Неродимый грибник, еще с вечера гонимый в лесную чащу банальной жадностью и собственной глупостью, брел через полуосывпавшиеся деревья в стремительно наступающей мгле. Холодный октябрьский ветер пронизывал рваное дачное пальто и всюду мерещился чей-то гул.
Грибник продолжал идти, огибая то и дело высушенные неизвестной силой могучие стволы деревьев. Каждый лист, касающийся слегка ссуленных плеч казался тяжёлой древесной лапой лешего. Страх заставлял его продолжать идти, а сзади все больше и больше оставалась лишь темнота, сопровождаемая смрадом гниющей в приближающихся болотах листвы. Через полчаса, держа уже зажженую дрожащими руками ржавую киросиновую лампу, грибник вышел к торфяным болотам. Он подошёл к одной из глубоких вязких пучин, подсвечивая её киросинкой. Он встал на колени и сунул руку глубоко в ил, стараясь отыскать мешочек с серебряными лодками, оставленный охотниками день назад. Копаясь в иле, он шуровал пальцами и углубился на полметра, когда вместо желанной добычи нащупал небольшой заячий скелет с полуразложившейся плотью, а которую он залез пальцами. Грибник в ужасе стал выдергивать руку, но та увязла и ему не хватало сил на то, чтобы вытащить ее. Уже беспорядочно и резко передвигая коленки, он опрокинул лампу и лишился всякого источника света и шанса спастись. Через полминуты он не заметил как залез в ил правым коленом. Он завалился на правый бок и правой половиной тела увяз. Пытаясь сделать хоть что-то, упираясь пока свободной левой рукой в нащупанный твёрдый грунт, ему удалось с бока перейти в вертикальное положение, в результате чего увязла и вторая нога. Он тонул все быстрее, не издавая ни слова и лишь дрожа и скрипя забуми вдали ото всех, лишь в ужасе нащупывая обеим ногами подстилку болота из неразложившихся мягких трупов и костей попавших ту же ловушку животных.