Глава 7
Они ехали уже 30 минут, но никаких признаков тошноты он не ощущал. Пока. Он не тешил себя надеждами и уже почти расстался со всеми иллюзиями, но его пока не тошнило, и это было здорово. Антон смотрел на часы каждую минуту, боялся, что к горлу сейчас подкатит ком, боялся, что не сможет удержаться и сделает это прямо в такси, а ему так надоело чувствовать себя беспомощным.
Мимо пролетали мрачные улицы пригорода, и чем дальше от центра, тем мрачнее становился пейзаж за окном. Низкие черные тучи тоже не добавляли картинке оптимизма, но Антону нравилась погода, она точно отражала его настроение. Но рано или поздно, дождь прольется, думал он, провожая глазами тяжелые темные громадины на небе, и оно снова станет голубым, и засияет солнце, а вот в моей душе… В его жизни тучи, похоже, останутся навечно, пока не затопят его дождем из болезней и неудач, наподобие библейского потопа. Но что я-то такого сделал, рассуждал он, пока такси мчалось по вечерним улицам, пересекая районы, где жизнь, кажется, была такой же мрачной, как мысли Антона. Чем я так провинился, думал он, что никак не могу избавиться от проклятия?
Три дня он метался в лихорадке, плохо помнил, что делал и что говорил, и совсем не помнил, как Рита и Аннета оказались в его квартире. Должно быть, в его воспаленном мозгу запикал датчик смертельной опасности, включился аварийный резерв, и он сумел позвать на помощь. От трех прошедших дней остались лишь обрывочные воспоминания, в которых реальность смешивалась с кошмарами и видениями. Он помнил, как проснулся ночью после того, как выбросил проклятую штуковину, помнил, как в темноте брел на кухню, помнил, как ждал в кресле рассвета, а дальше – туман. Вроде бы он просил пить, и красивая женская рука, такая заботливая и такая божественно прохладная поила его, придерживая голову. Чья это была рука, Риты или Аннеты? Он не знал, да и не важно это было, что имело значение, так это вода, холодная и живительная.
Тогда он не думал о том, кто эти люди вокруг и как они попали в его квартиру, в сумеречной зоне свои ценности, как например прекрасная роза, выросшая вдруг на покрывале прямо возле него, он мог поклясться, что не видел ничего прекраснее. Ее лепестки были красными, как кровь, но они блестели и переливались, как будто были покрыты алмазной пылью. Он помнил, как хотел сорвать розу, но рука раз за разом проходила сквозь нее, тогда он просил обладательницу заботливых рук помочь ему, но слова почему-то превращались в кашу и теряли смысл, он сам не понимал, что говорит и одновременно точно знал, что просит сорвать розу.
Были и кошмары, какой-то черный и мохнатый карлик смотрела на него из кресла, иногда хитро подмигивал, как будто говорил: «знаешь, приятель, сейчас они уйдут, и мы классно повеселимся. Я давно уже жду». И тогда Антон пытался прогнать его, пытался сказать, что там в кресле сидит странное и страшное существо, хотел попросить не оставлять его наедине с этим карликом… А потом он проснулся от того, что карлик сидел на нем и душил, сжимая горло мохнатыми и на удивление сильными пальцами. Возможно, Антон кричал, возможно, его крики спугнули демона.
Те три дня разбились на осколки, и сложились в какой-то безумный калейдоскоп, смотреть в который Антону совсем не хотелось. На четвертый день он проснулся, когда багровый закатный свет заливал комнату, голова гудела, все мышцы болели и ныли, как будто эти три дня его кто-то безжалостно избивал, а во рту было суше, чем в пустыне. Но он был в сознании, он был собой, никаких карликов, никаких роз. Только он и реальность.
Закат пылал над городом, и Антону вдруг нестерпимо захотелось увидеть его, три дня в параллельном мире, где вещи не имели четких очертаний и форм, а реальность иногда становилась жидкой и просто стекала куда-то во тьму, заставили его почувствовать тоску по обыкновенным и привычным вещам. Он попытался сесть, но силы покинули его вместе с лихорадкой, казалось, вместо мышц остались ветхие лохмотья, отчаянно протестующие против любых нагрузок. Я останусь прикованным к постели, подумал в ужасе Антон, понимая, что это был бы логичный финал его истории, и одновременно ощущая, как к горлу подкатывает паника. Он не хотел кричать, чувствовал, что накричался за последние сутки и, возможно, для криков еще буду поводы, а в тот момент он глубоко вдохнул и начал прислушиваться к своему телу. Нет, парализованным он не был, уже хорошо. Руки и ноги слушались его, просто им не хватало сил выполнить все команды мозга.
