Языки пламени лизали деревянный пол под досчатой дверью, давая возможность едкому дыму просачиваться в помещение изолятора больничной психушки.
Григорий Бродов и Петр Ахрипенко матерились почем зря, но их никто не слышал. Не могли они и сдвинуться со своих мест. В смирительных рубашках оба были напрочь привязаны потертыми веревками и грязными бинтами к индивидуальным металлическим кроватям.
От перепуга Бродов непостижимым образом опрокинул на пол санитарную утку, а Петр в паническом настроении интенсивно помочился под себя мимо утки.
Осенняя ночь скрывала детали, но дьявольская картина пожара сквозь зарешеченное окно штрафного изолятора неумолимо разворачивалась, приводя в смятение двух мужиков.
Им было хорошо видно, как горел двухэтажный корпус психоневрологического диспансера.
Языки пламени вырывались изо всех отверстий в стенах здания, а также сквозь просветы под жестяной крышей.
С треском ломались оконные стеклопакеты, рушились потолочные перекрытия.
Несколько пациентов, показавшись в оконных проемах второго этажа в судорогах упали на сырую землю. Кроме гула огненной стихии и грохота рушившихся балок , ничего не было слышно.
– Гриша! Что будем делать? – прокричал Петр. - Человеку расстаться с душой – что предать себя.
– Сам знаешь, Петя, дурно помирать! – откликнулся Григорий.
– Гриша, не мели чушь! – возразил Петр. - Чтобы человек умер, он должен отпустить из своего тела душу. Но объятый пламенем человек не знает, в какой момент ему следует отпустить несчастную душу на покаяние. И стоит ей замешкаться в обугленном теле, как она опалит свои крылья и заживо сгорит.
– Петр, я давно уже понял, что ты идиот, - выдал Григорий. - Можно сгнобить тело человека, но душу его не убьешь.
– Гриша, странно мне слышать твои слова, - произнес Петр, обводя глазами помещение. - Можешь утешать себя мыслями, что душа не горит, но ее можно неволить.
– Это как еще?
Едкий дым щекотал ноздри, проникал в легкие. Психбольные с трудом говорили, - но странное дело, их мозги как будто просветлели, прояснились, и каждый из них явственно осознал, что врачи с санитарами обрекли их на мучительную гибель.
Когда доктор Плевреев приказал санитарам Жорику и Амбалу поместить двух закадычных психов в штрафной изолятор, он явно намекнул:
– Может быть они там скончаются…
– Ты помнишь, - возмущался Григорий, - с какой злостью сказал это Плевра?
– Гриша, вечно ты со своими фобиями, - словесно отбивался Петр. – У него что, других забот нет? Опять же такой страшной ценой…
– Ну, и где он? Представляет пожар во вверенном ему учреждении в пакостном сне в обнимку со своей женой, – не унимался Григорий.
– Сжечь нас, спалив весь дурдом… Сатана отдыхает, - закашлявшись, произнес Петр Ахрипенко.
– Мне ясно одно, - парировал Григорий. – Пока мы с тобой рассуждаем в здравом уме, выгорит не только нутро здания вместе со спящими пациентами, замкнутыми на ключ, но огонь сожрет и нас с тобой.
– Гриша, у меня есть план!
– Петр, наверняка идиотский, вроде твоего намерения удрать из психбольницы через дымоход печного отопления, за что нас, в сущности, сюда и определили. Дурак дураку - рознь и погибель.
– Гриша, как ты не понимаешь, если бы не мой, как ты говоришь, идиотский план, мы бы с тобой сгорели в палатах общего корпуса, да еще на разных этажах.
– Да ты клинический идиот, - возмутился Григорий Бродов, стряхивая со своей кровати языки пламени. Дураки-козлы за умных себя подают, да рога выдают.
– Гриша, я вижу, как ты хорошо горишь.
– Тупица, придурок! Правду говорят: если человека загнать в безвыходное положение, он начнет умничать. Уж не мечтаешь ли ты о том, чтобы я сгорел раньше тебя. Может быть ты рассчитываешь еще и вкусить жареной человечинки, - бесновался Григорий.
Тут надо сказать, что Григорий в своей кровати лежал ближе к входной двери, а Петр - параллельно, но подальше. Им обоим было хорошо видно в окно буйство пожара в ночи, окончательно охватившее все здание. Собственно, появись во время пожарники, огонь можно было отсечь от стоящего отдельно строения штрафного изолятора, связанного с основным зданием, узким коридором.
– Гриша, успокойся! Сам знаешь: трем смертям не бывать, а одной не миновать… когда-нибудь. Психушка – не место для хилых. А сейчас, дай огню облизать твой правый бок, чтобы обгорели концы веревки, которыми ты привязан к кровати.
– Петр, прежде чем обгорят веревки, мое тело обжарится словно окорок, перевязанный бечевками для кулинарной экспрессии.
– Гриша, чем мечтать о жареном беконе, ты старайся высвободиться от веревок и бинтов, чтобы они, натягиваясь, делались тоньше и скорее перегорали.
– Знаешь, Петр, я уже давно спрашиваю себя, каким образом ты навязался на мою голову. Все психи, как психи. А ты всем психам дашь фору своей несусветной дурью.
– Гриша! Тужься, тужься – как-будто ты на татаме.
