Чумные псы. Прелюдия

Барбара Ирес
      Где-то над головой музыканты уныло перебирали струны, даже не подозревая — или попросту закрывая глаза — на то, что в подвале, отодвинув столы к стенам, группа мужчин абсолютно спокойно готовясь к грядущему кровопролитию.

      — Енох, послушай, — жалостливо потянул фрушт, сжимая в руках черные защитные очки. — Может, не стоит доводить все до такого? Есть же мирный способ…
      — Нет, — с издевкой, но даже без тени улыбки, ответил кролок, поправляя кожаные наручи. — Не хочешь по хорошему — будем решать вопросы так, — видя, что собеседник хочет возразить, он крикнул как можно громче: — Куда запропастился мой сраный адъютант?!

      Из-за стула показался гном, неся в руках шпаги. Он не спешил их отдавать, явно наслаждаясь моментом созерцания неуверенного лица грязнокровки, и Енох поморщился. Чистота рода, нет, не совсем. Кому какая разница. Выхватив оружие, он повертел его в ладони, чтобы привыкнуть к неудобной плотной перчатке. Фрушт напротив чуть ли не плакал.

      — Енох…
      — Тиджи, — резко прервал его мужчина. — Делаем так: я наношу три удара. Все по правилам симтсхи. Выдерживаешь — свободен. Могу дать слово.

      Гном хмыкнул.

      — Да кто же вам, оркам, верить будет…

      Кролок смерил его уничтожающим взглядом, но через черное стекло этого все равно не было видно.

      Их поставили друг напротив друга, зачитали права и возможности, еще раз объяснили правила дуэли на случай, если кто-то мог задумать выкинуть какую-нибудь глупость. Наблюдающие встали за спинами, молча надев на себя маски, чтобы избежать попаданий по глазам и лицу. Когда судья закончил, Енох поднял шпагу и улыбнулся. Тиджи пришлось держать за плечи, до того он боялся.

      Фрушт даже не успел понять, когда произошел первый удар — только почувствовал краткий укол боли и странную теплоту, когда кровь потекла из раны на лбу. Испуганно схватившись за рукоять, он принялся махать во все стороны, но это не спасло: кролок парировал, хладнокровно продолжая наносить удар за ударом.

      Тиджи не боялся умереть — плотные кожаные нагрудники защищали тела обоих дуэлянтов, а конструкция очков не дала бы противнику отрезать нос или ухо, но страх почему-то отказывался покидать его. Он знал Еноха меньше года, но уже успел на своей шкуре понять, что, если тот хочет что-то выяснить, он пойдет на все. Кролок не был ни копом, ни частным детективом, но при этом с пугающей частотой был готов взяться за дело, не сулящее ничего, кроме проблем.

      Как, например, сейчас. Только заказчиком выступал он сам.

      К третьему раунду кролок стал терять самообладание, заражаясь азартом схватки. Рубанув наотмашь, он оставил на щеке фрушта стремительно наливающуюся кровью длинную полоску прямо до уголка его губ. Тиджи охнул и отскочил; наблюдатели тут же приблизились, приподнимая маски и осматривая рану. Глядя на то, как кролок стряхивает алые капли с оружия, мужчина крикнул:

      — Хватит! Отстань от меня!
      — С удовольствием, — с кривой ухмылкой выдохнул Енох, — только замри на секунду.

      Тиджи бы с радостью отбежал и забился в угол, но трое мужчин с его стороны крепко стояли на ногах, ограничивая своеобразный ринг за его спиной. Бешено маша шпагой, горе-фехтовальщик пытался даже не напасть — хотя бы защититься, но, когда лезвие вновь прошлось в опасной близости от его рта, бросил оружие на пол и поднял руки вверх.

      Кролок так и замер на месте, в той же позе, собираясь нанести удар. Лицо его вновь приобрело бесстрастное выражение.

      — Говори, — приказал он, смотря на фрушта в упор.

      Мужчина сглотнул.

      — Татен, 73. Улица генерала Муна, ты легко ее найдешь. Уверяю, это все, что я о ней знаю.

      Енох фыркнул, кинул шпагу стоящим за ним наблюдателям, скинул снаряжение и уже собрался на выход, как вдруг быстро развернулся и врезал кулаком в живот противника. Тиджи, повалившись на чужие руки, жалко всхлипнул, но никто ничего не сказал и не сделал, пока победитель не дошел до черного выхода и не вышел, захлопнув за собой дверь.

      На улице Енох поправил ворот пиджака, отряхнул рукава и пошел по направлению к дому. Настроение было хуже некуда. Адрес, адрес, что ему какой-то адрес! Он даже не мог быть уверенным, что Огме будет там, когда он приедет. Все же знают, что Енох всегда не успевает прийти вовремя.

      Соседи и знакомые видели в нем личность, сломленную несчастьями, сдавшуюся на волю судьбы и полностью опустошенную. Кролок, смешение крови орка и эльфа, явление уже не столь частое, как это было в казавшемся совсем далеком прошлом веке, год назад вернувшийся в фронта якобы по причине травмы, о которой никто не знал, и точно не похожий на того юнца, покидавшего страну из-за войны. Енох не обладал большим количеством друзей — скорее всего, таковых и не было, но те, с кем он встречался раньше, в другой стране, говорили, что он уже совсем другой. Разбитый. Сломленный.

      Тронув старый шрам от того же симтсхи на подбородке, Енох подумал об Агне. Она всегда была против того, чтобы он принимал участие в этой, как она говорила, «чудовищной шалости». Мужчина представил рассеченный от уха до уха рот Тиджи и ухмыльнулся, но, стоило ему завернуть в очередной темный переулок, как его улыбка тут же погасла.

      Агне.

