Кто ж того не знает, что в любом университете есть преподаватели, слушая
лекцию которых давишь зевоту двумя ладонями, а в сонной голове думы всякие копошатся.
Так вот, как-то, сидя на лекции в таком состоянии, я долго думал, но ничего
путного не придумал, кроме как в развлекалочку с хохмачкой Галкой Бородавкиной позаниматься...
Пишу ей запи(сюль)ку: «Галка, у меня стоит вопрос. Как ты на это?»
Она тут же отвечает: «А у меня чешется ответ. Давай...»
А потом и началось:
- Галка, вот Чехов пишет, что «...куры всю ночь не спят и испытывают беспокойство, когда в курятнике нет петуха» ? Это правда?
- Я ещё в курятника не спала. Так что этого не знаю. А он что, курицей был? Или в курятник петухом на ночь являлся?
- Наверное, петухом являлся. А что ты, Галка, вообще знаешь из жизни кур и петухов?
- Знаю, что все знают: петух топчет курицу, после чего она яйца несёт. Я про лебедей больше знаю. - И ты, Галка, веришь в «лебединную верность»? - Я не верю, а знаю, что прекрасные птицы не хуже нас, людей, умеют изменять своим благоверным. Лебеди, которые стали эталоном верности, склонны к любви на стороне во время быстрых свиданий "украдкой"! А ещё знаю, что когда лебедь охмуривает лебедиху, он поёт ей песни, а после любви шипит.
- А как ты насчёт подтвердить свои наблюдения в пампасах?
- Так ты хочешь лебединной песней охмурить меня, а потом шипеть? Ну и мурый ты, Дурман!
И пошла-поехала наша переписка. До зажатого в кулак моего смеха, визга Галки, и
сигнала о окончании последней пары часов универовских занятий...
___
...Не знаю какие мысли бродили в головах моих товарищей, но к концу лекции мы пришли к единодушному мнению – надо остопарится.
Мы и сделали это, притом, неоднократно. Сотворив благое деяние, вышли из магазина «Вечерний», который закрывался в десять вечера, дружно закурили..., позубоскалили, пройдясь по улице Энгельса..., и разошлись на все четыре стороны, так как жили в разных концах города...
...Троллейбус домчал меня до площади, где стоял памятник вождю пролетариата – В.И.Ленину.
Подойдя поближе к его подножию, я споткнулся так, что вроде как поклонился ему низко, и тут же крепко матюкнулся.
Хорошо, что поблизости ментов не наблюдалось, а то вытрезвителя мне бы не миновать. Подался дальше. А от вождя до моего домика, где было сытно и уютно, пешадралить надо было чуть меньше часу.
Попёр ближайшим путём. Проскочил по улице Герасименко мимо кинотеатра «Аврора», затем шмыганул меж двухэтажек общежитий, по улице Ларина вдоль кирпичного забора института РИИЖТ, за которым вонюче дымилась мусорная свалка, аж до переулка «Боевой».
Чешу по переулку дальше мимо дворов частного сектора.
Мороз крепчал и лез под моё демисезонное фраерское пальтишко. В морозном воздухе падали изящные снежные звёздочки, отчего шевелюра головы моей превращалась в снежный ком с одеревяневшими ушами.
Зато, разлепив заиндевевшие ресницы, видел опоясанную золотисторадужным кольцом луну, и деревья в мохнатых снежных шубах.
Наконец-то в час после полуночи я открыл калитку своего двора и дверь кухни, где и попал в её жаркие объятия.
Как говорят «на мороз» в поддувало печи из топки постреливали раскалённые искорки, а на плите витеевато подвывал чайник. Моя заботливая мама, привыкшая к моим поздним возвращениям домой, всегда приготавливала для меня что-либо поесть, прежде чем уйти спать во флигель.
Так было и в эту ночь. На печной лежаночке стояла кастрюлька с чем-то горяченьким. Но мне страшно хотелось холодного борща.
Шиза у меня такая была после водочки. Сняв своё закоцубевшее на морозе пальтишко, я, схватив чайник, вышел в коридорчик кухни, где стоял рукомойник. В том коридорчике было чуть теплее чем за его дощатыми стеночками и окнами, что называли «итальянками», которые были в мохнатой намерзи.
А на полу стояла большая кастрюля. Откываю крышку, так и есть – борщ в ледяном покрытии, как я определил, что и было по моей шизе.
Метнулся в кухню, схватил разливную ложку, ручкой которой пробил корку льда в кастрюле, запустил ложку до дна, подцепепил кусок мяса, и с блаженством вонзил свои зубы в него.
Отгрызая кусочки, не очень разжёвывал их, и они ледяным полуфабрикатом катились по пищевому тракту, ещё не остывшему от дружеского выпивона. Расправившись с мясом, схлебал два-три половника борща, и улёгся спать.
И снились сны мне, сны небывалые – цвели цветы, несмотря на крещенский мороз за окном. И снилась девушка. Такая чудная! Такая милая! На вид – гроза!..
Мне сердце ранили мечты обманные и жгли лучистые её глаза. С тем я и проснулся в субботнее утро...
___
Садимся завтракать...
Мама и спрашивает меня:
- А с чего это ты не поел, когда домой заявился? Я ж на печке макароны по-флотски тебе поставила.
- Мам, вы же знаете, что я борщ холодный люблю. Я его и поел.
- Какой борщ?
- Так в коридорчике кастрюля стояла.
Я кусок мяса вытащил и съел, да юшкой запил. Так что вы не переживайте, я не голодный спать лёг.
- Ты с ума сошёл что-ли? Какой борщ?! То ж кастрюля с помоями была и в ней тряпка, что я посуду мыла!
Мама расхохоталась, а отец говорит:
- Гутен аппеттит, Михаил Фёдорович!
И тоже в хохот...
Что мне оставалось делать, кроме как хохотать и прикрывать рот ладошкой, давя рвотные позывы.
Об этом я никому не рассказывал. Хранил, как военную тайну.
Теперь, за давностью лет, колюсь.........