Н.И. МИШЕЕВ
Академик Н.П. Богданов-Бельский
("Перезвоны", № 2 за 1926 год. Рига)
I.
Николай Петрович Богданов-Бельский родился в 1868 г.
Интересно послушать самого художника, что рассказывает он о своём детстве и отрочестве.
- Мои родители были безземельные крестьяне Смоленской губернии. Вокруг нашей деревни шли многочисленные усадьбы мелких помещиков. Отношения между ними и крестьянами были наилучшие. Помещики давали работу, добросовестно оплачивали её. Как сейчас помню, что тяжёлый полевой труд начинался и кончался праздниками, песнями, угощением. Легко и привольно жилось... С малых уже лет у меня проявилась страсть к «художеству», - вырезывал разные предметы, фигурки из дерева. Вырезал однажды целую скрипку, которую соседний помещик и купил за 20 коп. Мне было тогда 6 лет.
С грамотой дело обстояло неважно. Школы отсутствовали, К счастью в это время переехал по соседству с нами на постоянное уже жительство в свое имение «Татево» известный московский профессор С.А. Рачинский, променявший университетскую кафедру на сельскую школу. Очень скоро он создал на собственные средства образцовую школу для крестьянских детей, где он сам, учителя и ученики составили нечто наподобие братства. Чистая и радостная атмосфера высокого труда царила здесь.
9 лет я попал в эту школу. С.А. Рачинский однажды заинтересовался, есть ли среди детей, способные к живописи. Указали на меня, как на любителя исписывать всё своими рисунками. С.А. дал задание срисовать с натуры одного учителя. Экзамен происходил на виду всей школы, в «Татево». Впервые мне с натуры пришлось рисовать человека. Написал, однако. Нашли сходство. С.А. взял рисунок и отнёс к своей матери. Она захотела меня видеть, и вот крестьянский мальчик попал в роскошные хоромы богатого дома. Приветливо встретила меня В.А. Рачинская, глубокая старуха, сестра известного поэта Е.А. Баратынского, современница Пушкина, с которым она танцевала на балах. Очень часто гостила у Рачинских их родственница, баронесса Дельвиг, сестра друга Пушкина. Много интересного рассказывали женщины о великом поэте.
Счастливые часы проводил я в обществе их и С.А. Рачинского, милого и культурного человека, безгранично любящего русский народ. Многим, если не всем, я обязан этой семье. Под покровом её прошло всё моё дальнейшее воспитание.
Первоначальное художественное образование я получил в Рисовальной школе при Сергиевской Лавре, где, между прочим, хорошо был поставлен класс рисунка. Затем поступил в Московское Училище Живописи, Ваяния и Зодчества.
Много тревог доставила мне картина «Будущий инок» для получения звания классного художника. Дело в том, что я только за два месяца до срока подачи начал её писать, - пропустил время. Писал её в «Татево» у Рачинских. Был Великий Пост. Все говели. Религиозная семья, частые службы в стареньком храме, пение и чтение на клиросе, общение с народом, религиозно настроенным, вызывало в душе состояние тишины, покоя и веры. Все и всё кругом было проникнуто этим. А здесь ещё история произошла: один крестьянский юноша пропал вдруг после причастия. Стояла суровая зима. Нашли мальчика только спустя две недели в глубине леса, в шалаше с краюхой хлеба. Он заявил, что хочет быть отшельником.
Среди такой атмосферы писал я своего «инока». Кончил. Не понравился он мне. Отвёз в Москву и... проснулся однажды «знаменитым». Поздравляли товарищи, профессора, допытываясь, какими путями я достиг такой экспрессии в лице «будущего инока». Я и сам не знал. Объясняю это моим тогдашним религиозным настроением.
Картину купил за 300 р. Солдатенков, крутой старик-старообрядец. В 1890 г. с его разрешения я выставил «Будущего инока» на «Выставке Передвижников». Государыня Мария Феодоровна, не зная, что картина собственность Солдатенкова, оставила её за собой. Комитет Выставки спохватился, но поздно. Чрез Рачинского я попросил Победоносцева переговорить с государыней. Она передала, что будет очень обязана Солдатенкову, если он переуступит ей картину. Победоносцев телеграфировал старику и тот ответил, что «почтёт за счастье, если государыня возьмёт у него картину».
