Галогеновая лампа жужжит протяжно и монотонно. Её зеленоватый свет рисует косые тени на лицах и без того не выспавшихся студентов. Она, с трудом удерживая глаза открытыми, водит тугим пучком прямых каштановых волос из стороны в сторону, оглядывая свою группу.
Видавший Сталина стеллаж с реактивами расположил свой просвет прямо напротив её глаз, чем, безусловно, расположил к такому занятию. Одногруппники многочисленны, новы, а стало быть, интересны. Разместив руки в карманах пока ещё новенького белого халата, она с наслаждением смакует заминку, вызванную нехваткой посуды, - какая жалость, лаборанты ушли на склад, - и раскидывает мозгами, составляя план действий.
Растрёпанные девочки и мальчики едва уехали из родных городов. Одежду им покупала мама, но модницы уже осмотрелись в большом городе. Новые, не всегда подходящие друг к другу вещи, соседствуют с хорошо обжитым наследием школьного прошлого. Хиппозные серьги, - подарок лучших подруг, - и строгое, почти деловое платье под тонкий каблук. Летний сарафан на тёплую футболку, - даром, что ветер ноября сбивает с ног, зато декольте красивое.
Подростки ещё превращаются в юношей. Девчонки учатся выращивать в себе принцесс. Каждый наряд, купленный или подаренный мамой, проходит тщательный осмотр в вечерней комнате общежития. Как тебе, м? Не великовато? А ножки не полнит? Ой, спасибо, и я тебя :*
Пять девочек, пятнадцать ребят. Реалии технического факультета. Ребята явно взбудоражены. Никто не знал друг друга до университета, все свободны в смысле любви, - накал страстей на фоне недосыпа и гальванических ванн электрически потрескивает.
На столе лежит большой, А4, лабораторный журнал в клеточку. Страницы четыре в начале исписаны ровным красивым почерком, а графы расчерчены линеечкой, не от руки. Дальше идёт пятно от какой-то невзначай пролитой пробирки, потом пропущено дат двадцать и, наконец, сегодняшний день. Лисий хвост, получение бурого газа. Оксид азота четыре, эн, чтоб его, о два.
Наконец, в коридоре звучат шаги. Лаборантка старческим визгливым голосом сообщает, что колбы Бунзена принесли: для следующего раза соли нужно перекристаллизовать.
Она беспомощно обводит глазами магнитные мешалки, плитки, вакуумные насосы и прочий скарб, который через три семестра набьёт оскомину и одним своим видом будет сводить скулы зевотной судорогой, а пока кажется странным и непонятным, почти фантастическим.
Её взгляд падает на него, только что вошедшего в практикум. Через три года он позовёт её на защиту, но она её проспит. Не дома, нет, на лекции. Через пять лет он позовёт её на свидание и будет слать из Америки цветы. А пока...
Вы не знаете, как колбу Бунзена к насосу подключить? - наивно поднимая брови глаза, заглядывает ему в глаза.
Он открывается от телефона, не дав волку поймать всех яиц.
Конечно, это очень просто, смотрите.
Они мастерят, и свинчивают, и смеются. Он качает головой на её недотЁпанный «лабный» журнал, она хохочет и блестит глазами в ответ. Через неделю он принесёт ей свой, аккуратно-педантичный, фундаментальный, как труд, который хоть сейчас издавай. Она шутливо будет его прятать, заявлять: «Не отдам!!», а он - растерянно потеть очками и убеждать её сделать обратное.
Наконец, надрывная трель звонка прекращает её страдания. Бунзен наспех помыт и засунут в шкаф, реактивы и образцы распиханы по полкам, минута — и в штатском, а не лабораторном, можно шагать в столовую за едой...
Сгущаются сумерки, она поскрипывает снегом в направлении «домой». Трамвайная остановка манит своими огнями, но впереди аллея, памятник Кони, большой переход... Знакомый голос внезапно её окликает. За блеском очков в подсветке фонарей — знакомый взгляд. «Домой?» - «Ага!» - «Москву видела?» - «Ну та-а-а-к... Где общежитие, там и живём:)» - «Понятно»
Он снисходительно улыбается из-за переливающихся линз.
Покажешь? - с хитрым прищуром спрашивает она.
В субботу, - безапеляционно отвечает он.
Она смеётся, поправляет шапку, съехавшую на глаза и, качнув на прощанье головою, продолжает свой путь.