— Вы не заплатили, — сказал юноша. — В прошлый раз Вы не оплатили счет. Порядок есть порядок.
Флейм закрыл крышку ноутбука с открытым мейлом от редакции «D-Photo». Письмо было коротким и начиналось с типичного: «Господин Лопух». Он — фотограф, творческая личность! Неужели стоит тратить нервы на очередной отказ от какого-то журнала? Это замечание никоем образом не меняло ситуацию, но было по-своему справедливым.
— Всё в порядке?
Человек, до сих пор стоявший возле столика, выглядел лет на двадцать. Он был худым и высоким, с коротким рыжим хохолком и россыпью веснушек на лице. Такие обычно пользуются большим спросом у девушек.
—Да, прибавьте долг к сегодняшнему счету, — наконец-то выдавил Флейм.
Слова давались тяжело, будто он застудил горло. Сейчас ему хотелось сменить свой горячий шоколад на стаканчик чего-нибудь покрепче.
Где-то в стороне загоготали голоса, и Флейм медленно, словно после долгой зимней прогулки, оглянулся. Ред (а именно так написано на бейджике официанта) уже обслуживал других посетителей. Было что-то неправильное в том, что он оставил Флейма сидеть в одиночестве, когда у него случилось такое несчастье. На столике лежала пара купюр, а он, тем временем, спрятал ноутбук в рюкзак и перекинул через плечо сумку с фотоаппаратом. Увешенный, как перед экспедицией на северный полюс, он заковылял к выходу.
— Эй! — присвистнул голос.
Флейм остановился.
— Уже уходишь? — Блэк закатил рукава рубашки. — Выглядишь паршиво. Оставайся, сегодня у нас концерт.
И правда, в «Лисьей норе» время от времени проводились творческие вечера. Иногда на сцене выступали местные поэты и зачитывали свое скудное творчество, а иногда музыканты, игравшие то на банджо, то на электро-гитарах. В эту пятницу на всех стенах висела красочная вывеска с безобразным рисунком и внушительной надписью поперек: «Ритуал: Пламя лисиц; ведущий — Уайт».
— Уайт? — спросил Флейм.
— По-твоему Уайт не может выступать на сцене? — ответил Блэк. Он только что закончил протирать стакан и ставил его на полку. — Кстати, ты его когда-нибудь видел?
— Нет. — сказал Флейм. — Никогда.
— Тогда тебе тем более стоит остаться. «Ритуал» единственное в своем роде выступление.
Флейм пожалел, что не ушел домой и устало посмотрел в сторону столика, который был уже занят какой-то молодой парой. Единственное свободное место находилось прямо перед сценой. Ред сидел на широкой лестнице и вытирал платком лицо. Он засунул его в карман, когда одна очаровательная девушка подошла и прошептала ему что-то на ухо, после чего они скрылись в служебной комнатушке.
Уайт был человеком неординарным. Неизвестно когда он открыл «Лисью нору», но кафе очевидно пользовалось популярностью у жителей города, хоть и находилось на окраине. Он любил спорить, препираться и отпускать неприличные шутки в адрес посторонних людей. Он был гибким, харизматичным, и, что самое странное, не имел врагов. Его лицо казалось белым и гладким, словно вырезанным из мрамора. Бесцветные глаза прятались за прозрачными круглыми линзами и маячили взад-вперед. Бывало, во время разговора, мужчина улыбался мягко, почти восторженно, и где-то в уголках рта появились маленькие морщинки, заставлявшие собеседника находить его персону очаровательной. В комплект с бледной кожей и глазами входили так же длинные серебрянные волосы, которые он по привычке зачесывал назад и собирал в массивный хвост.