Может, теперь всё? Эта мысль пришла помимо его воли, и отвечать на этот вопрос ему не хотелось, но… он столько вытерпел, он выбросил проклятую монету, и важнее вопроса в его жизни еще не было, он это знал. Может, это был последний шторм, жестокий и опустошающий, но последний. Может, она вложила все свои силы, чтобы отомстить, сделать гадость напоследок, а теперь всё это в прошлом, шторм ушел, и ему теперь предстоит разбирать завалы и заново отстраивать себя и свою жизнь. Это было бы самой лучшей работой, самым великим счастьем.
Он сумел сесть только с помощью Риты, говорить тоже было сложно, и на большее, чем слабый шепот он оказался неспособен, но это были связные и осмысленные слова.
- Закат, - прошептал он, протягивая тонкую бледную руку к вошедшей Рите, - я…хочу… посмотреть…
Он видел испуг на ее лице, понимал: она думает, что он снова бредит, поэтому попытался улыбнуться, и она поняла.
- Мы думали, ты не выживешь, - плакала она, осторожно усаживая его в постели, - Слава Богу, мы уже почти не ждали… мы так боялись…
Острожные всхлипы перешли в рыдания, стресс, испытанный за последние три дня требовал выхода. Услышав ее плач, в комнату ворвалась Аннета, и Антон увидел на ее лице то, что предпочел бы никогда не видеть – она думала, что он умер, она не сомневалась, что слезы подруги вызваны именно этим.
Голова кружилась, но он все равно смотрел на воспаленное и болезненно-красное солнце, и тихая, робкая радость шевелилась в его душе. Да, он слаб, да, он побывал в аду, но сейчас он здесь, в нормальном мире, где людей не душат во сне мохнатые карлики, а розы с сияющими лепестками не растут прямо из простыней. Они обнимали его, обе плакали, а Антон не сводил глаз с пылающего неба, по облакам как будто разлили огонь, и он шел из тьмы на этот огонь и, кажется, вышел.
Потом он выпил тарелку бульона, слушая жуткий рассказ о потерянных сутках. Оказывается, они вызывали скорую помощь и не раз, но приехали врачи лишь однажды, посмотрели на него, покачали головами, сказали, что до больницы уже не довезут, и отбыли. Но сделанные ими уколы помогли ему ненадолго прийти в себя, тогда он просил пить, он это помнил. Просветление длилось недолго, ему снова стало хуже, но «скорая» больше не приехала.
- Они поставили на тебе крест, суки, - прошипела Аннета, - чтоб им такое же испытать.
На том его первый день в нормальном мире закончился, он уснул и не видел никаких снов. А на следующий день они устроили большой совет.
Антон рассказал им, как избавился от монеты, но опустил подробности, почему-то он не хотел, чтобы ее местоположение знал кто-нибудь, кроме него. Он сказал, что выбросил ее, а они не спросили где и как. Вопрос о том, было ли всё, что происходит с ним от той самой монеты или нет, уже не поднимался, все приняли это как данность. И сейчас, сидя в такси и мысленно возвращаясь к тому разговору, Антон снова удивился, как покорно мозг принимает новые правила игры, даже самые дикие. Нет, сначала он возмущается, протестует, не желает сдаваться, но сдается так легко, как будто вся его броня сделана из картона. И держится за новую картину мира, как застенчивый ребенок за любимую игрушку, пока мир не решит снова отнять привычное и внедрить новое.
О новом Антон мог только мечтать, пока же его жизнь ничуть не изменилась, даже после того, как дьявольская монета ушла из нее. Или ему казалось, что ушла. Жар спал, но слабость осталась, она была просто чудовищной, он еле держался на ногах, а встав с постели на второй день своего возвращения из сумеречной зоны, он обнаружил, что коленные суставы распухли и стали ватными. В итоге передвигаться по квартире он мог, только опираясь на спинку стула, как дряхлый старик. Но в тот день он был рад и этому, все же, он мог ходить, мог смотреть на мир, мог думать. А это сейчас единственное, что оставалось.
Они расположились на кухне, как трое заговорщиков, и в каком-то смысле так оно и было, это был заговор против монеты и всего того, что она с собой принесла. Антон сразу сказал, что собирается выложить все, что происходило с тех пор, как он получил этот адский подарок, а так же собрать и высказать все свои мысли, а потом будет рад услышать их мнение или даже совет.
- Даа, - выдохнула Рита, когда он закончил, - такое только в кино увидишь.
- Ну, может, я запишу все это, отправлю какому-нибудь режиссеру или писателю, и разбогатею, наконец, - пошутил Антон, и добавил уже совсем без юмора, - если конечно, доживу.
- Нельзя сдаваться, - с жаром сказала Рита, заглядывая ему в глаза, и Антон снова вспомнил их первую встречу на лестнице возле расписанной гадостями двери. И снова испытал укол в самое сердце – судьба всегда насмехалась над ним, подсовывая конфетку и уводя ее прямо из под носа. В тот вечер он решил, что встретил девушку мечты, что у них может все получиться, что он обретет счастье, что больше не будет один… и как всегда закончил он у разбитого корыта. Или разбитых мечтаний. – Мы найдем выход, он всегда есть.
