Житейская история или Монопольный сговор
отрывок из повести
… Да и фигуры были уж очень колоритные. Чего стоила одна только баба Маша – крепкая, крикливая, приземистая пожилая женщина, возрастом под восемьдесят. С русским языком у бабуси были «проблемы» – каждая безобидная фраза в её речи прерывалась единым иль множественным потоком самых отборных бранных слов. Гроза подъезда и всех алкоголиков-тунеядцев в округе, баба Маша знала их в лицо.
Почему же не знать, когда с утра и до вечера её однокомнатная квартира на первом этаже привечала всех «страждущих». Ох, и ненавидела она эту братию! Бывало, и клюкой по спине хаживала особо «отличившихся». Но в поток размеренной жизни вплелись события, повлиять на которые, старушка была не в силе.
Причиной одного из них был любимый внучок, шестой месяц подряд отмечающий своё досрочное освобождение из мест «не столь отдалённых»: двадцати двух лет от роду проживал он вместе со своей невестой на квартире бабушки. Уж как они там местились, одному богу известно. Другая причина гармонично дополняла сие времяпровождение: далече ходить за горячительным не приходилось – самогонку гнали прямо тут же, на кухне.
В этом и заключался весь конфликт интересов. В его основу легли неразрешимые противоречия жильцов подъезда, переросшие в борьбу «за место под солнцем». Ведь помимо бабы Маши в подъезде гнали самогон ещё две соседки: разбитная крановщица Наташка из первой квартиры, да тихая неприметная Ирина, возрастом чуть за тридцать, с четвёртого этажа. Если для Наташки сей бизнес был лишь незначительной прибавкой к её семейному бюджету, то для Ирины, воспитывающей в одиночку малолетнюю дочь, источником к существованию: инженерные знания, полученные в молодости, оказались не востребованы родным государством, и перспектива расставания с любимой работой «по сокращению» превратилась в реальность.
Всё бы ничего, развивай частный бизнес, да нарабатывай клиентскую базу. Благо проблем с нею не существовало. Участковый и тот, уже давненько смирился с предпринимательницами и «носа не совал» в их «епархию». Но в бизнес вкралась так называемая «поэтажная несправедливость». Какой же покупатель «попрётся» на четвёртый этаж за греющим душу напитком, когда приобрести его можно сразу в двух «офисах» на первом этаже. В этом отношении Ирина оказалась в проигрыше по сравнению с товарками, проживающими снизу. Вот тут-то как раз и сработали рыночные механизмы. Скинула Ирина цену аж на целый рубль за поллитру. Помогли женщине знания, полученные в техническом институте на курсе политэкономии капитализма. И потёк ручеёк страждущих иным путём: мимо первых двух точек на самый верхний этаж. Сколько можно женщине терпеть несправедливость и иметь доходы ниже своих конкуренток.
Но не учла Ирина потенциальной нерастраченной энергетики своих соседок и их боевого настроя, выработанного годами коммунистического прошлого и отшлифованного на взаимоотношениях с бывшими и нынешними мужьями.
– Ах, ты, курва! На нашей крови, да мозолистых руках, разбогатеть захотела, – злобно приговаривала баба Маша, невозмутимо и с наслаждением таская Ирину за редкие волосы от пошарпанной стенки подъезда до лестничного ограждения и норовя припечатать лицом к покрытой серой известью штукатурке.
Об активном сопротивлении не могло быть и речи. Уж что, а хватка бабуси была железной.
– Так её, мышь серую, – вторила Наташка, пытаясь пнуть ногой незадачливую конкурентку, – помиру решила пустить нас, лярва! – с упоением приговаривала она, наслаждаясь знакомыми и очень близкими словами.
Что курва, что лярва – для Наташки было непринципиально. Да и слова эти стали для неё почти родными. Любимый муж обожал их приговаривать, когда в качестве еженедельного профилактического мероприятия в лёгком подпитии по пятницам поколачивал любимую и ненаглядную, с алым румянцем на щеках, припозднившуюся с работы. Уж очень его раздражал в эти мгновения довольный и счастливый вид супруги с запахом дешёвого портвейна изо рта. Ну какая нормальная женщина будет гадостью травиться, да ещё и на работе, ежели дома ждёт чистейший первачок!
Выдрав с головы незадачливой предпринимательницы клок уже знакомых волос, и пару раз приложив их обладательницу лицом к засаленным перилам, товарки выпустили пар, посчитав урок устрашения законченным.
