Горох об стену 26

Андрей Тюков
Новая книга писателя Пелевина (каждое слово здесь просится в кавычки, но мы не будем громоздить) "Лампа Мафусаила, или крайняя битва чекистов с масонами" (sic) заняла своё почётное место... на полках глянцевых книжных лавок. Рядом с другими "книгами" (эх, не удержался) ежегодно рожающего писателя (а тут удержался, молодец). Загляните в "Буквоед" - они все там: "Чапаев и...", "Любовь к...", "Жизнь на..." - ну, все. Не берут?
Сам же Пелевин в очередной раз подтвердил своё место в первом ряду смотрящих за китч-литературой. Ну или за пародиями на таковую. Разница для читателя невелика. Воспитанный пелевиными-сорокиными, читатель всякую дурь примет за чистую монету. Метафизика современной русской реальности? Полноте... Были у нас отец Павел Флоренский и отец Сергий Булгаков, вот они писали о метафизике реальности, как современной, так и вневременной. Нет их на полках в "Буквоеде". Разобрали?


Обгоняющий время Ум-Сань и Догоняющий время Ум-Вань пришли в беспокойство из-за формы вещей. Они пришли к мудрецу Сань-Вань.
- Я беспокоюсь, потому что вещи потеряли форму и распались на множество не имеющих название частей, что делает бессмысленным их существование, - сказал Ум-Сань.
- А я обеспокоен тем, что множество не имеющих название частей собрались в форму, которая делает их существование бессмысленным, - сказал Ум-Вань.
Сань-Вань сказал им:
- Ребята! Обгоняющий время проигрывает и догоняющий не видит выигрыша. Если оставишь гонку со временем, увидишь, как время само потеряет название и его существование сделается таким же бессмысленным, как и существование всех частей и всех форм, имеющих и не имеющих название. Только по отношению к времени всё существует и всё не существует. Поясню на примере. Который час, не подскажешь? - обратился он к Ум-Сань.
Тот вспомнил услышанное и ответил:
- Не знаю.
Он тут же пропал, скрылся с глаз.
- Который час? - повторил вопрос мудрец, повернувшись к Ум-Вань.
Тот ответил:
- И я не знаю.
И тоже пропал.
Мудрец Сань-Вань взял их печатки, цепочки, мобилы. Он сказал, обращаясь к нам:
- Кто не учился ничему, тот и не должен ничему учиться!


Чем глубже входит человек в своё видение, чем тоньше становятся его восприятия, тем меньше возможностей остаётся у него выразить эти восприятия в словах и понятиях, тем дальше уходят они, а с ними он сам, от сознания, как пустая лодка от пустой пристани...


Лежат рядом две книги. Я купил их на неделе. "Москва - Петушки" Венедикта Ерофеева и "Воспитание души" митрополита Антония Сурожского. Если первую книгу российская интеллигенция в массе своей знает чуть не наизусть, то вторая, боюсь, не пользуется такой же популярностью в "мыслящей" среде.
И совершенно напрасно. Без понимания духовного компонента русской истории, русского народа, без религиозной составляющей невозможно понять этот народ и эту историю. Но русская интеллигенция духовность отметает априори, с порога, как будто и не было ни Сергия Радонежского, ни Фёдора Достоевского. И той же метёлкой вметаем в светлицу позитивизм с атеизмом, якобы присущие европейскому и вообще западному мировоззрению...
В 1909 году, по следам первой русской революции, вышел сборник "Вехи". Не худо бы его перечитать сегодня, ведь семь статей, собранные под одной обложкой, увы, актуальны как никогда, и старые проблемы интеллигенции никуда не ушли, а на мой взгляд, ещё обострились со времён Булгакова и Струве. "Вехи" официальная (партократическая) советская историография ругала последними словами. Но мало кто читал эту небольшую по объёму книгу. Как толком не читали мы ни Маркса, ни - тем более - Маха и Авенариуса (кто их вообще читал тогда?). Теперь-то можно.
Вспомните "Вехи". Не пожалеете.


