*** *** ***
Прицепился ко мне вирус непонятный, играется, как кот с мышкой. То выпустит из цепких лап, то опять когтями заякорится. Повышенная температура – пониженная температура. День-два полегче, потом опять совсем никакая. В больницу нужно? Да ну её! Разве что уже везти придётся. Напишут простыню из тысячи наименований разной гадости, начнут радостно обследовать до такой степени, что любая болезнь цветочками покажется. Сто раз потом подумаешь, нужна ли такая жёсткая медицина. У нас сейчас граждане здоровеют принудительно – выживает сильнейший. Естественный отбор в чистом виде. Иначе на жизнь денег не останется, всё на лекарства уйдёт.
Одно обидно, такую осень пропускаю. Поэтому как только чуть легчает, я за фотоаппарат – и шасть щёлкать. Потом, когда полетят снежинки, закружит их ветер, налетят злые метели, буду смотреть на всю эту роскошь и радоваться. Злым метелям, кстати, тоже буду радоваться. Если доживу.
Сегодня второе ноября. С тихим шелестом падают листья. Они медленно кружатся в воздухе. Как только немного подует ветер, листья стайками слетают с веток. Закроешь глаза – кажется, что дождь идёт. Звук, как от падающих капель медленного, размеренного дождя. А вот дождей этой осенью почти и не было. Так, несколько раз поморосило. Поэтому в лесу нет осеннего прелого запаха. Чувствуется там еле уловимый пряный запах сухих листьев.
А вот зима нас уже посетила. В самом начале октября налетел ветер, посыпался мокрый снег. Праздничный, новогодний. Летел он огромными хлопьями. Да и праздновали мы такую аномалию долго. Мокрый снег на зелёные листья, ещё не тронутые даже заморозками! Мокрый снег, идущий без перерыва несколько суток! Окраины Черновцов двое суток без света сидели; районный городок весь погрузился в романтическую тьму на целых трое суток. Ну а мы, сельские жители, ужинали при свечах и общались в семьях и с друзьями без интернета и прочих благ и того дольше. Аварийные службы РЭСа выглядывались на уровне самых дорогих гостей. Проводов нарвало! Столбов наломало! Все слабые места перед зимой показались.
В тот период я тоже бродила с фотоаппаратом по три-четыре часа в день. Девочкам своим в Москву фотки отослала. В конце концов, ведь это красиво: снег на зелёные листья. Кое-где из-под него проглядывали первые золотые пряди. Роскошный красный мухомор, растущий в снегу. Ива, спустившая зелёные ветки, присыпанные снегом, в воду пруда. Будет что вспомнить.
О том периоде остались только воспоминания и фотографии. Осень опять засияла, зазолотилась, распахнула крылья над миром. Лес в разноцветных красках горит под васильковым небом. Иглы сосен отливают синевой. На горизонте горы синеют, над ними облака.
*** *** ***
Смерть "бандеровца"
На горизонте горы синеют, над ними облака. Вот она и дома. Нина Петровна устало улыбнулась. Хорошо, что съездила. Теперь на сердце будет спокойнее. Тревога последних недель октября улеглась. Всё это время она не могла успокоиться. Кто бы мог подумать, что можно дожить до такого? Ромка, Ромашка...
Когда юная Ниночка с мужем Олегом приехали в это прикарпатское село, им не было и пятидесяти на двоих. После окончания пединститута дали направление так далеко от родной Кинешмы, что просто дух захватывало. Было любопытно и немного страшновато - полстраны пришлось проехать.
Вначале всё воспринималось с удивлением. После широкой и величавой Волги, юркие и быстрые горные речки. Быстрые, юркие и говорливые люди, как их реки. Странно звучали детские имена - Маричка, Юрко, Петрусь, Орыся. Молодых преподавателей биологии и математики приняли радушно. Привыкли, полюбили, уже своё, село, свою школу.
Олег через несколько лет стал директором школы, она завучем. Когда приезжали в отпуск домой, на родные волжские берега, то старшая сестра Галинка всё требовала, чтоб они возвращались. Но они, смеясь, отмахивались. Прижились, сроднились со своими учениками и их родителями. Рядом с родной Волгой, с широкими просторами стали и горы высокие. Карпаты.
Один раз горе чёрное позвало в родные края. Из Афганистана, перед самым выводом контингента советских войск привезли в гробу цинковом младшего брата, Романа. Эх, Ромка, Ромка, как же так? И попрощаться не довелось, подорвался на мине, гроб не открыли. Страшно вспомнить.
Завертелось, закрутилось с тех пор. Ниночка любила стихи Блока: "Блажен, кто мир сей посетил в его минуты роковые..." Оказалось, что почти вся жизнь прошла под знаком роковых не минут, а лет, десятилетий. Умер Рома, умерла страна, в которой жили, развалилась на кусочки. Стали они иностранцами. Странное ощущение. Потом стало ещё хуже. Опять похороны. Погиб Галин первенец на чеченской войне. Опять всё стало чёрным, страшным. Кто развязывает все эти войны? Те, чьим детям не гибнуть на них.
