Задумывался ли кто либо, почему богатый русский язык выбрал для определения религиозности слово «вера»? Случайно ли это произошло, или под этим кроется глубокий философский смысл?
Когда мифология сотворила бога-философа Ономотета только ради того, чтобы он давал имена всему сущему, предметам и живым существам, этим определялась значимость и судьба всего поименованного. Вспомним мировую традицию осторожного и тяжкого выбора имен людей и морских судов. Народная мудрость гласит, - «Как судно назовешь, так оно и поплывет».
На сколько же значимо слово «вера», применительно к религии?
По Брокгаузу и Эфрону «Вера - проистекает из сознания слабости, неуверенности в себе, признания авторитета. Верит тот, кто не хочет или не может решить или сделать чего-либо сам, полагаясь или на общепринятое мнение, или на авторитетное лицо.»
Гуcтав Г. Шпет так определил общую характеристику веры. «Вера состоит не в чем ином, как в принятии возможности за действительность. Вере всегда противостоит сомнение вообще, или всеобщая возможность сомнения — скептицизм…. Вера проистекает из сознания слабости, неуверенности в себе, признания авторитета. Уверенность есть сознание собственной силы и состоит в убежденности в истинности своего знания или правоте своего дела.»
Еврейский мыслитель прошлого века Мартин Бубер различал два образа веры: вера как убеждение (пистис) и вера как доверие (эмуна). ( К этому автор еще вернется ниже.)
Как считает Т. П. Скрипкина, определения понятий «вера» и «доверие», приводимые в толковых и даже философских словарях, не позволяют четко разграничить их смысл (2000) . Как же понимается вера?
По словам апостола Павла, «вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» [Ев. 11:1]. В соответствии с этим онтологическая функция веры, по мнению некоторых исследователей, утверждает человека в некоторой неопределенной реальности. Это может быть переживание будущего, уверенность в том, что оно наступит, реальное ощущение будущего, которое связано с иными основаниями, чем размышление и логический вывод ума.
Вера и неверие являлись предметом исследования и споров многих поколений теологов, философов, а в последнее время и психологов. Наиболее адекватное понимание веры, как мне кажется, дал С. Л. Франкл (1990), который отмечал, что «вера — это убеждения, истинность которых не может быть доказана с неопровержимой убежденностью» (выделено И.Х.). Убеждение — это твердый взгляд на что-нибудь, основанный на какой-нибудь идее, на мировоззрении. Убежденность — твердая вера в истинность чего-либо. «Убежденный — твердо уверенный в чем-нибудь, уверенный; непоколебимый в своих убеждениях» (С. И. Ожегов). То есть вера — это убеждение, лишенное сомнений. Отсюда важным признаком веры является наличие уверенности. Например, В. Г. Галушко (1994) считает, что вера в нерелигиозном смысле означает субъективную уверенность при отсутствии объективных оснований для ее оправдания, т. е. без возможности удостовериться в ее истинности.
Возможно, из-за этой неуверенности в достоверности божественного присутствия и появилось словосочетание «вера в Бога».
Если попытаться подытожить вышеперечисленное, вера — понятие чаще всего идеологическое, мировоззренческое.
Именно с этими особенностями словоприменения приходилось неоднократно сталкиваться всем моим современникам, искалеченным коммунистической идеологией, ставшей базовой основой советской культуры. Но осознать и понять это было очень непросто.
Впервые с этим автор вплотную столкнулся, работая над разделом еврейских диаспор мира своей тематической еврейской энциклопедии [1]. Когда очередь дошла до Кореи, было принято решение объединить обе части расколотой страны. Для конкретизации места была составлена таблица с колонками для северной и южной части страны, которая и преподнесла первые сюрпризы. В подразделе «Перечень религий», на севере, неожиданно понадобилась дополнительная строчка для 16% атеистов к строке с 2% нерелигиозных. В южной части страны, атеисты отсутствовали напрочь, но численность нерелигиозных возросла (по сравнению с севером) до 56%.
Для двух мононациональных стран (100% корейцы) различие оказалось феноменальным.
На тот период (начало 90-ых и отсутствие Интернета), энциклопедия ENCARTA на CD подтвердила, что только в странах социалистического лагеря имелись статистически значимое число атеистов, а в других странах цивилизованного мира их численность была столь мала, что вписывались в графу «другие религии».
