9 апреля 2012года
АВТОБИОГРАФИЧЕСКИЕ
ВОСПОМИНАНИЯ
ПРЕДИСЛОВИЕ:
События времен эпох всегда отображаются в жизни народа. Простая, будничная жизнь человека – есть зеркало государства и его политики, в которой он живет. Я не политик, не разбираюсь в политике и не собираюсь здесь описывать стержень тех явлений, которые происходят в силу власть имущих. Но те события, которые происходили со мной и моими родителями сами о них скажут.
Писать воспоминания меня побудили мемуаристы нашей ПрозыРу. История, создаваемая политиками всегда лжива и переделывается на выгоду
любого правительства. Описать свою жизнь – значит сказать правду о том времени, в котором жил. Наконец, приятно вспомнить все, что было в твоей жизни, и последнее – оставить память детям и будущим поколениям.
Кто-то скажет – ты ли знаменитость, что собираешься рассказать нам свою биографию? А разве надо быть для этого знаменитостью? Напротив, чем обыденнее человек, тем ярче его жизнь, тем ярче в ней можно увидеть отображение эпохи, к которой я отношусь, как житель уже прошлого века.
Надеюсь, что меня поддержат все, кто тоже пишет мемуары. Хочу также предупредить, что никаких особенных трагедий в моих описаниях не предвидеться, хотя с кокой точки зрения смотреть на нашу жизнь.
Спасибо всем, кто будет читать. Прозовец Ру – Оксана Студецкая.
МОЕ ДЕТСТВО
(эпизодическая память)
С какого времени себя помнит родившийся на свет человек?
Кто- то помнит с 5 лет, другой с 4-х. а может и с 3-х лет. Но в основном, каждый не может сказать, сколько ему было лет, как он ощутил свое присутствие в этом мире. Также и я – не знаю, сколько мне было лет, когда я впервые увидела своими глазами окружающую меня среду, могу только теперь догадываться о том времени.
Поэтому память сохранила совершенно отдельные не связанные эпизоды.
Красные яблоки, на которых, по словам родителей, меня учили считать. Дедушку, который возил меня на санках. Козленка и рогатую козу, которую держали в саду дедушка с бабушкой.
Запомнился эпизод, как я катаюсь на качели и читаю детскую книжку с яркими рисунками «По щучьему велению, по моему хотению». Кто и как меня научил читать, не помню, но мама говорила, что - дедушка, он же учил с помощью красных яблок считать. Коль я так плохо помню это время, значит, читать я научилась очень рано, до школы, а дедушки не стало в 49 году, когда мне исполнилось только 5 лет. Помню, большой казан с отваренными листьями ореха, которыми дедушка лечил ноги, о чем тоже рассказали потом родители, а мне запомнился только казан.
Помню, как мама водила меня в библиотеку и выбирала мне детские книжечки для чтения.
В нашем дворе, в маленьком домике жил мой дядя с женой, у которых не было своих детей, и они часто меня брали к себе, у которых я кушала очень вкусный суп и другие вкусные блюда. Помню, как в комнате за их столом я сидела с книжечкой сказок Пушкина, и в этих стихах закрашивала красным карандашом все буквы "О". Не понимаю, почему мне это занятие так понравилось, что всю книгу я, конечно, испортила. Но и не помню, чтобы меня ругали за это.
Был козленок и коза, не помню, как играла с козленком, но когда козленка решили зарезать на мясо, а это делал дедушка, то меня закрыли в доме у дяди. Но я знала, что козленка будут резать и все время плакала. Потом в сарае видела только висящий крючок для туш мяса, но самого висящего козленка не видела.
Помню, как из дому выносили черное фортепиано, и мне было очень жалко, что его уносят. Его, очевидно, продали из-за тяжелого материального положения. Но это событие нанесло мне пожизненную травму в том плане, что хотелось самой научиться играть на пианино, но меня так никто и не учил. Потом, став взрослой и запомнив это событие на всю жизнь, я купила пианино своим детям, учила их в музыкальной школе. Но дальше 4-го класса они не захотели учиться, на этом их музыцирование в нашем доме закончилось. Но и этого времени мне хватило - понаслаждаться их детской игрой.
Жили мы в частном большом доме с усадьбой, и большим двором. В конце сада был общий колодец с другими соседями. Помню, что меня не пускали туда ходить одну, а я рвалась на длинную дорожку. которая вела к колодцу.
Игрушек у меня не было, может, какие и были, но я их не помню. Помню только, что мама мне пошила тряпичную куклу, набитую ватой или тряпочками и личиком, разрисованным карандашом.
Дав мне эту куклу, я тут же побежала с ней во двор играть, а закончив играть, оставила на траве у калитки. Потом прихожу, а куклы нет – я в слезы.
В те времена ходили нищие по домам и просили хлеба. Мама стала говорить, что куклу украл такой дед. Так, один раз поиграв, той куклы у меня не стало.
Помню, как водили меня в детский садик, где очень плакала за мамой и не могла дождаться, когда она придет забрать меня. От этого не могла спать в дневное время в тихий час, когда всех укладывали спать. Каждый раз, когда мама приходила за мной я сильно плакала.
