Светлый Гжуть был опечален больше обычного. Он давно не был в отпуске, не получал новых впечатлений. «Не печалься – лучился оптимизмом темный Осля. – Я тебя отпущу в отпуск». «А ты ничего не напутаешь»? – тревожился Гжуть. «Нет-нет. Я буду придерживаться нашего плана», - твердо пообещал темный Гжуть.
И только собрав чемоданы и посидев «на дорожку», светлый Гжуть вспомнил, что согласно плану у них на очереди стояли ЗАКОНЫ.
Книга начала сотворений и великих дел
Чтоб было ровно все и гладко
морщинке каждой дали бой
на этом съели мы собаку
отбой
Реклама артели «Отбой и Альтернативная глажка», которой по суду пришлось оплатить рекламу (приведена ниже) клубу «Любители тварей» за «излишнюю конкретность в методах работы».
Погладь лошадку и коровку
Собачку, кошку ты погладь
Случись неловкость скажи строго
Не гадь.
Перевод единиц измерений:
- 1 вер – около 10метров
-1 тыд – около килограмма
Морось не заканчивалась. Просеивалась, почти невидимая, в тумане, оседая мелкой крошкой на ветвях. Все, что могло впитывать влагу, набухало и тяжелело, особенно одежда.
Нца с тревогой поглядывала на хозяина Козьего Угла. И трясло его и дышал слишком часто со всхлипом на вдохе. Вдоль тела лежал, вытянувшись в струнку дохлый родовой фантом – коза, а кто ж ещё?
Но даже не это беспокоило Нцу. От тела мужчины паром поднимались желто-зеленые жгуты, переплетались, закручивались и тянулись в сторону озера Ревда.
Районный пристав досадовала, что не сразу обратила на них внимание, а только когда переложила тело в шарабан, до которого, между прочим, добирались довольно долго. И все это время, получалось, из пастуха тянули жилы.
-Волшебство?– строго спросила Нца у всех и сама себе ответила. – Волшебство.
Давным-давно, когда она только поступила на службу в Задрюкский околоток, коллеги по всякому потешались над деревенщиной, устраивая веселые (по их мнению) розыгрыши. Затем хвастались, у кого ловчей получилось. Самым оригинальным признали розыгрыш следователя по магии, который торжественно вручил Нце грубо обработанный деревянный кинжал со словами, мол, сработано из березы и отсекает всякое магическое воздействие. Нца горячо поблагодарила за оказанную честь и не уставала благодарить при любом случае. Месяца три это развлекало. Через полгода благодарностей, следователь начал Нцу избегать. Розыгрыш уже не казался таким веселым. А Нца с гордостью носила на поясе деревянный клинок, не забывая хвастаться «богатым» первым подарком. От такого уважаемого следователя по запрещенной магии. Ещё через пару месяцев следователь решил признаться, что за поясом у районного пристава обычная деревяшка, но при встрече Нца разродилась таким панегириком следователю по запрещенной магии, что тот заказал к деревянному кинжалу богатые ножны и презентовал с наказом без дела деревянным клинком не размахивать.
Сейчас было самое время воспользоваться подарком следователя и извлечь деревянный клинок из богатых ножен.
Первой на размахивание над телом среагировала коза-тотем. Прекрасно работал подарок следователя, чтобы там скептики не говорили. Потом приоткрыл глаза пастух:
-Куда? – прохрипел он
-Тебе не понравится, - призналась Нца. – В больницу.
-Не надо.
Нца знала, как выглядела муниципальная больничка и прекрасно понимала мужчину, но что делать, если из лекарственных средств у неё оставались лишь бинт, йод и жгут? Все ушло на лошадь.
Ах, да. Еще цветок папоротника в книге, так замечательно подействовавший на животных.
Если завернуть в шале неподалеку к Сумасшедшему Художнику – это он сам так представлялся: «Сумасшедший Художник – Суху», то можно попробовать лечение отваром.
Суху приезжал в конце весны и жил на Вяке до Фэст-кристала, вопрос дома хозяин или нет – не стоял. Отношение с районным приставом у него сложились прекрасные. Он даже её нарисовал в своем неповторимом стиле – примитивное плоское изображение изящной краснокожей девицы с фиолетовыми волосами на фоне леопардового принта, и утверждал, что это «внутренний мир».
Нца жаловалась Ром-Диму:
-Какой мой мир неодетый и небогатый.
Произведение искусства повесили в курительной, чтоб не мозолила глаза.
Поэтому Нца удивилась, что нынче их небольшой отряд встречали дробовиком. Правда, когда Суху разобрался, кто это, то радости не было предела.