По данным ENCARTA более поздних годов (энциклопедия обновлялась ежегодно), в России зарегистрированы 5% атеистов, в Белоруссии – 9%, в Украине и Молдавии – 4%, в Казахстане и Эстонии -11%, в Грузии, Таджикистане и Узбекистане – 2-3%, в Монголии -9%. В последующие годы численность атеистов в мире возросла, достигнув значений: в 2005 году в Великобритании – нерелигиозных 11,9%, атеистов 2,3%; в 2006 году атеистов в США – 4%, Италия – 7%, Испания -11%, в 2007 году к наиболее атеистическим странам отнесены Швеция (45-85%), Вьетнам -81%, Дания (43-80%), Норвегия (31-72%), Япония (64-65%), Финляндия (28-50%), Франция (43-54%). Скорее всего, эти данные объединяют вместе атеистов и нерелигиозных.
Опросы ВЦИОМ показали, что в 2007 году в 46 областях России к атеистам отнесли себя 6% населения, а к безразличным -8%. По данным Левада Центра того же года, численность неверующих (формулировка центра И.Х.) в России составила 23%.
Полученная по Корее информация вызывала шоковую реакцию автора о собственной роли в этой системной кампании оболванивания, которым воспользовалась власть ради превращения собственного населения в тупое стадо. Суть даже не в том, от какой информации изолировали население, которому, в соответствии с Конституцией, представляли индивидуальное право выбора, а в том, что видимые границы обрела государственная цель полного оболванивания под видом новых культурных ценностей. Мы с гордостью бравировали вбитым с детства атеизмом, как самой передовой культурой новой общественной формации, не знавшей и, в массе своей, не читавшей главной книги цивилизованного мира «Пятикнижия». Когда этот позорный факт был осознан, появилось желание отмыться от этого клейма и сменить собственный статус атеиста на нерелигиозный. Логично было бы перестроить себя и, как большинство бывших коммунистов, ринуться срочно изучать, так называемые, догматы религии. Но это значило признать собственную беспринципность и готовность «вступить» в очередную господствующую партию и идеологию. Слишком наглядно многие годы подобная «перестройка» льется со всех телепрограмм российского телевидения, когда истово крестятся вчерашние атеисты-коммунисты верхних эшелонов власти: КГБист Путин, иудей по рождению Фрадков и все их окружение. Ни достоинства, ни стыда, ни элементарного понимания собственного ничтожества. Этой, совершенно беспринципной публике, совершенно неважно во что ВЕРИТЬ и чему НЕ ВЕРИТЬ, только бы плыть в русле любой очередной новой, если не идеологии, то проправительственной линии. Этой позорной кампании противопоставили себя другие, более умные приспособленцы, типа В. Познера, примерившего для себя актерскую роль воинствующего атеиста. Не верю, мол, потому что не верю, и все тут. Я с Америки ушел, я из партии ушел, от власти держусь в сторонке, но атеизм остается моим сценическим лейблом и связанного с ним сценария.
В этом месте хочется задать всем этим господам вопрос: стоит ли гордиться и носиться с верой, или неверием? Homo sapience - человек думающий – должен ЗНАТЬ, может допускать, но не верить. Как утверждал Густав Шпет, «…безоговорочно принятые сведения, тексты, явления, события или собственные представления и умозаключения в дальнейшем могут стать основой самоидентификации, определять некоторые из поступков, суждений, норм поведения и отношений».
Вернемся к поставленному в начале вопросу: на сколько же значимо слово «вера», применительно к религии? Как быть с верой в Б-га?
Подобная постановка вопроса невозможна в истинно религиозной среде. Религиозные люди не верят, они ЗНАЮТ, что Бог во всем сущем и, в том числе, в каждом из нас.
Весьма показательна, в этом отношении, мудрая притча.
Религиозный скептик, беседуя с раввином, заявляет ему, что не верит в Бога.
- И я тоже не верю, - отвечает раввин.
- Как же подобное возможно, ребе, - спрашивает скептик. Вы же раввин, служитель Бога?!
- В того бога, в которого ты не веришь, я тоже не верю, - ответил ему раввин.
Вопрос веры, безотносительно к конкретной религии, постоянно привлекал внимание автора, поскольку был тесно связан с противостоянием господствующей в стране идеологии. Но особо он обострялся, когда удавалось выезжать за границу, в свободный мир, не подверженный психиатрической обработке тупой коммунистической идеологией. Уже на этой стадии, задолго до эмиграции, наглядно проявлялась пропасть, отделившая нормальный свободный мир, от нашего закомплексованного и стадного - советского.