Один раз она пришла с настоящей, купленной в магазине куклой, очевидно, обрадовать меня и успокоить от слез. Потом я все время спала с этой куклой, но в садик меня мама больше не водила. Наверное, не могла я вынести отсутствие своих близких, и меня решили больше не мучить.
Жила я с мамой и бабушкой, папы в доме не было, я его никогда тогда не видела, да и не знала, что должен быть еще папа. Помню, как к нам в дом приходил дядя, но никто мне не говорил, что это мой папа.
Я часто спала с бабушкой и в бабушкиной комнате. Но была у меня и своя детская кроватка. Бабушка читала мне сказки, лежа в кровати. Запомнились и сами сказки – народные украинские сказки, одна из которых называлась «Языката хвеська».
К маме часто приходили ухажеры. И вот один раз я чем-то заболела, вызвали врача, и меня перед врачом раздели наголо. Я стояла голая на кровате и очень стеснялась, потому что рядом сидел еще дядя, мамин ухажер. Мне было очень стыдно, но сказать об этом я тоже стеснялась. Потом мама мне все тело обмазывала черной вонючей мазью, очевидно ихтиоловой и болезнь моя называлась – чесотка.
Был и такой случай, уже из рассказов мамы. Она часто накручивала мне волосы на бигуди. Только это были не бигуди, а обыкновенные тряпочки, которые назывались папилетки, такими же папилетками пользовалась и мама. Когда к маме пришел ухажер, он потрогал мою кудрявую головку, а я ему говорю – у меня зайчики в голове, мол, не трогайте меня. Мама говорила, что покраснела от моих слов, потому что это означало, что в моей головке вши. Наверное, тогда их было столько, что уберечь меня от этого не могли, и лечили. Конечно, лечили, но чем? Помню, как мазали голову вонючим керосином.
Еще у меня на руках были бородавки, много бородавок, которые не могли мне никак излечить. Тогда мама намазала мне указательный палец левой руки серной кислотой и завязала бинтом. Бегаю по саду, а пальчик болит, а потом так болел, что я начала кричать. Тогда мама развязала повязку и на повязке остался кусок мяса, а на пальце зияет кость. По рассказам мамы, она это сделала для того, чтобы выжечь бородавку, которая появилась первой, тогда исчезнут все остальные - так ей кто-то посоветовал. Но эта домашняя операция оставила мне шрам на пальце на всю жизнь и не только. Сожглись сухожилия, палец начал расти криво. Потом меня водили к хирургам, но сказали, что уже ничего нельзя сделать, так и остался мой кривой палец на левой руке – память маминой борьбы с моими бородавками.
Еще был случай, который меня опозорил. У меня всегда почему-то был сильный насморк, и носовой платок с собой таскать и при этом играть в песке и бегать по двору ребенку невозможно. Тогда я очищала свой нос внутренней стороной подола платья. Мама ругала, а один раз, подняла платье и показала кому - то из взрослых. Мне было очень стыдно, но мама, очевидно думала, что пристыдив меня, я перестану это делать.
Мыться дома было негде, частный дом без удобств – туалета и ванной. Но в городе недалеко от нас была капитальная коммунальная баня, в которую меня возили на санках с жестяным тазиком в руках. Возили то мама, то бабушка. Ходили в общую баню, стояли в очереди, покупали билет и заходили в предбанник, где стояло много шкафчиков с лавками. Занимая шкафчик, мы раздевались и совершенно голыми с жестяными тазиками, которым бабушка прикрывала свой живот, заходили в моющее отделение. Это был большой зал, с длинными стоящими рядами серыми гранитными лавками с высокими спинками. Они, эти спинки лавок были настолько высокими, что ряд от ряда был изолирован как бы стеной, чтобы люди поменьше мешали друг другу купаться. Много голых женщин – больших толстых, с большими и обвислыми животами. Я посматривала на них только украдкой и боялась мысли, что когда я вырасту, то тоже буду с таким животом. Но купаться в такой бане было большим раздольем и наслаждением. Плескаешь воды, сколько хочешь, мылишься, льешь на себя воду из тазика, если свободно в душе, можно постоять и там. Но после бани не приятно - тебя кутают, тело становится тяжелым, распаренным, а надо выходить на улицу, хотя и сидели подолгу в фойе для остывания. Иногда мама водила меня в отдельную ванну, туда билеты были дороже, но мама ходила, чтобы сильнее попарится, а мне нравилось плавать в наполненной до краев большой ванной. Зачем мама парилась в большой ванной, я тогда не знала, поняла, только будучи взрослой, о чем и сам читатель догадается. И все же в общем банном зале мне нравилось больше, там не только купаться, но и бегать можно и не так жарко, а если жарко обливайся холодной водой.
В 49 году, вернее в канун 50-го года, умер дедушка. Запомнила я только его седые волосы на голове, а самого образа лица не помню. В день, когда это случилось, мы днем были на кухне. В кухне стоял большой деревянный топчан, на котором стояла кухонная утварь. Напротив, большая глиняная печка с котлом для нагрева воды и большой духовкой. Я стояла и грелась спиной об духовку. Мамы дома не было, только бабушка. Вдруг кто-то постучал в дверь, бабушка пошла открывать, а вернулась с очень раскрасневшимся лицом.
