поздоровится. Как  говорил  Святой  Петр: “Суд  им  давно  готов  и  погибель  их  не  дремлет!”.

Цыбульникова. Валерий  сейчас  выйдет.
Перминов. Больно  он  чего-то  осторожен!
Цыбульникова. Пристыженно  сидит , вздыхает…
Гамашев. Не  посмеивается?
Перминов. В  смеящемся  рождается  падший! Пророк  Левашов  смеяться  себе  не  запрещал , но  это  его  слова. Вы  обратили  внимание , какие  на  нас  бирки?
Гамашев. “Церковь  пророка  Левашова”. Кто  он  такой , допытываться  позволительно?
Перминов. Мы  не  агитаторы. Мы  не  будем  вас  уговаривать  куда-то  вступать.
Перминов. Да  и  некуда. Его  церковь  распалась.
Гамашев. Но  бирки  вы…
Перминов. Не  снимаем. Период  нашей  церкви , как  организации  с  общим  вероучением  и  централизованным  правлением , закончился , но  наша  служба  тем  идеям  и  постулатам  продолжается , и  если  мы  служим , эти  бирки  для  нас  словно  погоны , срывать  которые  для  людей  чести  неприемлемо. Охранник  сюда , естественно , без  бирки  заявляется?
Красникова. Он  ее  не  носит. Пророк  Левашов  его  бы  за  это  проклял?
Перминов. Пророк  Левашов  сказал  нам , чтобы  мы  разбредались  и  не  возвращались… что  он  сказал  своему  другу  и  телохранителю , простая  паства  не  знает.
Гамашев. Скажи  он  ему  принять  над  вами  командование , вы  бы  Валерию  подчинялись?
Перминов. Мы  не  подчинялись , а  внимали. Вы  что  же , думаете , что  мы  падали  перед  пророком  на  колени , исполняли  любые  его  желания , тащили  ему  деньги  и  драгоценности , наша  церковь – не  какая-нибудь  секта! Заинтересованность  в  нас  у  пророка  Левашова  была  не  меркантильной. Он  стремился  до  нас  донести  то , что  ему  передавали… в  чем  разница  между  пророками  и  нами? В  источнике.
Гамашев. Знаний?
Перминов. Знаний , сведений , пророк  из  внеземного  источника  их  получает. Нам  контакт  с  теми  сферами  не  установить , а  у  него  выйти  на  них  складывалось.
Красникова. Неужто  на  самого  Бога?
Перминов. Бога  он  не  упоминал…
Цыбульникова. Он  говорил , что  поддерживает  связь  с  Высшим  Разумом. Чутко  прислушивается  к  его  настроениям  и  передает  нам  выражения  его  воли , в  зависимости  от  настроения  меняющейся , но  не  настолько , чтобы  корабль  в  обход  штормов  и  отмелей  не  прошел.
Гамашев. Чей  корабль?
Цыбульникова. Наш. Пророк  Левашов  любил  повторять , что  на  нашем  корабле  он  не  капитан – он  лишь  впередсмотрящий.
Гамашев. Ну  и  куда  он  смотрел , когда  объявлял , что  деятельность  вашей  церкви  прекращается?
Перминов. Я  не  имею  обыкновения  обсуждать  поступки  пророков. Почву  под  ногами  я  потерял , но  что  от  меня… каких  слов  вы  от  меня  ждете? Осуждающих? Быть  несдержанным  в  оценках  я  не  посмею.
Красникова. Хотите  его  ругать – ругайте.
Перминов. Вы , женщина , рыбка  и  вы  же  птичка. Мозгов  у  вас  побольше , чем  у  первой , но  меньше , чем  у  второй. У  птички  они  все  же  посильнее… но  рыбка  вам  уступает. Обворожительно  на  меня  поглядеть  вы  потянете?
Красникова. После  ваших  сравнений  я , неровен  час , на  вас  взъемся. Пакт  о  ненападении  я  с  вами  не  заключала , и  когда  я  упорядочу  свои  мысли , я  определюсь , как  мне  с  вами… страх  перед  возможной  болью  в  вас  обитает?
Перминов. Если  к  власти  во  мне  придет  страх , я  в  тот  же  миг  приступлю  к  неурочной  работе  по  его  изгнанию. Без  теоретизирований! Выскребывая  и  выблевывая! Что-то  какой-то  чумной  я  сегодня… и  сигареты  где-то  оставил. За  одну  сигарету  много  чего  непреходящего  обдумать  можно. Не  пойдет  о  божественном , переберу  в  голове  узлы  галстуков – простой , двойной , виндзорский , диагональный , классический… собаку  Динго  ввезли  в  Австралию  прирученной.
Гамашев. Но  ее  же  дикой  зовут.
Перминов. Одичала! Насмотрелась  на  вольных  аборигенов  и  по  глупости  измыслила , что  цепь  не  для  нее. Оголодав , выла, но  назад  ее  не  взяли.