Быстро организовал кипяченую воду для отвара и диван для больного. И жаловался, не переставая, что все нынче кувырком, а ещё медведи повадились забредать в гости чаще обычного, и подозрительные посторонние снуют туда-сюда, того и гляди ограбят, и вообще, в воздухе неспокойно. Вот намедни, точнее сказать затруднялся, нечто происходило странное , поэтому нельзя ли ему заселиться на постоялом дворе? Огорчился, узнав, что скорее всего «нельзя».
Укутанный пледом отвар ещё настаивался, а коза, отложила кончину, пристроилась и давай хлебать, прямо через все крышки и пледы. Возмутительно! Но тотем нагловато, такой уж у коз характер, мекнула. Нижняя челюсть свернулась на сторону, квадратные зрачки сузились в щель, язык подобрал остатки драгоценных капелек с мордочки. Мотнула башкой, поиграла ушами, топнула копытцем да пропала.
Нца дала пару глотков непосредственно пациенту. По телу прошлась все тем же отваром.
-Ты как?
Получше. Лицо из землистого стало красным, дыхание хоть и хриплым, но глубоким, глаза закрылись. Скорее сон, чем смерть. И это обнадеживало. Можно отчаливать.
Суху с похвальным рвением набился в сопровождающие. Погрузили бедолагу в шарабан и продолжили путь.
Острая нужда заставила Ром-Дима вынырнуть из сновидений ярких до ощущения реальности происходящего. Еда стояла почти не тронутая, а рядом сидели две кошки и буровили взглядом. «Облаченный инспектором» сказал обоим, что не они его загипнотизировали, а острая необходимость в сортире, ночной вазе, уборной, клозете. Ром-Дим согласился бы и на шкаф, но опасался, что тогда позора не оберешься, потому что в самый ответственный момент, когда процесс невозможно остановить, войдут хозяева, а из шкафа тонкой струйкой вытекает… На этом воображение услужливо схлопывалось.
-Конечно, - ворчал страдалец, заплетая ноги косичкой. – Комната для приведений, на фиг привидениям нужники? К чему цивилизация, когда нет физиологии?
Обвел комнату страдальческим взглядом. Ничего подходящего. Тумбочки, комоды, диваны, низкие хрустальные люстры.
Ром-Дим подумал, что за внутренние потребности должны отвечать внутренние инстинкты. Выдохнул и доверился интуиции, которая вывела к двери с номером один, небрежно намалеванной на деревянной панели. Что там про неё говорили? Она ведет из этой комнаты в эту же комнату? Ерунда.
Решительно распахнул дверь.
С первого взгляда комнаты похожи. Очень похожи! А если присмотреться, но дверей на одну больше! Шаром выкатился в неё аккурат на лестницу.
Кошки, задрав хвосты. скакали следом, не пытаясь скрывать ехидного любопытства.
-Ведите, окаянные, - взмолился Ром-Дим. – Вы же звери, у вас нюх.
И покатился дальше и вниз. Нужда подпирала, так что бежал, не обращая внимания на этажи и коридоры. В какой-то момент услышал голоса и полетел на звук.
Вошел громко, выдохнул с отчаянием:
-Где?
-Каким образом? - удивился женский голос.
-Сюда, - распахнул дверь мужской.
Вот тогда-то Ром-Дим и осознал физический смысл расхожей фразы «полное счастье».
В каморке как смог оправился и вышел к хозяевам:
-Позвольте представиться…
-Ах, оставьте, - хихикнул женский голосок. – Кто ж не знает знаменитого Ром-Дима?
-Почему вы не воспользовались свистком? – строго поинтересовался мужской голос.
Почему, почему. Забыл, вот почему.
Сейчас, когда жизнь заиграла новыми красками, Ром-Дим огляделся. Милая такая комнатушка в паутине и пыли веков. Лампион, пурпурные драпри и два полноценных привидения в двух ветхих креслах с парчовыми подушками и резными подлокотниками.
У-у, в какие гости его занесло. Но воспитание требовало элементарной благодарности и извинений:
-Я нахожу замок очень любопытным, - Ром-Дим прямой спиной присел на банкетку напротив.
-Осталось возвести тринадцатую башню. Жаль, что этот сезон провальный, - сказал мужчина, выпуская дым сердечками.
-А он провальный? – подскочил Ром-Дим, потому что донна в меховом боа поднялась за чашкой чая.
-Увы, - сказала женщина. – Мы останавливаемся на консервацию.