Затем пришла мама, в большой комнате нарядила елку, которую поставили у изголовья гроба с дедушкой. В эту ночь в этой же комнате пришлось мне спать вместе с мамой, правда, кровать зашторили большим рыжим одеялом. Мне было очень страшно всю ночь, но маме я этого не сказала.
Так я впервые узнала, что люди умирают, и что когда-то умру и я. Эта мысль меня долго мучила, но как-то сидя на раскрытом окошке дома, мне пришла в голову успокоительная мысль: если я умру, то стану кошечкой, и почему-то представлялась черная кошка.
В годы моего детства прививок от детских болезней не делали. Была только прививка от оспы, от которой два больших круглых шрама на левой руке. Я переболела всеми детскими болезнями. Самой первой был дифтерит, очевидно в 6 лет, потому что лежала я больной в той же комнате, в которой стоял гроб дедушки.
Меня болело горлышко и я сильно кашляла. Потом, ночью меня увезли в больницу, постригли голову налысо, отчего я очень плакала. Ночью в больнице в темной палате меня всю ночь душили стены. Я видела, как острые камни надвигаются на меня и хотят задушить. Это была высокая температура с бредом и удушьем. Но я выжила, а был у меня тяжелый крупозный дифтерит. Как делали уколы – не помню, запомнилось только, как давали желтые маленькие сладкие шарики – витамины.
Еще не раз меня забирали в больницу, и каждый раз снимали под бритву волосы. Уже в первом классе я переболела скарлатиной и также пребывала в больнице, где пришлось очередной раз расстаться с косами. Болела весной, потому что мама привела меня в школу лысую в последний день учебного года первого класса и меня лысую сфотографировали на общей фотографии всего класса. Долго эта фотография хранилась, а пропала, когда я продала свой родительский дом. Новые хозяева все вынесли и сожгли, а я не успела забрать.
В школу я пошла в 1951 году, отвела меня в первый класс тетя – жена маминого брата. Мама в это время была где-то на отдыхе в "Доме отдыха", из которого приехала с очередным ухажером. Но я на это не обижалась и даже не восприняла как что-то не правильное.
Почему мама без папы я не знала и вообще не знала, что должен быть еще папа. А знала, что мама ищет дядю, чтобы выйти замуж, о чем она постянно шепталась с бабушкой.
Однажды пришло письмо, и получилось так, что почтальон вручил письмо мне. Глянув на него, я внизу конверта прочла свою фамилию и очень удивилась. Отнесла письмо маме, которое она резко выхватила из моих рук. Потом она с бабушкой долго о чем-то тихо говорили и плакали. Мне так и не рассказали, что это письмо от папы. Лишь в третьем классе, я узнала, что папа находится где-то очень далеко на Севере и меня попросили написать ему письмо. Там, где он был, теперь называется Гулаг...
Школа, в которую я пошла - только для девочек, мальчиков в классе не было. В те годы школы были разделены – женская и мужская. Соединили нас с мальчиками только в 4-м классе - это в 54 году, после смерти Сталина, очевидно, изменили закон.
Хорошо мне запомнился день смерти Сталина и дни преддверия этих событий. В комнате на стене висело черное радио – которое представляло собой черную вогнутую внутрь тарелку, в середине которой находился динамик. Вот и все радио, звук он издавал громко –хрипящий. По этому радио ежедневно передавали состояние здоровья Сталина и все внимательно слушали эти события.
Видя такое пристальное внимание о здоровье правителя, я брала в руки книжку, кажется, букварь, и рассматривала на первой странице красивого усатого в военной фуражке и кителе дедушку Сталина с девочкой на руках и мне было его очень жалко. Весной 53 года я заканчивала 2-й класс школы. День смерти Сталина тоже ярко запомнился тем, что во дворе выли сирены и все вышли во двор, и я тоже. Вот только бабушка не вышла, как оказалось потом, она закрылась в своей комнате и стояла на коленях перед иконой. В бабушкиной комнате на стене висела большая, размером картины под стеклом икона Иисуса Христа, стоявшего на коленях и молившегося сложа руки, воздвигнутые к небу. Теперь знаю, икона эта называется «Моление о Чаше».
Бабушка моя была набожной, ходила в церковь и меня водила.
В нашем провинциальном в те годы городке был очень красивый храм, который все называли Собор, В нем все стены расписаны фресковыми иконами, и мне там с бабушкой было очень интересно и приятно стоять. Думаю, что недаром бабушка меня и моего младшего брата водила в церковь, она заложила в душу веру в высшие силы, которые подсознательно были всегда, до самого времени полного его осмысления.
ОСОЗНАННАЯ ПАМЯТЬ МОЕГО ДЕТСТВА
Если самые младшие годы запоминаются отдельными эпизодами, то их осмысление относится уже к школьным годам. Однако с точки зрения взрослого человека, эта память рассказывается в полном свете тех событий и ощущений, что и буду делать дальше в описаниях.