Красникова. Динго – это  порода. Переселенцы  не  одну  собаку  привезли.
Перминов. Сколько  ни  привезли , все  разбежались. Самосознание  у  них  незрелое.
Цыбульникова. Неспелое. Мы  бы  от  пророка  Левашова  не  ушли! Он  нас  покинул , а  мы  бы  его  никогда.
Гамашев. Координаты  его  нынешнего  нахождения  вам  и  приблизительно  неизвестны?
Перминов. По  Москве  мы  в  его  поисках  покружили , но  результат  отрицательный. Последняя  надежда  на  Валерия. Теперь  вы  понимаете , зачем  мы  вашего  охранника  беспокоим?
Красникова. Повод  у  вас  законный. Выкрикивайте его имя  хоть  до  утра – я  вас  за  это  извиню.
Перминов. А  если  глотку  не  рвать? Куда  нам  к  нему  пройти , чтобы  побеседовать  с  ним  приглушенно?
Красникова. Он  в  том  направлении.
Перминов. Я  бы  не  сказал , что  у  нас  срочность , но  снова  к  вам  приходить  нам  бы… мы  сейчас  к  нему  пройдем.
Красникова. Я  вам  не  воспрепятствую.
Перминов. А  вам-то  чего? Ваше  возражение  было  бы  блажью. А  из-за  блажи  у  женщин  бывают  бланши. Но  это  я  сугубо  оповещающе. Ну  ударил  бы  я  вас… вы  бы  и  не  почувствовали – в  отрыве  от  пророка  я  настолько  подрастерял  форму , что  скоро  и  воздух  разрубить  не  смогу. Все  упования  на  то , что  свет  не  без  добрых  людей. Валерий , я  думаю , мне  что-нибудь  подскажет. С  пророком  Левашовым  полностью  разъединен  я , но  не  он. 

                Появляется  охранник  Василевич.

Перминов. Он  к  нам  милостив. Поберег  наши  силы , которые  мы  бы  с  ней , с  Екатериной , на  ковыляние  в  его  каморку  потратили. Приветствовать  нас  ты  будешь?
Василевич. Вы  для  меня  лишняя  головная  боль.
Перминов. Способность  радоваться  твоим  единоверцам  у  тебя, Валерий , увяла. Но  сопли  мы  из-за  этого  не  распустим. Мы  здесь  среди  посторонних – публичное  зрелище  из  себя  представляем. Обязаны  крепиться. Как  последователи  пророка  Левашова. Слез  за  ним  не  замечалось.При  тебя , Валерий , он  их  не  лил?
Василевич. В  том , кто  направляется  Высшим  Разумом , слезливые  эмоции  ничто  не  пробудит. Вы  с  ним  вроде  бы  к  соглашению  пришли. Он  разрешает  вам  на  ваше  усмотрение  использовать  все , чему  он  вас  научил , а  вы , какой  бы  поворот  судьбы  не  произошел , его  не  разыскиваете. Ну  и  где  же  ваша  порядочность? Вы  же , кажется , человек  с  достоинством. Оно  у  вас  что , показное?
Перминов. Пред  светлые  очи  пророка  я  бы  виновато  явился…
Цыбульникова. Мы  бы  сказали , что  соскучились.
Василевич. Пророк  Левашов  не  какая-нибудь  тетя  Надя  из  Реутово , чтобы  объяснить  приезд  к  нему  тем , что  вы  соскучились. Пока  он  жил  в  Москве , вы  к  нему  ездили?
Цыбульникова. О  местоположении  его  квартиры  он  нам  не  говорил.
Василевич. Ну  а  если  бы  узнали , поехали?
Цыбульникова. Нет.
Василевич. Тогда  нет , а  теперь , когда  он  однозначно  сказал  вам  его  не  тревожить , вы  к  нему  засобирались?
Цыбульникова. Будь  такая  возможность , мы  бы  к  нему  проехались.
Перминов. Пешком  бы  пошли.
Цыбульникова. И  это  тоже. Ты  поди  попробуй  ногами  до  Перми  или  Хабаровска  дошагать! Пророк  бы  нас  зауважал.
Василевич. Не  думаю.