-Реконструкцию, - поправил мужчина и пригубил вино голубого бокала.
-Действительно жаль, - поддержал разговор Ром-Дим, продолжая стоять, так как изящная женщина в очень узком платье с очень длинным шлейфом не соизволила сесть, а наоборот, нервно стала расхаживать по комнате.
-М-да, - мужчина прикрыл глаза. – Такие убытки. Одна неустойка персоналу обойдется в кругленькую сумму.
-Можно ли помочь? Я ведь…
-Знаем, знаем, «облаченный доверием». Это очень мило со стороны вашей невесты. Нца ведь невеста? Очень мило, что вы о нас вспомнили. Прекрасно, что вы так своевременно изымаете котиков.
Ого! Он, оказывается, котиков изымал, а не «они сами за мной побежали». Ни чо так!
-Это было не сложно. Они милые.
-Они милые, но слишком… Полноценные, - женщина, наконец, села и позволила сделать тоже Ром-Диму.
-Вы же видели наших зверушек? Пятилапые, двухвостые лапули. К сожалению, они почти такие же изгои животного мира, как и здешние обитатели в человеческом.
Ром-Дим посочувствовал мутантам и сразу порадовался, что на земле существовали такие исключительные места, как замок Хорс, где эксклюзивные экземпляры могли найти приют. Какая благородная филантропическая мысль пришла создателям замка. И уж не с ними он разговаривал?
Последнюю фразу Ром-Дим добавил, заметив, как заговорщицки переглянулись мужчина и женщина. Попал в точку, в самую середину, в яблочко. За сообразительность и наблюдательность был вознагражден рассказом.
В древней дворянской семье, где уже давно практиковались инцесты, однажды родились необычные двойняшки. Получили прекрасное домашнее образование, росли в уютных тепличных условиях, а затем столкнулись с несовершенством и несправедливостью внешнего мира. Потрясение было настолько сильным, что первым порывом был суицид, а вторым – уединение.
Родственники были счастливы сбагрить странных брата и сестру с глаз долой. Пожертвовали старинный замок, назначив пожизненную ренту. Конечно, тогда замок был другим. Все было другое. Районные приставы были круглыми идиотами.
Ром-Дим приосанился. Да, они такие. В смысле не такие, как предыдущие районные приставы. Он счастлив, что смог помочь хозяевам и владельцам замка Хорс. А сейчас, если они не против, он хотел бы вернуться к делам текущим.
Хозяева благосклонно его отпустили. И когда он был уже на пороге, остановили вопросом:
-Мы же видим, что вы что-то не дорасспросили? Мучаетесь, а это вредно.
Ром-Дим замялся. Ему казалось неприличным задавать вопрос, который действительно занимал его последние десять минут. Чего такого необычного было в близнецах? Вот он совсем не видел причин, по которым их изгнало общество. Или тогда общество предъявляло другие требования?
Привидения переглянулись, мило улыбнулись. Женщина задрала юбку. Одна нога была как нога, а вторая – змеиная. Мужчина снял с головы шляпу, а на макушке – два глаза и рот.
Ром-Дим покачал головой. Да, раньше-то нравы были намного строже. Сейчас с такими мутациями их даже в зал уродцев не поставили бы.
Беленый потолок, чистые стены, цветочки, цветочки, цветочки в горшках, вазончиках, вазочках на ажурных салфеточках. Неудобная кровать гамаком, когда не лежишь, а почти сидишь с выпирающим бугром как раз в почку. Вроде ничего необычного, но чувство несоответствия не покидало бывшего Неспо Рыша, а ныне Сироши.
-Проснулся? Вот и хорошо, - вплыло в поле зрения круглое и слишком румяное лицо Уля Ли.
-И где я, - с подозрением ответил новоиспеченный Сироша.
-Дома, Сирошинька, дома, - радостно ответила бабка.
Была она слишком уверена, чтобы Сироша тут же выставил претензии, поэтому аккуратно поинтересовался, что подразумевалось под словом «дома» и кто, собственно, она такая.
-Хорошо же ты вчерась погулял, раз нынче ничего не помнишь, - обиделась старуха.
Резкая попытка оторваться от подушки отозвалась резкой головной болью, так что бывший Неспо вернулся со стоном в исходное сидяче-лежачее положение. Кажется, на счет «погулял» старуха была права. Он не помнил. Вообще ничего, даже имени. Кто он? Где он? Кроме ощущения нереальности происходящего, никаких других чувств не было.
-Сироша, Сироша, - причитала бабка.