Выросла я в частном доме в украинском городе Винница. Небольшой провинциальный городок со старинными домами вдоль центральной улицы Ленина. Остальные места города были застроены частными домами с приусадебными участками. Город расположен на реке Южный Буг, через который простирался длинный деревянный мост с двумя пролетами. Первый пролет упирался в островок, а следующий - от островка до второго берега. Транспорт был только трамвай, с одним маршрутом – от железнодорожного вокзала в центр города, заканчивающегося парком им. Горького. Трамвайная рельсовая колея узкая, как заграницей, которая осталась до настоящего времени и по ней теперь ходят трамваи чешского производства.
Другого транспорта не было, везде надо было ходить пешком. Были только автобусы, которые возили людей в ближайшие села. Автобус тех времен, тоже необычный, теперь таких не встретишь – с длинным носом и пузатым салоном, внутри которого располагались мягкие сидения, оббитые коричневым дермантином. Людей в автобус, как обычно во все советские времена, набивалось много и в него никогда нельзя было попасть.
Город из-за реки Буг разделялся на два района, один из которых назывался Замостье, где и располагался наш небольшой домик. К югу по течению реки еще одна часть города, называемая Старый город. Добираться к нему приходилсь тоже через реку, но в том месте моста капитального не было. В начале ходил паром, а позже установили понтонный мост только для пешеходов.
По тем временам домик наш был довольно большим – из пяти комнат, кухни и коридора. Дом деревянный, обложенный кирпичом, под железной крышей, коридор небольшой и деревянный. В одной – северной комнате жила мама со мной, в другой – бабушка, третья комната была общая гостиная, а четвертая пустовала. Эта комната хранилась для маминой старшей сестры, которая выехала в войну заграницу и не вернулась. Пятая комната была еще одной маминой сестры, которая редко там жила, находясь в селе на педагогической работе. Был еще у мамы родной брат, мой дядя, он жил с женой в этом же дворе, но в маленьком флигеле на одну комнату с кухней.
Земельная площадь у нас тоже была большая – 30 соток, на которой располагался сад и огороды.
Был на усадьбе еще выстроенный гранитный фундамент для дома, который всю жизнь при моей памяти так и оставался фундаментом. Внутри этого фундамента была земля, и дядя садил огород. До войны на этом фундаменте была выстроена деревянная коробка для будущего нового дома. Но в войну дедушка разобрал его на дрова - топить было не чем. Рассказывали мне родители, что в доме кроме пианино был еще рояль, который тоже разрубили на дрова и сожгли, продать не могли – никому он в войну был не нужен.
Остальная площадь земли была занята плодовыми деревьями – вишни, груши, яблони, черешни. Посредине был огромный двор, клумбы, засаженные различными цветами и лужайки. На лужайке всегда росли спорыш и маленькая безлепестковая ромашка. Помню, как яйцевидные желтые цветки этой ромашки - мы дети использовали для детской игры. Укладывая их на сковородку, представляли, что это яичница – обед для кукол.
Каждое лето взрослые, а став постарше, я и мои двоюродные братья обрывали желтые ягоды черешни и бабушка несла их продавать на рынок. Черешня была большой, ягоды собирались ведрами, их хватало вдоволь поесть и продать. Также во дворе росла груша сорта Бера, плоды которой бабушка тоже носила по осени на рынок. Эта груша существует до настоящего времени и родит.
В углу двора находился капитальный погреб, где стояли деревянные бочки для засолки. Мочили в бочках яблоки сорта Антоновка, деревья которой росли в нашем саду.
Но все это было позже. В 48 году по всей стране был голод. Но, очевидно западные районы Украины он не очень коснулся, люди имели огороды, сады, в селах держали скотину. Помнится мне, как из села приезжали к нам женщины в черных длинных юбках и платках с рогожей корзиной за плечом. Из этой корзины они вынимали банку с молоком, горшок со сметаной и ряженкой, в белых марлевых тряпочках круги творога, и завернутое в зеленые листики коровье масло. Это были родные сестры дедушки, которые жили в недалеком селе под Винницей ( не могу припомнить название, кажется Крушлинцы) и помогали с питанием нашей семье. В свои детские годы я не помню, чтобы голодала, напротив, капризничала и не ела, как все маленькие детки. Помнится как меня насильно кормили борщом при этом напевая песенку « сорока-ворона кашку варила, этому дала ( и ложка в рот), и этому дала (вторая ложка в рот), а этому не дала (третья ложка в рот). Но мне очень нравился черный - причерный хлеб намазанный яблочным повидлом, который я хватала и съедала, бегая во дворе. Также помню - варилась большая кастрюля, примерно с ведро, кукурузной каши, в народе называемой мамалыгой. Эта желтого цвета каша, политая поджаренным салом, была объедением. Сколько не пыталась теперь сварить такую кашу, не удается повторить тот незабываемый вкус. Вариться она должна из кукурузной крупы, помол которой должен быть как манная крупа. Теперь же продают кукурузную крупу более грубого помола, и такую же мамалыгу приготовить из нее не удается.
