Конечно, начинать надо с Достоевского. Если говорить о России, о русских людях, то начинать надо с Достоевского. Федору Михайловичу 11 ноября — 195 лет. Для тех, чье образование обезображено ЕГЭ, напомню: Достоевский — Федор Михайлович — великий русский писатель. Писатель-пророк. Казалось бы, два века— это такой временной отрезок, когда все сиюминутные страсти, терзавшие его современников, уже улеглись, все горячие споры уже откипели, отбушевали, и осталось чистое, незамутненное политической шелухой восприятие личности писателя, его творчества. Ан, нет! Это других писателей либо читают, либо не читают. И все. И пылится на книжных полках то, что волновало двести лет назад, а сейчас как-то уже и не волнует. С Достоевским все иначе. Страсти по Достоевскому продолжают бушевать, споры не прекращаются. И заметьте, наши современники его не просто читают, у него ищут ответы на самые болезненные, самые острые вопросы сегодняшней жизни. Ищут и находят! Удивительно! Дай-то Бог нашим нынешним, что назначили себя властителями народных дум, сказать хотя бы одно словцо, которое будет востребовано потомками. Максимум десять лет. Да и то едва ли. О большем можно и не загадывать. Какие там 200 лет! Масштабы не те.
И врагов у Федора Михайловича не стало меньше двести лет спустя. И ненавидят его так страстно, как будто он живее всех живых, и вот-вот из-под его пера выйдет нечто ироничное, ядовито-насмешливое, бьющее в самое болезненное место. Враг Достоевского оказался живуч: либерализм, разъедавший, как язва, Россию 19-го века, продолжает жуком-древоточцем точить Росссию и в веке 21-м. Современный либерал не чета прежнему, потому как мало образован, а недостаток образования добирает нахальством и откровенной грубостью. Но внутренняя сущность либерала осталась неизменной - какая-то звериная ненависть к России, неизбывное стремление ее уничтожить и сплясать на ее обломках. Непременно сплясать, может, даже вприсядку. Небезывестная Валерия Новодворская заявляла в свое время, что «русскому народу место в тюрьме», что «русский народ — раковая опухоль на теле человечества» и вообще, если Россия погибнет, то она, - Новодворская, - в принципе роптать не будет. Угадайте с трех раз, как госпожа Новодворская относилась к Достоевскому? Правильно — ненавидела: «Его братья Карамазовы, «психи» и неврастеники, маньяк-идеалист Раскольников, идейные путаны Настасья Филипповна и Сонечка Мармеладова, юродивый князь Мышкин – это прямо вывеска к фирме «Желтый дом и сыновья». И ясно, что эти русские опасны: то ли даром товар отдадут, то ли вообще зарежут. Не партнеры, словом, а то ли людоеды, то ли зомби, то ли «другие» из параллельного мира. У Достоевского – вечно мазохизм, самоистязание, вечная поза обиженной то ли вдовы, то ли сироты, неразумный отказ от «филистерства» или обывательского подхода, который обеспечивает человеку стабильность и умение довольствоваться малыми радостями жизни....» Понятно, что филистерство, да возможность спокойною, без риска, торговать ( не важно чем: барахлом, залежалой колбасой или совестью) и получать свой маленький навар — светлая мечта Валерии Ильиничны и ее собратьев по либеральному цеху. И за нее она билась изо всех своих сил. Достоевский с его обостренной совестью и презрением к стяжательству в эту мечту никак не вписывался. Более того, он становился непримиримым идейным врагом, потому как не то, что навар презирал — от высшей гармонии отказывался, если в ее основание хотя бы одна слезинка замученного ребенка легла. А у госпожи Новодворской совесть не болела, когда она заявляла: « Меня совершенно не волнует, сколько ракет выпустит демократическая Америка по недемократическому Ираку. По мне, чем больше, тем лучше. Так же, как меня совершенно не ужасает неприятность, приключившаяся с Хиросимой и Нагасаки».