Гамашев. В  моем  пошивочном  цеху  работает  Сергей  из  Калуги. Он  моих  лет , и  я  у  него  однажды  спросил: предположи , Сергей , что  тебе  с  другого  конца  города  звонит  женщина. Ты  уже  не  юноша , желания  в  тебе  не  те , а  она  тебе  звонит  и  говорит: приезжай. Ну , потрахаться. Ты  бы  поехал? Пешком  бы  пошел , ответил  мне  Сергей. Пыл  молодости  он  сберег… пешком! Подай  мне  к  дверям  машину , я  бы  и  то  не  поехал.
Красникова. Вы  бы  и  шаг  сделать  поленились.
Перминов. К  кому  шаг?
Красникова. Ко  мне. Между  приходами  посетителей  у  нас  тут  якобы  свершается… до  полной  ясности  мы  еще  не  дошли.

Перминов. Помочь  дамочке  словом , помочь  сексом… чем-то  ей  помогаете?
Гамашев. Я  стою  в  стороне. А  вы  с  той  женщиной , что  с  вами , как? Возделываете? Каждую  ночь  она  с  вами  визжит? 
Перминов. Смею  вас  заверить , что  мы  с  ней  вместе  не  спим. Нас  породнила  совместная  тяга  к  наставлениям  пророка  Левашова , чья  фигура  нас  подле  друг  друга  и  держит – говорим  мы  между  собой  лишь о  нем, о  чем-то , к  нему  не  относящемуся , не  заговариваем , я  решил  его  отыскать , и  она  со  мной  отправиться  вызвалась. Покинуть  Москву  Екатерина  настроена  хоть  сейчас. С  твоего , Валерий , благословения.
Василевич. Езжайте.
Перминов. Блеск , Валерий…
Василевич. И  мишура.
Перминов. Она – обманный  блеск. Ты  не  желаешь  сказать  нам  его  адрес, потому  что  мы  не  настоящие  ученики  или  тебе  стало  понятно , что  его  учение – ложь , и  ты  стремишься  нас  от  него  оградить? Что  у  тебя? То  или  то?
Василевич. Не  то  и  не  то. Что  вам  не  ясно? Пророк  Левашов  от  дел  отошел! Куда  он  перебрался , из  каких  побуждений… не  скажу! Огласке  не  подлежит.
Перминов. Ты , Валерий , неуступчив , но  и  мы  уперты. Выявление  точки  пребывания  пророка  идет  у  нас  со  скрипом, однако  при  нашем  с  ней  единомыслии  и  единодушии  мы  придадим  ему  ускорение  негуманным  обливанием  тебя  из  канистры  автомобильным  бензином. В  багажнике  ее  машины  он  для  тебя  припасен. Чтобы  уберечь  от  возгорания  этот  чудесный  магазин , мы  предлагаем  тебе  выйти  с  нами  на  улицу.