Вот, значится, как его зовут - «Сироша». За такое имечко родителей надо бы в тюрьму отправить или выпороть прилюдно на площади.
-А говорила я доче, - продолжала старая, - не доведет до добра неправильное образование. Не успел приехать, как сразу в приключение вляпался.
Судя по причитаниям, старушенция и есть его бабуля. Выходило, что вчера принесли его бесчувственного как раз перед бурей и был он такой, как есть сейчас, разве что ещё хуже.
За скромным завтраком, который в горло все равно не лез, бабуля не умолкала. В основном говорила про Задрюк, которого Сироша не знал, так как родился и вырос в Ко-Шике. Про покойного деда-кузнеца, радости ему у светлого Гжути. Слегка прошлась по «гонористой» дочке – Сирошиной мамаше, распустившей сына (?) излишним образованием (!). Теперь, когда он подрос, опомнилась и отдала бабушке на перевоспитание.
-А папаша где? – прервал Сироша. Утомленный ум вычленял только отдельные фразы, на которые и реагировал.
-У-у, - протянула бабка, - сильно мы тебя вчерась головой уронили. Папаши нет. И не было. Етот подонок сбёг ещё до твоего рождения. Вот такая беда. Соблазнил и сбёг.
Забытая жизнь вырисовывалась вроде бы логичной и неправильной одновременно. Сироша тер лоб, но разогрев результатов не дал. Ладно, за неимением другого объяснения, поверит данной версии.
А бабуля (о, Осля, как же её зовут-то?) уже притаранила вещички. Он, видите ли, обещал разобраться с кузницей.
-Это ж твое наследство, - плаксиво морщилась Уля Ле. – Дед все тебе завещал. Все тебе.
И ушла куда-то рыдать.
Оделся. Размер его, одежда ношенная и чистая. Почти удобная. Всё-таки, похоже, бабка не врала. Или врала?
Побрел на воздух. Отчего-то казалось, что улица подскажет, где правда.
Серое утро встретило неприветливо.
Сироша висел на кованой изгороди, рассеянно глазами обшаривая окрестности. Это кошмар. Все чужое. Возможно, таким пейзаж делал промозглый день. Кусты, брусчатка, канавы вдоль дороги, горбатый мостик, снова кусты, забор, кусты, желтый дом напротив, почти скрытый серым маревом не вызывали никаких эмоций, кроме отвращения.
Наконец, взгляд, зацепился за десятилетнего отрока по ту сторону соседской ограды. Юный метатель старательно бросал камешки в столб, на котором расслабленно сидел боевой котяра с порванным ухом.
Сироша решил пораспрошать мальца. Ну, не кота же? Любые вопросы желательно предварять комплементом. Хотел сказать: «Шикарно целишься, юноша, эффектно бросаешь», но шершавое горло выдало классическое:
-Э-э.
Пацану хватило и этого. Оставив упражнения, просунул конопатую мордаху сквозь прутья и хмыкнул:
-А-а, Сироша. Привет, Сироша.
Незамысловатое приветствие разложило все по полочкам. Он у бабки, и это его родная бабка, которой он что-то там обещал. Жалко. Жалко, что очнулся не сыном богатых родителей. Это было бы кстати, потерять память, а очнуться принцем. С другой стороны, мог проснуться в канаве. Тоже вариант.
Голова варила медленно, и беседа перешла в тягучую стадию, когда все хотели побыстрее закончить, но не знали как.
– Чего здесь торчишь? Дома не лучше?
Малец покрутил головой. Домой нельзя, потому что папка приехал, и его отправили гулять. Вот он и гулял.
-А у меня, знаешь ли, отца нет, – пожаловался Сироша.
-Повезло, – солидно порадовался за него дитя из полноценной семьи.
-А фамилия моя какая?
-Воккарусы вы, – малец пожал плечами.
Фамилия ничем не отозвалась в памяти. Вообще! Сироша повисел какое-то время на заборе, размышляя о превратностях судьбы. Прошлое маячило размытым и отчего-то приятным пятном. Нет, он лишний в этой дыре. Пес с ней, с глубокой амнезией. Как только что-то проясниться с адресом и прошлым, то свалит отсюда в … где там его безответственная родительница жила? Кажется, в Ко-Шике. Туда и свалит.
Гретта Тигровна была в весьма растрепанных чувствах. Раздражали в первую очередь гости. Товарищи дорогие, ну, нельзя же так долго раскачиваться. Раз приехали работать, так работайте, а не майтесь! Девахи разложили бумаги по всей комнате вперемешку с вещичками и косметичками – всё. Только гоняли чаи-кофеи целыми днями, совершая ежедневные вояжи в Задрюк. Один раз сходили на городской пляж к Хлопотунье, шумно обсудили утренние пробежки и ни разу не побежали.