- Я и не сдаюсь, - пожал плечами Антон, - просто я уже не знаю, что делать. Я сделал все, что мог. И я так устал, не только физически.
- Знаю, - не успокаивалась Рита, и в тот момент Антон любил ее не как девушку, а как богиню, или нимфу, чистой, полной восхищения и нежности любовью. – Но мы тебя не оставим, мы придумаем что-нибудь, всё в мире имеет противовес, и если есть яд, должно быть противоядие. И мы найдем его, слышишь?
Он протянул к ней руки и обнял, чувствуя как слезы предательски щипят глаза. Они были так поглощены диалогом, что не обратили внимания на Аннету. Она стояла возле окна и смотрела куда-то в темноту, не проронив ни слова с самого начала их «большого совета». Ее лицо было мрачным и напряженным, руки прижаты к груди, а пальцы на руках постоянно пребывали в движении. Она хотела закурить, потому что была напугана, подавлена и возбуждена, но курить в квартире больного человека, да еще и некурящего? Конечно нет. Она не поворачивалась к ним, чтобы они не увидели борьбу на ее лице, потому что она вдруг поняла, что знает, где искать помощь, но однажды поклялась не возвращаться туда. А теперь ее друг – а она считала его другом, хотя очень строго относилась к этому слову и к людям, претендующим на него – умирал, она-то уж не тешила себя иллюзиями, она привыкла видеть реальность такой, какой она и была – жестокой и уродливой. Он умирает, и умрет, если только она не использует последний и единственный козырь. Но цена… нет, возможно, им повезет – хотя в везение она тоже не очень-то верила – или они просто будут очень осторожны и ее никто не увидит, но была еще и память. И боль. Она не хотела возвращаться туда, поклялась, что не вернется, и не потому, что ее могли убить, убивают не только пули и ножи, иногда призраки прошлого могут быть еще смертоноснее.
- Возможно, уже нашли, - подала голос Аннета, она все решила, собственно, по-другому поступить она и не могла. У всего есть цена, и у дружбы – тоже.
Она повернулась к ним, и, увидев ее лицо, Рита молниеносно поняла, о чем речь.
- Ох, - выдохнула она, - но ты ведь… это же…
- Другого выхода все равно нет, - Аннета посмотрела на Антона, но он лишь виновато опустил глаза. Он не знал, о какой именно помощи идет речь, но не сомневался, где ее можно найти. – И потом, прошло уже много времени, и мы ведь не к нему домой едем. Шансы, что нас кто-то увидит – ничтожные, и ты сама это понимаешь.
Повисла пауза. Антон молчал, и не потому, что ему отчаянно хотелось использовать любой, пусть даже самый призрачный и сопряженный с опасностями и жертвами шанс, и выжить. Да, хотелось, и в ту секунду он возблагодарил судьбу за непреклонный характер Аннеты – его возражения не имели никакого значения, если она решила, что они поедут в ее «прекрасный» район, значит, они туда поедут, пусть ради этого ей придется устраивать ему скандалы или тащить силком. А это сейчас было совсем не сложно, подумал Антон. Он понимал, что никаких жертв с его стороны она не примет, да и разве можно было ставить их ситуации на одну чашу весов? Он умирал, это было итак понятно, у него не было шансов, никаких. А каковы на самом деле шансы, что какой-то мелкий бандит увидит девушку, которую когда-то поклялся убить, если она вдруг приедет на такси куда-то в его район? О ее приезде явно не будут сообщать в новостях или писать в газетах, так что, если он не телепат – видимо, нет, подумал Антон, иначе она бы не стояла сейчас тут и не говорила это – скорее всего он просто не узнает о ее визите. Или узнает тогда, когда они давно будут вдали от Речного.
- Хорошо, - наконец нарушила тишину Рита, - но что нам там делать?
- Возможно, получить помощь от высших сил, - ответила Аннета и загадочно улыбнулась.
И вот теперь они тряслись в такси, проезжая один район за другим, и каждый новый становился все грязнее и хуже предыдущего. Логика иногда принимает самые неожиданные обороты, думал Антон, провожая взглядом серые дома с облезлыми воротами и маленькие магазинчики с заколоченными окнами, как быстро они сошлись на том, что раз его болезнь имеет сверхъестественный характер, значит, и лечение должно быть таким же. Где-то в самой сердцевине ада под названием Речной район жила старушка, обладающая Даром. Она лечила молитвами, заговорами и травами, иногда видела то, что не могли видеть другие, и знала то, что, казалось бы, знать не могла. Жизнь любит клише, сказала тогда Рита, почему-то именно в самых бедных районах появляются и живут такие люди.
- Просто жизнь любит хоть какое-то равновесие, - ответила Аннета, - у богачей есть их деньги и связи, это их сила, а у бедноты должна быть своя. Нельзя иметь все и сразу, поэтому все эти старушки не называют цену и не требуют награду. Либо материальные блага, либо Дар.