Мама с папой ушли в один год. А потом и родители Олега. Так, как будто с развалом страны нарушилось что-то и начало распадаться само по себе. В те страшные девяностые уже сама Галина подумывала, чтоб переехать к младшей сестре. Тихо, спокойно, никаких бандитских разборок, перестрелок, войн. Каким-то образом западную Украину миновала эта напасть. Но не смогла оторваться от родных могил, а там и успокоилось. Жизнь стала налаживаться.
В те же девяностые родился у Ниночки, уже тогда привыкшей к тому, что все её зовут Ниной Петровной, и у Олега Николаевича сын. Назвали его в честь погибшего брата - Ромой. Пусть живёт в племяннике имя братишки. Ромка, Ромашка, Ромашка-Чебурашка. Уже даже не надеялись. В сорок лет родила Ниночка сына. Светленький, лопоухий, любопытный и непоседливый.
Жизнь, наконец-то, повернулась светлой стороной ко всем. Ездили в волжские края, на свадьбы, к двум Галиным дочерям. Вся родня не спускала с рук Ромку. Как будто вернулся на свет белый погибший братишка. Так похож.
А вот когда загорелось в самой Украине, Нина Петровна и не заметила. Не до того было. Заболел Олег, слёг. Рак, никакой надежды. Не было ей дела до "оранжевой" революции. На руках умирал родной человек. Болел долго, умирал тяжело. Если бы не добрые люди вокруг, не Ромчик, так и не знает, как выдержала бы это страшное время. Когда похоронили Олега, даже легче стало, не мучается родной человек.
Рома вырос, получил права, сел за руль папиной "Лады". Прибавилось волнений. На дорогах стало твориться просто невообразимое. Прошли стороной лихие девяностые, так с Януковичем полезли, как поганки после дождя, на дороги малолетние мажоры. Наглые, на дорогих машинах, пьяные. Да правоохранители перестали стесняться. В их селе компания таких, пьяных до невменяемости, на полной скорости влетела в окно магазина. Высоко оно было. Метрах в полутора от тротуара подоконник. Это как надо было гнать? Погибли все. Туда им и дорога. Хорошо, людей в магазине не было, а этих не жалко.
А ведь поначалу опять понадеялись на лучшее, когда Янукович сменил "оранжевую" команду ленивых и вороватых пустобрёхов. Да, на власти надеяться – себя не уважать.
Когда в октябре Рому призвали в армию, только порадовалась. Пусть послужит, повзрослеет. Машина в гараже постоит, там видно будет, что к чему. После армии он в институт хотел поступить. Не до поездок будет. А там, может, все те бесноватые сами перебьются на дорогах.
И опять закрутилось, завертелось. Майдан. Страшно смотреть, страшно сказать, страшно подумать. С чего началось? Чем закончится? То, что у людей терпение кончалось, это понятно. Но и понятно, что это спровоцировано было. К самому Януковичу люди спокойно относились. Премьера его, Азарова, того люто ненавидели. Слишком уж циничен. Неприкрыто циничен. Воруют? Да все они воруют. Каждый последующий больше предыдущего. Тут и говорить не о чем. Порадовалась, что Ромчик далеко служит, в Донецке. Авось, не погонят их в Киев.
Закончилось совсем страшным. Сколько людей погибло! А сколько пропало без вести? Только вот странное стало твориться с родственниками и знакомыми. Звонит Галина и начинает кричать: "Вы там все майданутые, развели бандеровщину!" Вначале Нина Петровна даже не поняла, что с сестрой приключилось. С чего такие страсти? Какая бандеровщина? Потом сестра опять звонит, спрашивает ехидно: "Ну что, наскакалась?" – "Галь, ты с ума сошла?" – "Нет, это вы с ума сошли. У вас же, кто не скачет, тот москаль!" – "Так я и есть москалька, забыла, что ли?" – "Ну, ну... не поскачешь, будешь на гилляке болтаться!" – и отключилась. Да что такое происходит?
Потом узнала, что у многих такое. Знакомая из Черновцов раз пять бегала проверять, на месте ли мемориал Неизвестному солдату. Родственники из Санкт-Петербурга с ума сходили, что молодчики со свастиками разбивают его. Они, мол, сами по телевизору всё это видят. А у неё ноги больные, еле ходит.
Это было полное сумасшествие. Приходилось доказывать, что церкви не разрушаются, что сёла православные не жгутся, что паспорта на национальность не проверяются. "Галь, ты долго будешь грызть меня? Видела мой паспорт. Там даже графы с национальностью нет. Что там проверять?" Только чуть успокоится и опять с новой силой. А тут и война на Донбассе началась. Хороший стук себя всегда покажет. Значит, надо было убедить, что есть с кем воевать. Да провались вы, все правители, пропадом!