Однако, когда я в Москве заявился к Солдатенкову, то он налетел на меня, как, - дескать, я смел продавать его картину, - и требовал немедленного возвращения 300 руб. Денег у меня не было, а старику я напомнил об его телеграмме.
В конце концов мы помирились.
Из моих воспоминаний отмечу своё путешествие на Афон в 1889 г. по окончании Училища. Здесь я встретился с монахом, отцом Филиппом, на которого мне афонские отцы указали, как на «б о г о п и с ц а».
Этот «богописец» оказался крестьянином Рязанской губ., приехавшим на Афон «спасать душу», как он мне заявил, причём, «спасение души» соединил с неутомимой жаждой к живописи, которой нигде не учился. Он всё время сопровождал меня на работах и однажды поразил рисунком монаха с натуры. В 1894-5 г.г. я встретился с ним в мастерской Репина. О нём говорили, как о большом таланте. Это был... Малявин.
У Репина вместе со мной работали также Браз, Кордовский, Сомов. Затем я поехал в Париж, где занимался в студии Кормона и Каляросси. Здесь также работали, одновременно со мной, Лансере, А.Н. Бенуа.
С удовольствием вспоминаю своё участие на «Выставках Передвижников». Выставки эти имели громадный успех. Между обществом и художниками была полная гармония. Одни и те же интересы, одна идеология объединяла нас с окружающей обстановкой. Под эгидой передвижнических выставок расцвёл целый ряд таких видных представителей искусства, как Перов, Вл. Маковский, Шишкин, Поленов, Саврасов, Ге, Репин, Суриков, Васнецовы, Левитан, Серов, Нестеров и мн. др. Затем, как вы знаете, родились новые вкусы, появились и «новые песни». Объявился «поход» против «передвижников». Их огулом обвинили, чуть ли не вычеркнув совершенно из списка подлинных служителей искусства. Напрасно. Русское искусство многим обязано им. У них была не только тенденция, но и большая живопись. Впрочем, не мне их защищать, - история сделает это.
После Парижа я увлёкся «плэнеризмом». Воздух, фигуры среди пейзажа, свет - вот чему с 1905 г. я стал отдавать своё внимание. В Тверск. губ., Вышневолоцк. у. целая колония художников, как Жуковский, Степанов, Быляницкий-Бируля, ещё раньше их - Левитан, а под конец, уже в октябрьскую революцию, К. Коровин, я - с 1907 по 1920 г. - жили и работали вместе среди природы, оставив мастерские. В 1910 г. я написал картину «Именины учительницы», отмеченную и печатью, и ещё больше художниками-импрессионистами за те импрессюнистские достижения, которых я добился в ней. Картина была на всемирной выставке в Риме (1911 г.) и Мюнхене. (Прод. в Лондон).
Но сильны воспоминания детства и переживания юношеских годов. Я так много лет провёл в деревне, так был близок к сельской школе, так часто наблюдал крестьянских детей, так полюбил их за непосредственность, даровитость, что они, как-то сами собой, сделались героями моих картин. Что делать! Каждому своё»...
II.
«Материалом поэзии является не образы, не эмоции, а слово. Поэзия есть искусство слова и больше ничего». (Проф. Жирмундский. «Начала». 1921 г. № 1).
«Бросьте,
забудьте,
плюньте
на розовый куст,
и на прочие мерлехлюндии
из арсеналов искусств!
Кому это интересно,
что «ах, вот бедненький,
как он любил
и потом был несчастным!».
(Маяковский. «Приказ № 2 по армии искусства»).
Итак, содержание, сюжет не входят в область поэзии. Главное - форма.
Один из печальных примеров «специализации» в искусстве. Другой пример мы видим в театре, где эта «специализация» потребовала от актёра только игры, без связанных с ней переживаний, иначе, исключительного знания и уменья владеть техникой, т.е. формой своего мастерства. Отсюда культ театральности, этой «истинной доминанты новой театральной эпохи». (Евреинов. «Театр у животных». Петр. 1924 г.).
