Гулкий перезвон кандалов,приглушенный глубоким весенним снегом
приближался.
Толпа оборванных и вечно голодных заключенных ежедневно проходила
мимо старика.Он приходил сюда под вечер,когда заключенные возвращались с
работы,вставал на углу безымянной улицы и такого же безымянного
переулка.Приходить он начал с тех пор,как в конце зимы в слободу
пригнали каторжан для подготовки,спиленных за зиму и свезенных на
берег заводи бревен, к лесосплаву.
С собой он приносил немного хлеба и сухарей,купленных в местной
лавке на те копейки,что ему подавали у ворот небольшой слободской
церквушки.
Грязные руки выхватывали хлеб и заключенные моментально его съедали.
Конвоиры с винтовками наперевес равнодушно цыкали на заключенных,
но как-то вяло,скорее для порядка.
-Дай ещё,ещё дай,-слышались возгласы тех,кому не досталось.Но старик
молча поворачивался и шаркая ногами в латаных пимах,уходил прочь
по переулку в свою каморку.
Сзади слышалось недовольное ворчанье обделенных.
Так продолжалось недели две.Каторжане привыкли к старику,съедали его
хлеб и по привычке ворчали на него.
В тот день старик подаяний собрал не много.Прихватил даже несколько
сухарей из своих запасов в каморке.Но все равно было меньше,чем обычно.
Как всегда десятки рук потянулись за хлебом.Старик смотрел на каторжан
и по одному ему понятным причинам выбирал руку,в которую он вкладывал
подаянье.Хлеб быстро закончился и он показал свою пустую котомку.Но
внезапно маленький,крепкий и очень злобный заключенный левой рукой
и с разворота,кулаком ударил старика чуть выше уха,а затем скрылся
в рядах остальных арестантов.
-Так ему.
-Совсем чуйку потерял.
-Жлоб
-Сволочь.
Старик пошатнулся,отпрянул и присел на тяжелый мартовский снег.
Конвоир безразлично глянул на присевшего старика,гаркнул-А ну,осади,
и винтовкой выровнял строй заключенных.
Старик все так-же сидел,прислонившись к сугробу и закрытые глаза
его были направлены вслед удалявшимся каторжанам.
Больше в слободке никто и никогда каторжанам хлеб не приносил.