Окрестности Апанаса непередаваемо живописны. Горка напротив меняла цвет в соответствии с цветением растений: была то оранжевой от огоньков, то белой от ромашек и синей от колокольчиков.
Под обрывом река Чумыш делает большую петлю, и когда мы приехали, то это был великолепный луг с запахом нагретого солнцем аниса. Потом эту петлю перегородили в самом узком месте и стали загонять туда деревенское стадо, что, конечно, было удобно для пастуха: богатый корм, вода рядом и коровы никуда не денутся.
Смешанные леса вокруг, нельзя сказать, чтоб были очень грибные, но наша семья их регулярно проверяла, и без грибов зимой мы не оставались. Особенно любили солёных бычков, спрессованных в собственном желе так, что не оторвать друг от друга. Мама виртуозно находила грузди, а у папы были свои тайные лесные плантации, которые он мог посетить и через день-два, дав подрасти малышам.
Однажды под Мостовой брали подосиновики, поляны были уставлены огромными чистейшими грибами с красными шляпами, как в декорации для киносказки, буквально, хоть косой коси.
За это чудо мы тут же расплатились сильным страхом из-за внезапно разыгравшейся грозы, молнии били чуть не под ноги.
Такие поляны, только уже белых грибов, я потом видела под Новосибирском.
За Чумышом – тайга с крапивой выше человека, с буреломом и всем, что полагается тайге, включая малину с красной и черной смородиной, - там добывали кедровые шишки. Иногда уходили с ночёвкой, вечером у костра на шершавом барабане перетирали шишки и домой приносили отборный орех.
Пока папа был молодой и сильный, он сбивал шишки, ударяя по кедру другим деревом – поменьше, называлось это «брать на колот», этот колотун таскали за собой от кедра к кедру.
Не знаю, что может быть вкуснее испечённых или сваренных в чугунке свежих кедровых шишек. В глазах стоит Лика в джинсовом костюмчике со светлыми закудрявившимися волосами вокруг головы и с хвостом на затылке – глаз не оторвать.
Николай Васильевич смотрел, смотрел, как она лакомится шишкой, да и говорит: «По телевизору-то браконьеров все страшных показывают, заросших, неопрятных мужиков, а они вон какие симпатичные, оказывается».
Но если выдерживать установленные сроки, можно и без шишек остаться.
Я могу продолжить список деликатесов, которых с тех времен больше не пробовала. Это: бабусин хлеб и вообще её выпечка («шанешки наливные», а если булочки не удавались, то они были «алябушки»), топлёное из русской печи молоко и янтарный мёд, - два или три года дедуля держал в огороде несколько ульев.
Однако город рос, обживал окрестности. Вокруг Апанаса появились корпуса летних лагерей ПТУшников, которых почему-то называли «хобзайцами», какое-то предприятие построило дом отдыха.
Ограда клуба стала сильно щербатой, ее штакетины были основным аргументом в разборках деревенских с городскими.
Моя подруга из Алма-Аты назвала наши угодья «краем непуганых браконьеров», но и туда добралась «цивилизация» в виде угольных карьеров, которые подобрались к деревне буквально за километр.
Добыча угля открытым способом - это постоянные мощные взрывы. Было лето, когда мы не смогли съесть ни одной ягодки малины, - все было покрыто слоем ржавой липкой грязи, не растворяющейся в воде.
Дом тоже реагировал болезненно, в стенах появились трещины, на крыше угрожающе качалась труба. Папа написал куда-то жалобу на администрацию карьера. Администрация, правда, отреагировала: однажды перед взрывом в дом пришли два мужика, согласились, что взрывы слишком мощные, но никаких изменений в технологии карьера не последовало.
Дом вообще стал сильно разрушаться от сезонной эксплуатации, на зиму воду из труб сливали и он стоял промерзший, а весной приходилось начинать с заделывания трещин и побелок.
Вспоминается одна из последних рыбалок в Апанасе. Субботний летний вечер. Все, как говорила бабуся, «ухенькались», принося семье пользу и, размякнув после бани, расползлись по углам и спальным местам.
Мне удалось занять самое популярное – на веранде. Двигательное беспокойство только у двоих: у моего Юрика (лет 16) и у Юрия Петровича.
Им ужасно хочется полазить с бреднем по реке, уверяют, что непременно должна попасть щука. Но нужен третий, кто согласился бы идти вдоль берега с пойманной рыбой и одеждой рыбаков.
Они последовательно «охмуряют» каждого члена семьи, рассказывая какой невиданной величины и красоты эта дура-щука, решившая свести счеты с жизнью в сети удачливых рыбаков. Никто на провокацию не поддаётся, но всё-таки им удается найти самого слабохарактерного – меня, разумеется.
Было уже темно, когда мы прошли мимо кладбища, спустились с обрыва и пересекли луг, то есть добрались до начала рыбацкого маршрута, изученного за 30 лет до каждой ямки и мели. Сколько бы ни заводили бредень – не было щуки, не было рыбы вообще; предчувствие обмануло двух Юр, как и во многих других случаях.
Обшарив все извилины реки и утешая себя, чем можно, рыбаки с береговым сопровождением в моем лице спустились за деревню и, стоя в воде, начали сворачивать бредень, периодически встряхивая его и очищая от травы.
Было уже за полночь. Было темно и тихо. Деревня спала, не было слышно никаких звуков, а над рекой зависла огромная круглая луна, какая бывает только летом.
И вдруг в этой темноте и тишине раздался здоровый громкий хохот двух молодых мужчин, который разнёсся далеко по реке. Они просто умирали от хохота, а мне оставалось только ждать и получать удовольствие от ситуации.
На берег Юры вышли, неся бредень и обещанную им судьбой щуку – она запуталась в последний момент, когда сворачивали бредень. Предчувствие всё-таки их не обмануло!
Фото: Валя, Нина, бабуся, Лика, Оля, Олин муж Юра, папа, перед ним мой сын Юра, я, сзади на столбиках ворот сидят Катя (Ликина дочь) и Аля (Олина дочь). Апанас. 1983.
Продолжение: Папа. Ч.1 http://www.proza.ru/2016/11/13/907
В начало: Вступление http://www.proza.ru/2016/11/02/1374