К характеристике С.А. Рачинского, как деятеля трезвости и человека
(«Вестник Трезвости», август 1904 г., № 116. С. 27 - 35)
В своё время, когда я учился в духовной семинарии и академии, а потом служил по духовно-учебному ведомству, я в течение нескольких лет состоял членом общества трезвости, учреждённого при церкви села Татева (Смоленск, губ., Гжатск. у.) известным С.А. Рачинским. Письменно возобновляя каждый год свой обет трезвости, я при этом обращался иногда к С.А. с разными вопросами и недоумениями, связанными с участием в Татевском обществе. Самоотверженно - неутомимый корреспондент, он никогда не оставлял меня без ответа. Правда, как и следовало ожидать, в общем С.А. писал мне то, что известно уже теперь из его печатных «Писем к духовному юношеству о трезвости» [1]. Тем не менее, принимая во внимание, что имеющиеся у меня письма не простое повторение изданных в упомянутом сборнике и дают кое-что новое для характеристики С.А., как человека и деятеля трезвости, я позволяю себе предать их гласности. Сознаюсь при этом, что в интересах того дела, служителем которого является здесь С.А., мне следовало бы сделать это несколько раньше, когда наблюдался более живой и тёплый интерес к оригинальной личности и деятельности Татевского подвижника, т.е. непосредственно после его смерти. Но, желая заплатить посильною данью благодарности памяти усопшего, я мечтал тогда напечатать письма С.А. в качестве иллюстрации к целой статье о нём... Между тем обстоятельства сложились так, что, занятый разнообразными другими делами, я тогда не имел и теперь не имею времени для этой работы. Поэтому, чтобы не откладывать дела в долгий ящик, я решаюсь издать имеющиеся у меня письма С.А., ограничиваясь, в виде предисловия к ним, только что написанными и ещё несколькими строками. В последних я хотел бы выразить своё отношение к проповеди трезвости, которую с таким одушевлением вёл С.А. [2]. Коренными пунктами этой проповеди являются безусловно-справедливое требование абсолютной трезвости и уверенность, что широкое распространение её в нашем народе возможно лишь при деятельном участии, особенно примером, со стороны духовенства. Вполне проникнувшись этим убеждением, отчасти же обнаруживая свой «старо-дворянский» душевный склад (последнее замечено, если не ошибаюсь, не мной одним), С.А. иногда слишком уже нетерпеливо-требовательно и сурово относился к современному духовенству. То правда, что, одержимое кастовой косностью, наше духовенство не особенно спешит с деятельными откликами на обращаемые к нему с разных сторон, иногда, положим, странные, не только противоречивые, призывы к исправлению и улучшению. Как бы то ни было, вопреки С.А., я убеждён, что в грехе нетрезвости наше духовенство повинно, несомненно, меньше, чем другие сословия, хотя, может быть, не так мало, как бы следовало... Поэтому, хотя я объяснял и объясняю излишнюю требовательность и резкость воззваний С.А. к духовенству относительно трезвости главным образом естественной горячностью пламенно-убеждённого проповедника, иногда эта требовательность и резкость возбуждали во мне внутренний протест, а с 1895 г. я даже прекратил ежегодное возобновление обета трезвости в Татевском обществе. В этом году С.А. напечатал в журнале «Русское Обозрение» статью «Церковная школа», где говорил между прочим уже о «чудовищном развитии пьянства» среди студентов духовных академий. Под влиянием этого неумеренно-резкого и далеко не справедливого упрёка, почти оскорбления, я, сам воспитанник духовной академии, не мог тогда продолжать прежних искренних обращений к С.А., а других отношений с ним не могло быть... Но, оставив Татевское общество, я не оставил привычки абсолютной трезвости, которую в самые опасные годы жизни оно во мне укрепляло. В этом отношении участие в обществе трезвости безусловно полезно для всякого, хотя бы и до вступления сюда он был полным трезвенником. Не говорю уже о том, что всякий лишний участник общества трезвости - лишняя нравственная поддержка для тех сочленов, которым подвиг трезвости даётся с большим трудом. Между тем абсолютная трезвость, - должен сказать в заключение на основании собственного почти 20-летнего опыта, - приносит большую пользу, только пользу.