– Что, справились, двое на одну? Сучки недоделанные! – вполголоса приговаривала Ирина, утирая кровь с разбитой губы.
– Гля…ань-ка на неё, получила по мусалам, ещё и ерепенится! – протянула певуче баба Маша и впервые с одобрением посмотрела на соседку. – Сопли-то утри, поделом прилетело… Помоги девке, я сейчас, – бросила она Наташке и вперевалочку, утиной походкой не спеша направилась к своей квартире.
Перечить бабе Маше было себе дороже.
– С чего это мы – недоделанные? – недоумённо пробурчала Наташка, подавая Ирине носовой платок.
Первое слово из брошенной Ириной фразы возражений, отнюдь, не вызывало. И даже наоборот, прозвучало из уст поверженного противника словно похвала.
Дальнейшие размышления Наташки на сложную для её разумения философскую тему прервало скорое возвращение бабы Маши. В руках она держала графинчик мутноватого напитка, судя по цвету – не первой выгонки, и три гранёных стаканчика, грамм на сто каждый, из пожелтевшего от времени стекла. Плеснув в стопарики самогона, старушка отработанным годами движением руки лихо опрокинула прямо в горло свою порцию, прижалась носом к предплечью и глубоко вдохнула немалую порцию воздуха через полинялый рукав ветхого халата .
Глядя на столь знакомый ритуал и пребывая в растерянности, соседки на несколько секунд вовсе впали в ступор.
– Ну, что уставились? Тара-то, она ждать не любит… Да и выдыхается всё, небось! – баба Маша протянула женщинам наполненные стаканчики.
– Где наша на пропадала! – мгновенно сориентировалась Наташка, и, подражая старшей, в один глоток, «махнула» содержимое внутрь.
Но, то ли переоценила свои возможности, то ли самогон пошёл «не в то горло», тут же громко закашлялась.
– Эх, молодежь, молодежь! – тут же, по старчески растягивая слова, певуче произнесла бабуся, и со всего размаха влепила Наташке широкой ладонью по спине.
Приступ кашля, будто признавая авторитет бабы Маши, мгновенно прекратился.
Искоса поглядывая на соседок, Ирина пригубила и свою порцию.
По прошествии получаса любопытные соседи, прильнув к окнам, наблюдали идиллическую картину. Посмотреть, действительно, было на что. Буквально несколько минут назад, сидя на скамейке перед подъездом, отчаянно жестикулируя и оглашая округу гневными выкриками, товарки, казалось, вновь развяжут боевые действия. Но, несмотря ни на что, консенсус состоялся. Баба Маша обняла за плечи обеих подружек и, прижав к себе с боков мёртвой хваткой, пыталась волнообразно раскачиваться из стороны в сторону.
Тут же не замедлил появиться и финал примирения: воспаряя к верхним этажам, ввысь взметнулись знакомые всем слова из народной песни «Ой, мороз, мороз…». Грубый басок бабы Маши временами перемежался с фальцетом Наташки. Ирина при этом лишь немо открывала рот, и, вздрагивая при очередном душевном порыве соседок, испуганно оглядывалась по сторонам.
Замирению предшествовали бурные переговоры, в результате которых женщины пришли к согласию. Каждого третьего клиента и баба Маша, и Наташка обещали направлять на верхние этажи. Ну а Ирина, в свою очередь, возвращала цену к её истокам.
Монопольный сговор начинающих предпринимательниц состоялся и был скреплён остатками из опустошённого на две трети графинчика.
Прильнувшие к окнам жильцы покинули «наблюдательные посты». Не всем любопытствующим оказалось по душе мировое соглашение вчерашних непримиримых соседок. Кое-кто, было, нахмурился и покачал головой, называя про себя сие событие непотребством, другой же расслабленно улыбнулся, надеясь на спокойствие в подъезде в ближайшие дни…
Лишь от одного зоркого и укоризненного взгляда не смогла ускользнуть спрятанная за спину рука Наташки со скрещёнными пальчиками, да кисть Ирины со знакомой всем фигурой из трёх пальцев.
И только баба Маша, «приняв на грудь» и сознавая свою миротворческую миссию, находилась в блаженном состоянии. Которое, кстати, через несколько секунд будет прервано звуком разбитого стекла и пролетевшим над её головой любимым табуретом из родной кухни на первом этаже…