Такси подпрыгнуло на кочке, и Антон ударился о ручку дверцы больным коленом, распухший сустав тут же взорвался горячей вспышкой боли, это и выдернуло его из размышлений. Он невольно застонал, и водитель это услышал.
- Черррт, ну и дорожка, - выругался он и посмотрел на Антона в зеркало заднего вида, - я так машину угроблю! Едем-то в самую жопу, хорошо еще хоть ямы не на полколеса.
- Это пока, - буркнула Аннета, она сидела рядом с водителем, - и! А то вы раньше в Речной не ездили! Тоже, небось, не водитель лимузина.
Водитель бросил на нее злобный взгляд, фыркнул и замолчал. Конечно, перспектива посетить самый грязный и криминальный район его не прельщала, об этом он сразу заявил, как только они загрузились в машину. Но с другой стороны, город был очень большой, и расстояние им предстояло проехать приличное, это выливалось в кругленькую сумму, и он понимал, что если бы этот одной-ногой-в-могиле парень мог пройти хотя бы небольшое расстояние, они поехали бы на поезде. Но, жизнь – качели, у них беда, у него – заработок. Главное, побыстрее избавиться от них и мотать из той мусорки, пока его никто не грабанул или он случайно не попал под шальную пулю.
- Сама оттуда? – в его тоне было больше утверждения и совсем мало вопроса.
- А что, заметно? – с вызовом ответила Аннета.
Водитель ничего не ответил, сосредоточился на дороге, потому что ямы действительно становились все глубже и чаще. Тучи сгущались, и хотя ни грома, ни ветра, предвещающего начало грозы, еще не было, Антон не сомневался, что их ждет ливень, возможно даже с градом. Очень подходящая погода для путешествий, подумал он, разглядывая в окна улицы, на которых никогда не был и не собирался бывать, в темнеющем свете дня они казались ему декорациями какого-то второсортного фильма ужасов или параллельным миром из рассказов никому неизвестных авторов, которые печатали в дешевых газетах. Разбитые дороги, горы мусора, потрепанные домишки и бродячие животные, худые и с почти с человеческими эмоциями на мордах. Одна такая жительница трущоб проводила их машину – единственную на всей дороге – спокойным печальным взглядом. Тощая рыжая собака с висящей клочьями шерстью, на пару секунд ее карие глаза встретились с глазами Антона, и у него сжалось сердце. Я видела жизнь, говорили эти глаза, умные и несчастные, и в ней нет ничего хорошего для таких, как я, лишь боль, страх и голод. Я обречена, и я это знаю. Но это мое место в мире, и другого у меня нет.
От вида этой собаки на Антона опять нахлынула депрессия и безысходность. В каком-то смысле он тоже был таким, он, конечно, не голодал и не спал под дождем, но что хорошего было в его жизни? Тот же страх, та же боль и та же обреченность. И он тоже цеплялся за свою жизнь и за надежду, потому что так устроен мир – пока ты здесь, ты продолжаешь бороться.
Дорога повернула, и впереди между домами и деревьями мелькнула река. Из-за тяжелого серого неба она казалась застывшей лентой металла прикрепленной к земле несколькими скобами – мостами.
- Почти приехали, - шепнула Рита, и сжала его руку. – Никогда не бывала в этой части города.
- Я тоже, - шепнул в ответ Антон и усмехнулся, - и не планировал.
Глаза Риты сияли от возбуждения, все вокруг было новым, интересным и неизведанным, да еще им, возможно, предстояло встретить женщину, обладающую какими-то сверхспособностями. Для нее это было приключением, хотя она всем сердцем хотела помочь Антону, и он это понимал и не винил ее. В конце концов, она была здоровой молодой женщиной и должна была воспринимать мир именно так, это было нормально. А вот Аннета становилась все мрачнее и мрачнее, потому что ее «приключение» затянулось на целых 18 лет, и не найди она в себе силы выбраться из того места, неизвестно, была бы она сейчас жива или умерла бы от пули, ножа или тяжелой руки дружка.
Административная граница района начиналась сразу за мостом, Антон уже видел указатель, поджидавший их на той стороне, почему-то он был подозрительно коротким. Такси петляло по пустынным улицам, приближаясь к мосту, сердце Антона забилось чаще, хотя он сам не знал, почему. Возможно, потому, что здесь решится моя судьба, подумал он, жадно ловя глазами надвигающуюся громаду моста, у меня, похоже, остался один шанс, и он где-то на том берегу реки. Как будто в другой жизни.
- Далеко от моста? – подал голос водитель.
- Я покажу, - ответила Аннета, - сначала прямо, потом скажу, куда свернуть.