I.
Татево. 30 сент. (1888 г.?).
Любезный ** [3]. Имена Ваши внесены в книгу трезвости Татевской церкви. Если бы Вы знали, сколько надежд, сколько молитв сопряжено для меня с каждым именем воспитанника духовно-учебного заведения, внесённым в эту книгу! Пока их мало, но и за это малое число благодарю Бога, памятуя притчу о зерне горушечном... Вот в Казанской учительской семинарии у меня сочленов - 85. Доживу ли я до чего-либо подобного в учебных заведениях духовных!
Не удивляйтесь моей настойчивости. Тут, в нашей жизни, в постоянных сношениях с сельским духовенством, я вижу воочию, как отражается настроение, нравственный склад наших академий на жизни нашей Церкви. Ибо дух академий прямо определяет и дух семинарий... Поэтому взываю к Вам. Помогите.
Не спешите, не отчаивайтесь. Семь лет зрело моё дело в тиши, пока оно вдруг не получило неожиданного расширения. Помните, что присоединение к нашему союзу хоть одного из Ваших товарищей может отразиться на настроении целой семинарии, может принести неисчислимые блага целой епархии. Ибо, повторяю, пьянство нашего сельского духовенства - зияющая язва, которую мы должны, которую мы обязаны уврачевать. А какое благословение для прихода - трезвый и усердный священник! Нужно, как я, жить на самом дне сельской жизни, чтобы это оценить.
Письмо это не требует немедленного ответа. Пишите, когда Бог на душу положит, когда нужно будет о чём-либо спросить, что-нибудь сообщить. Не бойтесь злоупотреблять моим временем. Оно принадлежит Вам, принадлежит всякому, кто обратится ко мне по делу трезвости: от епископов, почтивших меня своим одобрением, до пьяной бабы из Вологды, до безграмотного горемыки из Азова, изливающих мне свои печали. Но на первом плане, всё-таки, стоите вы, цвет духовенства XX века, лучшая наша надежда.
Если Вы имеете близких людей на старших курсах академии, сообщайте им мои письма. Я добился негласного разрешения привлекать вас к нашему союзу. С этой стороны будьте покойны.
Да хранить Вас Бог. Ваш слуга (это не фраза).
С. Рачинский.
П.
Татево. 25 окт. (1889 г.?).
Любезный *. С великою радостью вношу Ваше имя в книгу трезвости Татевской церкви и на текущий церковный год.
Такое срочное возобновление обетов считаю полезным и разумным. Им обеспечивается та нравственная свобода, которая и составляет цель нашего воздержания. Я не педант. Вполне признаю возможность умеренного, вполне безгрешного употребления виноградного вина, хотя сильно сомневаюсь, чтобы таковое могло остаться в должных границах, если, кроме вина, употребляется водка.
Но для того, чтобы человек мог себе позволить пить вино, нужно, чтобы воля его была закалена трезвостью абсолютною, и каждый, по совести, должен определить необходимый для него срок искуса. Нужно сохранить за собою и возможность абсолют-ной трезвости на всю жизнь, столь желательной во всяком пастыре и учителе, столь благотворно действующей на ближних...
Во всяком случае самые драгоценные для меня сочлены - вы, воспитанники духовно-учебных заведений, в особенности же академий. Ваш пример, ваша трезвость спасет от гибели сотни и тысячи будущих пастырей.
Да поможет же Вам Бог устоять в добром Вашем подвиге и приобщить к нему многих и многих. Преданный Вам.
С. Рачинский.
III.
Татево. 3 окт. (1890 г.?).