Красникова. Удивительное  рядом. Пусть  оно  будет  рядом , но  не  впритык. Тебе  бы , Валерий , действительно  выйти. К  чему  имуществу  страдать? Ваши  разногласия  замешаны  на  пророке , а  у  меня  тут  брюки, костюмы , им-то  за  какие  прегрешения  в  пепел  обращаться?
Василевич. В  общепринятом  смысле  ты  проявляешь  себя  бездушно. Но  бездушен  бывает  и  Бог… живший  в  четырнадцатом  веке  святитель  Алексий , будучи  еще  подростком , ловил  силками  птиц  и  услышал  глас. “Зачем  ты  напрасно  трудишься , - сказали  ему  с  небес. - Я  сделаю  тебя  ловцом  человеков”. Священником , праведником… а  о  том , чтобы  он  прекратил  ловить  и  мучить  птиц , ни  слова.
Перминов. У  Бога  есть  чему  поучиться.
Василевич. Он  мастер , что  говорить… христианская  религия  требует  быть  готовым  к  мученичеству , но  для  меня  обливание  бензином  за  гранью  того , что  вытерпеть  я  могу. Вы  разумеете , что  я  не  о  самом  обливании , а  о  горении. Как  бы  пламя  я  ни  сбивал , что-нибудь  у  меня  обгорит , а  мне  все  мое  одинаково  дорого. Рот  бы  я  ни  за  что  раскрыл , но  валяться  в  противоожоговом  центре  я  не  настроен. 
Перминов. Котелок  у  тебя  варит. В  момент  ты , Валерий , посыпался! Если  бы  не  частности , ты  бы  нам  его  тайну  не  выдал , но  когда  фрагментом  пейзажа  перед  тобой  канистра  с  бензином  забрезжила , задачи  ты  стал  ставить  себе  скромнее – о  собственной  шкуре  позабочусь  и  будет  с  меня. Потом  за  мою  слабость  себя  осужу , но  с  какой  бы  силой  меня  ни  била  нравственная  лихоманка , скакать  и  в  прямом  значении  пылать , гораздо  больнее. Гибкий  ты , Валерий. Просят – не  говоришь , прижмут – рассказать  соглашаешься... пророк  Левашов  твое  предательство  бы  не  одобрил. За  Христа  его  последователи  чего  только  ни  притерпевали , а  ты  за  пророка  Левашова  и  слегка  поджариться  не  пожелал.
Василевич. С  покаянной  молитвой  к  Левашову  я  не  метнусь. Я  не  христианин. 
Гамашев. Я  читал , что  и  апачи  теперь  христиане.
Красникова. Индейцы  апачи?
Гамашев. В  своих  резервациях  христианство  приняли. Смирились… Христос  же  к  смирению  призывал.
Перминов. И  под  его  знаменем  полмира  огнем  и  мечом  было  порабощено. Ты , Господи , на  меня  окаянного  не  взыщи! К  Тебе  я  лоялен , ни  с  какой  каверзностью  не  подлезаю , мне  бы  пророка  Левашова  отыскать. Где  он , Валерий?
Василевич. В  деревне.
Цыбульникова. Он  в  деревне  и… прочее  загадкой  для  нас  останется?
Василевич. В  деревне  под  Смоленском.
Перминов. Ты  сузил  уже  ничего , но  начав  говорить , ты  говори  с  подробностями. Как  называется  та  деревня?
Василевич. Мокасиновка.
Перминов. Что , от  индейской  обуви? Ты , Валерий , с  нами  честен?
Василевич. Здесь  упомянули  индейцев , и  я  тоже  решил  о  них  ввернуть. С  непринужденной  веселостью.
Перминов. Ситуация , чтобы  повеселиться , назрела. Я  иду  за  канистрой. А  ты  здесь  пока  разглагольствуй. Не  хочешь  о  пророке  Левашове - о  Яше  Хейфице  слушателям  поведай. Знаменитейшем  скрипаче. Просвети  народ , что  для  души  он  отнюдь  не  на  скрипке  играл.
Василевич. А  на  чем?
Перминов. На  аккордеоне. Со  смеха  кто-нибудь  помирает? И  мне  чего-то  не  забавно. На  твой , Валерий , взгляд , мой  голос  сейчас  что  выдает?
Василевич. Агрессию.
Перминов. Ну  а  с  глазами  у  меня  что? Они  не  бегают?
Василевич. Застыли. Кровью  налившись… насчет  канистры  вы  не  блефуете. Пророк  Левашов  живет  в  деревне  Непряевка.