Водитель ничего не сказал, но стал еще мрачнее. Очередной поворот вывел их на широкую дорогу, упирающуюся в мост. Прямо на въезде Аннон увидел указатель с перечеркнутой надписью Прибрежный район, табличка была ржавой и погнутой, но целой. Ну вот, мы на границе, подумал он, чувствуя, как от волнения вибрирует каждый нерв, как будто они пересекали границу какого-то царства тьмы из сказки, а не обычного грязного района в большом городе.
Антон никогда не пересекал реку, собственно, он и видел-то ее всего пару раз в жизни: один раз в детстве, когда с родителями ездил на пикник, второй раз – во время студенчества. Чтобы отпраздновать окончание первого курса, их группа сняла коттедж вверх по течению, в те выходные он впервые напился, а потому не помнил толком ничего, кроме тошнотворного запаха водорослей и адской головной боли. Сейчас он тоже был не совсем здоров, но старался разглядеть все и как можно лучше. И снова он почувствовал тоску и невыносимое сожаление, оно просто разрывало сердце. Как много всего в этом мире он упускал, не ценил, не использовал. А теперь, возможно, у него больше не будет шанса прогуляться по берегу, покидать камни в воду, подставить лицо влажному прохладному ветру, дующему от воды. Скорее всего, у него нет будущего, в котором он смог бы арендовать коттедж у самой реки и жарить сосиски на костре под полной луной; он никогда не проведет ночь с девушкой под плеск воды и кваканье лягушек.
Знакомая смесь злости и отчаяние сдавила грудь, он хотел выйти и заорать, ударить кого-нибудь или, может, себя… но река была слишком величественной и прекрасной, и эта красота и мощь подавляли все негативное, что зарождалось в его душе. Они пересекали мост, и прямо под ними неспешно катились тонны темной воды, низкие, почти черные тучи зависли над этой широкой гладью, такой же мрачной и угрожающей, а по берегам неистово зеленели деревья и лужайки, создавая невероятный контраст.
- Как же красиво! – выдохнула Рита, - вода кажется почти черной, аж жутко.
- На той стороне – вот где действительно жутко, - усмехнулась Аннета и покосилась на водителя, но он смотрел на дорогу с каменным лицом.
Антон не мог оторвать взгляд от реки, неба и зеленых берегов, он хотел бы остановить машину и смотреть, и смотреть, пока не начнется ливень, а, возможно, не ушел бы даже тогда. Он хотел увидеть, как молнии будут прорезать это свинцовое небо и врезаться в черно-серую гладь реки, как завеса дождя скроет многоэтажки, упирающиеся в самые тучи, как ветер будет безжалостно трепать зеленую шевелюру берегов. Да, это зрелище стоило бы увидеть. Сила всегда прекрасна, подумал Антон, даже если она разрушает, от ее красоты захватывает дух.
Как будто в подтверждение его мыслей, раздался первый раскат грома, и под его аккомпанемент они пересекли реку. На той стороне их встретил указатель, и Антон, наконец увидел, почему он такой короткий. «Ре..» вот и все, что осталось от надписи на погнутой железной табличке, остальное отсутствовало. Рита кивнула на поломанный указатель, хмыкнула и пожала плечами, Антон невольно улыбнулся, все это было забавно, но не в его случае.
- Добро пожаловать, мы только что пересекли границу ада, - радостно сообщила Аннета, повернувшись к Антону и Рите, - наслаждайтесь неповторимыми видами за окном…. А лучше – закройте глаза.
И она рассмеялась, напряженным нервным смехом. Антон решил последовать ее первому совету, он жадно разглядывал пейзаж за окном, пытаясь представить, как Аннета выжила здесь, и какой была ее жизнь.
Прямая дорога от моста была в ямах, но ничуть не хуже тех, по которым они добирались сюда, выехав за пределы центра, и пока ничего ужасного Антон не увидел, обычная замусоренная улица. По обеим сторонам тянулись низкие серые строения, какие-то склады и районные организации, на одном таком здании Антон заметил табличку с надписью «САХ Речного района». Сама стена была исписана ругательствами из баллончиков всех цветов радуги, и табличка просто вписывалась в эту «картину», однако ее можно было прочитать. Но такие надписи частенько встречались и в его районе, так что ничего удивительного в этом не было, а вот что бросалось в глаза, так это отсутствие людей. Улица была совершенно пустой, как будто они попали в город, вымерший от чумы. Ни прохожих, ни детей, бегающих по дороге или катающихся на велосипедах, даже никаких бродячих животных, хотя возле реки Антон заметил целый ряд из мусорных контейнеров. Они тоже были исписаны, казалось, тысячью баллончиков, но под краской ясно виднелась ржавчина, нескорые были разломаны, как будто что-то взорвалось в них. А может быть, так и было. Дорога шла прямо, уводя вглубь района, но пока никаких других улиц от нее не отходило.
- Второй поворот налево, - подала голос Аннета, мимо них проехал автобус, обдав их облаком черного, вонючего выхлопа. – Сразу за общежитием.