За нашей усадьбой располагалась еще большая усадьба с еще большим домом – на четыре отдельные квартиры, выход из которых был по всем четырем углам дома. В этом доме оставались жить старуха под 80 лет и ее три дочери – тоже уже в пожилом возрасте. Хотя, может они были молодыми, но мне ребенку они казались старухами. Одна бабка была действительно старой, потому что ходила согнутой и с палкой в руках. Нос у нее был горбинкой, голова, завязанная клетчатым платком – типичная Баба Яга – так ее и называли втихаря. Это бывшая помещица, земли которой простирались до конца нашей улицы Горького, а это примерно километр. Советская власть отняла эти земли, оставив им участок в 40 соток земли. На части бывших ее земель построили школу. В этой школе я училась. Школа располагалась сразу за высоким дощатым забором участка Лещинских. Как звали бабку и ее дочек, я не знаю, имени их никто не называл, их всех называли Лещинские.
Лещинская старая, Лещннская средняя, Лещинская младшая и т.д.
Две дочери Лещинской были старыми девами и каждая жила в своем углу дома с отдельным выходом. Была у Лещинской старой еще одна дочь, которая была замужем за капитаном и жила в Одессе. У них была дочка, в те годы девочка старше меня на несколько лет по имени Тая. Они летом часто приезжали к матери и поселялись в ее квартире. К девочке Тае, когда она приезжала, я бегала гулять. У нее были очень красивые самодельные куклы с красивыми, из бархатных тканей нарядами. Как же мне нравились эти наряды и особенно бархатные куски, из которых она сама шила кукле платья. Иногда мне удавалось выпросить у нее бархатный кусочек материи, она давала, но мне казалось, что дает и жалеет.
Однажды, войдя к ним во двор, направившись к подъезду Таи, вдруг ниоткуда вылетает большая овчарка и кусает меня за ногу. Откуда эта собака у них? Ведь раньше не было. Оказывается, ее привезли из Одессы для бабки, чтобы в усадьбу не бегали мальчишки, которые норовили из двора школы, перебираясь через забор. Не зная этого, я спокойно пошла и неожиданно пострадала. Укус был настолько сильный, что когда мне сняли чулок, на нем остался кусок мяса от моей ноги. Вызвали скорую помощь, мне обработали и зашили рану,
Но потом больше месяца меня мама водила на 30 уколов в живот от бешенства. Не помню самих уколов и боли от них, помню только, как мама меня тянет за руку в больницу, а я упираюсь и не хочу идти. Значит, неприятны были эти уколы, болезненны и замучили меня.
От укуса этой собаки у меня остался длинный поперечный шрам на ноге на всю жизнь. Память о детской травме. А девочка Тая, став взрослой, в 20 летнем возрасте заболела белокровием и умерла. Об этом мы узнали по рассказам соседей, потому что сами Лещинские были очень не общительные, почти ни с кем не разговаривали. А старая бабка часто ругалась по малейшему поводу, когда ругалась – кричала и, подняв палку вверх, размахивала нею. Поэтому её никто не трогал, дабы избежать лишнего скандала.
ШКОЛЬНЫЕ годы (воспоминания)
Это самое интересное время для воспоминаний. Время незабываемое до последних дней жизни, хотя и многие события стерты из памяти.
Сразу за высоким дощатым забором участка Лещинских находилась моя школа. И если бы в их заборе была калитка, или хотя бы дырка, то мне в школу ходить два шага. А так приходилось идти в школу, обходя целый квадрат улиц. В моем дворе были слышны школьный звонок и крик ребятни, которая гуляла на спортивной площадке. Если там бывали праздники с общей линейкой во дворе, то было слышно микрофонные речи выступающих.
В школу я пошла в 1951 году в первый класс русской школы. В те годы в нашем городе были все русские школы, и только одна украинская , где-то далеко на окраине города. Никто и не помышлял меня отдавать в украинскую школу. Русский язык считался перспективным на будущее, все везде и всюду было на русском языке, хотя вывески на магазинах пестрели украинскими названиями.
Расскажу анекдотический случай, который произошел с моим отчимом из-за таких названий. Находясь в дороге, он захотел перекусить, увидел вывеску с названием «Перукарня», ринулся туда покупать булочку. Когда вошел, увидел сидящих в кресле мужчин, которым стригли волосы. «Тьфу» - произнес он сам себе, -
« а я думал это булочная-пекарня».
В школу мы шли в коричневом платье, пошитом одним фасоном для всех - это была ученическая форма для девочек. Передники белые для праздников и черные повседневные могли иметь разные фасоны. Очень нравились передники с большим числом поперечных складок внизу и на груди. Можно было иметь передник с крылышками на плечах или без, с пелеринкой или любого другого фасона, но передник был обязателен. Никто, никогда не приходил в школу без форменной одежды. Само платье стоило тогда тоже недешево, около ста рублей и форменное платье берегли. В нем нужно выходить год или два года, а то и три, поэтому покупали на вырост. Без передника никто не ходил, передник оберегал форму быть чистой и не рвущейся. Шили нам дома также нарукавники, чтобы рукава платья на локтях не протирались до дыр об парту.
