— Я не могу больше идти, оставь меня. Или давай бросим эту глупую затею?
— Нельзя. Нельзя бросать, что ты! Вера от меня отказалась, ты тоже хочешь оставить меня одну? Идем дальше, пожалуйста, без тебя мне точно не справиться.
— Прости, но я честно не могу. Если б с нами была Вера, было бы легче. Но ее нет, а я на нуле. Пойми, без нас тебе действительно никак.
— Нет. Я все-таки попробую. Я должна.
Она поцеловала на прощанье ее в лоб и двинулась дальше. Надежда осталась где-то позади, несмотря на то, что она сдавалась последней…
Колкий снег нещадно бил в лицо. Ветер вздымал одежду, пробирая до костей. Закутавшись в шерстяной платок, она брела навстречу ветру, с трудом справляясь с его порывами.
Растрепанные волосы, рваная одежда, уставшие глаза и полное отсутствие в них веры и надежды. Она была похожа на нищенку, просившую подаяние. При виде нее люди шарахались в стороны. Кто-то отворачивался, не сказав ни слова, даже не пытаясь ее услышать, кто-то из вежливости делал вид, что слушает, но не слышал. Она бродила по улицам в поисках того, кто же все-таки обратит на нее внимание, поймет, примет, впустит. Но все были глухи, слепы и равнодушны...
…Статный мужчина лет пятидесяти сидел в роскошной машине, явно кого-то поджидая. Чтобы скоротать время, он листал бульварную газетенку, просматривая объявления о знакомствах. Несмотря на достигнутый статус, положение в обществе и в кошельке, возраст и выросший солидный живот, он был одинок. Юные нимфы в его жизни сменяли другу друга, как цветные стекла в калейдоскопе. Их лица не запоминались, душа не болела, самооценка поднималась. Одинокое существование не вызывало и малейшего дискомфорта. Ну и что, что ужин дома не накрыт, ресторанов полно! Ну и что, что обнять дома некому, зато проституток — одна другой краше! За полкопейки задушат в объятиях.
Она подошла к машине и тихо постучала в окно.
— Я милостыню не подаю, — не дав сказать ей и слова, буркнул он, нажал кнопку, и стекло поползло вверх.
— А я не за милостыней.
Стекло остановилось, подождало минуту и опустилось на пару сантиметров вниз. На нее уставились пустые сытые глаза.
— Видите, там? — Она слегка повела головой в сторону, и он проследил за ее движением. — Женщина гуляет с собакой.
— Вон та бабушка? — не понимая сути дела, уточнил он.
— Нет, это женщина. Ей еще и сорока нет. Просто она не очень ухожена. Быт заел, денег не хватает, проблемы на работе. А так она ничего, если присмотреться.
— А зачем? — все так же пусто, без интереса прозвучал его голос.
— А она любит вас. Очень. Давно уже. Подойти боится, сказать смелости не хватает. Так, издалека наблюдает, вздыхает. Но она очень хорошая хозяйка, борщ у нее вкуснее, чем в лучшем ресторане. И нежная она очень. По вечерам могла бы вам массаж головы делать. Ведь вам часто голова болит, правда? А у нее ручки волшебные. Вы просто присмотритесь.
Он на секунду задержал внимание на той, с золотыми руками, и перевел взгляд на нее.
— Да не хочу я присматриваться. Она старуха… Облезлая, неухоженная. Зачем мне ее ручки? Вы скажите еще в душу к ней заглянуть.
— Почему бы и нет? У нее очень добрая и светлая душа. Она любит поэзию и собак. И вас она любит.
— Нет. Не нужна мне ее поэзия. Я жду свою «душу», — сказав последнее слово, он громко расхохотался. — Видите, бежит к машине душа моя. Посмотреть приятно: ноги от ушей, грудь, как у Памелы… Что еще нужно?
— Она вашу боль головную себе не возьмет. Только купюры из кошелька. Вы разве не понимаете?
