Мониторы горели уже вторые сутки, иногда вспыхивая новыми картинками, чем сразу же привлекали внимание человека в белом халате, лихорадочно носящегося по комнате от одного прибора к другому, нервно пожевывая губы и сетуя на медлительность техники. Но вот один из экранов ярко засветился зеленым, отразившись в серых глазах ученого невыразимой радостью и умиротворением.
— Джо! – баритон нетерпеливо разнесся по коридорам подземной лаборатории, в то время как руки мужчины судорожно дрожали от чувства выполненного долга и волнения.
Наконец, в комнате появился молодой человек приятной наружности со светлой кожей и пшеничными волосами, тупо уставившийся на звавшего. На вид он ничем не отличался от среднестатистического студента старших курсов, но было в нем что-то, что выдавало его инородность. Точнее, не было в нем этого Чего-то – человечности: стеклянные глаза смотрели прямо, без искорок или каких-либо мыслей, а восковая кожа казалась бесчувственной, что, стоило к ней прикоснуться – как тело сковывало от холода. Но он стоял и покорно ждал - ведь такова суть роботов.
— Джо, - продолжал восклицать ученый, - сейчас же оповести мировых лидеров о том, что проект «Надежда» закончен! Подземные бункеры готовы принять большую часть населения земного шара и спасти человечество.
— Но профессор Ластмен, - юноша сделал паузу, - некого спасать, - будто показывая, что и он, кусок металла с искусственным интеллектом способен сострадать.
— Что? – еле вырывается из резко пересохшего горла мужчины, - Это несмешно! – тут же находится он, пытаясь изобразить смешок, - Глупости. Иди сейчас же сообщи миру о «Надежде», это дело не терпит отложения.
— Я же сказал, - в спокойном голосе Джо появились металлические нотки, - спасать некого. – Робот с тайным наслаждением наблюдал за тем, как расширяются глаза Ластмена, еще больше наливаясь кровью, а гибкие пальцы кисти, сжатые в кулак, неуверенно раскрываются, чуть вздрагивая:
- Вы не успели. Прошлой ночью произошел целый ряд взрывов атомных электростанций по всему миру, что, в свою очередь, породило взрывы других промышленных объектов и военных боеприпасов. Воздух ядовит, мировой океан отравлен, природа доживает последнее. Кто не умер от взрывов, того унесли ранения или болезни. Сейчас Земля – один большой радиоактивный объект. Так как никаких призывов о помощи или тому подобное мы уловить не можем, то вы – единственный выживший. Вы – последний человек на Земле.
На лице ученого застыл ужас, переросший где-то внутри него в опустошение, безжалостное и жестокое к человеческому сердцу. Ему хотелось кричать, но гортань почему-то не воспроизводила звуков, ему хотелось упасть на пол в истерике, но тело истуканом стояло на ватных ногах, пока, наконец, разум не отвоевал у страхов частицу сознания.
— А как же мои коллеги? – с надеждой спросил Ластмен, тут же начав лихорадочно набирать номера на телефоне, но гудки шли в пустоту, - Они ведь тоже находились в этом корпусе, они должны были выжить, как я!
— Другие ученые не выдержали потрясения. Кто-то наплевал на все и уехал умирать вместе с семьей, кто покончил жизнь самоубийством, у кого-то просто разрыв сердца, - Джо говорил степенно и хладнокровно, будто перечислял поломки в компьютере, - На планете из живых остались лишь вы. Вы и несколько миллионов искусственно-созданных.
— Роботов, - резко оборвал его мужчина, - Я и несколько миллионов роботов. Замечательно.
— Хочу вам напомнить, что мы в большинстве своем обладаем искусственным интеллектом, так что вы отчасти не правы, ведь…
— Почему ты не сказал мне сразу?! – вновь прервав ассистента, выкрикнул профессор, полностью разобравшись в ситуации, - Апокалипсис случился два дня назад. Почему ты не сказал мне?
— Вы сами велели не беспокоить вас по пустякам, - на безжизненном лице Джо появилась слабая глупая улыбка, как бы говорящая: «А что в этом такого?».
Ярость закипела в крови Ластмена, окрасив его изрезанное морщинами лицо в багровый, добившись того, что сильные руки схватили стул и обрушили его на череп робота, отчего кожный покров слез с половины его головы и части плеча, оголяя железную основу тела и глаза-лампочки.
— По-твоему, это пустяк?! – ревел Человек, - Гибель миллиардов людей – пустяк? Гибель всего живого мира – это ПУСТЯК?!
Будь в руках Ластмена сейчас хоть какой-нибудь инструмент, он бы разобрал это чудовище на мелкие детали, желая узнать, где сидит душа у роботов, прекрасно зная, что ее, в отличие от мозгов, у них нет. Но эту яркую вспышку гнева быстро затмила другая – отчаяния и горя.
Профессор кинул остатки стула в Джо, уже не обращая внимания на искусственно-созданного, и помчался по многочисленным коридорам, желая найти выход. Наконец толстая свинцовая дверь преградила ему путь, слепя глаза красной табличкой повышенной опасности.
— Пусти! – приказывал он двери, пока та противным голосом машины скрежетала о том, что выход на поверхность заблокирован системой безопасности ради его же блага, пока Ластмен просто не назвал самый главный пароль, известный ему одному.
Тусклый солнечный свет озарил полутемный коридор сквозь свинцовые тучи на небе, буквально пышущие ядом, мягкими бликами пробежавшись по каштановым волосам мужчины, где сегодня впервые появилась седина. Легкие сперло от совершенно новой концентрации воздуха так, что ребра застонали от боли. И, не смотря на то, что все вокруг было покрыто кратерами от взрывов, а кое-где разбавлено трупами, Ластмен уверенно побежал вперед, задыхаясь от дыма и спотыкаясь о груды камней, пока голова его не наполнилась туманом, уронив все тело на землю.