"Где больше ценят русского человека, по ту или по эту сторону Пиренеев?". Это один пьяный спрашивает у другого такого же в поэме Ерофеева "Москва - Петушки".
Да нигде. Нигде больше не ценят русского человека. Достукались. И ведь не вчера это началось. Вы почитайте классиков - живого места нет на русском человеке! Я к обычному, проверенному списку оскорблений национального характера, пожалуй, прибавлю одно, которое мало кто знает. М. Булгаков, "Мастер и Маргарита". "По теории нужно бы было сейчас же дать в ухо собеседнику, но русский человек не только нагловат, но и трусоват." Это знаменитая сцена на Патриарших, но не в известной всем читающим версии, а в одном из первых изводов знаменитого романа, именно втором ("Копыто инженера", 1929-1930). Нагловат и трусоват! Каково? Да за такое нужно сейчас же в ухо...
Но, однако, возьмите Фёдора Михайловича Достоевского: кто "нагловат и трусоват" в "Братьях Карамазовых"? Поляки. У Гоголя - кто? Евреи ("жиды"). И так далее. Стоит ли всерьёз воспринимать писательские застольные кунштюки? Писатель - он кто? Генитив субъекта в посессивной функции, и всё. Перфект транзитивный. Петух... этот, как его... забыл... вяземский?
Да и кто их ныне читает! Сами пишем. Своих поляков полон стол. Синекдоха забери.


Мир не то чтобы не любит философов - он их не замечает. Поэтому бедняжки пускаются на ухищрения, кроме собственно тех, за которые их не замечают.
Так, на могиле Г. Сковороды написано: "Мир ловил меня, но не поймал". Ой ли? Так ли мы нужны миру, чтобы он гонялся за нами, оставив дела - где, мол, тут Сковорода Григорий, а вот я его ужо...
Мы безразличны миру. Мы пишем на могилах, пляшем на могилах, пьём, поём и плачем на могилах, но миру это сбоку припёка, все наши выходки. Мир был до нас и будет после. И он никогда, никогда не полюбит того, кто полагает любовь чем-то вроде сачка. Это не сачок. Это сообщение, которое содержит три компонента: 1) существование, 2) расстояние, 3) направление. Все три соотнесены с настоящим моментом, обозначенным на схеме знаком "Здесь".
Обычно он устанавливается на могилах.


Факт эмпирической реальности проходит переозначивание в рамках той культурной среды, в которой он воспринят. Поэтому, разные знаки в разных культурах будут обозначать один и тот же факт. В процессе переозначивания происходит подмена причинно-следственных связей события его мотивацией, истинной или ложной. Поэтому, одно и то же событие будет иметь разные оценки в разных культурах. В итоге, процесс переозначивания приводит к замещению реального факта его символическим субститутом.
Факт реальности доступен исключительно как факт языка и в форме речевого акта. Эксплицитное речевое высказывание отличает наличие диктума (термин введён Шарлем Балли) и модуса. В случае сомнительности самого исторического события, дискурс, volens nolens, оперирует категориями преимущественно модального плана.


Дык, ёлы-палы... У кого-то утверждение превалирует, а у кого-то - отрицание. И к психоаналитику не ходи... Этот второй, "отрицающий", что делает? Через реализацию скрытой целевой установки в мотивации пытается освободиться от внутреннего конфликта, зачастую неосознаваемого. С целью такого "освобождения" и препарируется реальность, и создаётся новая реальность, отличная от подлинной, как трансиндивидуальная реальность субъекта. Причём, скрытый мотив "мифотворчества" бывает вовсе не связан, даже отдалённо, с той реальностью, которую якобы описывает автор. А вот здесь уже к психоаналитику... такая загогулина.


Мышление не "привязано" ко времени, темпоральность характеризует речевой акт - событие реализации мышления в речи. Пока я размышляю, я Аристотель и Дионисий Ареопагит, и где-то Аполлон, на равных со всеми прочими, такими же мыслителями всех веков и народов. Но, стоит открыть рот, заговорить - и я снова Андрей Тюков.


Незамеченной прошла десятая годовщина гибели Анны Политковской (7 октября). Почему? Не потому ли, что Анна Степановна, человек неоднозначный, многомерный, не вписывается в чёрно-белую картинку мира? Я помню, как впервые встретился с ней на страницах "Новой". Нет, то не был какой-нибудь антикадыровский демарш. То был рассказ о собаке, которую Политковские взяли в дом. И в этом нехитром тексте было всё, что делает человека, даже против его воли делает, навечно противником насилия во всех его видах и формах. Это что-то в душе, а душа и не белая, и не чёрно-белая, она выше различий, она там, где на вопрос: "Ты?" - человек отвечает: "Ты!"