Парты были черные деревянные, с откидной крышкой на два человека. Внизу под крышкой ящик, в который мы укладывали портфель. Под ноги в парте имелась опора, куда мы ровненько ставили ножки. За партой надо было сидеть ровно, спинка лавки ровная и плоская не давала прогибаться нашей спине. Руки складывали перед грудью одна на другую, опираясь на стол парты, который имел наклоненную вниз поверхность. На торце парты вверху были углубления для ручки и чернильницы. В те годы шариковых ручек никто не знал, их просто еще не было. Мы носили в школу керамическую чернильницу, для которой шился тряпичный мешочек на веревочке, привязывали к портфелю и несли каждый день в школу и из школы – у каждого была своя чернильница. Они часто разливались, иногда пачкалась парта и пол, а то и портфель, за что нас ругали или даже наказывали.
ПЕРВАЯ ОБИДА
В первом классе от этих чернильниц произошел скандал. Вернее - наговор на меня. Одна девочка разлила чернило (оно было всегда одного - фиолетового цвета) на свое платье, и боясь, что дома ее будут очень ругать, сказала родителям, что чернило на форму ей вылила я.
Пришла в школу ее мама с обвинением меня в намеренном вредительстве ее дочке. Вызвали в школу мою маму, стали требовать деньги в сумме сто рублей для покупки новой формы.
Но я сном и духом не знала, что такое произошло, не могла даже догадываться, почему девочка в виновницы выбрала именно меня.
Вызовы к директору, мучительные допросы, мои слезы и клятвы, что я этого не делала, не помогали. Так и не знаю чем, это закончилось, платила ли мама деньги, но я обиженная перестала с кем -либо разговаривать в классе, ходила надутая и удрученная. Более того, не могла учиться, потому что все время плакала.
Потом через время – это было зимой, иду в раздевалку за своим пальто, вернее серой кроликовой шубкой, которую мне мама купила к первому классу школы, и которую я очень любила. Подхожу снять шубку, а на ней вижу огромное чернильное пятно. Кто-то облил мне шубку чернилами. Явно облили намеренно и понятно, кто это сделал – та же девочка, которая незаслуженно обвинила меня.
Мама к директору, собирают в нашем классе собрание в присутствии классной учительницы и директора школы. (Учителя, директор, завучи - все были женщины, даже учительница физкультуры, т.е. мужчин в нашей школе не было, кроме, может, сторожа). Разбирают произошедшее в присутствии всего класса, меня выставляют к доске и все - от детей до взрослых льют на меня обвинения, что чернила я пролила на форму девочки, а теперь и выпачкала свою шубку. Т.е я все это сделала сама и обвиняю девочку Таню (вспомнила ее имя) в отместку. Я стояла перед всем классом с надутыми щеками и губами, опустив голову, и ничего не могла говорить в свое оправдание. Мне никто не верит, и самое обидное, что мама тоже не верит, так как я стою и ничего не говорю. Не знаю и не помню, чем это закончилось, но в тот день, придя домой, я во дворе наелась снега с целью, чтобы заболеть и больше не ходить в школу. Ела снега много, запихивая его в рот целыми горстями.
И конечно, заболела ангиной с высокой температурой к следующему утру. Но через неделю меня насильно бабушка все же отвела в школу, как я не упиралась. До самого конца учебного года я ни с кем не разговаривала. Прошло лето, закончились первые каникулы – все забылось, и во второй класс я пришла уже в хорошем настроении.
Так мне было и не понятно, почему так вели себя девочки, почему наговаривали, может, их очень ругали дома за любые проделки, и им ничего не оставалось, как вину искать в ком-то другом. Но эта психологическая травма дала себя знать и в будущем. На любые обиды, даже когда я уже выросла, я не могла отвечать самозащитой, потому что в горле появлялся ком, и отнималась речь.
ПЕРО И КАЛЛИГРАФИЯ.
Хочется рассказать теперешним детям, почему наше старшее и прошлое поколение людей имеет красивый почерк.
Для первого класса существовали тетради в широкую линейку, расчерченную косыми линиями в два ряда, т.е. каждая строчка была расчерчена косой клеточкой. Такие тетради предназначались для обучения письму, причем каллиграфическому и урок назывался «каллиграфия»
Перо для ручки было металлическое с заостренным концом, ним можно было производить нажим для широкой и плотной линии.
Перо одевалось на деревянную ручку в металлический паз. Мокнешь такое перо в чернило, чуть сотрешь лишнее и начинаешь писать. Учили нас писать каждую букву отдельно, красиво ее выводить по расчерченным линиям, с нажимами в определенных местах. Писали мы каждую букву несколько строчек, иногда, на всю страницу. Заглавные и прописные буквы всего алфавита мы учились писать целый год, т.е. весь первый класс.
Во втором классе для письма была тетрадь с более узкой линейкой, но тоже расчерченной косыми линиями. И опять нас заставляли писать в ней красиво уже целые слова и предложения. В третьем классе – тетрадь с узкой линейкой, но с широкими косыми линиями. И лишь для четвертого класса мы имели право пользоваться тетрадями в широкую линейку, которые существуют и теперь.
Цифры писать мы учились в таких же тетрадях Также выводили каждую цифру несколько строчек, пока рука не привыкала их выводить механически. Такое обучение каллиграфии, позволило иметь красивый почерк нашему поколению. Теперь же у каждого такие каракули в письме, что «курица лапой» лучше напишет. Жаль, очень жаль, что упразднили эти уроки в школах. Ни к чему теперь писать руками, пишут компьютеры печатные буквы и цифры.