      Похлопав по себя карманам пиджака, он вспомнил, кому отдал последнюю сигарету. Паршиво. В горле неожиданно пересохло, а на улице поднимался до того лютый ветер, что мужчина плюнул на все и свернул с дороги ведущей к дому. Миновав довольно безжизненного вида парк, где лишенные листьев деревья голыми сучьями пронзали небо, Енох подошел к дому, из распахнутой подвальной двери которого на темную улицу выплескивался шум и свет. Спустившись вниз по лестнице так резво, что едва не уперся животом в длинную стойку, занимавшую собой практически всю узкую комнатушку, кролок кивком поздоровался с барменом. Заказав бутыль лагера, мужчина собирался выпить ее один, желательно в каком-нибудь углу, но тут его узнал какой-то то ли не особенно чистокровный гном, то ли гнис и подозвал присоединиться к его компании. Неохотно согласившись, Енох подсел к субъекту с сильно запутанным родством, эльфу и двум барышням, на чью расовую принадлежность ему было объективно плевать. Неясным образом перед ним возник шот виски, и тотчас новые знакомые пришлись мужчине по душе.

      Поднялись из-за стола они уже после того, как настенные часы отбили два удара после полуночи. На такси ни у кого денег не было, но зато они почему-то обнаружились, когда компания очутилась в другом баре, точно таком же, как и предыдущий, и там уселись за похожий столик и пили то же самое, что и прежде.

      Когда эльф молча встал и ушел, сборище распалось само по себе. То ли гном, то ли гнис ушел с одной из дам, оставив Еноху ту, что, как он помнил, звали Рада, с которой они каким-то чудом дошли до ее душной и жаркой квартиры. Судя по коже, эльфийка, глупо улыбаясь, взяла мужчину за руку и повела за собой внутрь, но, сделав три шага, рухнула на пол. Кролок, вздохнув, пошлепал ее по щекам, но она не просыпалась. Подавляя подступающую к горлу тошноту, он нагнулся, подхватил ее за подмышки и волоком потащил к единственной узкой кровати в, вероятнее всего, спальне. Не без труда взгромоздив эльфийку на нее, мужчина понял, что больше терпеть не может, схватил с тумбочки вазу, куда его благополучно и вырвало. Поморщившись от отвращения, он выкинул ее прямо из окна. После этого он доковылял до гостиной, лег, не раздеваясь, на диван и уснул.

      В реальность Енох вернулся, когда за окном уже начинало светлеть. Недовольно поморщившись от удушливой, приторно-сладкой смеси запахов женских сигарет и цветочных духов, он протер пальцами глаза и, еще не открывая век, безразлично глянул на пол. Выискивая взглядом свои ботинки, мужчина нагнулся слишком далеко и свалился на пол, но едва ли заметил это.

      Поворочавшись и поводив по такому же красному, как его нос, ковру, он заметил обувь у задней ножки дивана. Протянув руку и притянув их к себе, мужчина успокоился на правом боку и закрыл глаза, подсунув под голову согнутую в локте руку. На запястье механически тикали часы, раздражая и не давая вновь заснуть. Застонав, Енох перевернулся, пытаясь на ощупь расстегнуть застежку браслета, но ничего не вышло. Глянув мутным взглядом на циферблат, мужчина издал еще один безысходный вздох, тоскливо посмотрел на незнакомый потолок и пришел к неутешительному выводу, что пора собираться. Приподнявшись, кролок вытер потрескавшиеся губы тыльной стороной ладони, обулся, взял лежащую на полу шляпу и кинул ее на диван, где одиноко лежал его серый пиджак. Затем он, покачиваясь, встал, отряхнулся и пошел в поисках раковины. В соседней комнате из-под одеяла виднелась светлая шевелюра Рады.

      Умывшись на кухне — ванну он так и не нашел — Енох вернулся к ее комнате, поняв, что единственный телефон в квартире находится именно там. Подойдя к белому, неуклюжему аппарату, мужчина снял трубку, но замер вместе с ней у уха, посмотрев на Раду. Эльфийка спала беспокойно, дергая длинными ушами и что-то приглушенно мяукая. Из-за всех одеял и подушек виднелась лишь ее голова и рука, заброшенная высоко над головой. Мужчина подумал и повесил трубку.

      По-тихому покинуть квартиру ему не удалось: зайдя на кухню, чтобы взять пару листьев иссопа, кролок так погремел жестяными банками, что вскоре послышался безнадежно унылый голос эльфийки:

      — Чесн? — протянула она, судя по звукам, поднимаясь с кровати.

      Енох подошел к ней, протягивая листья. Фыркнув, Рада взяла меньший из них и принялась лениво жевать.

      — Что за Чесн? — спросил мужчина.
      — Мой… — она что-то прикинула в уме. — Не помню. Я с ним была.
      — А мне казалось, ты была одна.

      Поморщив свой маленький носик, эльфийка через плечо кролока глянула в окно.

      — Который час?
      — Не знаю, — пожал плечами Енох. — Утро, скорее всего. Еще иссопа хочешь?
      — Ничего я не хочу, умереть разве что, — она горько вздохнула и упала лицом в кровать. — Вчера собиралась выйти за одного, утром просыпаюсь с другим, с которым еще и пью ночь напролет.

      Мужчина присел на край кровати и собирался ободряюще положить ей руку на плечо, но Рада повернула голову, и он наткнулся на стальной взгляд ее глаз.

      — Будь добр, закрой дверь с той стороны и больше никогда не появляйся в моей жизни.
      — Я попробую, — раздраженно выдохнул кролок. — Но ничего обещать не могу.

      Он надел пиджак, вытащил из кармана перчатки, отряхнул шляпу и, нахлобучив ее себе на голову, вышел из этой душной квартиры.