— Ошибаться это нормально… — говорил он. — Каждый ошибается, не так ли? Вы протяните мне ладони, а я даже и половины ваших ошибок не высчитаю. Но есть одна поразительная мелочь. Подобно Дориан Грею, душа наша изменяется. И увидев отражение, мы ужаснемся, но вовсе не потому, что на месте ее теперь с пустыми глазницами на нас смотрит чудовище, а потому, что душа эта будет покрыта шрамами. Ошибки, это лестница вверх, но только если не оглядываться. Кто знает, может именно сейчас под нами сломается ступень? Но вы имеете право возразить. Есть смельчаки, которым не страшно падать. Либо они не бояться высоты, либо уже и не стремятся ввысь. Будь то зверь или человек. Все мы равны в этом мире, полном чудес и необъяснимого. Как и ритуал. Ритуал — это ведь тоже своеобразная магия, не находите? Ритуалы могут быть совершенно разными, скажем, я могу прямо сейчас предложить вам устроить вакханалию, согласитесь ли вы? Люди подвержены греху, но насколько они звери внутри? Мы можем проверить это прямо сейчас. Но дозволено ли ритуалы совершать животным и насколько звери хотят стать людьми? Возьмем что-нибудь символичное, например, пламя. Представьте, стая лисиц обыскивает мир в поисках пламени, чтобы провести ритуал, дабы отпустить все свои грехи, после чего они наконец-то смогут стать людьми. Стоит только посреди звездной ночи развести огонь в лесу и прыгать через зеленое пламя, пока не обожжешь мех и не сотрешь в кровь лапы. Тогда и именно тогда лиса, или любое другое животное, сможет стать человеком…
Уайт говорил несколько часов. Посетители «Лисьей норы» скучали и восторгались, пододвигали стулья ближе к сцене. Флейм оказался чуть ли не в самом углу.
— А, мистер! — воскликнул Уайт. — Подойдите сюда.
Флейм вопросительно вскинул брови. Лучезарная улыбка ведущего была направлена на него.
— Не стесняйтесь, давайте.
Мужчина поднялся со стула. Люди расступались, пропуская его вперед, а какая-то дамочка даже нелестно заметила, что с удовольствием оказалась бы на его месте. Ред и Блэк посматривали на сцену и о чем-то перешептывались. Все завораживало и пугало.
— Итак, — начал Уайт, — представьтесь нам, молодой человек.
— Меня зовут Флейм Уилс, я фотограф и…
— А вам никогда не говорили, что у вас красивые глаза?
— П-простите? Что?
Уайт подошел к нему ближе, ухватившись тонкими пальцами за подбородок, и легким движением вздернул тот вверх. Ярко-зеленые глаза вспыхнули в свете тусклых ламп. Красота их была сравнима только с сапфирами, которые Уайт с удовольствием бы вырвал, раздав нуждающимся. Но он мог только с жадным восхищением шептать, почти бессознательно:
— Цвета лазурного моря, бескрайних весенних лугов, зеленого пламени…
Флейм резко одернул руку. Его дыхание было взволнованным, как будто сердце вот-вот остановится. Он чувствовал напряжение по всему телу. Эта странная сцена близости, происходившая на глазах у зрителей вызывала стыд. Уайт продолжал улыбаться, как будто ничего не произошло, он все еще выжидающе ждал ответа от обескураженного мужчины. Флейм молчал, и щеки его покрывались румянцем, поэтому, чем дольше он испытывал на себе насмешливые взгляды, тем больше непристойных мыслей рождалось в голове.
— Простите, но, кажется… Мне пора.
Раздраженное недоумение, сопровождаемое каким-то страхом, охватывало его, накрывая с головой. Приближающиеся шаги Реда стали полной неожиданностью.
— Тебе нужно бежать, — сказал он, схватив Флейма за кисть.
— Я и так сваливаю. — ответил мужчина. — Какого черта это было?
— Не могу сказать. На нас смотрят.
— Кто?
— Уайт.
Флейм поднял глаза, и наглый юноша с расстегнутым воротником рубашки сидевший на краю стула, махнул ему рукой. Как было бы чудесно, окажись все это сном. Уайт с его вечным грубоватым дружелюбием был человеком неустойчивым. Он плыл по жизни, поэтому его любили, называли «душой компании», всегда радовались встречи с ним. Он хлопал всех и каждого по плечу, будто знал их с самого детства. Однако, за этой видимой дружелюбность всегда скрывались самые непредсказуемые мысли и порывы. Только сейчас Флейм заметил это. Через час многое стало выглядеть так, как и начиналось: гости так же завороженно слушали россказни Уайта, Блэк протирал стаканы, а Ред разносил заказы, создавалось впечатление, что обычный вечер пятницы удался, и вот-вот настанет конец, завершающая нотка, блестящий финал. Люди соберут свои вещи и нелепой толпой вывалятся из кафе навстречу холоду и зиме.
«Тебе нужно бежать»
Ближе к полуночи все стихло, и Флейм уже собрался уходить, но Ред, стоя в дальнем углу зала, рассеянно поманил его к себе.