– Ну, высвобожусь я от веревок, и куда я подамся: окна за решеткой, дверь на засове, и тебя грешно тут одного оставлять.
– Ну, и сволочь же ты, Гриша. Наверное прав Плевреев: ты неизлечимый псих, если можешь, испугавшись адского огня, предать друга.
– Да, какой ты мне друг! – в бешенстве заорал Григорий. Плохо владея собой, он рванулся изо всех сил в кровати, напряг все свои мочи и… веревки, бинты и путы лопнули в нескольких местах. Правая рука была сильно обожжена, но он, не ощущая боли, спрыгнул с кровати.
Уклоняясь от пламени, которое лизало сухие половицы, Григорий стал распутывать перевязи на теле Петра.
В какой-то момент Петру показалось, что Григорий намерен угробить его и он, имея намерение высвободиться, напрягся всем телом.
Слава Богу, если бы он этого не сделал, то огонь опалил бы задницу Григория.
Оказавшись на ногах друг против друга, они выбросили вперед правые руки, соприкоснувшись ладонями в бойцовском приветствии:
- Наша взяла!
Но время поджимало, вернее, жар огня не давал возможности мешкать.
– На полпути в Рай не стоит останавливаться – непременно попадешь в Ад, – прокричал Григорий.
Не сговариваясь, психи бросились синхронно боком, каждый своим правым плечом в плоскость двери.
Вообще-то в дверном проеме пламя вольготно себя чувствовало и сильно обдавало жаром.
Однако прочность дощатой двери была нарушена и от мощного удара плечом двух мужчин дверной косяк вывалился.
Знали ли мужики или нет, но на окне коридора не было решетки. Точнее, она вроде как была, но держалась «на честном слове».
По колено в огне, а то и выше, мужики бросились один за другим головой вперед через сломанное одним движением рук Григория окно.
Обоих моментально охватила дрожь, когда они, помогая друг другу в кромешной темноте, опаляемой светом неустойчивого пламени, стали выбираться к забору, окружающему психбольницу.
Странно, но у ворот их уже ждали.
Оказывается, кто-то все-таки позвонил в пожарную часть, но поскольку машины сильно опоздали на пожар психбольницы, то начальники решили устроить засаду на тех, кто мог поджечь учреждение.
Как только не убеждали Григорий и Петр, что они не поджигатели, а погорельцы, им решено было не верить.
И то верно, в голове не укладывалось, что привязанные к кроватям могли выжить в адском пламени пожара.
Их алиби мог бы подтвердить доктор Плевреев, но он предпочел скрыть от общественности свою угрозу двум закадычным психам.
Что касается, санитаров Жорика и Амбала, то они погибли, пытаясь освободить обреченных на верную смерть пациентов основного корпуса больницы.
Остатки тел добропорядочных служак нашли, придавленными рухнувшими потолочными балками второго этажа.
– Петр! Ну и что мы теперь будем делать? – с вызовом спросил Григорий Бродов?
– Ты о чем, Гриша? – попытался уточнить Петр Ахрипенко
– Зачем было спасаться, чтобы загреметь в тюремную больницу? – с издевкой уточнил Григорий.
– Как ты не понимаешь, - вскипел Петр.- Там мы были каждодневно под угрозой пожара, наводнения или землетрясения, а тюрьмы строятся сейсмоустойчивыми и водонеподтопляемыми. Что касается огнетушителей, то их здесь больше, чем зеков. – И добавил: Так что погибнуть за понюх табака нам здесь не дадут.
– Идиот, ты Петр – неисправимый, - парировал Григорий. – Это же тюрьма! Мы отсюда никогда не выйдем. Обиженному на себя ничего не стоит обидеть другого.
– Куда ты собрался выходить? – парировал Петр. - Представь себе, что мы с тобой на острове безопасности, а тюрьма вокруг нас.
– Санитары, надзиратель! Караул! Заберите от меня этого психа, он окончательно сошел с ума, - взбеленился тюремный напарник.
– Гриша! Ты прекрасно знаешь, что до нас никому нет дела, сегодня Праздник встречи Нового года. Все сотрудники ушли по домам, а чтобы мы здесь не повредились в их отсутствии, в каждой двери тюремных камер оставлены ключи, - невозмутимо повествовал Петр. – Кто не знает, куда им бежать, будут ждать возвращения тюремщиков, а таким как мы с тобой, сам Бог велел вернуться в нормальную психбольницу, которую отстроили за время нашего отсутствия.
– Братан-недоумок! – нас тут же схватят и снова определят в тюрьму самого строгого режима, которую даже представить себе невозможно.
– Гриша-дебил, не распинайся! Когда это в новую больницу наберут новых психов? А мы с тобой тут как тут.
– Но нам откажут по причине обвинения в намерении сжечь психушку, - парировал Бродов.
– Чудак человек, теперь научились так строить психбольницы, что их невозможно сжечь. Здания теперь строят из железобетона, никакой мебели, никаких постелей: есть и спать в них предлагается на кафельном полу или в железобетонных гробах для экономии.
– Петр, откуда ты все это знаешь?
– Как откуда? Мне все это приснилось! – признался Петр Ахрипенко.
– Идиот! Псих! – надрываясь от смеха, проговорил Григорий Бродов, случайно толкнув дверь в камеру.
Фантастика! Тюремные двери все оказались не запертыми… Сон обернулся явью.