Антон проводил взглядом старый грохочущий автобус, он был полупустым, но в нем, все же, были люди. Не стоит радоваться, сказал себе Антон, скорее всего, в ближайшее время я буду счастлив, если улицы будут так же пусты. Автобус заехал на мост, и Антон представил, как когда-то покидала этот район Аннета, в такой же старой, коптящей развалюхе.
Опять ударил гром, на этот раз ближе и сильнее. Добраться бы до дождя, подумал Антон, не хотелось бы очутиться посреди этих негостеприимных улиц, да еще и под ливнем с градом. Дорога по-прежнему шла прямо, но впереди он заметил высокое здание, точнее, высокое по меркам этого района – всего около 5 этажей. Оно было таким же серым и обшарпанным, как все вокруг, и чем ближе они подъезжали, тем уродливее оно становилось. Должно быть, общежитие, решил Антон, ну и дыра. Он сидел с левой стороны, поэтому мог хорошо разглядеть это выделяющееся на общем фоне здание. Краска на фасаде облупилась и свисала гирляндами, на стенах красовались все те же разноцветные надписи, с такого расстояния Антон не мог их прочесть, да это и не требовалось, это были явно не цитаты из классики.
Они подъехали к первому перекрестку, вернее, к двум узким улочкам, отходящим от центральной дороги. Антон мельком заглянул в поворот на своей стороне, как вдруг Рита сильно толкнула его локтем в бок. От удивления он резко повернулся и увидел первую жительницу Речного района. Она стояла на обочине в грязном зеленом платье, и худенькой ручкой прижимала к груди какую-то замусоленную бесформенную кучу меха, бывшего когда-то мягкой игрушкой. А второй ручки у нее не было, из короткого зеленого рукава торчал жуткий обрубок. Девочке было не больше 5 лет, каштановые волосы были собраны в растрепанный хвост, на ногах – поношенные вьетнамки, от пыли и времени определить их цвет уже не представлялось возможным. Она смотрела исподлобья, но никакой злости ее глазах Антон не увидел, лишь осторожное любопытство и недоверчивость. Она была совсем одна на этой пустой улице, как последняя выжившая в каком-нибудь фильме про апокалипсис, коленки разбиты, лицо – в пыли. Никакой зеленки на ссадинах Антон не заметил, только грубые коричневые корочки. До этой девочки и ее ран никому не было дело, весь ее облик просто кричал об этом.
Рита подняла руку, приложила к стеклу, она и сама не знала, собиралась ли она помахать маленькой незнакомке или просто не смога смотреть спокойно, но когда их такси уже проехало мимо, Антон обернулся и увидел, что девочка подняла культю и повернулась вслед, должно быть, она решила помахать в ответ. Картина была душераздирающая, и Антон почувствовал, как его сердце упало куда-то в бездну, а слезы начали щипать глаза. Эта малышка была такой маленькой и такой…такой обреченной. Она не видела ничего, кроме зла, и все равно, с детской открытостью помахала незнакомцам. Рукой, которой у нее не было. Кто это сделал, вертелся у Антона в голове вопрос, как будто заело пластинку, кто это сделал, кто? Почему? Это был ее пьяный отец или дружок матери? А может, сама мать-наркоманка? За девочкой явно никто не следил, она была такая грязная, худенькая и совсем одна на дороге. И это платье, такое замызганное и в дырках, эти вьетнамки, этот комок меха…
- Да тут просто рай для органов опеки, - прошептала Рита, но в ее глаза стояли слезы. – Вот только рай этот – не для всех.
- Как думаешь, что с ней случилось? – шепотом спросил Антон, хотя сомневался, действительно ли он хочет знать ответ.
- Я не хочу об этом знать, - Рита закрыла глаза и упрямо покачала головой, - это ужасное место, теперь я и сама вижу, что ужасное…
- Это и есть Речной район, - Аннета услышала их разговор, но не повернулась, - эта малышка – его лицо. Я вам говорила.
Они повернули, продвигаясь вглубь района, Аннета показывала дорогу, поглядывая по сторонам со смешанным чувством грусти и отвращения. Чем дальше они забирались, тем больше жителей встречалось им на пути. На одной из улиц перед сожженным ларьком стояла группа подростков, они недружелюбно смотрели на проезжающее такси, а потом одни швырнул в него банку из-под пива. Остальные дико захохотали и принялись показывать неприличные жесты и что-то выкрикивать вслед. Антон предпочел отвернуться и пропустить их реплики мимо ушей, но Рита рядом с ним стала еще бледнее, а губы сжались в тонкую ниточку. Иногда им попадались машины, они проезжали либо очень быстро, либо нарочито медленно, с опущенными стеклами и гремящей музыкой, набитые такими же отморозками, как и те, возле сгоревшего ларька. Дороги, и правда, становились все хуже и хуже, асфальт остался только на центральной дороге, проходившей от моста сквозь район, на примыкающих к ней улочках покрытием служили булыжники и грязь. Сами улицы были узкими и извилистыми, как лабиринт, по обеим сторонам жались друг к другу ветхие дома и разваливающиеся заборы, никаких многоэтажек больше не было.