В 1982 году автору пришлось на несколько дней задержаться в Кошице (тогда Чехословакия). Гостиница располагалась рядом со знаменитым католическим собором Святой Елизаветы Венгерской, в котором я с удовольствием проводил время ожидания, наблюдая за службой, за скульптурными украшениями этого готического чуда архитектуры. Обозревал стоя у входа, чтоб не мешать посетителям. Рядом со мной, опустившись на колени, молился молодой парнишка – студент, судя по стоящим рядом ранцу, баулу для чертежей и рейсшины. Вечером, и на следующее утро, картина не изменилась, как будто парень прирос к месту и никуда не уходил в промежутке между службами.
Когда, в один из дней, мне сообщили, что пришлют за мной машину, решился поговорить со студентом (благо, словацкий язык родственен украинскому). Оказалось, что регулярное посещение собора в эти дни связано для парня с предстоящей операцией его матери. С детских лет он сопровождал родителей на праздничные богослужения, но с тех пор редко когда оказывался в соборе. В канун операции он приходит молиться деве Марии, чтоб помогла врачам и матери. Если операция завершится благополучно, он закрепит рядом со скульптурой девы Марии благодарственное послание на небольшой мраморной плитке.
На следующее утро, прежде чем уехать, я зашел в собор, чтоб посмотреть, что парень имел в виду. Вся стена в нефе девы Марии была увешена подобными посланиями благодарности.
Запомнился еще один, не столь давний, случай в Канзас Сити (США). Я гостил у брата, когда прибыло напоминание из консервативной синагоги об очередной годовщине смерти нашей матери с приглашением на поминальную молитву. В день поминовения рядом с нами расположились две пожилые женщины (в консервативной синагоге женщины молятся вместе с мужчинами). Углубившись в чтение молитвенника, я, боковым зрением, обратил внимание, что наши соседки читали и пели молитвы, не заглядывая в молитвенник. По завершению службы мы обратились к женщинам с вопросом, как часто они посещают службы, чтоб наизусть выучить священные тексты. Ответ, почти буквально, повторил ранее сказанный словацким пареньком: столь же часто, как и вы, на праздники и в поминальные дни. А знакомы с молитвами, так как в детстве, когда с родителями посещали синагогу по праздникам, легко запоминали тексты.
Именно так формируется мировая культура цивилизованного мира, от которой все мои современники и соотечественники были освобождены по воле навязанного коммунистического мировоззрения. Ничего святого за душой моему поколению не досталось. Все мы стали на столько похожи друг на друга, что в зарубежье узнаем себе подобных даже не прислушиваясь к языку общения. Натуральные homo sovieticus.
Возможно, именно поэтому никого не коробит, когда принадлежность к религии определяем столь одиозным словом, как «вера». Верить, - believe (англ), confiance (фр.), vertrauen (нем), ;;;;;; (ивр.), а религиозность, что мы понимаем под словом «вера»: denomination (англ.), croire (фр.), glauben (нем.), ;;; (ивр.). Видимо поэтому, прямо поставленный вопрос «…верите ли вы в Бога?», как правило, оставался, в большинстве случаев, непонятым. Хотя, нельзя исключить, что большинство тех, кто понял вопрос, считали его нетактичным вмешательством в личную жизнь.
Безусловно, можно утверждать, что, пока не доказана реальность существования Бога, вполне допустимо верить, или не верить в Него. Но это уже от лукавого. Когда страну уподобляют стаду и заставляют верить в материализм, коммунизм, социализм, марксизм и другие удобные государственной идеологии (-измы), граждан фактически лишают право выбирать верить, или не верить, в том числе, и в Бога. Их обязывают верить в официальную пропаганду. Если бы уважали людей, и представляли, в равной степени, все философские взгляды, предлагали думать, оценивать и выбирать собственную позицию, возможно у некоторых закралось бы сомнение в возможности существования некоего четвертого (пятого и т.д) пространственного измерения, в котором обитают наши души, мысли, знания и многое другое, что сегодня не имеет входа в материализованный и закостеневший мозг.
Но это уже иная реальность, которая недоступна нашему поколению.
1. Тематическая еврейская энциклопедия Иосифа Хейфеца. (На компакт диске. CD)
Иосиф Хейфец