Рома, Ромчик, и ты оказался на войне. Звонил оттуда: "Мамуль, не переживай, мы на блокпосту, ничего страшного!" Как же – ничего страшного? Война! Само слово страшное. Ей уже шестьдесят, сердце не выдерживает. За Рому страшно, за людей тех, что в пекле оказались страшно. Они чем виноваты, что на их головы снаряды летят? Да напьётесь вы людской крови когда-нибудь, те, что "наверху"?
Лето к концу подошло, а тут ещё напасть свалилась. Начали люди умирать. Из соседнего села Мария Васильевна, тоже раньше работавшая в школе, умерла. Легла спать и не проснулась утром. Ничем не болела. Поговорила вечером с родственниками из Белгорода, пыталась в сотый раз убедить, что не разводила бандеровщину, наплакалась... и с концами. У знакомой из Черновцов, той, что к памятникам бегала, муж умер, доказывая, что нет стадионов с беснующейся молодёжью, да ещё и со свастиками. За конец лета и начало осени шесть человек так похоронили. Вечером ложится человек спать, а утром его находят мёртвым. Кого винить будешь? Тех, кто верит? Или тех, кто выдумывает? Или тех, кто заказывает и платит? "Блажен, кто мир сей посетил в его минуты роковые..."
Пришёл октябрь, полетели листья жёлтые с деревьев, а вместе с ними и остатки спокойствия. Каждую ночь стал сниться Ромчик, Ромашка таким, как он был маленьким. Не к добру это. А тут ещё в соседнее село привезли хоронить мальчика с фронта. Слово это просто в голове не укладывается! В мирной стране, в двадцать первом веке, ушёл паренёк служить в армию, а вернулся с фронта в гробу. Кто с кем воюет там? Украина с Россией? Россия с Украиной? Гражданская война? Гибридная? Беженцы с Донбасса, которых разместили в санаториях и в домах отдыха страшные вещи рассказывают. Галина звонит, кричит, что беженцы, которые в России, страшные вещи рассказывают. Сумасшествие!
Выключила телевизор. Нет сил смотреть на сытые холёные рожи, вещающие разные гадости о России, об Украине. Моя любимая Россия! Моя любимая Украина! Говорящие головы в чёрных ящиках живут своей жизнью. Люди - своей. Рождаются, умирают, женятся, ездят в Россию, ездят в Европу. Кто кому враг? Если вдуматься в то, что творится, что говорят государственные деятели, можно с ума сойти.
Решила, что поедет на восток, с сыном повидаться. Не пустили односельчанки одну, ещё две собрались с ней. Собрали люди всего, чтоб мальчишкам передать, поехали. Правду писал сын. Спокойно. Она войну представляла по фильмам, да по репортажам из Чечни. Страшно! А тут степь вокруг, дорога, блокпост, вагончик. Продуктов люди на блокпост нанесли полно. Отлегло от сердца. Вздохнула легче. Так, со спокойным сердцем, и уехала.
Вот она и дома. На горизонте горы синеют, над ними облака. Последнее осеннее тепло разлито в воздухе. Нина Петровна вышла из своего кабинета. Школа. Переменка. Дети бегают. Её дети. Сколько себя помнила – вокруг дети. Не мыслила своей жизни без школы. И без детских голосов. Её дети не будут делить мир на национальности, верить брехливым голосам из чёрных ящиков. Она им рассказывает о своей родной Кинешме, о широкой Волге, ,,Из далека долго, течёт река Волга, течёт река Волга, конца и края нет...". Когда они с ещё живым Олегом Николаевичем приезжали из отпуска, детвора налетала рассматривать фотографии. Она ведёт факультатив по русской литературе. Читает им своих любимых поэтов. Дети... Только б не было войны!
Чёрный снег кружится и медленно засыпает всё вокруг. Или это листья? Дым ладана. "Господи помилуй, господи помилуй, господи помилууууй нааас..." – рыдает голос батюшки. Всхлипы женщин. Батюшка кропит гроб святой водой. Восковое лицо закаменело, ресницы не дрогнули. Тяжёлые капли так и остаются на нём, как приклеенные. Рома, Ромашка, Ромашка-Чебурашка... Стон.
Рома погиб через пять часов после того, как его мама уехала. Неожиданный артобстрел с той стороны. Какой – той? Нина Петровна ехала домой, а следом гроб с телом сына. Только узнала об этом, звонок от сестры. Схватилась за него, как за последнее спасение. Слова не успела сказать, а оттуда уже кричит Галя: "Да будьте вы там все прокляты, бандеровцы! Да чтоб вы уже все посдыхали! Вы за что мальчика распяли?" Трубка выпала из рук, а сама закаменела. "Из далека долго, течёт река Волга. Течёт река Волга, конца и края нет..."