Еще один персонаж из числа нынешних либералов, прославился в лихие 90-е тем, что дал свое имя чуть ли не всем рыжим котам нашей страны. Думаю, многие помнят песенку про злоключения черного кота. Поменяйте черного — на рыжего — и ситуативный портрет нашего прсонажа готов: «Жил да был рыжий кот за углом, и кота ненавидел весь дом». Под домом понимай Россию, ключевое слово: «ненавидел». И было, за что. В разговоре с руководителем Госкомимущества Владимиром Полевановым этот далеко не песенный персонаж звявил: «Что вы волнуетесь за этих людей? (Речь, земетьте, о россиянах — Н.Р.) Ну, вымрет тридцать миллионов. Они не вписались в рынок. Не думайте об этом — новые вырастут». Правда, позднее от этих своих слов, господин Чубайс, а речь именно о нем, отрекся. Но недаром же народ — кстати, тоn самый, которого апологету дикого капитализма нисколечко не жаль — так вот народ недаром говорит: «слово не воробей, вылетит — не поймаешь». Вот и цитата из интервью, которое Анатолий Борисович дал корреспонденту влиятельной английской газеты «Файнэншл таймс» Аркадию Островскому, воробьем улетела в народ: «я испытываю почти физическую ненависть к этому человеку., - говорит Чубайс о Достоевском. - Он, безусловно, гений, но его представление о русских как об избранном, святом народе, его культ страдания и тот ложный выбор, который он предлагает, вызывают у меня желание разорвать его на куски". Судя по риторике, ненависть отца российской ваучеризации к творчеству Достоевского взросла отнюдь не на литературной почве. И вовсе не расхождение во взглядах на типологию сюжета или жанровую принадлежность того или иного романа породили такое неприятие. Причина совершенно понятна. Вот отрывок из романа «Идиот», который вполне объясняет неанвисть либералов всех времен к автору романа: «Русский либерализм, - пишет Достоевский, - не есть нападение на существующие порядки вещей, а есть нападение на самую сущность наших вещей, на самые вещи, а не на один только порядок, не на русские порядки, а на самую Россию. Мой либерал дошел до того, что отрицает самую Россию, то есть ненавидит и бьет свою мать. Каждый несчастный и неудачный русский факт возбуждает в нем смех и чуть не восторг. Он ненавидит народные обычаи, русскую историю, всё. Если есть для него оправдание, так разве в том, что он не понимает, что делает, и свою ненависть к России принимает за самый плодотворный либерализм...Эту ненависть к России, еще не так давно, иные либералы наши принимали чуть не за истинную любовь к отечеству и хвалились тем, что видят лучше других, в чем она должна состоять; но теперь уже стали откровеннее и даже слова "любовь к отечеству" стали стыдиться, даже понятие изгнали и устранили, как вредное и ничтожное. Факт этот верный, которого нигде и никогда, спокон веку и ни в одном народе, не бывало и не случалось. Такого не может быть либерала нигде, который бы самое отечество свое ненавидел. Чем же это всё объяснить у нас? Тем самым, что и прежде, - тем, что русский либерал есть покамест, еще не русский либерал; больше ничем, по-моему».
Юрий Селезнев, исследователь творчества Достоевского, писал, почему художественное наследие писателя «нельзя измерять рамками собственно литературной значимости… Прочитав Достоевского, Европа после некоторого оцепенения поняла, что русская литература это больше, чем литература. «Не будем называть их романами, – писал С. Цвейг о творениях Достоевского, – не будем применять к ним эпическую мерку: они давно уже не литература, а какие-то тайные знаки, пророческие звуки»… Немецкий писатель Герман Хессе вообще полагал, что «Достоевский… стоит уже по ту сторону искусства», что, будучи великим художником, он был им все-таки «лишь попутно», ибо он прежде всего – пророк, угадавший исторические судьбы человечества…»
Все верно, все так. И великий художник, и пророк, но мне кажется, что более важно другое. Достоевский установил человеку такую высокую нравственную планку, что за двести лет мы так и не смогли дотянуться до нее. Не смогли пройти путь, который его герои открыли каждому. Не поднялись до понимания пророческой истины: «Каждый из нас несомненно в ответе за всех и за вся на земле. Это сознание есть венец жизни каждого человека на земле… Путь спасения один – возьми и сделай себя ответственным за все человеческие грехи. Это и в самом деле так, ибо как только ты себя искренне сделаешь ответственным за всех и вся, тотчас же увидишь, что так и есть в самом деле и что ты и являешься ответственным за всех и вся»
Так просто и так трудно стать человеком Достоевского. Но возможно. Если верить в высокое предназначение России так, как верил Достоевский: «Назначение русского человека, – говорил Достоевский, – есть безспорно всеевропейское и всемирное. Стать настоящим русским … может быть и значит только … стать братом всех людей, всечеловеком, если хотите». Вот так. И не меньше. А господин реформатор о ложном выборе Достоевского толкует, зубами скрежещет. Это совесть-то — ложный выбор?! А его идейная сестра по либеральному цеху автора и его героев «другими» окрестила, чуть ли не пришельцами..
Эх, либералы, либералы... Сами вы пришельцы!