Любезный *. Душевно радуюсь возобновлению Вашего обета. Старания мои о распространении трезвости нашли всего менее отклика в духовных академиях (где прежде всего было бы желательно водворение трезвости), и поэтому особенно дорожу всяким членом нашего общества, принадлежащим к среде академической.
Могу сказать Вам, как сочлену и будущему пастырю, что, к крайнему моему огорчению, движение в пользу трезвости, продолжающее разрастаться повсеместно в России, именно в среде духовенства встречает злейших своих врагов.
Таковыми считаю я не тех священников (имя им легион), которые об обществах трезвости слышать не хотят, а тех, которые торжественно приносят обеты трезвости, а затем продолжают пьянствовать.
Пьянство духовенства - великое зло. Но есть зло ещё горшее. Это - ложь, въевшаяся в плоть и кровь нашего духовенства. И то, и другое зло может быть уврачевано лишь подъёмом, религиозным и нравственным, наших духовно-учебных заведений. Будущие врачи - вы, студенты академий... Как же не дорожить и мне, и всякому, кому дороги будущие судьбы нашей Церкви, каждым из вас? Да хранит Вас Бог. С. Рачинский.
IV.
Татево. 14 сент. (1891 г.?).
Любезный **. Великую радость доставили Вы мне Вашим письмом.
Понимаете ли Вы, что весь успех дела трезвости зависит именно от участия Вашего, т.е. учащихся в духовных академиях, в этом деле?
Для меня это ясно, как день. Ведь, академии - рассадники наших будущих архипастырей, самых просвещённых наших пастырей, наконец, учителей всех будущих наших пастырей. Conditio sine qua non отрезвление нашего народа (в самом широком смысле) - отрезвление нашего духовенства, а это отрезвление зависит от вас, всецело от вас!
Беритесь же бодро за дело, с терпением и молитвой! Старайтесь привлечь к полному воздержанию возможно большее число Ваших товарищей. Великое спасибо Вашему поколению скажет русский народ, скажет история русской Церкви, если в нём совершится спасительный перелом, победа над вековым злом, обессиливающим и гнетущим наше духовенство.
Конечно, радостна для меня и мысль, что Вы лично, Вы и Ваши товарищи, избавлены от одного из опаснейших искушений академической жизни. Но, ведь, этого мало. Вы призваны на большее и лучшее: вы призваны быть солью земли, призваны побеждать зло добром не только в себе, но и в других. Вот почему Вам нужно всеоружие трезвости, ненужное людям, живущим только для себя.
Наше общество трезвости чуждо всякого педантства. Употребление вина, по предписанию врача, безусловно им разрешается. О ничтожной примеси вина в некоторых кушаньях не стоит и говорить. Но от пива (кроме крестьянской браги домашнего приготовления) мы воздерживаемся, ибо есть сорта пива, очень крепкие и пьяные, и провести границу между ними и сортами невинными невозможно.
Всякий искрений член нашего общества, конечно, естественным образом стремится распространять трезвость и уже служит такому распространению своим примером. Но дальнейшая его деятельность в этом смысле не связана никакими правилами. Это дело его совести, его личных сил и дарований.
Никому из нас никогда в голову не приходило скрывать связывающий нас обет. Вы спрашиваете, позволительно ли Вам о нём объявлять. Вероятно, Вы имеете в виду запрещение студентам академий принадлежать к какому-либо обществу. Это пункт затруднительный, но который, надеюсь, скоро будет разъяснён. Пока советую Вам, не упоминая о Татевском обществе, не скрывать ни от кого, что Вы дали обет трезвости: это оградить Вас от потчиванья и, быть может, подвинет и других последовать Вашему примеру. Тут даже не будет лжи. Татевское общество не имеет ни устава, ни официальной санкции.
Принадлежность Ваша к нему ограничивается тем, что о Вас будут ежедневно молиться в глухой сельской школе, поминать Вас в безвестной сельской церкви.