— Боже мой, — произнес он. — Ты помнишь, что я говорил?
— Ты не объяснил, что происходит — ответил Флейм.
— Это не шутки… Господи… Ладно, хорошо.
Он был так разбит и бледен.
— Мы все… Животные.
— Да-да, я слышал, как говорил об этом Уайт и…
— Нет, ты не понимаешь. Мы правда животные. Я — лис. Обычный лесной зверь, которого ты видел миллионы раз в лесах своего детства. Ну знаешь, такой рыжий хищник… Только все мы — прокляты. Мы часто наблюдали за людьми из своих жилищ и тайно мечтали стать ими. Наши желания доходили до безумств неведомых вам. Страсть, с которой мы душили стариков и загрызали насмерть заблудившихся охотников, накрывала нас, ослепляя пеленой. Поедая человеческую плоть, нам казалось, что мы становимся с вами одним целым. Кровь все еще тлеет на наших мордах, я даже чувствую ее запах. Ты видишь меня человеком, но это иллюзия, проклятье. Мы — звери. Ритуал, вот что может помочь нам исправить ошибки, и для его свершения нам не хватает одного элемента.
Он выставил два пальца, напротив лица мужчины.
— Зеленого пламени… — прошептал Флейм.
Он кивнул.
— Тогда зачем?
— Ты разве не понял? — усмехнулся Ред. — Не ради мести, а ради спасения.
Юноша схватил мужчину за плечи и обнял. Все его тело содрогалось, и звук, который стоит назвать плачем, заставил Флейма поверить. Он сжал свои руки за его спиной и тут в его ладонях оказалось что-то маленькое, мягкое. Лисенок отпрянул и спрыгнул с рук. Он был еще совсем щенок. Они смотрели друг на друга: зверь и человек. Минута тянулась за минутой. Нужно спрятаться, вот только где?
— Я не хочу, чтобы это случилось с тобой, прошу, человек, сделай, как я скажу. Я задержу их, так долго, как смогу.
Флейм обернулся. За его спиной вновь стоял юноша, обычный мальчишка, без ушей и хвоста, такой же, каким был он сам когда-то.
— Тебе нужно бежать…
Эхом пронесся голос, и где-то в стороне ему вторил «ритуал». Он вышел в коридор, Ред сказал, что в его конце находится единственный выход наружу. Флейм отчаянно дергал железную ручку, однако дверь не поддавалась. Мужчина ломился. Самое болезненное и глупое ощущение возникает тогда, когда понимаешь, насколько же был слеп. Флейм совершенно не задумывался, почему они постоянно следят за ним, почему так по-долгу и внимательно обслуживают столик, сколько говорят о нем, пока он погружен в свои мысли. И этот вечер. Этот ритуал. Разве это могло оказаться случайностью? Но перед ним выстроилась стена: непробиваемая и прочная завеса слепоты.
Дверь распахнулась, и разум его наконец-то освободился. Такой нервный, напуганный, сейчас ощущал облегчение, и бескрайние просторы города открылись его взору. Пар выходил из полу-прикрытых губ, щеки обжигал мороз, а маленькие хрустальные снежинки ложились к его ногам. Все закончилось.
Он не успел сделать и шага. Молниеносный удар пришелся прямо по затылку, а что дальше? Потянулись странные дни, словно вырванные из жизни. И где-то далеко маячило зеленое пламя через которое прыгали дикие звери…
Зимнее солнце — самое спокойное и теплое солнце, живущее во всех четырех сезонах, освещало своими лучами просторные, заснеженные поля. Из-за небольших сугробов великанами выглядывали облысевшие деревья, снегири сидели на их ветвях, прижимаясь друг к другу красными грудками. Несмотря на все волшебство и таинственность утра, лес по-прежнему спал. Вода с подтаявших сосулек капала на кончики ушей ярко-красного комочка шерсти, который суетливо завертелся на земле и бесшумно зевнул. Лис лениво поднялся и вытянул вперед черные носочки, и встрепенувшись, стряхнул белые пылинки со спины. Озабоченно посмотрев по сторонам, он, оставляя за собой тропинку следов, покинул свой ночлег.
Сон прошел, и все этим утром казалось таким обыкновенным, но, когда лис обернулся, его глаза блеснули ярко-зеленым пламенем…