И все же жаль!
МАЛЬЧИКИ и ДЕВОЧКИ
В 4-м классе 1-го сентября в нашу школу привели мальчиков. Школы стали смешанными. Часть девочек перевили в мужскую школу. Кто именно ушел, не осталось в памяти даже фамилий.
Фамилии одноклассников остаются в памяти до сегодняшнего дня тех, с кем прошли путь от 1-го до 10-го класса, с кем дружили, и с кем не потеряли связь до старости.
Много мальчиков из нищих семей или семей алкоголиков. Это было видно по их внешнему виду. Всегда не аккуратные, с порванным портфелем, грязными ботинками и взлохмаченными волосами. Таких мальчиков в школе завуч (уже был мужчина) брал к себе в кабинет и стриг под нулевку. У него для этого и бритва была заготовлена. Стригли еще потому, что у них в голове обнаруживали вши. Одна мама, возмутившись такому беспределу со стороны школы пришла устраивать скандал. Но сама то была в нетрезвом состоянии, и ее выпроводили. Ее сын плакал, и нам стало жалко этого мальчика (фамилии не помню). Тогда мы все пошли к завучу выяснять отношения – выяснить, почему он стрижет мальчиков без согласия на то родителей или самих мальчиков.
- Почему без согласия? – ответил завуч вопросом на наш вопрос. – Я объясняю им, что без волос он станет военным, а без чистой головы в армию не берут. Вы ли не знаете этого? Потому все мальчики должны быть без волос. У кого там еще патлы висят, а ну зовите их ко мне.
Это теперь мы понимаем, что тактика учителя была педагогической, причем очень даже умной, без травмирования кого-либо. Но тогда мы этого не понимали и, продолжая возмущаться, шли то к директору, то опять к завучу просить, чтобы наших мальчиков больше не стригли.
В пятом классе девочки уже начинали дружить с мальчиками. В нашем классе образовались пары. Свободно перемещаясь по партам, (никто не запрещал изменить место за партой), друзья садились за одну парту. Но когда учитель замечал, что такое близкое содружество мешает и отвлекает от учебы, рассаживал в строгом порядке. Однако в этом возрасте дети смелее не слушают взрослых, поэтому садились опять на свое место с другом или подругой.
Я ни с каким мальчиком не дружила, хотя и были такие, что мне нравились. В школе старалась сидеть вместе за партой с девочками отличницами, мне нравилось и хотелось с ними дружить.
В школе было по три класса одного года обучения – А,Б и В.
Нас тасовали по успеваемости – в А-классе собирали лучших учеников, в Б – средних, а самых отстающих - в В – класс. Для нас это было не справедливо, дети бунтовали. Но когда переводили из класса в класс одного из учеников, которые дружили, тут-то бунт был не на шутку. Один наш ученик просто не уходил. Его перевели в другой класс, а он настырно приходил на свое место в свой класс. Его и к директору вызывали, учитель не начинал урок пока он не уйдет. В конечном итоге его оставили. Но учиться он стал лучше. Не известно, зачем нужны были такие перетасовки – очевидно для отчетности, в каждом гнезде свои манипуляции достижения цели. Конечно, можно пожаловаться выше, в Районо, например, но никто из наших родителей не хотел вступать в конфликт, потому что знали, потом их детям будет худо. Начнется давление, наговоры, понизят успеваемость твоему ребенку, а ты не сможешь никому ничего доказать.
Школа наша двухэтажная. На первом этаже классы от 1 –го по 4=й, на втором – от 5-го по 10-й класс. А, Б и В тоже в комнатах по очередности – первая комната в начале коридора – А класс, затем Б и т.д. Т.е мы учились в одном комнатном зале по 5 лет. Наш А класс 5 лет проучился в первой комнате на 1-м этаже и остальные пять лет в первой комнате 2-го этажа. Ежегодно менялась только цифра на дверях – 5А,6А,7А и т.д. Поэтому обустраивать комнату нам было интересно даже самим, ведь мы в ней жили постоянно много лет.
Но нам не давали ничего придумывать, все должно оставаться в строгом виде: белые стены без никаких выкрутасов, окна законопаченные и без штор, полы деревянные скобленные, ежедневно моющиеся нами. Даже на стены ничего нельзя было повесить, кроме классной настенной газеты. Да, с первого по четвертый класс над доской висел портрет Сталина. При Хрущеве – уже никаких портретов правительства в классах не вешали. Разрешались только цветы на подоконниках. Три огромных окна простирались вдоль всей наружной стены. Однако вазоны мы не берегли, почему-то мальчишки их постоянно уничтожали, били горшки, обрывали цветы и листья. В конечном итоге никаких цветов на наших подоконниках не было, еще и потому что подоконник окна у доски должен быть свободным, чтобы учитель, зайдя в душный класс, мог срочно открыть окно. Так мы и задыхались в этом классе все пять лет.
НАША МОРАЛЬ
Недалеко от моего дома стоял постоянный военный гарнизон, улица, на которой он был расположен называлась Красноармейская. Много в нашем городе было подобных названий улиц – Краснознаменная, улица Буденного, улица Фрунзе, Дзержинского, Революционная, и др. Все это названия улиц советского времени, которые были и во многих других городах. А улица Ленина была не только в каждом советском городе, но и в селах. Ленинской всегда называли главную или центральную улицу, которая проходила по городу или поселку. Есть они до сих пор на устах людей, хотя и переименованы.