Профессор утром уезжал к Папиломе, но уже в обед заявлялся к Гретте Тигровне и висел гирей на телетрубке. То одно ему не подвезли, то другое перепутали. Надо повышать тариф на пользование.
Завхоз – другое дело. Кажется, уже стал временным членом клуба Вдовствующих Невест и переехал в Задрюк почти с концами. Хвала Гжути! Из хорошего - вагончик для рабочих на Папилломе обустроили, так что их комнату временно занял старик Кукса. А что делать? Хозяйство же не бросишь.
На этом хорошее закончивалось.
Хотя прошлую ночь Гретта Тигровна провела дома, беспокойство одолевало всю ночь, мешая полноценно выспаться.
Накопившееся раздражение секретарша районного пристава излила на головы подчиненных.
-Девять протоколов разногласий и взаимных претензий. Когда такое было? – наехала она на Друка. – Почему не развел по месту?
Друк стоял, потупив голову, ни слова в оправдание, да так, что Гретта Тигровна испытала редкое для себя чувство стыда. Конечно, она знала, что Друк – парень ответственный, и если бы был хоть шанс мировой, сделал бы. Не то, что остальные.
- Чос. А ты не лыбся. С чего это я должна оформлять заявку на эксгумацию и опознание? Это не нашего ума дело, чужая зона влияния, если ты в чем-то разбираешься. Пусть в околотке и оформляют. Вот три твоих протокола на возмещение к страховщикам без вопросов сделаю, а заявку и не подумаю, никаким боком нас это не касается.
- Касается, - оторвался от книжки .Чос. – Это ж по нашему делу о сапогах.
-Каких?
-Которые пропали у старины Кукса.
Гретта Тигровна поперхнулась, сделала себе зарубку в памяти пройтись при случае наждаком по благоверному, и наехала на Дай Но:
- Ты с чего ржешь? Ты больше всех отличился. Ты нам всем сладкую жизнь обеспечил. Возьми с полки пирожок. Тебя для того на голубиную ферму позвали? Отношение на зеленхоз я писать и не подумаю. Ссориться с главным лесником, да где такое бывало? С рапортом помогу, а бумаги в суд – извини-подвинься.
Дай Но хмыкнул. Из всех дел, его самое интригующее. Он вчера на распил лесоповала опоздал, но, по сути, прибыл во время, как раз к интригующему моменту, когда лесорубы нашли в ветвях поваленного дерева авто. Не пустое, если вы понимаете, о чем шла речь. В салоне более чем в пикантных позах обнаружили два трупа. Мужчина и женщина. И какие мужчина и женщина! Это бомба. Да что там. Это катапульта с полной корзиной бомб.
-Нет отношения – нет рапорта.
Голимый шантаж сработал. Иначе и быть не могло, когда погибший – подающий большие надежды красавец – старший сын начальника муниципалитета, а пассажирка – возмутительно юная и прелестная третья жена местного генпрокурора.
Гретта Тигровна умела проигрывать с видом победителя. Естественно, в творящемся кругом безобразии была виновата Нца. Как можно уехать неизвестно куда в такой ответственный момент? Бросить на произвол судьбы работу, постоялый двор и безалаберных полевых жандармов. Но если эти детки решили поставить делопроизводителя в затык, то не на ту напоролись.
Друка отправила исправлять два протокола, строго наказав с новыми не возвращаться. Всё, лимит на нынешний суд исчерпан. Пусть так и объяснит.
Чоса послала к судмедэксперту за письмом-подтверждением не проведения всего комплекса мероприятий для обоснования необходимости дополнительных следственных действий. Чос старательно и дословно записывал, шевеля губами и качая головой. Подтверждение непроведения. Такое бывало? И как в таком случае пишеться «не»? Слитно? Раздельно?
Но Гретта Тигровна уже выполнила свой долг по отношению к Чосу и с чистой совестью выкинула его из списка лиц, на которых следовало реагировать. Остался только один, зато какой! До чего же любопытно, как там оно на ферме случилось. В подробностях из первых уст.
Парень стоял, тупо ковыряя землю носком ботинка, а потом показал на дорогу.
Со стороны Буки с тяжелой грацией гиппопотама, хлопая брылями и ушами, играя лишним мясом, летел Блыск. И такая радость была написана на морде, столько любви и счастья, что срочно захотелось куда-нибудь спрятаться.