Никогда не атакуют главное. Такая атака встретит мощный отпор. ЦУП (Центр управления полётом над гнездом кукушки) не возьмёшь на голую мякину. Он сам на мякине возрос, его не ущучишь.
Атакуют всегда второстепенное. Оно связано с главным, вот эти-то связи самые уязвимые.
Ангелы не лезут в суверенную квартиру: проще побить возле подъезда. Это в чистом виде психотехника.
Иван гоняет утку чёрт-те где, зайца, бьёт яйцо и ломает иглу, а в это время в параллельной вселенной колбасит Кощея, он при смерти.
Периферия! Вот где настоящий центр личности человека. Все наши глаза, "тысяча биноклей на оси", вынесены на периферию, чёрт-те куда. Там их и морочить. Замороченные, этот морок они передают Юстасу в Центр (см.), где он (морок) получает права бытия-жития.
Прибавьте сюда неизбежный шум (искажение сигнала) в канале передачи информации. И вот вам картина мира. Сам видел. Врать не стану.
Расскажите о слезинке ребёнка. И кому будет интересна картина мира? Будут носиться с воплями, ах, ребёнок... ах, слезинка!
Врут, как мерин Сиволдай. А ты не читай. Врать и не будут.


Михаил Булгаков умирал страшно. Перед смертью пытался перекреститься, но руки не слушались, поэтому "крестился неправильно" (из воспоминаний жены Елены Сергеевны). Что увидел во тьме перед собой автор "романа о дьяволе"? О чём писал - то и увидел...
Великой русскую литературу делает духовная составляющая. Лев Толстой, Достоевский, Чехов - они смотрели на мир духовными очами. В этом отличие русской словесности от любой другой: мы знаем иное и вопрошаем его: кто ты и что ты, и кто я? И ответит тот, иной, и ответ его не будет, не должен выглядеть как рукопись из-под хвоста. Иначе... это не иной, а я же самый, грешный и недалёкий, творящий себе кумира по образу своему и подобию.


"- Добрые люди бросались на него, как собаки на медведя... вцепились ему в шею, в руки, в ноги... и если бы не врубилась с фланга кавалерийская турма... тебе, философ, не пришлось бы разговаривать с Крысобоем. - Если бы с ним поговорить, - вдруг мечтательно сказал арестант, - я уверен, что он резко изменился бы." (М. Булгаков. "Мастер и Маргарита").
Все хорошие книги, в сущности, о том же: почему добрый человек проигрывает другому доброму человеку, если за этим последним - кавалерийская турма?
Будь у героя пьесы Ибсена "Враг народа" полуэскадрон? А? Что тогда? Подъехать в танке и не выходя спросить: а, собственно?.. (М. Жванецкий). Будь у него, кроме совести, ещё и своя газета, пул журналистов, депутаты в местном парламенте, поддержка части общества? А? Тогда - что? "Прикажете наших из-под горы кликнуть?" (Л. Толстой. "Война и мир"). И - в морду этому... брату так называемому. Ведь, хочется? Не по злобе, нет. А - от жалости к тугодумам, тёмным этим, упёртым "85 %": ведь, ради вас же всё, ради вашего же счастья... же.
Да вызови тот... в саду... двенадцать легионов ангелов... да все на крестах висели бы: Пилат, первосвященник, царь, воины. И настало бы царство небесное. И ходили бы в белых одеждах с номерами (два номера: на груди и на спине), да только и делали, что подставляли щёки. "А вот это... называется "щёчки"..." (х/ф "Чапаев").
Приходится вбивать святые истины в головы. Гвоздями. А лучше через подконтрольные СМИ, таким макаром, чтобы эти истины стали для головастиков родными, своими до боли под ложечкой. Это - надёжнее...
Через исторически ничтожный отрезок времени после Ибсена пришёл фашизм - в Италии, а в Германии - национал-социализм. Демократическим путём, между прочим... Спасибо думающим, пишущим, переживающим как своё бунт буржуазного индивидуализма против буржуазного коммунализма (он же - демократический тоталитаризм). "Kleiner Mann - was nun?" (Х. Фаллада). А маленький человек понял, что "человек один не может ни черта" (Э. Хемингуэй), а кавалерийский полуэскадрон за спиной - лучшее средство от недоверия, косности и вообще привычки много думать о благе всего человечества, когда на кону стоит благо отдельно взятого социума. Да, да, твоего города, скотина ты этакая. И тебя самого тоже. Не понимаешь, философ? Ничего, вот Крысобой поговорит с тобой - и ты резко изменишься.
PS. Среди осуждённых по Болотному делу был один Крысобой. Здоровый такой качок. Ему вменялось избиение стража. Да, этот мог. Но - не сдюжил, не врубилась с фланга турма, одолели германцы. А там и Ксения Собчак променяла революционера Яшина на бонвивана Виторгана. И настал оппозиции в России хеппи энд. Хотя - почему же? Вот, Додин поставил "Врага народа". Додин зря не поставит. Значит, есть ещё творог в твороговницах (А. Мигунов).