Он оторвал взгляд от длинноногой грудастой блондинки и пристально посмотрел на нее. На какое-то мгновение ей показалось, что в его глазах мелькнуло осознание, даже, возможно, боль, такая… еле уловимая, на уровне подсознания. Но это длилось долю секунды.
— Нет. Пусть лучше тянет купюры, пока есть, — и он опять раскатисто заржал.
— А когда закончатся? Что вы будете делать? Вы же станете не нужны этим длинноногим. А тут любовь. Искренняя, светлая, настоящая. Она не закончится параллельно с исчезновением денег.
Она все же пыталась, без веры и надежды, пробить его мозг, покрытый непробиваемым шлемом самодовольства и цинизма, но в его глазах была бездонная непробиваемая пустота.
— А на кой мне любовь эта? Что я с ней делать буду? Там, где любовь, там ответственность, обязательства. Зачем мне жизнь усложнять? И вообще, дамочка, вы мне изрядно надоели. Может, вы сумасшедшая?! — он нажал кнопку, и стекло медленно поползло вверх. В этот момент длинноногая нимфа как раз запрыгнула в машину, мотор заревел, и они скрылись за поворотом, где не было ни ответственности, ни обязательств.
Она посмотрела им вслед, взглядом полным тоски и печали. Еще больше сгорбившись, побрела дальше.
Плач ребенка привлек ее внимание. Она пошла на шум. Ветер дул в лицо, застилая глаза. Слезы текли непрерывным потоком, то ли от ветра, то ли от боли, которой внутри уже не хватало места. Возле большого магазина в ярком свете витрин она увидела семейную пару. Он кричал своей спутнице резкие слова, обвиняя ее во всех своих бедах. Ни прохожие, шарахающиеся от его криков в сторону, ни мужское достоинство, которое у него обязательно где-то было, его не останавливали. Слова, закрашенные черным цветом, слетали с уст и ударялись о ее лицо осколками. Она молчать в ответ не хотела. С перекошенным ртом, как ракеткой отбивают теннисный мяч, била по каждому его слову, отбрасывая их обратно. Рядом стоял малыш трех лет и плакал взахлеб. Его глаза были наполнены страхом.
— Что вы делаете? — с ужасом спросила она, подходя ближе. — Что вы делаете, на вас смотрит ваш же ребенок! Ваш сын. Он боится и плачет, неужели вы не слышите и не видите?
Четыре глаза, переполненные ненавистью и злобой, обратились к ней. Пауза длилась секунды. Первым пришел в себя мужчина.
— Ты кто? И что тебе надо? — злобно, не церемонясь, спросил он, пристально глядя ей в глаза.
— Я никто. Но ваш малыш напуган.
— Если никто, то и двигай дальше, — прорычал он в ответ.
— Вы каких-то пять лет назад клялись друг другу в любви, — тихо продолжила она, не обращая внимания на хамство. — Что же вы делаете сейчас? Вы умудрились за это короткое время уничтожить свою любовь и уничтожаете и его любовь, и к вам, и к себе, — она перевела взгляд на маленького человечка, который вцепился в мамину руку и тихо хлюпал носом.
Воцарилась тишина. Они смотрели на нее удивленными, но пустыми глазами.
— Вы не имеете права издеваться над ним. Он любит вас. Любит искренне, чисто, безвозмездно. Вы ответственны перед ним. Вы его родители. Вы не имеете права унижать и оскорблять друг друга. Почему вы это делаете? Ведь еще недавно вы любили, ценили, уважали. Что случилось сейчас? Быт заел? Денег не хватает? Зачем вы криками и хамством топчите это чувство, которое дарится свыше?
Мужчина, тихо буркнув что-то невнятное себе под нос, перехватил руку ребенка и пошел прочь.
— Мы сами разберемся, — рявкнула злобно женщина и пошла за ними следом.