Антон тоже смотрел по сторонам, ощущая тревогу и чувство иррациональности – так не должно было быть. Люди не должны были жить так и быть такими. Но они были и жили именно так. Возможно, одно вытекало из другого, как змея, кусающая себя за хвост.
- Смотри, - Рита снова толкнула его в бок, и Антон сжался в ожидании увидеть новую «прелесть» местной жизни. – Там церковь!
- И не просите, - бескомпромиссно заявил вдруг водитель, - туда не повезу. Ни за какие деньги.
- Нам туда и не надо, - ответила Аннета, и добавила, повернувшись к Антону и Рите, - это храм Архангела Гавриила, он в стоит в самом сердце района. Но добра почему-то там не прибавляется.
Они засмотрелись на купола, такие яркие на фоне черного неба, и Антон решил: пока можно, следовать глазами за храмом, всё лучше, чем наблюдать убогую картину по сторонам. Это получалось у него совсем недолго, такси снова повернуло по указке Аннеты, и купола с крестами остались позади. Улица, на которой они оказались, по счастью, была пуста, и Антон уже решил было облегчено вздохнуть, как вдруг впереди распахнулась калитка, почти оторвавшись от ветхих петель, на тротуар – вернее, то, что от него осталось – выбежала молодая женщина в джинсовых шортах и порванной майке. Она явно не видела ничего вокруг, она направлялась к дороге и не собиралась тормозить.
Антон понял, что она попадет под колеса, он хотел крикнуть водителю, или отвернуться, но на него нахлынуло оцепенение. Я кролик, подумал он, кролик, застывший в свете фар.
Но кроликом была она, только она не застыла, она бежала вперед. Водитель, ударил по тормозам, девушка выскочила на дорогу. В последний момент она повернулась к ним, выставив руки вперед, она как будто остановила машину, как супер-герой, прикоснувшись ладонями к капоту. В салоне все ахнули, а потом водитель начал открывать окно, явно собираясь сказать ей «пару ласковых», но не успел, произошло еще кое-что.
Из той же калитки, распахнутой, как рот мертвого старика, выскочил явно нерусский мужчина с сигаретой в одной руке. Как молния, он подскочил к женщине и с размаху ударил ее по лицу. Она вскрикнула и упала прямо перед стоявшим такси.
Водитель и пассажиры застыли как статуи, лишь Аннета дышала часто и глубоко, тоже не сводя глаз со сцены перед глазами. Антон был как будто в коме или в каком-то пузыре, но не в этом мире. Он понимал, что это опасно, но нельзя ведь было оставлять все так, надо было что-то сделать…хотя бы попытаться. Но мышцы как будто окаменели, или это его душа покинула тело и смотрела на все со стороны, больше не управляя телом. Он попытался сказать, что они должны вмешаться, его голосовые связки не произвели ни единого звука. Но я должен, билась в голове мысль, так нельзя, он ведь может ее убить…
- Пошел ты на …! – вдруг раздалось из-под машины, голос был прокуренным и злобным.
– Уе..к! Что б тебя в очко драли, гребаный петух! – проорала девушка и ударила рукой по машине.
Внутренний монолог Антона резко оборвался. Девушка встала, густые темные волосы падали ей на лицо, она раздраженно отбросила их одной рукой, второй держась за щеку, в которую пришелся удар.
- Как ты меня назвала?! – мужчина не кричал, но от его тона по коже пробегали мурашки, - ах ты сука.
Он бросил сигарету прямо в лобовое стекло, рассыпав несколько искр, она отскочила и упала куда-то на дорогу.
Вместо ответа женщина с каким-то нечленораздельным воплем кинулась на своего обидчика, но он легко увернулся от ее ударов, и снова двинул ей в лицо, на этот раз кулаком. Женщина завопила и повалилась на дырявый асфальт, но на этот раз ее приятель не стал ждать, пока она встанет, сыпля ругательствами, он наклонился и принялся бить ее, один раз пнул ногой. Женщина завыла, как раненое животное, и тут Антон, наконец, вернулся из астрала.
- Эй, - пытался крикнуть он, опуская стекло, но получилось чуть громче шепота, - эй!
- Нет, не… - Аннета повернулась к нему, но не успела договорить.
Нерусский мужчина услышал Антона или просто вдруг понял, что за их маленькой семейной размолвкой кто-то наблюдает. Он выпрямился, оглядел каждого, кто был в такси, а потом с такой же невероятной скоростью достал из-за спины пистолет и нагло улыбнулся.
- Чё лупитесь? – крикнул он и щелкнул предохранителем, - тоже хотите получить? Я сегодня щедрый, да, сука?