Перминов. Ты  не  хитришь? Имей  в  виду , что , если  в  Непрявке  пророка  мы  не  найдем , весь  путь  оттуда  я  отведу  на  обдумывание  того , как  бы  мне  поизощренней  тебя  отблагодарить. Вылить  на  тебя  бензин  и  воспламенить  его  спичкой  все-таки  слегка  прямолинейно.
Цыбульникова. Я  бы  Валерия  скрутила  и  заголила.
Перминов. Связала  и  раздела? Еще  не  зная , для  чего  тебе  это, я  скажу , что  связанного  раздевать  неудобно. Из-под  плотно  прикрученных  веревок  вытягивать  одежду  замучишься. Нужно  раздеть , а  затем  уже  связывать.
Цыбульникова. А  перед  тем , как  связывать , оглоушить.
Перминов. Само  собой! А  для  чего  его  связывать?
Цыбульникова. Спички. Доставая  их  из  коробка , зажигаешь  и  прикладываешь… по  одной. К  местам  самым  разным. Очнется  он  на  первой , а  на  пятой-шестой  ему  невыносимо  возжелается  перемен.
Перминов. Валерий  станет  кричать: “пророк  в  Непряевке! нет , он  в  Хайловке , в  Пробудиловке , в  Кокошино!” , но  мы , Валерий , будем  спички  тратить  и  тратить. И  наш  коробок  на  твою  беду  будет  не  плоским  малышом , как  в  гостиницах – он  у  будет  таким , какими  в  сельпо  торгуют. С  добрую  пачку  масла. Спичек  в  нем , Валера… и  там , где  мы  кожу  тебе  попортим , мы  маслом  тебе  не  помажем! Наждачной  шкуркой  пройдемся! Когда  мы  тебя  вырубим , руки  тебе  сзади  свяжем. Не  возражаешь?
Василевич. Пророк  Левашов  в  Непряевке. Я  с  вами  в  нее  поеду. Покажу  вам  дом , где  он  проживает , и  если  он  вдруг  куда-то  переселился , похожу , пораспрашиваю… о  том , что  он  в  Непряевке , без  всякого  элемента  фантазии  я  вам  говорю! Он  должен  быть  в  Непряевке. В  недавнем  прошлом  был.
Перминов. Прошлое  есть  прошлое… случается , что  с  настоящим  оно  сливается. Завтрашним  утром  мы  выезжаем  в  Непряевку!
Гамашев. И  я  с  вами.
Красникова. Я  тоже  хочу  поехать.
Перминов. Но  у  вас  же  работа.
Красникова. Мы  отпросимся. Посмотреть  на  живого  пророка  кому  не  любопытно! Увидите , что  это  он  - нам  моргните , и  мы  встанем  с  вами , а  вы  с  нами , торжественной  процессией  к  нему  подойдем.               





                Третье  действие. 

   Втягивая  голову  в  плечи , вдоль  покосившегося  забора  прерывисто  прохаживается  одетый  в  шорты  и  жилет  пророк  Левашов.
  Сплоченно  приблизившаяся  к  нему  пятерка  разговор  не  начинает.