Угощение других спиртными напитками не считается нами дозволительным. Ведь, это значило бы подавать другим повод ко греху.
Кажется, я отвечал на все Ваши вопросы. Сообщите это письмо Вашим товарищам. Не имею возможности писать им отдельно, ибо завален письмами со всех концов России.
Да хранит Вас всех Бог. Умоляю Вас, подумайте о великом значении, которое может иметь в будущем и для Вас, и для многих Ваше доброе решение, постарайтесь воздержать и спасти Ваших немощных товарищей!
От души желающий Вам всякого добра С. Рачинский.
V.
Татево. 7 окт. (1891 г.?).
Любезный **. Прилагаю при сем письмо к Вашему безымянному товарищу, опасающемуся, чтобы мы не впали в фарисейство. Прочтите и передайте или перескажите своими словами, по Вашему усмотрению.
Мысли Вашей о деятельной борьбе против курения и сквернословия сочувствую вполне. При Татевской школе существует маленькое общество некурящих, устроенное одним из моих учителей. Я к этому обществу не принадлежу, ибо, к стыду моему, мне до сих пор не удалось отвыкнуть от курения. К тому же нравственный вред курения (для мирян) по истине ничтожен в сравнении с вредом от пьянства.
Иное дело - курение в духовенстве. Состоя сам рабом этой тираннической привычки, ясно сознаю все последствия, которые она может повлечь за собою для священника. Не говорю даже о том отвращении, которое она возбуждает не только в раскольнике, но и во множестве православных старого закала. Вы сделаете доброе дело, если возбудите между Вашими товарищами энергическую реакцию против этого зла.
Что сказать о сквернословии? Поистине ужасно, что с этим злом приходится считаться даже в духовных академиях. Но тут, надеюсь, не может быть двух мнений, не может быть колебаний. Не теряйте времени: сговоритесь с Вашими товарищами всех курсов, и чтобы эта мерзость в среде академистов стала невозможною. Страшно подумать о том, что может, что должно происходить от сочетания этой чудовищной привычки с пьянством!
Относительно трезвости, нужно вооружиться - кротким упорством. Мало-помалу оно сделает своё дело.
Я очень болен и с трудом пишу. А писем, требующих ответа, опять масса. Да хранить Вас Бог. С. Рачинский.
VI.
Татево. 7 окт.
Любезный N.N. ***, не называя Вашего имени, сообщил мне о Вашем неодобрении наших молитвенных обетов трезвости.
Мне кажется, что тут есть некоторое недоразумение, и мне хотелось бы его разъяснить.
Всякое самоограничение людям с фарисейскою закваскою может подать повод к самохвальству. Есть люди, хвалящиеся и ныне соблюдением постов, правильным посещением церкви, соблюдением седьмой заповеди, посильною милостынею и т.п., точь-в-точь как евангельский фарисей. Следует ли из этого, чтобы неуклонное исполнение всех этих вещей было предосудительно? Конечно, нет: предосудительно тут самохвальство. К последнему всего менее может подать повод абсолютная трезвость, вызывающая более насмешек, чем похвалы, представляющая самоограничение весьма лёгкое для людей, не привыкших к чрез-мерному употреблению спиртных напитков. Молитвенная форма обета заключает в себе лишь смиренное признание, что и для этого малого дела нужна помощь Божия. Скорее могло бы подать повод к самопревозношению абсолютное воздержание без этой молитвенной опоры.
Но нужно ли оно вообще, мне и Вам, это абсолютное воздержание?
Дело обстоит следующим образом: Пьянство в России приняло размеры, опасные для общества, для государства, для Церкви. Колоссальные опыты на Западе доказали, что единственное действенное орудие против этого зла - абсолютная трезвость. Я учитель, испытавший это орудие. Вы будущий пастырь (или учитель будущих пастырей). Борьба против этого зла есть прямая обязанность пастырей и учителей. Как же мне не приглашать, не умолять Вас вступить в наш союз?