И он снова пнул ногой свою подружку.
Тут оцепенение спало и с водителя. Резко отвернувшись, он ударил по педали газа, благо дорога была уже свободна – во второй раз женщина упала уже ближе к обочине. Как во сне, Антон обернулся, он не хотел смотреть, но ничего не мог с собой поделать. И невероятно, но мужчина целился в них. И снова Антон хотел крикнуть, хотел предупредить всех, хотел лечь на сиденье, но лишь продолжал смотреть. Мужчина держал их на мушке еще пару секунд, потом поднял пистолет в небо и по улице прокатился еще один раскат грома, на этот раз не природного происхождения.
Антон и Рита продолжали смотреть, как зачарованные, на удаляющуюся картину обычной жизни Речного района, женщина пыталась сесть, мужчина убрал пистолет, схватил ее за волосы и потащил обратно к калитке. Потом дорога, к счастью, повернула, и отрезала эту жуткую сценку.
Некоторое время они ехали молча, улицы снова были пусты. Каждый переживал увиденное.
- Первое правило здешней жизни: никогда, никогда не вмешивайся ни во что. – Сказала вдруг Аннета, - всё, что происходит не с тобой – тебя не касается.
Как будто в подтверждение ее слов раздался оглушительный раскат грома. Все, включая водителя, вздрогнули, Рита тихонько вскрикнула, и Антон взял ее за руку. Этот день я точно не забуду, подумал он, и ведь он еще не закончился.
- Дернул меня черт связаться с вами, - пробурчал водитель, - точно говорят: жадность фраера сгубила.
- Да ладно вам, - фыркнула Аннета, - «рассказывайте», как чудесно и светло проходят ваши будни. Везде примерно одно и то же, где-то получше, где-то похуже. Тоже мне, водитель небесной колесницы.
- Ну, ствол на меня еще никто не наставлял, - водитель злобно зыркнул на Аннету, - а если сейчас в меня кто-нибудь коктейль Молотова швырнет, кто будет отвечать за машину? Вы? Тачка – моя, личная, мне в офисе скажут, мол, ничего не знаем, сам где-то вляпался. И концов не найдешь, а все из-за этой поездки.
- Ну, никто пока ничего опасного в нас не кидал, - вмешалась Рита. – А если и кинет, и мы тоже пострадаем, так кому нам предъявлять возмещение ущерба? Мы ведь пострадали в вашем такси, а пока мы в нем – за наши жизни отвечает водитель, то есть – вы. Это глупый спор, лучше довезите нас побыстрее, и распрощаемся.
- С радостью, - буркнул водитель и снова замолчал.
Они опять петляли по улочкам, некоторые были короткими, другие тянулись через весь район и имели множество ответвлений. Они видели подростков, курящих и пьющих, видели мамаш с синяками на лицах, тащащих ревущих и таких же побитых детей, видели стариков, роющихся в ржавых мусорных баках. Этот район должен называться Депрессия или Безнадежность, думал Антон, переводя взгляд от одной унылой картину на другую. На одной улице стайка детей-дошкольников обкидала их такси градом камней, благо все они были маленькими, не больше ногтя. Никто, включая водителя, никак это не прокомментировал, они постепенно привыкали к местному «гостеприимству». А мне Три Моста казались адом, со стыдом думал Антон, да там – сплошная интеллигенция. Тогда в Александрите, наверное, люди переодеваются к обеду и обращаются друг к другу не иначе как «сударь» и «госпожа», подумал он и улыбнулся. А в центре, значит, вообще живут только полубоги, питающиеся амброзией и возлежащие на облаках.
Машина резко остановилась, выдернув Антона из размышлений.
- Всё, приехали, - мрачно сообщил водитель, но в голосе явно слышалась радость.
Антон посмотрел вперед, дорога была перекрыта двумя сцепленными сгоревшими машинами. За ними улицы пребывала в полном хаосе, мусор и какие-то обломки валялись повсюду, стекла в домах были выбиты, покореженный велосипед лежал прямо посередине проезжей части, как дохлое животное на поле боя, повсюду виднелись кирпичи и битые бутылки.
- Что это? – недоуменно спросила Рита, - тут, как будто, война прошла.
- Война и прошла, - буднично сообщила Аннета, - местные группировки что-то не поделили. Тут такое бывает.
- Вылезайте, - водитель заметно нервничал и уже не скрывал своего нетерпения, - дальше я не поеду. И никакого «там можно в объезд». Это точка. Всё. Платите и убирайтесь.
Аннета несколько секунд смотрела на него, пытаясь понять, есть ли у них шанс проехать оставшуюся часть пути на машине, а потом, поняла, что нет и, вздохнув, полезла за кошельком.
- Я плачу, - Антон потянулся вперед и убрал ее руку. – Ни слова, просто выходи.
Аннета проиграла во второй раз.
- Мужчины! – она закатила глаза и вышла из такси.