Услышали они ее? Нет. Не услышали. Завтра, когда он опять устанет на работе, а у нее закончится помада и деньги, с еще большей силой разгорится новый конфликт, пойдут в ход новые оскорбления. А через год он бросит ее с малышом. Она останется одна с ребенком и ненавистью ко всем мужчинам. Малыш замкнется, и эта обида на родителей останется в нем до конца дней. Хотя все могло быть иначе. Всего-то развернувшись друг к другу лицом и присмотревшись повнимательней, не к своим проблемам и потребностям, а своего любимого или любимой, можно было понять, принять и избежать, но каждый хотел натянуть именно на себя больший кусок одеяла…
Ветер набирал обороты, снег летел с неба как сбесившийся. Пальцы ног и рук промерзли до болевых ощущений, но она продолжала идти вперед, преодолевая боль и разочарование. Если бы Надежда и Вера сейчас были с ней, рядом! Им было бы намного легче втроем! Но она была одна.
Чтобы хоть немного согреться и передохнуть, она зашла в небольшое кафе, спрятанное за большими домами. Бармен смерил ее взглядом, но промолчал.
— Чай, пожалуйста, — сказала она и села за самый дальний столик, стоявший в углу.
В кафе было пусто, время позднее. Только рядом за соседним столом сидела юная барышня, постоянно шмыгая носом.
— Почему ты плачешь? — размешивая сахар, спросила она.
— Потому что он бросил меня, — не отрывая рук от заплаканных глаз, сказало юное создание.
— Но ты его не любишь. Зачем тогда плакать?
Девушка оторвала от лица руки и внимательно посмотрела на нее:
— А вы откуда знаете? — прекратив всхлипывания, спросила она.
— Знаю и все.
— Ну, в таком случае, какая разница — люблю или не люблю? Зато у него есть машина, квартира. Он богат. А на Новый год он обещал мне сделать новые сиськи, — и она с новой силой завыла как белуга.
— Глупая, зачем тебе сиськи? — от удивления она перестала размешивать сахар. — Посмотри, там за стойкой стоит парень. Ты же знаешь его, ты часто здесь бываешь. Его Денисом, кажется, зовут. Он любит тебя, и его устраивают твои сиськи.
— Кто, Денис? — в ее голосе собралось столько пренебрежения. — Вы что? Он нищий. Он стоит тут на зарплату бармена круглые сутки. Носков не может себе нормальных купить. А вы говорите, присмотрись…
— Зато он учится на юриста и учится хорошо. У него большие перспективы. Посмотри на него внимательно.
— Я не хочу перспектив. Я хочу сейчас сиськи, машину, квартиру! А еще я хочу губы пухлые и шубу из шиншиллы. Вы не понимаете?!
— Если честно, нет.
— Конечно, как вам понять, — истеричная барышня набирала обороты. — Посмотрите на себя! Вы старуха! Оборванная, нищая старуха! Что вы мне советуете? Посмотреть на такого же нищего парня и самой стать нищенкой? Я не хочу стать такой, как вы, оборванной и никому не нужной!..
Она молча посмотрела на перекошенное гримасой лицо собеседницы, достала из сумки смятую купюру, положила на стол и спешно вышла из кафе, с трудом сдерживая слезы. Холодный морозный воздух дунул в лицо. На улице была ночь, редкие прохожие спешили домой. Она набрала воздух в легкие, чтоб успокоиться, но не смогла, слезы потоком хлынули из глаз. Она проиграла — старая, оборванная и никому ненужная...
— Вы плачете? У вас все хорошо? — из-за спины раздался голос. Она повернулась и увидела позади милого, симпатичного паренька. В ясных, по-детски наивных глазах — искренняя тревога.
— Да, я плачу.
— Почему? — с не менее искренним интересом спросил он.
— Потому что в мире денег, силикона и пустых душ я никому не нужна.
— А как вас зовут.
— Любовь, — еле слышно прошептала она.
Он внимательно посмотрел ей в глаза и так же тихо произнес:
— Вы нужны мне. Я так долго вас искал.