Левашов. Если  вы  ко  мне , чтобы  провести  время  в  моем  обществе , я  вас  не  пошлю. Но  ближе  не  подходить  и  о  Высшем  Разуме  не  распрашивать. Комфортно  себя  чувствовать  вам  это  не  помешает?
Гамашев. Мне  нисколько. Сейчас  мне  не  до  Высшего… после  нудной  утомительной  дороги  большая  часть  мозга  у  меня  спит.
Левашов. А  у  меня  он  на  сто  десять  пашет. Сообщения  в  него  передаются  бесперебойно , неустанно , мои  ощущения  вам  не  понять. И  все  Он… не  тот , что  мой , а  Он… Он , Он… а  вместе – ОнОн. Онон! Монгольская  река , что  и  в  Россию  затекает. В  меня  так  же… не  той , но  рекой. Знак “поворот  налево” у  деревни  видели?
Красникова. Видели.
Левашов. Стараясь  запрудить  свою  реку , я  занимался  его  углубленным  анализированием. Графикой , раскраской , высчитыванием  длины  стрелки , и  здесь  не  причуда: для  того , кто  напрямую  общается  с  Высшим  Разумом , хоть  изредка  переключаться  на  примитив – надобность. Поэтому  побеседуем  о  вас. Кого  ты , Валерий , ко  мне  привез?
Василевич. Двоих  новых , двоих  старых.
Левашов. Старых  я  знаю. Приверженцы  они  мои  фанатичные… чем  они  на  тебя  повоздействовали , что  ты  сюда  их  доставил?
Василевич. Запугивали , что  бензином  обольют.
Левашов. С  бензином  и  спичками  сподручно  условия  диктовать. А  что  с  двумя  другими? Они-то  отчего  мое  уединение  ни  в  грош  не  поставили? Вот  вы , барышня , чего  ко  мне  прикатили?
Красникова. Взглянуть.
Левашов. На  кого?
Красникова. На  пророка.
Левашов. Своим  отношением  к  делу  я  данному  званию  как  бы  сказать… не  отвечаю. Когда  мне  вещают Оттуда , что-либо  отвечать  мне  не  нужно – в  моих  обязанностях  пересказывать  услышанное  людям , но  я  нести  мою  службу  подустал. Мне  передают , а  мне  не  только  слушай , но  и  передавай  дальше , вы  подождите! Спросите  у  меня , силен  ли  я , истощен… спросите , а  потом , если  я  в  порядке , требуйте!
Василевич. Восстанавливать  против  себя  Высший  Разум  не  шутка.
Левашов. Норма  выдачи  откровений  у  Него  для  меня  неприемлемая! Прибрал  меня  к  рукам  и  изводит… я  говорю  об  этом  в  неосторожных  выражениях , но  я  того  и  добиваюсь , чтобы  Он  во  мне  умолк! А  то  и  алкоголем  напряжение  не  снимешь… неразбавленный  спирт  кажется  жалкой  бурдой. С  Семеновым  мы  его  пили.
Цыбульникова. Вы  остановились  у  Дмитрия  Семенова?
Левашов. Дом  Семенова  в  начале  улицы , а  тот , что  я  снял , в  середине. Семенов  в  деревне  не  бывает – грязь  по  осени  не  месит , через  снежные  заторы  зимой  не  пробивается , дом  отошел  к  нему  по  наследству , и  Семенов  у  меня  спросил , что  с  ним  делать. “Дом , сказал , мне  завещали  в  Непряевке , а  это  деревня , недвижимость  в  которой  не  ценится – в  наследство  я  вступлю , но  чего  мне  потом-то? Вы  через  вашу  близость  с  Высшим  Разумом  мне  чего-нибудь  не  подскажете?”.
Перминов. Наглейший  тип. Подобными  пустяками  вас  загружать!
Левашов. Я  ему  тоже  промолвил: “В  уме  ли  ты , Семенов?”. Но  Непряевка  у  меня  отложилась. Пустующая  деревушка , куда  и  газ-то  не  проведен. И  где  жители , если  они  и  есть , из  избушек  не  выходят. В  моих  проходах  по  деревне  я  никого  не  встречал.
Гамашев. А  ваш  дом  вы  у  кого  сняли?
Левашов. У  тракториста. Я  к  Непряевке  подходил , а  он  проезжал  мимо  нее  на  тракторе  и , вызнав , что  мне  необходимо  жилье , сказал , что  я  могу  занять  дом , когда-то  бордовой  краской  окрашенный. Она  облупилась , но  я  и  по  сохранившимся  ошметкам  от  прочих  его  отличил.

Гамашев. Деньги  трактористу  сразу  вы  заплатили?
Левашов. А  к  чему  тянуть.
Гамашев. Заплатили  в  обмен  на  ключи?
Левашов. Ключи  он  мне  не  дал. Навесной  замок , сказал , в  такой  мере  проржавел , что  ключом  не  возьмешь - сбивайте  и  живите. Как  мне  было  говорено , так  я  и  сделал. Чья  это  собственность  и  имел  ли  тракторист  право  ее  мне  сдавать , меня  не  беспокоит. Правомерно  я  или  незаконно… без  передышки  в  меня  влезать  Высший  Разум  что , правомочен? И  бурю-то  нигде  не  переждешь! И  что  становится  неизбежным? Потери! Я  теряю  свою  личность  со  всеми  ее  идеями  и  предпочтениями -  то, что  непосредственно  мое , обломками  кораблекрушения  во  мне  плавает , а  Его  нарастает  и  закрепляется. Во  мне , Валера! Достанься  тебе  мой  дар , ты  бы  ходил  по  земле  сгорбленным  и  очумелым. А  я  бы  к  тебе  в  клинику  наведывался  и  проявлял  заботу  не  о  ком-то , а  о  тебе. О  друге. Ну  а  ты  ко  мне  в  деревню  в  заботах  о  ком  заявляешься?
Василевич. О  тех , кого  наставлять  ты  обязан. Это  хлопотно , но  замыкать  сообщения  Высшего  Разума  на  себе  пророка  не  красит. Ладно  бы  тебя  отвергали , но  к  тебе  же  прислушивались! На  встречи  с  тобой  до  семидесяти  человек  приходило! Лжепророки  собирают  стадионы , но  для  настоящего  пророка  и  шестьдесят-шестьдесят пять  человек  цифра  не  бросовая. А  ты  их  отшвырнул! Если  ты  рассчитывал , что , лишив  нас  поступающего  тебе  сверху , ты  меня  не  разочаруешь , ты  заблуждался.