Заметьте: не средство самоограждения, самоочищения предлагаю я Вам (предполагаю, что для Вас лично оно столь же ненужно, как и для меня), а дело христианской любви. Скажите по совести: не нуждается ли множество из Ваших товарищей в освобождении от постыдного ига, налагаемого на человека привычкою к неумеренному винопитию? Не обязаны ли Вы, пока но поздно, подать им руку помощи? Взвесили ли Вы то неисчислимое зло, которое вносит в жизнь всякий пьяный священник, всякий пьяный наставник или начальник духовно-учебного заведения?
Подумайте обо всём этом. Если Бог положит Вам на душу, отвечайте. Нисколько не стою за едва намеченные формы нашего зарождающегося общества. Стою за его суть и смысл. С благодарностью приму всякую критику, всякое указание.
Желающий Вам добра С. Рачинский.
VII.
Татево. 23 сент. (1892 г.).
Любезный *
От души радуюсь Вашему постоянству и твёрдо верю, что года безусловной трезвости, проведённые Вами в стенах академии, оставят добрый след на всей Вашей жизни и закалят Вашу волю для подвигов более трудных, предстоящих Вам в будущем служении Вашем Церкви. Да хранит Вас Бог. От души желающий Вам добра С. Рачинский.
VIII.
Татево. 23 сент. (1893 г.).
Любезный **. Очень, очень радуюсь тому, что Вы нашли для себя полезным принадлежать к нашему обществу трезвости, что Вы желаете и на этот год остаться нашим сочленом. Вступая в жизнь самостоятельную, Вы найдёте тысячу случаев быть полезным ближнему простым фактом Вашей абсолютной трезвости. Долголетний опыт убедил меня в том, что личная трезвость действует убедительнее всякого красноречия...
Вы спрашиваете о числе членов нашего общества. Число это ежедневно меняется, ибо срочные обеты даются во всякое время года, и не проходит почти ни одной церковной службы без новых присоединений или возобновления прежних обетов. За последние годы число это таким образом колеблется между 300 и 400. В прежние годы оно было больше, ибо к Татевскому обществу приписывалось множество заочных членов, впоследствии соединившихся в самостоятельные общества.
Карточки моей у меня нет, ибо я лет 20 не снимался. Постараюсь добыть снимок с чрезвычайно схожего портрета, писанного Богдановым-Бельским. Негатив хранится где-то в Москве.
Вы не пишете, какое Вы избираете жизненное поприще, а мне очень приятно было бы это узнать... Да хранит Вас Бог. Преданный Вам С. Рачинский.
IX.
Татево. 2 окт. (1894 г.).
Любезный **. Душевно радуюсь возобновлению Вами Вашего обета. Больно нужен нашим будущим пастырям пример трезвости, и - увы! - как редко подаётся он им их наставниками и начальством! Пьянство наших сельских священников - главная помеха и правильному развитию школьного дела, и успешной борьбе с сектантством, и вообще всякой плодотворной пастырской деятельности.
Извините, если неправильно пишу Ваше отчество. Вы мне его никогда не сообщали. Слышал его от кого-то, но мог запамятовать, так как незнакомых мне лично корреспондентов у меня сотни... Да хранит Вас Бог. Преданный Вам.
С. Рачинский.
ПРИМЕЧАНИЯ:
[1] Письма эти изданы в 1899 г. Синодальной типографией и в то же приблизительно время Казанским обществом трезвости. В последнем издании в сравнении с первым есть два лишних характерных письма (XIII и XXXVI).
[2] Кроме упомянутых «Писем... о трезвости», проповедь её содержится отчасти в некоторых из тех педагогических статей С.А., которые в течение многих лет печатались им в разных светских и духовных журналах и вошли потом в состав неоднократно изданного сборника «Сельская школа».
[3] Так ли пишу Ваше отчество?