В искусствах пластических, в частности, в живописи, мы, став на путь той же «специализации», сначала провозгласили «чистую живопись», как культ света и цвета, отнюдь не рисунка, потом перешли к отрицанию психологии и, наконец, сюжета, создав «беспредметную живопись». Форма получила в живописи своё самостоятельное, независимое бытие, что привело к кубизму. Стремление разложить форму на элементы, чтобы выразить находящуюся в них материю во времени и пространстве, родило футуризм. Кубо-футуризм есть соединение того и другого. В результате картины, пред которыми большинство из нас недоумевает...
А, между тем, мы, по основному складу своей психики, право, «дилетанты». Наш дух - это синтез воли, чувства и разума. В каждом акте воздействия на окружающий нас мир и восприятия его у нас объединяются в той или другой степени воля, чувство и разум, т.е. «пища» нужна всем им, иначе мы будем неудовлетворёнными и «недоумевающими».
Не лежит ли корень современного кризиса искусства в его «специализации», в данном случае, в излишней «формализации», приведшей, как мы знаем, к невозможным уродствам в области искусства?..
III.
Своим рассказом о себе Н.П. Богданов-Бельский дал нам ключ к пониманию его творчества. Русский человек с головы до ног, корнями вросший в быт родной деревни, чутко прислушивающийся к голосу окружающей его с детских лет природы, любящий и знающий крестьянскую детвору, умеющий, как никто, подмечать и изображать её сложный в своей непосредственности духовный мир, увлекательный и трогательный рассказчик, будящий вашу мысль и чувство, вызывающий в вашей душе ряд дорогих русскому человеку воспоминаний и настроений, таково СОДЕРЖАНИЕ произведений художника, такова «пища», которую даёт нам его творчество, понятное и простое, как проста в своём величии та природа и край, где впервые увидел свет этот художник. Всмотритесь в «Трудную задачу», «Будущего инока», «Мечтателя», «Приятелей», «Талант и поклонника» (прод. в Америку), «Социализацию», «Старого скрипача», «На работу», «В деревне», «Юного работника» - везде вы увидите подтверждение такой именно характеристики «духовного лица» Н. Богданова-Бельского, таковым оно является и в самой первой его картине «Будущий инок», и в известных его вещах, как «Воскресное чтение», «Соборование» (Муз. Алекс. III) и в произведениях, написанных недавно: «Талант и поклонник», «Приятели» и др. Всё это, так сказать, есть «передвижничество» нашего художника, понимаемое в самом широком смысла данного слова, осуждаемое новейшей живописью, культивирующей только одну форму, изгоняющей из картины всякое содержание, дающей пищу только одному глазу, а в кубо-футуризме - неизвестно чему...
Было бы, однако, большой ошибкой думать, что творчество Богданова-Бельского ограничивается только одним содержанием, что в жертву последнему приносится живопись, рисунок. Сколько, например, замечательной экспрессии при художественной форме в картинах «Будущий инок», «Трудная задача», «Талант и поклонник». Как много и там, и здесь говорят лица этих крестьянских детей. А разве не красочен «Летний вечер» с его чисто-импрессионистской манерой письма, красным платком на голове девочки? Интересен также выдержанностью общего тона, игрою света и тени «Бывший защитник родины», где за восприятием вашего глаза, следует с необходимостью определённое душевное переживание, вызванное содержанием картины. Не могу также не обратить вашего внимания на «Старую Ригу», очень любопытную по характеру живописи и краскам, к сожалению, репродуцированную «чёрным», и пейзаж «Развалины в Кокенгузене», полный настроения и колоритности.
Об авторе:
Николай Исидорович Мишеев (1878 — ?) – драматург, литературный критик, искусствовед. Профессор, преподаватель педагогических классов Санкт-Петербургской женских институтов: Смольного, Александровского, Павловского и женской гимназии принцессы Ольденбургской. После 1925 года эмигрировал из большевистской России. Активно сотрудничал в газете «Слово», журналах «Новая неделя» и «Перезвоны», издаваемых в Риге. Выступал под своим именем и под псевдонимами Ник. Анин, Н. Притисский, Н. Валленберг. Последняя из работ Мишеева «Героическая легенда… о бесстрашных героях России» увидела свет в Лондоне в 1935 году. Перевод был выполнен известным публицистом Глебом Струве и профессором Бернардом Пэрсом, инициатором создания при Лондонском университете Школы изучения славянства и Восточной Европы.