Левашов. Передавать  услышанное  одному  тебе  я  согласен.
Перминов. А  нам?
Левашов. Вам  нет. Стоит  мне  вернуться  к  прежнему , как  вы  об  этом  раззвоните , и  ко  мне  понаедут – снова  возникнет  сообщество , и   мне  перед  вами  выступай , отвечай  на  ваши  вопросы , не  будет  такого! Из  примерно  шестидесяти , что  меня  слушали , какое  число  сейчас  участвует  в  моих  розысках? Кроме  вас , меня  кто-то  ищет?
Перминов. Мы  не  знаем.
Цыбульникова. Кого-то  вовлечь  мы  пытались , но  отклика  не  нашли.
Левашов. Ну  и  превосходно! Чего  еще  пожелать – я  хотел  быть  забытым, и  меня  забыли. Какой-то  пророк  что-то  там  нес , физиономия  у  него  скашивалась , ее  изображение  в  наших  воспоминаниях  зернистое , пропадающее... братья  и  сестры. Ваше  забвение  меня  идет  распрекрасно!
Красникова. Идет  коза  рогатая.
Левашов. Куда?
Красникова. За  малыми  ребятами.
Левашов. Вы  о  малых  библейских? О  малых  сиих , которых  вы  не  вводите  и  не  уводите , за  которых  с  вас  спросится… это  Библия. Это  Бог. Это  не  ко  мне. Я  в  связке  сугубо  с  ним – с  Высшим  Разумом. 

Гамашев. Свои  суждения  он  доносит  до  вас.
Левашов. А  до  кого  их  ему  доносить?
Гамашев. До  журналиста  какого-нибудь. Чтобы  после  опубликования  их  полезность  стала  достоянием  самого  обширного  круга. Или  общаться  с  прессой  ему  не  положено?
Левашов. Мне  за  него  не  ответить. Вероятно , к  пишущим  людям  у  него  симпатии  нет – они  же  творческие. Услышат  в  голове  чей-то  голос , подумают , что  это  говорит  их  талант  и  присвоят  услышанное  себе. А  у  Высшего  Разума , может , амбиции. Ну , не  хочет  Он , чтобы  его  использовали  и  вместе  с  тем  даже  об  этом  не  знали. Действуя  через  меня , Он  отлично  понимает , что  я-то  оказавшееся  во  мне  за  свое  не  приму. До  зачисления  в  пророки  я  офисным  служащим  был.
Гамашев. В  офисе  и  я  сиживал.
Левашов. Вас  Высший  Разум  там  не  настиг. Он  захапал  меня… я  с  тобооо-й  и  все  чудесно  под  луноооо-й! Возвращение  в  офис  я  шагом  назад  не  посчитаю. Пришибленным  клерком  я  бы  существовал  и  горя  не  видел – вокруг  болтовня , но  в  башке-то  тишь… ясность , пустотность… и  никакого  Высшего  Разума , будь  он  неладен! Я  бы  не  что  в  офис , я  бы  на  любую  грязную  работу  подвязался , лишь  он  бы  Он  во  мне  замолк. А  то  бу-бу-булулупубулубу… лу-пу-пу… лу-лу-луу-буу… бу… что  еще  за  странности? Я  Его  не  слышу. Я  на  Него  накатывал , и  он  от  меня  что , отвязался? Усовестился? Разобиделся? Я  Его  не  слышу…

Гамашев. Разговаривая  с  нами , слышали?
Левашов. До  последней  минуты  слышал. А  теперь  прервалось. Лишь  бы  насовсем. Следует  немного  подождать…. если  Он  ушел  из  меня  бесповоротно , я  исполнюсь  ко  всему  мирозданию  такой  благодарности… я  всех  полюблю. Никогда  не  сотворю  зла… за  добро  отплачу  добром… как  же  божественно  я  себя  сейчас  чувствую… молю  тебя , прошу тебя , не  приходи!

    Руки  Левашова  прижаты  к  груди. Глаза  у  него  в  небеса.