Но тут глаз, раздражившись от яркого света, начал нервно подергиваться, тем самым позволив мужчине падать первые признаки жизни, ведь в следующие полминуты голова его резко поднялась, давая носу вдохнуть побольше кислорода – чистого кислорода – в легкие, отчего Ластмен, отрывисто и глубоко задышав, смог полностью прийти в себя.
Над ним слепящими пятнами висели лампы операционного стола, отражаясь в стекле респиратора, позволившего профессору сделать тот самый первый вдох. Он опасливо огляделся, упершись глазами в серые стены и белоснежно-бесящий потолок. Кругом что-то все время монотонно шумело, не давая очнувшемуся сосредоточиться, пока, наконец, над ним не повисло знакомое, но искореженное лицо Джо.
— Профессор Ластмен, - тихо позвал создателя робот, наклонившись над его бледным лицом и тем самым закрывав ему свет от ламп, отчего зрительные анализаторы ученого успокоились и дали возможность мозгу здраво рассуждать, - Мы нашли вас в трехстах метрах от объекта без сознания, - видимо, при ударе ученый повредил ему голосовые связки, потому что теперь Джо говорил, как старое сломанное радио, - У вас заражение дыхательных путей и лучевая болезнь.
— К83, - хрипло прошептал мужчина, еле вспомнив официальное наименование своего ассистента.
— Я не К83, профессор, - будто обидевшись, возразил тот, - Я Джо.
— Нет, ты К83, - отрезал Ластмен, - а теперь скройся с моих глаз и позови М104УВ, - его грудь разрывало на части, но профессор пытался оставаться спокойным.
Мужчина, великий ученый и талантливый изобретатель своего времени Уильям Ластмен, теперь же просто последний человек на Земле, еще мог немного ходить, но большую часть времени он оставался недвижим в своей больничной постели, устремив опустошенный взгляд на стену-экран, где, сменяя друг друга, мелькали разрушенные Рим и Вегас, вновь сгоревшая Москва и затопленные Нидерланды, остатки от Великих Пирамид и огромные нефтяные пятна в Тихом океане. Он мог бы поставить заставки любимого дома или самые красивые пейзажи мира, которые существовали до апокалипсиса, но он предпочел жалким иллюзиям, могущим смутить его пошатнувшееся сознание, реальность, какой бы жестокой она не была. Он предпочел смотреть на то, что осталось от мира под названием Земля. Он не стал чинить Джо, хоть и мог, оставив ему эту обезображенную внешность и противный голос, чтобы не дать себе забыть, что все, кто его окружают, - роботы, бесчувственные роботы с большим IQ, а не большой душою. И когда к нему заходил К83 или какая-нибудь дамочка в медицинском халате с мелкой надписью на затылке «М42» или «Н3Р», он слышал, как шелестели в коридорах тысячи роботов, покорно ждущих только одного – его смерти.
Несмотря на свой искусственный интеллект, они не могли изменять своим программам, как рыцари Кодексам чести, а в программу каждого робота отдельным пунктом входит строчка: «Слушайся во всем человека и не смей причинить ему вред». Но стоит только этому Человеку отойти на тот свет, как робот освобождается от своих обязательств, становясь свободным и неограниченным в действиях. И теперь эти миллионы по всему земному шару стоят на месте, как истуканы, или выполняют свои привычные обязанности, если, конечно, есть шанс их исполнять, но ждут лишь одного – смерти Последнего Человека, смерти своего первого Создателя.
И Ластмен, прекрасно знающий об этом, содрогается от мысли, что их родную Землю заполонят миллиарды искусственно-созданных умов, бездушных машин, которые будут из и так мертвой планеты оставлять один скелет, ведь им не надо ни кислорода для дыхания, ни пищи и воды для поддерживания жизнедеятельности, а значит, ничто не будет останавливать их в добычах нужных ресурсов.
Он на секунду отрывается от расколотых Гималаев на экране, бросая беглый взгляд на электрокардиограф, который, являясь голограммой, прочерчивает в воздухе красными линиями кардиограмму умирающего человека. Но это для Ластмена не главное – главное таймер, примерно показывающий сколько еще ударов сможет сделать сердце. Обычно пациентам эта информация не показывается, но профессор настоял на том, чтобы ему было известно все о его состоянии.
И вот, когда время пришло…
— К83, - стоит лишь проговорить мужчине, как из тени комнаты появляется робот, - Принеси мне главный пульт управлениями всеми машинами мира.
На обычно отстраненном лице Джо появляется непонимание, смешанное с недовольством и подозрением. Но, совладав с собой, однако все же немного обойдя свою систему, он только спросил:
— Зачем он вам, профессор?
— Живо, - прорычал в ответ Ластмен, с удовольствием наблюдая за тем, как
ассистент уходит, а в коридоре усиливается ропот всевозможной техники.
Наконец Джо возвращается с маленьким пультом, напоминающим старое устройство от телевизора, и с неохотой вручает его Ластмену. Руки робота дрожали, выдавая его крайнее волнение, что профессор даже на мгновение заколебался в своем решении, но когда воздух снова прорезал сломанный голос машины, напоминающий потирание ржавого метала о себя, его голова снова наполнилась твердой уверенностью в правоте своего поступка.
— Так зачем он вам, профессор? – настаивал К83, спиной чувствуя, какое электрическое волнение поднялось среди его собратьев в коридорах.
Показания таймера колыхнулись между шестью и семью…
— Раз уж я последний человек на Земле, то и мне же быть последним героем.
Палец опустился на большую красную кнопку, одновременно став концом и для Ластмена, и для миллионов роботов.