На этой же Красноармейской улице располагался военный городок, где жили военные со своими семьями. Много учеников было в нашей школе и классе – детей военных. Семьи порядочные, с достатком, их дети всегда были опрятными и хорошо одетыми, несмотря на тяжелые материальные времена тех лет.
По нашей улице Горького очень часто маршировал строй солдат.
Маленькие дети ( в том числе и я будучи еще ребенком) выбегали на тротуар и долго смотрели солдатский марш. Колонны солдат шли в строю по одному или по несколько. Их марш сопровождался песнями и это было интересно смотреть и слушать детям.
Когда же мы подросли, нам девочкам, внушали, что встречаться с солдатом нельзя, с солдатами встречаются только плохие девочки, т.е. те, которые любят только погулять с мальчиками. Причем – это внушалось именно девочкам из семьи военных, которое передавалось и всем остальным. Вот мы и не ходили на танцы в Дом Офицеров, где преобладало мужского пола из солдат, но смотрели эти танцы из-за сетчатого забора.
В десятом классе девочки очень хотели носить капроновые чулки, которые появились в те времена после фельдеперсовых, еще военных времен. Но одевать их в школу нам запрещалось, хотя девочки рисковали запретом и одевали. Как-то учитель математики, придя на первый урок, который начинался в 8 утра, выставил всех девочек в капроновых чулках в ряд у доски и строго приказал идти всем домой и переодеться. Пришлось покориться, но в отместку никто уже в этот день в школу не вернулся.
НАШИ УЧИТЕЛЯ
Дети умеют очень образно давать прозвища или клички, как своим однокашникам, так и учителям. Редко кого из учителей называли между собой их полным именем, всегда кличкой. Так учительница украинского языка Зинаида Петровна была у нас Зозуля. Почему Зозуля? Худощавая женщина лет сорока носила очки, у нее был длинный нос, очки всегда спадали на кончик ее носа – вот и Зозуля. Учитель английского языка, хромой без ноги, полноватый еврей Вениамин Йосифович – был Беня. Учитель физики Сигизмунд Владиславович, поляк – Сига. Сергей Сергеевич – учитель математики - Сига в квадрате. Анатолий Кузьмич – преподаватель ботаники – Кузя. Лидия Никитична – преподаватель зоологии и анатомии – Ликуня. Валентина Моисеевна – преподаваетль русского языка – Моська. Знали учителя свои прозвища от нас, но никогда не обижались, не сердились, а только шутили, иногда на уроке сами себя так называя или своих коллег. Потом восклицали – и откуда у вас такое точное определение характеристик человека.
Друг друга мы кликали прозвищами в глаза, редко родным именем называя. Это были – Колбок, Белка, Хрыстя, Нюма, Вокал, Ризучка, Мишка, Коза, Гуппи, Чилда и много других, уже забытых. Меня называли Студник, а в старших классах мальчишки тайком (не в глаза) звали Студабекер, марка грузовой машины появившаяся в конце 50-х годов. Понимая, что это оскорбительно для меня, кличка эта часто не звучала, но до моих ушей дошла, и конечно, обижала. Обижало еще потому, что среди девочек я была толстушкой, что в те времена наблюдалось редко – на всю школу было 3-4 девочки толстушки, остальные все худосочие.
Надо отметить о самих предметах изучения. Биологии у нас не было ни в средних классах, ни в старших. В пятом классе мы изучали ботанику, в шестом - зоологию и в седьмом – анатомию. География тоже с пятого класса. Уроки математики, такие как алгебра и геометрия начинали изучать с 7-го класса, а в 10-м прибавилась еще тригонометрия и черчение.
Причем урокам математики, физики (с 5-го класса) химии (с 7-го класса) уделялось больше времени, чем языкам, истории и других предметов. Учились 6 дней в неделю, т.е. суббота была рабочей.
Уроки физкультуры, пения и рисования – один раз в неделю. Математика – ежедневно! Теперь же по урокам внучки – язык украинский ежедневно, русский два раза в неделю, а химия, физика, алгебра и геометрия, биология и география по одному разу в неделю.
Более того, учебники математики (алгебра, геометрия) ежегодно переписываются и не в лучшую сторону. Мы учились по шаблону одного учебника все 10 лет, которые передавались из класса в класс от старшеклассников. В учебниках все правила, формулы, законы, теоремы и т.д. были выделены жирным шрифтом большими буквами и в рамочках. Теперь же найти правило в учебнике невозможно даже нам взрослым, оно где-то в тексте, а если и выделено, то слабо, незаметно для глаза. Приходится читать целые страницы, чтобы разобраться и найти окончательную формулу. теорему или закон. Что это? Вредительство? Или неумение писать, результат деградированого обучения уже тех, кто пишет учебники?
Продолжение в моих повестях и рассказах, которые всегда имеют автобиографическую основу.
Это произведение участвует в конкурсе «Детство» – прошу написать рецензию!
http://www.proza.ru/avtor/paksha