Капля никотина убивает лошадь, рюмка искренности - семью. Конечно, хотелось бы всегда глаза в глаза... но только, боюсь, ни рыцарь, ни мельница... ни даже Росинант. Так что - по мере возможности.
Ахиллес должен притвориться, что он не догонит черепаху. Это первое правило жизни вдвоём. Выведено мной.
(Не в том ли одна из причин "шведской семьи", что появление третьего участника снимает психологическое напряжение?)
Второе правило сформулировали ещё дурни латинцы. Оно гласит: Si duo idem dicunt, non est idem. Кто это знает, тот знает всё. И не делает лишнего. И уж точно - не говорит.


Было и есть ощущение, что эта жизнь ненастоящая, что есть или будет другая, а эту просто нужно пережить. Тянуло выйти, особенно в молодые годы, как выходят из поезда на остановках, разбить эту отупляющую монотонность. Хотя бы на время... И выходили. Забыться. Многие и не вошли обратно... и такое было. Чем дальше, тем острее чувствуешь ненужность "выходов", их бесполезность. Они такие же ненастоящие - временные. Уж скорее бы конечная, что ли.
А куда ехал, зачем - так и не объявили. Но провожающие покинули вагон.


У одного жизнь прошла, как Азорские острова. У другого за окном пустыня и миражи одни и те же. И среди миражей - Азорские острова. Настоящие.
Красота.


Светлой памятью только и держимся. Не будь маяков за спиной, давно был бы на дне. Вижу вас, спасибо. Иду по курсу. А они и впереди уже. И вверху. Верить, любить, помнить. Это - навсегда.


Насупленные, мрачные, суровые лица. Лица подавленные, смирившиеся. Лица, исполненные болезненной и угрюмой готовности биться, неизвестно за что... На этих людей навалилась жизнь. Стиснула в объятиях. Вцепилась мёртвой хваткой, как ожившая волчья шуба. И они больше ничего не видят, не знают, не чувствуют, кроме волчьих зубов. А другие умудрились разыскать в шубе карманчики. Уютно устроились: бодрые улыбки, оптимизм, вера в себя. I feel fine, come join me in this manner of forgetfulness.


"- Попрыгунья стрекоза
Лето красное пропела,
Оглянуться не успела...
- Яко Спаса родила!"
Это фельетон Михаила Булгакова "Главполитбогослужение" (1924). Знакомым разухабистым слогом молодой тогда автор повествует, как о курьёзе, о действительном событии: совместном пребывании школы и церкви в одном здании.Невозможное сожительство двух учреждений показано будущим Мастером ярко, вкусно... и очень смешно.
И вот, ста лет не прошло...
Бог умонепостигаем, это общее место богословия, как святоотеческого, так и современного. Тогда о чём же будут рассказывать детям на уроке?
В детском возрасте, пока цветы летают, воспринимаются впечатления, а отнюдь не понятия. Есть, оказывается, такая "служба 12 евангелий": вечером Великого Четверга в церкви вспоминают страдания Иисуса Христа. Прихожане, и взрослые, и дети, стоят со свечками. По окончании службы эти горящие свечи, четверговый огонь, разносят по домам. Красивое и волнующее зрелище, исполненное таинственного смысла, но прежде всего - красивое...
Вот пусть и запомнят дети эти ручейки огня, текущие от храма к дому. На всю жизнь запомнят. Как непосредственное ощущение от "религии". А додумать они ещё успеют, потом...
Нужно ли этот огонь нести в школу? Не уверен. Пускай школа будет слева, а церковь - справа, пусть их разделяет некоторое пространство.
А иначе, может получиться так, как в фельетоне. Не приведи Господь.


Феномен - это отторжение ноумена.



2016